Академия героев. Эволюция

      Реклама по понятным причинам заявила о себе раньше положенного — зрители и так видели слишком много лишнего, так что не хотелось и дальше показывать им внезапно всплывшую проблему, так что Рензу любезно отрезал зрителей от действующих лиц, чтобы последние могли разобраться, какого черта творит Заинеу, «за кулисами».       Персонал Заинеу, задействованный в осуществлении плана Зазаре́ру Юбаса́ру (директора, который представлял из себя разумного робота), уже собрался в крыле циклопического строения, который отводился академий, функционирующей в Ятоми, и пытался судорожно сообразить, как поступить в сложившейся ситуации — Маленькая Тварь, будь она неладна, должна была просто заставить Реисэцу Канхьо — их главную цель — проиграть бой — и все. Они не поручали ей доводить его до предсмертного состояния и уж тем более не поручали ей сообщить ему о намерениях управляющего лица Заинеу, так что такая подлянка от единственной лучшей студентки вызвал огромный шок.       Зажатые в угол, пойманные с поличными, их насильно допрашивали несколько профессиональных героев, среди которых был буквально полыхающий от гнева Старатель и Айзава, который мог достойно посопереичать с первым по уровню наводимого страха.        — Я больше не буду спрашивать, Саната или как тебя там зовут, — рычал в лицо мужчины Старатель, держа его над землей. Старатель как следует встряхнул свою жертву, показывая, что шутить с ним он не намерен, — выкладывай все начистоту, или я за себя не отвечаю.       Тут не нужна была телепатия, чтобы понять, что Старатель говорит правду. Причуда сама теперь была неактивна из-за этих дьявольских глаз Айзавы, который, так нагло ворвавшись в их кабинет, успел мгновенно обездвижить лентами несколько человек одновременно.        — Я не вправе вводить вас в курс дела, — вымученным голосом ответил Саната. В ответ последовала очередная втряска и более сильные тиски, от которых болезненно заныли плечи.        — Ты хорошо знаешь, кто перед тобой, — зло прошипел Энджи Тодороки, — так что подумай как следует, пока я не подпалил тебя.        — СПРОСИТЕ У ЮБАСАРУ-САН! — все-таки, на деле он оказался не таким уж твердым. От страха он сожмурился, пытаясь придать выкрикиваемым жалким голосом словам бо́льшей убедительности, если она могла в них быть. — Он попросил меня найти повод, чтобы подобраться к Реисэцу и разузнать о нем, но все, что я смог сделать, это прочесть мысли того красноволосого парня с акульими зубами и выяснить, что Реисэцу нельзя есть яблочное, острое и пить энергетические напитки, а также о договоренности, касаемой его учебы в Юэй. Эту информацию я передал ему, а потом он нашел человека в факультете поддержки, который мог видоизменять любые напитки и закуски, и попросил его незаметно подменить все, что взял Реисэцу; он смог каким-то образом незаметно повлиять на случайность выбора и выбрал ему в соперники мою студентку, которая должна была просто выполнить свою часть плана и заставить Реисэцу проиграть. Это все, что я знаю. Зачем ему это нужно — он мне не объяснял.       О, это было правдой. Чистейшей правдой, и тогда Саната даже удивился, что смог так четко вычитать из мозга Киришимы такие нужные ему сведения. На радость мужчине, Киришима не мог прятать ненужные информации глубоко в сознании и полностью акцентировать внимание на происходящее. Повезло еще, что он не заполнил свою голову всяким       (...персик плюс дыня это пердыня?..)       (...как размножаются смурфики если они голубые?..)       (...если баба сменит пол и влюбится в парня то это гомосексуализм?..)       (...когда мы смеемся то мы и улыбаемся смех без улыбки выглядит жутко трындец...)       ненужным мусором, что случалось довольно часто и потом приходилось долго мучиться бессонными ночами, пытаясь самому найти ответы на такие безумные, даже тупые вопросы.        — Саната... — раздавшийся механический голос откуда-то со стола перетянул все внимание.       Электрический чайник.       Говорящий.        — Что... — хотел было выпалить Старатель, как тут же кухонная принадлежность стала видоизменяться и перестраиваться, превращаясь во что-то совершенно другое. Механические метаморфозы заняли всего несколько секунд, по истечению которых перед ними на столе стоял невысокий, хромированный робот черно-белого цвета. Глуповатые цифровые глаза на темном мониторе, который заменял лицо, разочарованно посмотрели на подчиненного, которого все еще держали над землей.        — Напомни мне потом уволить тебя, — голос издавал точно не человек, но человеческие эмоции в нем присутствовали — напряженность, гнев и страх. — А пока... Старатель, будьте добры, отпустите его, чтобы мы могли спокойно поговорить.        — ТЫ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ИЗДЕВАЕШЬСЯ?! — пробасил Старатель, но Санату отпустил. Последний от неожиданности упал, но быстро поднялся и спешно отбежал в сторону. Айзава не сводил с него глаз. Старатель в два шага оказался почти вплотную к роботу. — О каком разговоре может идти речь после того, что я только что услышал, чертова механическая крыса?!       За толстыми двойными дверьми стали доноситься непрошенные голоса. Айзава отчетливо услышал двоих: «Я такой скандал учиню!» и «Канхьо, прошу тебя, остановись!»       Двери замерзли за секунду перед тем, как их распахнули. Лед тронул две высокие горшки с цветами, которые от холода рассыпались в пыль — чья-то причуда успела хорошо восстановиться, и этот кто-то сейчас стоял перед ними в очень плачевном состоянии: наполовину скрытое бинтами лицо (слава Богу, без единого шрама), такие же руки, плечи, шея и бедро, только они были испачканы не успевшей свернуться кровью, неровно подрезанная челка. Да и общее взбешенное состояние, как последний росчерк пера, адекватности ему не добавляло, а единственный зрячий глаз, который вперился в миниатюрного робота, казалось, сиял куда ярче обычного из-за гнева, пылающего ледяным огнем в самых его глубинах.       Рядом с ним стоял Тодороки, который, как и остальные, смерил всех гневным взглядом, но львиная доля внимания была прикована к буйному Канхьо, который в такие редкие моменты гнева мог натворить нечто страшное. Поэтому смелости войти с ним в кабинет хватило только у него, а остальные парни, которые соизволили явиться, остались снаружи.        — Дурацкий кусок мусора! — процедил Канхьо сквозь зубы, протянув вперед дымящиеся руки, но за кисти кто-то резко схватил, заставив оттянуть их, удерживая руки на уровень головы.        — Канхьо... — голос Тодороки дрожал от напряжения. Держать рвущегося разбить негодяя на болты Канхьо, пусть и крайне обессиленного, было довольно трудно. — Кончай...        — Что? — красные цифровые глаза округлились и уставились сначала на Реисэцу, а потом на Сотриголову. — В вашей перехваленной Юэй не обучают студентов уважительно разговаривать со старшими?       Повисла мертвая тишина, нарушаемая треском пламени Старателя. Все присутствующие выпучили глаза от слов робота. Канхьо в одночасье перестал дрыгаться, как и Тодороки пытаться успокоить его — оба были шокированы таким оскорблением, который Юбасару высказал в сторону их училища. Сердито сжав губы, Шото закрыл глаза, отпустив руки Реисэцу и став демонстративно держать их открытыми на уровне головы.        — Я старался.       Единственный глаз, распахнутый в удивлении, резко налился новым приступом гнева. Весь тот убийственный настрой вернулся во мгновение ока, и Реисэцу, уже никем не удерживаемый, мгновенно сократил дистанцию между собой и роботом, заставив стоящего рядом Старателя в удивлении отступить на несколько шагов.        — А теперь послушай меня внимательно, — нарочито спокойным, но очень злобным голосом сказал он. Руками он схватил Юбасару за голову, который напоминал тостер, и оторвал его от стола, — потому что повторять я больше не буду, ты, чертова железяка. Я никогда, никогда и близко не подойду к твоей академии, которая взращивает сумасшедших маньяков, не говоря уже о поступлении. Ты и близко себе представить не можешь, насколько я ненавижу это заведение и как сильно я хочу, чтобы его, наконец, прикрыли, потому что я прекрасно знаю о творящемся в этих стенах. — От кончиков пальцев по хромированной поверхности стали агрессивно расцветать злые морозные кружева. — Я досконально знаю всю вашу историю. Вашу, и всех тех людей, которые учились в этой треклятой академии, а после пошли по кривой дорожке сразу же, когда они выпустились! Чего только стоит Зловещая Четверка, которая много лет назад положила начало всем этим дьявольским переменам, а ведь они, насколько я знаю, были на тот момент лучшими учениками Заинеу и первыми, которые встали на сторону...       Но поток гневной тирады Канхьо был бесцеремонно прерван внезапной вспышкой, которой сверкнул фокус на лбу Юбасару в самый последний момент перед заморозкой. Голубой глаз Канхьо мигом потерял осмысленность, став мелкой, как точка, а хватка быстро ослабла, из-за чего робот шумно рухнул на стол, но не упал, в отличии от Реисэцу, который снова стал терять сознание.        — Канхьо! — Шото подбежал к нему, подхватив за подмышки. Уставившись на Юбасару диким взглядом, он крикнул: — Что ты с ним сделал?!       Но его проигнорировали. Про-герои почти взвыли, а Старатель грубо схватил Юбасару, намереваясь по-своему довершить начатое Реисэцу.       Но его остановила голограмма.       Зеленоватый свет, льющийся из головы робота, сложился в четкие, но непонятные образы: крутящийся манекен, состоящий из пересекающихся зеленых линий, и странные надписи сбоку, меняющиеся с огромной частотой, которая говорила, что считывать эту информацию дозволено лишь Юбасару.        — Это даже интереснее, чем казалось изначально, — механический голос дрожал от эмоций, которые переполняли его: восторг и испуг, гармонично перемешавшиеся друг с другом.        — Реисэцу показывал невероятные результаты весь день, но я очень сомневался, что все это было плодом изнурительных тренировок. Боже... Лучше бы так и было.        — Что ты несешь?! — громовым басом спросил Старатель.        — Дар, — вмиг похолодевшим голосом сказал Юбасару. — Дар понимания своих сил и возможностей; четкое знание границ собственных способностей.        — Что? — Если б тело Канхьо, удерживаемое Тодороки, обмякло, то Реисэцу таки рухнул бы на пол. Шото посмотрел на него, стоящего рядом, круглыми глазами. Уж слишком много потрясений он вызвал в последнее время.        — Дар в гармонии жить со своими силами и никогда не терять над ними контроль, — завершил Юбасару, и голограмма потухла, сделав все требуемые от нее подсчеты.       Воцарившая в помещении тишина нагнетала, и лишь тихие стоны Канхьо, который пытался прийти в себя полностью, нарушала ее. Голубой глаз снова стал прежним, злым, но теперь он был подернут пеленой сильной усталости: крови было катастрофически мало.        — Все это... — приходилось напрягать связки, потому что слова давались с трудом. — Не твое дело...        — Но как это связано с вашей целью «переманить» Реисэцу к себе? — спросил стоящий неподалеку Древесный Камуи.        — Из-за острого дефицита хороших героев, — уверенно ответил Юбасару, словно ожидая этот вопрос. — Ятоми — это то место, где на сегодняшний день процветает преступность, а героев для их устранения очень мало. Очень часты явления, когда на стажировках студенты погибают или вовсе бросают учебу, переходя на вражескую сторону. Из того, что я вижу, Реисэцу Канхьо очень силен в своих убеждениях и никогда не позволит кому бы то ни было заставить его отказаться от них. В Заинеу остро востребованы герои с такими яркими качествами, как у Реисэцу, потому что только они смогут приблизить конец этой темной эпохи.       Враждебный настрой, вызванный столь вопиющим преступлением со стороны директора Заинеу, резко пошел рябью, стоило ему разъяснить ситуацию. Брови Старателя в несвойственном удивлении поползли вверх, как и у всех слушателей. Шото стоял, понимая, что ситуация была очень щекотливой, но где-то в глубинах мозга сознание упрямо вопило, что это не является приемлемым оправданием их действий, потому что это походило на ненавязчивый, но в то же время откровенно насильственный способ переманить действующую силу в нужный уголок страны.       Но так, как оказалось, думал не каждый.        — В Заинеу? — озвучил бессвязный вопрос Канхьо, будто он кроме названия академии ничего более не слышал. — Или, может, ты хотел сказать «в Ятоми»? — усталый взгляд вновь вперился в хромированного робота, и на этот раз кроме злости в нем плескалось презрение. До Шото, знавшего словесные игры Канхьо, начал доходить смысл сказанного. — Тут скорее дело в плачевной репутации Заинеу. Именно из-за этого там нужны герои вроде меня.       Цифровые глаза Юбасару сначала бессмысленно смотрели на Канхьо, но потом...       Каждый присутствующий готов был поклясться, что увидел в них явный испуг из-за допущенной оплошности.        — Приблизить конец темной эпохи, — продолжил Канхьо, — для Заинеу, который не дает почти никакого толкового образования, откуда все сбегают при первой же возможности и студенты которой подают явные признаки психопатии, высокомерия и эко-терроризма. Тебе наплевать на Ятоми, ты просто хочешь чуть улучшить репутацию Заинеу.        — Мать моя... — выдохнул Камуи. — Кто научил его так распознавать ложь?        — Прикрыть свой эгоизм благими намерениями всему городу, который и так потопает в крови невинных людей, так еще и преподнести это без зазрения совести и заодно выставить напоказ богатую практику во лжи, — последнее Канхьо добавил сугубо из желания сильнее унизить жертву. — И ты думаешь, что после этого ты стоишь хотя бы нашего взгляда?        — Реисэцу, — Айзава не сводил старающего причуду взгляда с Санаты (и глаза явно не намеревались сказать ему спасибо), но пришпорить разыгравшегося студента, который решил «дожимать», было необходимо, — достаточно.        — Канхьо, не трать на него силы, — подключился Шото. — Пойдем, тебе нужно долечивать раны.        — Насколько ты глуп, что рассчитываешь на мое согласие? — накаляющаяся обстановка заставляла границы субординации редеть.        — Я бы хотел спросить то же самое, — вторгнувшийся в разговор чужой голос перетянул на себя все внимание. Директор Незу, отсутствие которого никто не заметил, размеренными шагами вошел в кабинет Юбасару. — Юбасару-сан, я жду ответов, и надеюсь, что они не будут приправлены ложью.        — Если вы тут были, Незу-сан, — сказал Юбасару, — то вы уже услышали правду.        — Нет, не услышал, — отрезал он, — потому что, будь ваши аргументы правдивы, вы бы, как единственная геройская академия в Ятоми, запросили бы силовую помощь из других городов Японии, чего вы никогда не делали. — Незу замолчал, глядя на робота и про себя злорадствуя, видя его растерянность. — Старатель, — мужчина обернулся на говорившего, — я настоятельно прошу вас и ваших подчиненных в течении всего остального дня не сводить глаз с персонала Заинеу, а также со студентов оттуда. Я могу быть уверенным, что вы обеспечите моим студентам безопасность надлежащего уровня?        — Можете не сомневаться, — ответил Старатель и добавил скорее уж для Юбасару, чем для Незу: — Ваши студенты будут под пристальным вниманием моих самых лучших героев, как и персонал Заинеу.        — Большое спасибо, — кивнул Незу, после чего повернулся к пострадавшему. — Реисэцу, дальше я и Айзава разберемся с этой проблемой сами. Попрошу тебя вернуться в лазарет и дать врачам заняться тобой. Тебе требуется переливание.        — Я пожертвую своей, — сказал Шото: первая и третья отрицательные группы совмещались, о чем он хорошо знал.        — В этом нет нужды. Мы связались с банком крови и раздобыли нужную группу. Скоро приедет врач с нужной причудой, так что Реисэцу должен быть готов к операции.       Канхьо ничего не сказал, что Шото счел странным, как и его жест, который он видел впервые: правая рука неосознанно схватила левое, перевязанное бинтами запястье и заскользило к плечу, словно Реисэцу хотел...       Согреться?       Левая рука последовала примеру правой, но остановилась на полпути — на сгибе локтя, и Шото увидел в его единственном глазе абсолютно противоестественное для Канхьо, который он приравнял то ли к испугу, то ли ко внезапной неуверенности.       Конечно, испуг, ибо планы Канхьо, которые он старательно выводил все это время, теперь грозились провалиться под чужим натиском, который он ожидать никак не мог. Сейчас он больше всего напоминал загнанного в угол зверя, готового не укусить, а откусить руку незадачливому бедолаге, решившегося добить его.       Неспешным шагом он вышел из кабинета, почти смотря под ноги и игнорируя стоящих рядом одноклассников, которые сочли его подавленное состояние за возможный проигрыш, и вот тут Канхьо осенило: победитель предыдущего боя еще неизвестен никому, а поскольку и он, и Маленькая Тварь пересекали черту, то была высока вероятность, что дисквалифицировали их обоих. И как-то мало волновало, что теперь его уличили в маленькой лжи о том, что в детстве он чисто случайно оставил кого-то без одной руки.       Что ж, зато потом его ничто не будет удерживать от мести.       Совсем рядом с двойными дверьми был пустой угол, где при желании можно было просто постоять и слушать, о чем говорят в кабинете директора Заинеу. Как раз одним из таких людей был Кацуки Бакуго, который, прекрасно зная, во что выльется недавняя выходка со стороны этой академии, решил не пропускать это веселье.       Но он совсем не ожидал, что этот наглухо отмороженный псих даже в таком предсмертном состоянии явится к ним с разборками, и уж точно не ожидал узнать о нем нечто такое, что заставило бы его возненавидеть Реисэцу пуще прежнего.       Дар.       Дар полного понимания своей причуды, с которым никто и никогда не рождался. Из этого вытекало что Реисэцу все эти месяцы просто сдерживался, будто считая, что показ своей настоящей силы было бы высшей степени неуважением к ней.       «Как будто трех причуд было мало, — сверкнула в голове мысль. — Ледоголовый... Ты пожалеешь о своей высокомерии».       Он стоял еще долго после того, как все ушли, и покинул свой «пост», когда Полночь наконец объявила итоги прошедшего боя.