Академия героев. Эволюция

      Мертвенно-холодная, кромешная округа, которую принесла с собой эта чудовищная гильотина.       Обескровленные от ужаса лица перестали чувствовать окружающий холод, когда перед ними совсем неожиданно показался звериный оскал смерти, по сравнению с которой все ранее происходящее казалось лишь детской игрой. Да, бывали жестокие схватки, бывали грязные оскорбления, бывали и сильнейшие травмы, после которых участники долго оправлялись, но тогда никто хотя бы не пытался натурально убить своего противника, поддавшись старым обидам и ненависти. Именно поэтому сейчас масса лиц зрителей стала призрачно бледной, которая холодела больше от животного ужаса, чем от резко опустившейся температуры.        — Не... — хотел сказать Нацуо, но язык от холода и испуга трудно связывал мысли. — Не могу в это поверить...        — КАЧЧА-А-А-А-А-А-А-АН!!! — не своим голосом горланил Деку, находясь на грани жуткой истерики.        — Нет... К-Канхьо... — редкие эмоции страха и удивления проявились на лице Шото. — Ты же... Даже ты не сп-п-пособен на т-такое...       Виновник же торжества стоял, не выражая никаких эмоций, и смотрел на содеянное. Почему-то именно сейчас, когда всю видимую округу сковали жутчайший мороз и студеная мгла, стала особенно четко видна его схожесть со льдом: бесчувственный, злой, в любой момент готовый задавить и не заметить, и связь эта пугала своей почти потусторонней природой.       Всемогущий: Б-БОЖЕ МИЛОС-СЕРД-ДНЫЙ... ЮН-НЫЙ Р-Р-РЕИСЭЦ-Ц-ЦУ...       Правая рука оказалась на уровне лица. Появление новой вьюжной сферы вызвала бурные крики людей, на этот раз далекие от радостных.       Сущий Мик: ЧТО ОН СОБ-БИРАЕТСЯ ДЕЛАТЬ?! АЙЗАВА! С-СКАЖИ МНЕ! ЧТО З-ЗАДУМАЛ ТВ-ВОЙ МОНС-СТР?!       Но ответа не последовало ни от Айзавы, ни от кого-либо еще.       Вьюжная сфера сорвалась с руки, с воем полетев прямо в гигантский ледяной блок. Столкновение вызвало взрыв, который сильно контрастировал своей незначительностью с вызванным разрушением. Глубокие трещины, что с громким клокотом появились на льду, изрезали льдину на многочисленные глыбы, которые словно ветром были унесены прочь остаточной силой последней атаки. Льды дымились белым, словно огнем объятые, теряя в воздухе габариты и открывая зрителям невероятное.       Иида: БАКУГО!       Яойорозу: ОН ЖИВ?!       Он был жив. Он был невредим, физически (если пропустить прошлые увечья), но психически...       Красно-оранжевый взгляд боязливо и затравленно устремился на того, кто едва не устроил ему экзекуцию, но в последний момент передумал, проделав ровно над головой свободное пространство во льду, лишь припугнув. Едва не ставший палачом Канхьо смотрел на Кацуки, прямо ему в глаза, как и всем другим зрителям, по милости Рензу. Какое-то напряжение, что взялось при зрительном контакте двоих, стало расти, и явно не в пользу проигравшей стороне, предвещая неприятный исход.        — Бу! — короткая, но резкая смена картины заставила всех зрителей громко вскрикнуть и словно послужить спусковым крючком.       Округу стали оглашать громкие вопли и рыдания, очагом которых был насмерть перепуганный Бакуго, Бакуго, лицо которого было белее окружающего льда. Бьющийся в жуткой истерике, тщетно пытающийся встать и уползти прочь от безумно сияющих глаз полуобнаженного Канхьо, лицо которого сначала растянулось в волчьем оскале, слабо напоминающем ликующую улыбку. Басистый, совсем нетипичный смех вырвался из горла, контрастируя с громкими рыданиями Бакуго, а потом последние стали заглушаться, когда откровенно безумный, ужасающий хохот стал неистовствовать в пространстве, как яростный ветер, заставляя зрителей сильнее бледнеть и столбенеть от ужаса, а Всемогущему напоминать о тех днях, о которых он надеялся больше никогда не вспоминать после повествования о них Мидории.       Смех оборвался резко, лишь чуть продолжив жизнь в качестве мгновенного стона боли, которая вновь прострелила голову. Пальцы автоматически зарылись в волосы, пытаясь унять приступ страданий, но наполовину открывшиеся глаза вновь уставились на истерящего Бакуго, к которому спешила откуда-то взявшаяся Полночь, плохо скрывающая дрожь от откружающего лютого мороза. Женщина приложила ладонь к лицу Кацуки, усыпляя его.        — Реисэцу... — услышал он голос Старателя, которому удалось прорваться сквозь лед, — но... Так же нельзя... — И черт бы побрал этот откуда-то взявшийся умоляющий тон.        — Ценю ваш вклад в мое воспитание, — колкость сорвалась с языка раньше, чем успела осознаться, и, словно в наказание, боль усилилась, отчего держать глаза закрытым перестала быть возможным, но зато снова искривить губы в чудовищном оскале удалось, пусть и немного, а потом через щелочку между веками подглядеть, как Бакуго кто-то подбирает и уносит.       Сущий Мик: Н-НАДО ЖЕ... КТО ЗНАЛ, Ч-ЧТО В ОД-ДНОМ С-СЕРДЦЕ СТ-ТОЛЬКО ЛЕДЯНОГО Г-Г-ГНЕВА...       Правая рука с трудом отнялась от головы, поднявшись в небо, и едва она открылась, обращенная ладонью вверх, все окружающее пространство стало расплываться, уносясь в одну условную точку, словно схваченная черной дырой.       Кто-то 1: Вы чувствуете это?       Кто-то 2: Как будто резко стало теплее. И что это за марево вокруг?       Юки-Онна: Реисэцу... забирает всю стужу?       Леди Гора: Что? Как такое вообще возможно?       Юки-Онна: Но посмотрите: куда-то девается мороз! — ледяная героиня широким жестом указала на округу, которая мало-помалу переставала дергаться движущимся куда-то в центр маревом, а потом на Реисэцу, над ладонью которого появилось растущее белое облако, а его окружение освободилось от ледяных оков.       Обладатели ледяных причуд почувствовали странное притяжение...       Сущий Мик: РЕИСЭЦУ... ВЫКАЧИВАЕТ МОРОЗ ИЗ ВОЗДУХА. ТЕРМОМЕТР ПОКАЗЫВАЕТ РОВНО НОЛЬ ГРАДУСОВ!       Айзава: КАЖЕТСЯ, ВЫШЕ НУЛЯ ТЕМПЕРАТУРУ ОН ПОДНЯТЬ НЕ МОЖЕТ.       Всемогущий: НО ЧТО ОН СОБИРАЕТСЯ ДЕЛАТЬ С ЭТИМ ХОЛОДОМ?       Айзава: ОЧЕВИДНО, ПЕРЕНАПРАВИТЬ ЕГО В ДРУГОЕ МЕСТО, ГДЕ ОН НЕ ПРИЧИНИТ ВРЕДА ЛЮДЯМ.       Плотное белое облако кружилось над ладонью, сдерживаемая психокинетическими тисками, а потом, когда последние исчезли, широкий белый круг разросся во все горизонтальные стороны, опадая быстро редеющими морозным паром, который собой едва мог понизить температуру хотя бы на градус.       Мучимый головными болями, что напрочь перебивали радость от окончания этой долгой вражды, Канхьо повернулся, силясь не рухнуть без сознания на зеленой, но уже безжизненной траве, и добраться до лазарета. А если кто-то из одноклассников, переборов себя, ринется к нему на помощь несмотря на вытворенное зверство, то он без задних мыслей позволит себе такую роскошь, как обморок с падением в чужие руки.       Роскошь эту он позволил себе, но лишь едва переступив порог лазарета.       «Последний раз...», — пронеслась в голове последняя мысль, облегчение от которой смело новым приступом дикой боли и накрывшей позже темнотой.