Академия героев. Эволюция

      Накликавший на себя позор Йоараши всю дорогу до спасительной темноты коридора слышал со всех сторон крайне возмущенные       (бу-у-у! бу-у-у-у!)       возгласы абсолютного неодобрения. И если бы только они докучали ему. Мужик почти визжал от бешенства, выражая неописуемое возмущение и недовольство поведением своего студента, едва ли не матеря его и обещая ему все мыслимые и немыслимые наказания уже в стенах академии.       В лазарет он не заявился, даже когда некто с завидной скоростью и силой одарил его лицо кулаками. Про-герои, бывшие там, оттащили напавшего и предотвратили попытки Йоараши дать ответ, но даже после того, как лицо превратилось в сплошной кровоточащий синяк, Шторм не собирался показываться врачам.       Однако он все равно загремел туда, пусть того и не планировал, и лишь чудесной удачей ему выделили отдельную от Тодороки палату. Над последним возилась одна лишь Ханако, залечивая его опухшие губы и ушибы, которые были преимущественно на лице. Возле младшего брата был Нацуо, который вытирал влажным полотенцем испачканные красным руки, и Фуюми, пытающаяся сделать вид, что злые слова Йоараши ее не задели; Рей обеспокоенно гладила плечо младшего сына, пытаясь понять, как кто-то посторонний смог узнать такую информацию о них и, самое главное, как это отразится на будущем, раз теперь она стала общедоступной. Мысли же Шото, сначала лихорадочно пытающиеся прийти в порядок, начали переключаться в другое, не менее тревожное русло: на последний бой.       Но пришедшие навестить его одноклассники в лице Мидории, Киришимы и Каминари на время отвлекли его от мрачных дум.        — Ты как? — спросил Деку.        — Уже лучше, — ответил Шото, и не врал: на лице оставались едва заметные шрамы, которым благодаря Ханако жить оставалось недолго. — Спасибо.        — Угадай, кто загремел в соседнюю палату в полумертвом состоянии? — спросил Каминари, плохо скрывая выражение злого торжества, но Фуюми и Рей выразили озабоченность.        — Кажется, он неудачно оступился на лестнице, — продолжил Киришима. — И заработал приличное количество переломов.        — Это... — лицо Рей выражало что-то среднее между озабоченностью и тревожностью. — Это ужасно. Бедный мальчик.        — Бедный?! — Нацуо почти взревел. — Мама, он прилюдно нанес нашей семье смертельное оскорбление, а ты выражаешь к этой собаке сочувствие?       Рей не нашлась с ответом, но жалость никуда не ушла, пусть ее и сильно разбавило обидой и злобой.        — Папа был в ярости, — подала голос Фуюми. В голосе переплелись испуг и ненависть. — Я еще никогда не видела его таким злым.        — Его можно понять, — проговорил Киришима, а потом нервно сглотнул от осознания, что мысль случайно вырвалась за пределы головы. — Тут... Тут любой человек воспылает от злости.        — Я сейчас просто боюсь, что он устроит разборки, — сказала Рей с явным опасением. — Если не Йоараши, то у его классного руководителя точно.       И словно в комичном опровержении ее предположений, за дверью палаты раздались чьи-то быстрые тяжеловесные шаги, а следом — голос бегущего:        — Реисэцу! А ну быстро остановись!        — Я убью его! — послышался голос, который из-за неприкрытой злости в нем не сразу установился с владельцем. Шаги, которые оказались Старательскими, удалились, явно пытаясь догнать бунтаря и остановить его от совершения глупости, но удивляло, что направлялись они в противоположную от пласты Йоараши сторону.       В палате после такого повисла неловкая пауза, которую решился нарушить Каминари:        — У тебя будет бой. — Вновь пауза. — С ним. — На этот раз в тоне было абсолютное неверие. — Чувак...        — Я знаю, — в отличии от Каминари, голос у Шото сохранял присущую холодность. — Через полчаса, верно?        — Да, — ответил Мидория. — Арену уже восстанавливают. Думаю, успеют к тому времени.        — Наконец-то этот день близится к завершению, — выдохнул Киришима, стоящий между двумя одноклассниками.        — У тебя ведь есть план, да? — спросил Деку с присущим детским энтузиазмом. И черт бы побрал его вопрос, который буквально зашвырнул Шото обратно в некомфортные мысли. — Канхьо, как мы все видели, очень грозный соперник, способный выкинуть самое невероятное и умеющий благодаря своему уникальному дару полностью владеть своими силами, так что тебе нужно быть готовым к самому маловероятному и даже невероятному, что может случиться во время вашего боя.        — Я не думаю, что Канхьо удастся меня удивить, — ответил Шото, с каким-то подозрением отмечая, что члены его семьи подозрительно затихли, а Рей теперь осторожно водит рукой по его левому предплечью.        — Я уверена, что ты сможешь выйти победителем, милый, — сказала женщина, едва чувствуя угрызения совести. Конечно, она хотела победы для родного сына, но, не осознавая того, разделяла его чувства: ей не хотелось, чтобы эти двое вступили в бой между собой. Это казалось вопиющим противоречием.        — Не знаю, как вы, но меня немного настораживают некоторые всплывшие факты, — сказал Каминари, и не грешил против истины: голос странно изменился. — Особенно то, что он был способен на такие вещи. Чего только стоит осознание, что безвредный дымок в его руках мог в любой момент стать грозным оружием.        — Повезло, что основные свои силы он решился приберечь для третьего тура, — сказал Киришима. — А то сегодняшний день закончился бы гораздо раньше.       Шото задумчиво припустил голову, пытаясь игнорировать ласки матери.        — Он что-то задумал, — сказал он. — Я не знаю, откуда у меня такие мысли, но у меня сильное предчувствие, что все гораздо сложнее, чем кажется.