Переулки в больших городах, как это ни удивительно, в большинстве случаев становятся местами, где невинные люди, имеющие неосторожность зайти туда, подвергаются нападениям со стороны злоумышленников, которым движет жажда наживы, и для которых такие места становятся естественной средой обитания. В одном из таких переулков Мусутафу одна низкая старушка в розовом пальто и шапочке подверглась нападению трех злых мужчин, пока она шла по короткому, но небезопасному пути домой.
Убедившись, что за ними никто не наблюдает и не видит, трое окружили невинную старушку. Один выхватил ее пакеты с продуктами, разорвал руками-лезвиями, высыпав на тающий грязный снег овощи, фрукты и лапшу быстрого приготовления. Пошарив по наживе, но не найдя в них ничего ценного, он приставил руку-меч к ее горлу, пока один его сообщник, весь состоящий из скопления камней, грубо держал ее за руки. Женщина дрожала от страха, а синие глаза за линзами очков стали наполняться слезами.
— Ну что, бабушка, — сказал третий мужчина с темно-красными волосами, гадко улыбаясь, — отдаете нам все, что у вас в сумке, или покинете этот мир чуть раньше назначенного?
Несчастной жертве ничего не оставалось делать, кроме как протянуть свою маленькую светло-коричневую сумочку их главарю. Последний грубо выхватил ее, взяв за золотистую цепочку, открыл и примешал к валяющимся на снегу продуктам какие-то таблетки, маленькую пудреницу, помаду и черный кошелек. Подобрав последний с жадным выражением лица, он высыпал на ладонь все сбережения.
Мелочь. От силы 200 йен.
— Ай-яй-яй, бабушка, — с притворной досадой покачал головой главарь, убирая столь незначительную сумму в карман изношенной кожаной куртки. — Совсем плохо с пенсией? Или совсем о других не думаете? В то время как вы покупаете себе вкусности, мы, между прочим, голодаем.
Он со своими сообщниками засмеялся из-за разыгранной им сцены. Голодают, как же! Но они не выглядели голодными или несчастными: три амбала под два метра ростом, на пальцах которых откуда-то взялись дорогие и даже несколько вульгарные кольца.
— Прошу вас... — онемевшими от страха губами проговорила бабушка, — отпустите меня... Я... Меня ждет мой внук и муж... Клянусь, я вас не сдам, только пощадите меня...
— Ах, вот как! — с чувством сказал главарь, перекидывая упрекающий взгляд на сообщников. Невероятно, но каменный освободил ее от своей могучей хватки, а серебристый меч ушел обратно в железный кулак, который снова превратился в плоть. — Приносим свои извинения, уважаемая, совсем не подумали, что у вас может кто-то ждать.
Женщина, не веря своей удаче, расплылась в счастливой улыбке и благодарно отклонялась им троим...
И сразу после этого все трое залились воющим смехом.
— Так мы тебя и отпустили, — сказал человек с лезвиями. Он был ниже главаря, а белые волосы колючками торчали вверх. Он плотно приложил друг к другу пальцы м занес ребро ладони над головой старушки. Предплечье превратилось в металл, а рука — в секиру.
— Впервые попадается такая слабоумная жертва, — снова схватив жертву, пророкотал каменный злодей.
— Свидетелей в живых мы никогда не оставляем, — сказал главарь, — уж тем более тех, от которых нам никакой пользы. Прощай, бабуля, о тебе никто и не вспомнит.
Последнее, что видела женщина перед тем, как зажмуриться, — кровожадный оскал палача, который уже опускал на ее макушку секиру. Но вдруг странный кристальный раскат рядом с ней и вскрик боли заставили ее открыть глаза: рядом с ней на свету поблескивал ледяной кристалл, острие которого, если судить по надломанной вершине, с огромной скоростью врезалось в лезвие злодея. Последний, жмурясь, баюкал свою кровоточащую руку, которая вновь стала нормальной.
— Отпустите ее! — раздался у них за спинами подростковый голос.
Главарь глянул на смельчака через плечо, ожидая увидеть совсем молодого про-героя, только-только вырвавшегося на опасную работу, но вместо него он увидел, как это ни странно, подростка в зимней куртке, который своими двухцветными глазами смотрел на них через красно-белую челку. Правая рука была вытянута вперед, и явно готовилась к повторной атаке.
— Пшел бы ты отсюда, щенок, — сказал главарь резким тоном, буквально плюясь словами. — А не то мы и тебя взгреем.
— Слышь, Ящер, — в голосе пострадавшего перестала звучать боль. В нем слышалось глубокое потрясение, — это ж мальчонка Старателя.
Ящер, услышав его слова, повернулся к Шото и стал оценивающе рассматривать его.
— Лягать, а ведь ты прав, Нож.
— Давай реально взгреем его, — уже с азартом сказал Нож, кивая в его сторону. — Его папаша нам такой выкуп потом заплатит, что обосрешься.
— Уж лучше прикончить его, — безапелляционно заявил Ящер, двигаясь к нему и маня Ножа жестом. — Скала, а ты с нашей гостьей никуда не уходи. Мы быстро. — Он посмотрел на Шото, злобно улыбнулся и облизнул губы черным и раздвоенным языком, как у варанов. — В одиночку он тут ничего не сможет сделать, а паразитов-героев нужно убивать, пока они не набрались опыта и не стали реальной угрозой.
Они уверенно шли в его направлении. Нож смотрел на него с острой, как его лезвия, злобой, явно лелея пьянящую надежду на отмщение. Шото не двигался, ибо он был не один.
«
Надо остановить их, — сказал он Реисэцу, когда те, проходя мимо, услышали разговор злодеев. —
И нам срочно нужен план».
«
Мы можем не успеть, — сказал ответил Канхьо, и его рука, прижатая к углу здания, из-за которого они шпионили за ними, бессмысленно задымилась. —
Они могут уже навредить ей, а в худшем случае и убить».
«
Тогда придется действовать на страх и риск: выйти к ним сразу, не зная сути их причуд. Видно только каменного злодея».
«
У меня уже есть идея, но для этого нужно, чтобы ты приманил их к себе».
«
Что ты придумал?».
«
Некогда. Просто действуй».
Канхьо исчез сразу же, когда Тодороки моргнул, и теперь он выполнял первую часть плана, о сути которого даже не знал, и ждал очереди Реисэцу. Он стоял перед двумя злодеями, готовый в любой момент нарушить правила действия и защититься.
— Даже не убегает, — сквозь зубы сказал Нож, — вы только гляньте на эту уверенность.
Клыки Ящера удлинились, а с языка стал капать медово-коричневый яд.
— Один парализующий укус, а потом ты прирежешь его.
— «Вечная мерзлота»!
Ящер и Нож, которым до Шото оставалась пара метров, закричали от боли и застыли на месте. Посмотрев под ноги, они увидели, как их обувь стекленеет, а лед, словно голодный хищни, ползет выше и толстеет, заключая их в свой холодный плен.
— Никогда не понимал канона называть свои приемы вслух. — Канхьо словно вышел из стены и стал небрежно двигаться к ним. — Мы герои или феечки Винкс?
— Не знаю, Айси, не знаю, — ответил Шото, обходя их стороной и идя в сторону друга.
— ТЫ! — прорычал Ящер у себя за спиной, все еще корчась от боли вместе с Ножом. —
ЧТО ТЫ С НАМИ СДЕЛАЛ?!
— Приморозил на месте. — Реисэцу вышел к ним и предстал во всей своей красе. — Из этого льда невозможно выбраться. Все живое, попавшее внутрь, немедленно заледенеет. А вам обеспечено обморожение третьей степени.
— Немедленно отпусти нас! — прокричал Нож, превращая целую руку в меч и пытаясь дотянуться острием до горла двух парней. — Черт, как больно!
— Лед продолжит расти, пока не захватит вас, — спокойно продолжил Реисэцу. — Это не смертельно, но от некроза тканей вам не сбежать. И да, УБЕРИ НОЖ!
Из-под земли вырос ледник и заключил в себя его руку.
«
Это напоминает мне что-то ужасное», — подумал Канхьо про его меч, и вместе с Шото он пошел к третьему злодею, который все это время держал несчастную в заложниках и вместе с ней наблюдал за происходящим.
— Я был сбоку от вас все это время, — сказал Реисэцу, — и до чего противно было на вас смотреть.
— Назад! — прогремел каменный голос. — А не то я убью ее!
— ДЬЯВОЛ ТЕБЯ ПОБЕРИ СКАЛА! — выкрикнул Ящер. — ОТПУСТИ ЭТУ СТАРУЮ КАРГУ И УБЕЙ ЭТИХ СОПЛЯКОВ!
Скала подчинился, будто бы нехотя, отбросив хрупкую старушку, словно мусор. Каждое его движение создавало звук бьющихся друг об друга камней. Не прилагая никаких усилий в ударе, он, демонстрируя силы, разбил глыбу Шото, которым он ранил Ножа, и лед разлетелся вдребезги. Тогда-то парни и приготовились.
— Он уже представляет реальную угрозу, — сказал Шото. — Нам придется попотеть.
— Попытаемся задержать и его, — сказал Канхьо и первым начал атаку.
Столбы льда беспрерывно вылезали под ногами Скалы, который без всяких усилий ломал их, словно хрупкие сосульки. Шото, стиснув зубы, прилагал огромные усилия льду, не тревожась за себя: рядом с Канхьо, который всегда защищал его от переохлаждения, он мог использовать правую причуду беспрерывно, а наледь на нем мгновенно испарялась. Реисэцу от него не отставал и раз за разом заключал конечности скалы в толстые глыбы, при этом пытаясь пропитать льды морозом и превратить их в ловушки, как он это сделал с Ящером и Ножом. Скала, тяжело дыша от усталости, замедлился, чтобы дать двоим парням (считай — мертвым) устать, а потом разделаться с ними. Льды с глухим треском покрыли его тело, оставив только голову. К концу заморозки Тодороки тяжело дышал от усталости, но Канхьо был бодрым как никогда.
— Думаете, это меня остановит? — спросил Скала, ухмыльнувшись каменными губами. Глазницы были пусты, как и тело. Казалось, что он был живой статуей неумелого скульптора.
— Это — нет, — ответил Реисэцу, — но вот недолгий сон — да.
Он поднес к лицу левую руку и щелкнул пальцами. Между трущимися пальцами вспыхнул морозный дым, а через пару секунд Ящер и Нож, все это время борясь с холодом и болью, вздрогнули от неожиданного звука, который был похож на звук упавшего валуна.
Шото смотрел на произошедшее с изумлением.
(
рука бессмысленно задымилась.)
«
Конечно... — подумал он, смотря на Скалу, который лежал без сознания под придавившем его тело глыбой бело-голубого льда. —
Он заранее создал ловушку в виде ледника специально для него, потому что знал, что просто так с ним справиться не удастся...»
Реисэцу убрал лишние осколки льда и заключил конечности злодея в очень плотные глыбы. Шото обошел злодея, ища старушку, хотя думал, что она уже убежала.
Но нет. Она стояла позади ледника и плакала.
— Вы в порядке? — спросил Шото. — Не ранены?
Старушка метнула в его сторону испуганный взгляд.
— Дитя! Ты цел? Они тебе ничего не сделали?
Шото оторопел.
— Я в порядке. Но как вы? Может, отвезти вас к врачу?
— Я цела. Но... Где твой друг?
После сказанного из другой стороны льда показался Канхьо, убирающий телефон в карман.
— Я отправил Айзаве сообщение и координаты. Он с другими героями скоро прибудет и заберет их.
—
Целы! — воскликнула старушка, расплывшись в отчаянной и счастливой улыбке. На удивление, все зубы были при ней. Она посмотрела на небо, печально хохотнула и прижала ладони к груди. — Я-то испугалась, что из-за меня умрут невинные дети! Большое вам спасибо, мальчики, большое спасибо, что пришли на помощь.
— Не за что благодарить, — сказал Шото, а Канхьо протянул ей ее сумку, в которой он собрал все не вещи (и даже вырвал деньги у Ящера и положил в бумажник).
— Скажите, кто вы, молодые красавцы?
— Студенты Юэй, — ответил Реисэцу, и в сапфировых глазах старушки заискрился восторг.
— Будущие герои! — с благоговением выдохнула женщина. — А ты, юноша, правда сын Старателя? Я рада, что смогла повидать на закате своей жизни дитя столь уважаемого героя.
От ее слов у Шото все внутри сжалось.
— Я обязательно напишу благодарственное письмо Юэй за то, что он учит таких замечательных людей. Но мне за вас страшно, дети. Юноша, тебе от силы шестнадцать лет, но у тебя уже такой страшный ожог на таком красивом лице, а у тебя, молодой человек, я вижу, уже был серьезный порез в области вен.
После ее слов Шото дотронулся до лица, а Канхьо посмотрел на неровный горизонтальный порез и почесал область большого пальца. Он уже забыл, что половина чувствительности безвозвратно потерялась, но когда эта добрая бабушка указала на их шрамы, он вспомнил, как раньше горевал по этой мелочи. Шрам тоже напоминал нечто очень неприятное и страшное.
— Не могу не отметить, что у вас очень красивые глаза. Особенно у тебя, мальчик. — Она посмотрела на Канхьо.
— Хм... Спасибо, — от непривычности получать комплименты он перевел взгляд в сторону, неловко сжав правый уголок губ.
— Давайте мы проводим вас, — сказал Шото. — До такси.
— Буду признательна, дети.
— Только ваши покупки... — Канхьо вдруг вспомнил, что приморозил их к земле.
— Бог с ними, — отмахнулась она.
Остаток переулка они шли вместе с ней. Когда они вышли на оживленную улицу и остановили такси, старушка попросила их имена, чтобы потом уточнить в письме, кого именно она благодарит.
— Удачи вам, дети, — мягко улыбнулась она, садясь в машину. — Я уверена, что ваши родители вами гордятся. Очень надеюсь, что доживу до того момента, как мой внук сделает из вас своих кумиров.
Распрощавшись с ней, они недолго стояли на месте, пытаясь переварить произошедшее.
— Не знал, что у тебя был опыт по поиске злодеев, — сказал Шото.
— Так и есть. Я сейчас впервые дрался со злодеями.
— Твои действия утверждают обратное. Ты заранее приготовил ловушку.
— Додуматься до такого было нетрудно. Если ты забыл, я всю жизнь жил рядом со злодеями, но мне посчастливилось выжить в том кошмаре.
Шото ничего не ответил, замолчал и Канхьо. Они перешли дорогу, попав в более-менее свободное место. Людей в это время здесь не было, и парни были одни.
— Вчера я видел тебя в магазине мужских гигиенических средств, — сказал Канхьо. — Ты, кажется, выбирал депиляционный крем?
— Да, — ответил Шото, спрятав замерзающие руки в карманы куртки. — Захотелось попробовать что-то новое.
— Не было сыпи? Выбирать наобум — довольно рискованно. Так можно развить аллергию.
— Нет, мне повезло и ничего со мной не случилось. Только потом пришлось привыкать к гладкой коже.
Реисэцу согласно хмыкнул, после чего настала пауза, которую почти сразу же нарушил Шото:
— Никогда не видел твоих особых приемов.
— Просто не попадались случаи для их применения. А что насчет тебя?
— Ничего особенного. Мой лед довольно сильный, но особенно впечатлительных приемов у меня нет. Разве что...
— Что?
— Ты знаешь этот прием.
Только ты. Я назвал ее «Тяжелая артиллерия».
— «Тяжелая арти...»
Стоило Канхьо увидеть, как хитро и злобно ухмыляется Шото, он разом понял, что́ он имеет в виду.
Нет, Шото сейчас говорил не про боевые приемы, и от неожиданной догадки брови взлетели вверх, а под глазами стали появляться овалы румянца, которые соединялись, пересекая переносицу.
Черт побери, до Нового года, когда Шото гостил у него, он сотворил с ним нечто невероятное. Прямо у него в коридоре. Канхьо в конце почти что визжал.
Шото его
ТРОГАЛ, и даже больше, чем просто трогал.
— В тот день ты покраснел, как рак, — сказал Шото, почти перестав улыбаться.
— Это было нечто, — выпалил Реисэцу. — Я надеюсь, ты никому не рассказал про наш маленький секрет?
— Нет.
И прежде чем они продолжили свои непримечательные разговоры, за их спинами донесся пронизывающий слух женский голос, который больше напоминал карканье ворон:
— ШО-О-ТО-О-О!
Оглянувшись, они увидели высокую женщину, одетую в черное вечернее платье с вырезом на груди, которое прикрывало лишь ее бедра. Ее аккуратные и длинные ножки были в высоких черных каблуках, светлое лицо озаряла радостная и одновременно дерзковатая улыбка. Ее ярко-бирюзовые глаза смотрели на Шото. Последний, застыв на месте, таращился на нее, а ее длинные волосы тащились за ней плащом и больше напоминали текучую магму. Они светились, и от них даже шел жар.
— Б-бабушка? — губы Шото исказило подобие удивленной улыбки.
— Кто? — спросил Канхьо.
Женщина, подойдя к нему, положила его лицо в свои ладони и стала щедро осыпать его горячими поцелуями.
— Не видела тебя больше года, внучек! — восторгалась она. В ее извечно хитрых глазах клубилась своеобразная любовь. — А ты, кажись, вымахал. Ха-ха-ха! Ну? Рассказывай своей бабке, как у тебя дела в Юэй.
Шото смотрел сначала на свою слишком молодо выглядящую бабушку, а потом, заметив непонимающее лицо одноклассника, поспешил залатать дыру. Взглядом указав на него, он сказал:
— Для начала: Канхьо, это моя бабушка, — Тека Тодороки.
Тека Тодороки
Геройское имя: ***
Причуда: Магма. Может вызвать извержение откуда угодно.
— Твой одноклассник, я полагаю? — снова раздался вороний голос, а потом женщина удивила и внука, и Реисэцу: она протянула руку. — Рада встрече.
Канхьо принял хладнокровное лицо и осмелился ответить на жест, но тут же вскрикнул и отдернул руку, смотря на покрасневшую ладонь.
— Ой, извини, молодой человек, — усмехнулась она, поднеся по-женски согнутые пальчики к элегантным изумрудным серьгам. — Иногда я бываю
слишком горячей. Работа модели, знаете ли, мальчики, требует многого.
Когда ладонь парня стала сбрасывать клубочки морозного пара, Тека, вспомнив прискорбное положение семьи своего сына, проговорила:
— Силы льда, значит...
— Раз такое дело, — сказал Канхьо, — то я не хочу вас отвлекать, так что пойду.
— Что? Нет! — отмахнулась Тека. — Я поболтаю всего пару минут. — Она внимательнее присмотрелась к Реисэцу и, заметив кожаную куртку, усмехнулась. — Вспомнила себя в молодости, еще в ваши годы. Как же я обожала гонять на байке с тяжелым металлом в наушниках. Черт, отдала бы все свое состояние ради еще одного такого дня. — Она снова уставилась на внука. — Знаешь, дорогой, я хочу извиниться за то, что не смогла приехать полтора месяца назад. Я узнала, какой трэш случился в тот вечер и что было на следующий день, так что, явившись в Мусутафу, я нихерово так наехала на этого ублюдка, — твоего папашу. Явилась с криками и матами прямо в его агентство, а потом на глазах у всех его подчиненных оставила на его орехе следы своих ладоней. Жаль, что рядом не было шлепанцев, какими я орудовала раньше, но можешь не волноваться на этот счет: сидеть он нормально не сможет еще неделю. И, кстати, я слышала, ты тоже его взгрел? Молодца!
Смотря в сторону от неловкости, Канхьо прикусил губу, тем самым выставив напоказ один из своих кошачьих клыков. Неподалеку сумасшедшая немка из первого класса, что следила за ним через бинокль, увидела прикус губы, нашла это нереально сексуальным. Она, не глядя в блокнот, который всегда носила с собой на такие случаи, стала рисовать очень непристойные постельные сцены с участием Шото и Канхьо, а потом прошептала с сумасшедшей улыбкой: «Реисэцу-кун, добро пожаловать в мой гарем», и взвизгнула от восторга.
— Ну, если честно... — голос Шото звучал немного опечаленно. — Я должен был это сделать. Я не знаю, что на меня тогда нашло, но я считаю, что поступил правильно.
— Не сомневайся, — охотно поддержала его Тека. — Этот ублюдок с самого рождения доставлял хлопоты. А жаль. Ведь если бы он не был таким с самого начала, у него был бы шанс измениться. Но увы и ах! Твой папаша навсегда останется мудаком, который портит жизнь даже своим домочадцам.
Шото от последних слов ощутил сначала удовольствие, но к ней быстро примешалась кислотная горечь. Должно быть, так чувствуется горькая правда. Он печально сжал губы, отведя взгляд, но Тека мягко положила его подбородок к на свою ладонь и перенесла его взгляд на свое лицо.
— Но ты стойкий, — сказала Тека. — Нацуо и Фуюми, к сожалению, сломались, но ты плотно решил не идти по стопам этого урода, и за это я тебя люблю. Рей бы очень гордилась тобой. Я хотела навестить ее, но меня не пустили. У этой несчастной снова проблемы с башкой из-за этого мудилы, а ведь я до последнего надеялась, что она сможет изменить его сердце. Но этого не случилось. Я очень надеюсь, что у вас все будет хорошо.
Дерзость исчезла, и она смотрела на него с такой же любовью, с какой она смотрела на своего мужа Йошино в его последние минуты жизни.
— Ну. — Она быстро приняла свое истинное обличье. — Рада была поболтать с тобой и познакомиться с твоим другом. — Она кинула в него беглый взгляд и приветственно подняла руку. — Но мне еще надо пройтись по торговым центрам. Лучший отдых, честно говоря. Но вечером я загляну к вам в гости, Фуюми уже дала мне адрес.
— Хорошо, — сказал Шото слегка осипшим голосом. — До вечера, бабушка.
Она наклонилась и смачно чмокнула его в шрам.
— До вечера, дорогой. — Она засобиралась уйти, но потом круто повернулась к ним на каблуках. Огненный локон от инерции метнулся ей на плечо, но она отбросила его назад одним элегантным движением руки. — Хотя... Ты не ответил на вопрос: как у тебя дела в Юэй?
Поразившись такой цепкой на свои вопросы памяти, Реисэцу посмотрел на Шото.
— Дела — отлично.
— Рада слышать. Часто ловишь преступников?
— Нет, но буквально пять минут назад мы вдвоем поймали троих преступников. Должно быть, герои их уже забрали.
Тека вновь расхохоталась своим пронзительным вороньим смехом.
— Молодца, парни! Так держать!
Она снова развернулась и зашагала дальше. Огненные волосы, что тянулись за ней плащом, мгновенно испаряли на тротуаре втоптанный снег. С ними ей не нужна была никакая шуба (хотя Канхьо представил, насколько элегантно она бы выглядела в ней), а волосы совершенно не пачкались. Должно быть, они сжигали в себе всю грязь.
— Никогда бы не подумал, что модель, представляющая нашу страну всему миру, — твоя бабушка, — сказал Реисэцу, встав рядом с ним по плечо. — Было странно слышать, как она называет тебя внуком, когда она максимум годится тебе в тети.
— Теперь будешь знать, — ответил ему Шото. Тека Тодороки скрылась из виду быстро, но за ней можно было пойти по сухому следу. — А насчет ее внешнего вида тебе не стоит так удивляться. Ты ведь проживешь более сотни лет из-за причуды, и в ее годы будешь выглядеть моложе, чем она.
Канхьо безразлично пожал плечами.
— И как она любит своего сына...
— Ей стыдно за него. Думаю, если бы не общая фамилия и внешнее сходство со Старателем, она бы не раздумывая скрыла свою участность в его появлении на свет. — Он взглянул на него. — Ну, это тебе урок на будущее: даже его мама считает его конченым мудаком. Будешь еще лелеять надежду?
Реисэцу посмотрел на Шото таким взглядом, что последний предугадал его слова:
— Буду. Можешь звать меня упрямым идиотом, но бывают отцы и похуже. Хотя... Откуда мне знать? Я же не знал отцовской жестокости, а искаженные ятомским «проклятием» люди — не в счет, да?
— Именно так.
Уточнять Шото ничего не стал. Скорее он был согласен на все, и Канхьо не стал донимать его. Теперь уже молча они продолжили путь, изредка перекидываясь парочкой слов. Когда мимо стали проходить люди, Шото в глаза ярче всех бросались взрослые мужчины и женщины, которые вели за ручки своих детей. Смеющихся, счастливых, с ярким будущем, детей. Вселенная как назло дразнила его. Он мимолетно взглянул на Канхьо — еще одну жертву этой несправедливой дразнилки, но Шото заметил, что глаза у него пребывали где-то в дальних просторах мыслей.
(
...мудаком, который портит жизнь даже своим домочадцам)
Может, и ему стоит отвлечься от слов бабушки и погрузиться в свои мысли?
Но о чем думать кроме горя, которая плотно засела в его жизни?
— Это был не самый приятный разговор, — решил заговорить он.
— Мне показалось, что наоборот, — сказал Канхьо. — Почему-то я думал, что ты ликуешь, когда она обзывает его.
— Слышать правду от бабушки — это хорошо, но я не ликовал от ее слов.
— Разве мать не должна защищать своих детей несмотря ни на что? — Канхьо теперь смотрел на него внимательно, а взгляд говорил, что разговор будет очень серьезный.
— Зачем ей грешить против истины?
Канхьо недолго помолчал.
— И много ли ты видел матерей, которые обзывают своих детей? Я это спрашиваю, потому что ты в детстве общался со сверстниками из богатых семей. Скольких называли отбросами?
Шото наградил его недоумевающим взглядом, в котором читался вопрос: «Ты сейчас серьезно?»
— С чего ты решил, что это именно так?
— А разве не все дети известных героев дружат с детьми богачей? — изумился Реисэцу.
— Огорчу тебя, а заодно добавлю себе балла: нет, ты ошибаешься. Этот мудила лишил меня друзей и даже школы. Я обучался дома, с лучшими учителями, и то позже обычного, ведь этому ублюдку было важно лишь развитие моих причуд. Читать, считать и писать я научился позже, чем все другие дети. — Он помолчал. — Понимаешь? Я обзавелся друзьями лишь в Юэй, и сблизился со всеми вами только на втором курсе. Канхьо, у нас у обоих было тяжелое детство, но это еще не значит, что они были абсолютно похожи. Друзей у тебя ведь было предостаточно.
— С чего ты решил, что это именно так? — повторил Реисэцу вопрос Тодороки. Последний стал сверлить его выжидающим взглядом.
— Разве не у всех, кто ходит в школу, через день-другой появляются друзья?
Канхьо хмыкнул.
— Слишком уж радужное у тебя представление насчет школы, какое, собственно, было у меня насчет тебя до этой минуты. Нет, представь себе, нет. Я тоже получил своих первых друзей в Юэй, я думал, что ты знаешь. Сейчас, оглядываясь назад, я вспоминаю, что в свой первый же день я пригласил вас на пир в честь нашего знакомства. Поражаюсь, насколько резко я сделал этот несмелый шаг.
— У тебя
совсем не было друзей в школе? — спросил Шото, не веря ушам. По его разумению, школа была чем-то необыкновенным местом, где зарождалась настоящая дружба.
— Совсем. Ни в младшей, ни в средней. Я хотел поступить в Юэй, а заведи я друзей, тем самым повесил бы на себе якорь, из-за которого мне стало бы трудно покинуть Ятоми. Так что да, я тоже обзавелся
вами только в Юэй.
Шото шел дальше, смотря себе под ноги и обдумывая услышанное. Годами стойкое мнение насчет школы разбилось, как сон.
— Удивлен? — спросил Канхьо, и Шото ответил согласием. — Что ж, мы квиты.
— Квиты или нет, это печально — оставаться без общения. И неважно, что служит этому причиной: плохие родители, их отсутствие или добровольный отказ.
— Ты прав. Наверное, поэтому мы оба такие прямолинейные. Иногда я ловлю себя на мысли, что мне следовало уделять своей социальности чуть больше внимания. Когда я поступил в Юэй, мою голову занимала одна мысль: «
Я здесь только ради учебы. Никакая дружба мне не нужна». Как уже знаешь, ты и еще троица разрушили мои планы.
— Это была мысль Мидории. Он всегда видит во всех своих друзей.
— Знаю. Даже видел это не раз, если ты понимаешь, о чем я.
— Бакуго.
— Да.
Увлекшись разговором, они не заметили, как забрели в крупный парк, где еще осенью Шото назначил встречу Канхьо. Снег все еще лежал кругом, ветер холодил, но зима мало-помалу стала освобождать Японию от своих холодных объятий, хоть и с большой неохотой.
Шото снова стал видеть идеальные семьи. В снегу резвились дети, а рядом их родители следили за ними с улыбками на лицах. Один мальчик, звонко смеясь, подбежал к маме и обнял ее. Молодая женщина наклонилась и поцеловала его, а ее муж поправил шапку на голове сынишки. Взгляд Шото предательски приковался к ним, и ему стоило немалых усилий оторвать от них глаза. Все они так и демонстрировали, что у них дела идут отлично.
— Тебе снился кошмар в ту ночь, — было трудно придать этой фразе вопросительный тон.
— Да, — спокойно ответил Канхьо, смотря вперед. — Как и почти каждую ночь. Меня может разбудить даже звук упавшего перышка, и я слышал, как ты стучал зубами от холода, но я пытался привести мысли в порядок после очередного карнавала кошмаров, потому и не вставал.
— Ты ведь все еще просыпаешься с криками, потому что тебе снится пережитое... Но ты не обращаешь внимания на них, потому что тебя спасает знание, что твоя судьба принадлежит тебе.
Канхьо вдумался в его последнюю фразу.
— Красиво сказано, но я не пойму, почему ты начал говорить об этом...
Только сейчас он утрудился посмотреть на него, и внезапно понял, куда все это время дул ветер: Шото утирал слезы, тщетно пытаясь остановиться и не заплакать на людях.
— Шото, все в порядке? — Канхьо по-настоящему насторожился. В первый раз, когда он видел его в слезах, это закончилось сильной истерикой.
— Да... — в голосе стали играть слезы. — Нет, не в порядке. Все
совсем не в порядке, Канхьо, потому что...
(
...портит жизнь даже своим домочадцам)
я не могу выкинуть из головы слова бабушки.
Он закрыл глаза одной рукой и заплакал. Канхьо снова прикусил губу, стал растерянно смотреть по сторонам, но на тропе были лишь они. Другие люди были слишком заняты, наслаждаясь своей счастливой жизнью и не замечали, что кто-то лишен их радости.
— Прости, я... — Шото повернулся к нему стороной, стараясь спрятаться свое плачущее лицо. — Больше не могу. Не могу больше держать это в себе. Я
не хочу снова копить в себе всю эту боль, потому что я устал. Я очень устал от такой жизни, которую мне испортили. Иногда мне кажется, что у меня не было жизни вовсе, а лишь страдания. Из-за
него, на которого я боюсь стать похожим. Мне очень страшно, что я не смогу избежать этого.
Шото дал волю своим чувствам. Канхьо снова ощутил себя странно, потому что почувствовал слишком непривычное для него сострадание к человеку. Шото стоял к нему спиной, опустив лицо в одну ладонь. Правая просто согнулась в пальцах.
Канхьо, собравшись, вздохнул.
— Я вижу, что тебе сейчас очень тяжело.
Кожаная куртка вдруг стала источать из себя морозный дым: Канхьо выкидывал из нее холод в мир. Обойдя друга, он встал напротив него и окликнул смягченным голосом:
— Шото.
Последний поднял голову, печальные и заплаканные глаза увидели перед собой Канхьо, который, раскрыв ему свои как назло манящие объятия, кивком манил к себе, глядя на него с необычной заботой.
— Ну же, — сказал он, и голос звучал непривычно мягко. — Разве это не то, в чем ты нуждаешься? Прямо сейчас?
— Н-н-нет... — всхлипнул Шото и отвернулся. Глаза снова опустились в руку, выливая горькие слезы.
— Но я же вижу, что тебе хочется объятий.
Шото почувствовал, как его обняли, нежно и с трепетной заботой. Слезы предательски вылились ливнем, а лоб нащупал холодные стенки шипов на плече. Он не решился обнять его в ответ, а Канхьо прижал его к себе сильнее, пытаясь успокоить и дать ему возможность вылить со слезами всю боль.
Шото ничего больше не оставалось, кроме как плакать.
Объятия утешения действительно было тем, что он хотел на протяжении чуть ли не всей жизни.
