Are you ready to be mine?

14 октября 2016 год. 0:07. Очнувшись, Кокичи удивился неизвестной обстановке, но сразу же вспомнил что произошло совсем недавно, из-за чего он, похоже, потерял сознание. При попытке подняться с кровати, ему, из-за невыносимой головной боли, пришлось опереться на руку, о чём он сразу же пожалел: в неё словно воткнули раскалённый кинжал, как ужасно это чувствовалось. Он не знал, что Саихара делал с ним пока тот был в отключке, но судя по тому, что сейчас его руки либо не будет, либо же Ома увидит фарш, который ему, в лучших традициях хоррор фильмов, поддадут на завтрак, а значит ничего хорошего. Пересилив себя, он медленно опустил взгляд и не увидел ничего примечательного. Совершенно ничего необычного, лишь криво перебинтованная рука, хоть это и чувствовалось гораздо больнее, нежели таковым является. Фиолетовая прядь упала ему на лицо и мешала нормально смотреть, щекоча его нос. Вздохнув, он нервно хихикнул, стараясь убрать это недоразумение второй, как он тогда думал здоровой рукой, но как и следовало ожидать, Саихара вдоволь наигрался с ним, заставляя смотреть на своё беспомощное отражение в зеркале, на катящиеся по лицу слёзы и на то, что он с ним делает. Этот ублюдок улыбался, покрывал его руки большим количеством поцелуев, держал так, словно это было для него чем-то значимым, словно Ома был хрупкой вещью, что стоила довольно-таки дорого. Но это всего-то гадкая ложь, маска для его истинных намерений: он приблизился к его уху так близко, что Кокичи мог чувствовать на себе его горячее дыхание. Он, всё с такой же противной, не выражающей ничего улыбкой, шептал как сильно любит его и как заботится о нём, но очень расстроился подобным поведением. За каждую ошибку, которую по его словам совершил мальчишка, он должен был как следует наказать его, но оставить рядом, а его прекрасные руки, такие тонкие и бледные, манили его. Как никак, от переломанных пальцев ещё никто не умирал. И этот хруст был ужасен. Теперь было ясно, почему именно руки: сейчас Ома беспомощен как никогда, и в этой кромешной тьме как минимум он не сможет найти выход без помощью рук, а как максимум дверь не откроет. Игра проиграна, теперь же его ничего не спасёт, он сгниёт здесь с этим ненормальным человеком, так как точно знал, что никто в этом проклятом городе ничего не захочет делать, уж тем более его семья не расскажет о его пропаже, а даже наоборот, поблагодарит бога за избавление их плеч от таких обязанностей. Он плачет. Вновь плачет, словно маленький ребёнок, умеющий только это. В такие моменты ему становится противно от самого себя, и ком в горле, мешающий ему дышать, только увеличивается из-за подобных ситуаций. Ему было страшно, невероятно страшно, но пока он жив, это уже хорошо, да? Сейчас он не знал, чего хотел больше: своей смерти или выбраться отсюда, но, просидев так несколько минут, он осознал, что дома находился один. Кокичи как-то неуверенно всхлипнул и поднял глаза, намереваясь осмотреть комнату. Когда он привык к темноте, ему всё-таки удалось присмотреться. Но Шуичи нигде не было. Нарастающая радость, где-то там, глубоко в душе, убаюкивала его. А с чего Саихара взял, что он не сможет убежать от него? Всё было возможно, и, тихо, ругаясь на скрипучую кровать, он всё-таки встал и невольно улыбнулся: уже хоть что-то. Шаг за шагом и он, налегая своим телом на дверь из-за беспомощности рук, Кокичи смог открыть её, вступая в холодный коридор, в котором отсутствовал свет. Во всём доме было невероятно холодно: похоже, его мучитель позаботился о том, чтобы только в комнате было уютно и тепло. Идёт дальше. Сейчас ему нужно было увидеть себя, пощупать своё заплаканное лицо, понять, не сделали ли с ним что-то ещё. Открытая дверь в ванную, ещё несколько неуверенных шагов, и вот он уже перед зеркалом, смотрит на своё отражение. Ну, могло быть и хуже: привычные синяки под глазами покраснели из-за пролитых слёз, а глаза и вовсе распухли из-за раздражения. Ома оттянул нижнее веко, проверяя, есть ли там что-то ещё плохое или нет. Он невольно вздрогнул, когда заметил засохшие губы и облизнулся. В основном же всё было хорошо, этот ебучий маньяк ничего с ним не сделал. Кокичи даже был рад тому, что его глаза всё ещё не угасли, а значит надежда была. Он всё ещё хотел и мог выбраться отсюда. Умываясь, он думал о том, где могут находиться ключи от квартиры и как быстро он может убежать. Его волновала сама мысль, что Саихары нет так поздно у себя же дома, не просто так его оставили без присмотра и наверняка дверь закрыта, а ключи взяты с собой. В любом случае, он при сильной панике может выйти через окно, или же попытаться это сделать, уж гораздо лучше умереть разбившись об холодный асфальт, нежели ли от рук Саихары, явно не просто так, а от какой-то извращённой хуйни. Его даже манила идея с самовыпилом: красиво, тихо, ну и шансы на выживание хоть какие-то есть, а там дальше как пойдёт. Всё ещё думая о том, как красиво он будет смотреться, сначала пропав, а затем выпадая из окна совершенно незнакомой квартиры, Кокичи направился дальше, а именно на кухню. Возможно, в той комнате, где всё и начиналось, могли быть его личные вещи, небрежно оставленные там из-за нежелания выкидывать, но Ома ничего не нашёл, что и опечалило его: минус несколько вариантов для побега, просто пустяк, конечно же. Всё ещё стоя на кухне, он для себя же подметил, что невероятно голоден. Не расстроится ли Шуичи, если тот возьмёт что-нибудь из холодильника? Похуй, ему всё равно было плевать на это. Открыв дверцу холодильника, он сощурил глаза из-за яркого света, что с радостью накинулся, ослепляя его на некоторого время. Кокичи, будто бы изображая из себя кота, зашипел от столь неприятных ощущений и отвернулся, отказываясь поворачиваться к священному, как казалось, месту. Но вскоре его глаза привыкли и он с большей осторожностью повернулся, не заметив ничего, кроме виноградной панты, но её то он и меньше всего хотел: мало ли, что Саихаре пришло на ум сделать с ней. Ещё раз с неким подозрением окинув сияющую пустоту холодильника, он с шумом закрыл дверцу, и, прислоняясь к ней спиной, вздохнул. — Чем этот мудак вообще питается? Ома ещё пару минут стоял у холодильника, прислушиваясь к тишине, в частности к шагам за входной дверью. А если он, будь дверь заперта, начнёт кричать? Заметят ли его люди, что хотят пройти в свою уютную квартиру без происшествий, а там насладиться тёплым чаем? Конечно же нет, как он может рассчитывать на что-то невозможное как это, зная этих жалких людей. Мерзкие, пугливые и слабые создания, не способные помочь остальным и отдавая себя скучной жизни. Их притворные улыбки, которыми они одаряют каждого человека, которого встретят на своём пути, но, отворачиваясь, сразу забывают, словно выкидывая из головы самое ненужное. Но и несмотря на страх, что душил его с невероятной силой, он решился проверить входную дверь, всё-таки закрыта она или же нет. Медленно, бесшумно и осторожно идя по скрипучему полу, он невольно улыбнулся из-за своей же глупости: Саихары здесь нет, ему ничего не грозит, так почему же он крадётся? Неужели это то странное, притупленное шестое чувство, которое должно было спасать от неприятностей? Ома не верил в него, иначе говоря, почему он вообще попал в такую аморальную ситуацию, стоя на грани смерти? Ну, может он и не умрёт, но сам факт того, что ему переломали пальцы и закрыли у какого-то психопата совсем не радовал. Он уже у двери, всего-то повернуть ручку, тихо-тихо. И к его удивлению дверь была открыта, он может так спокойно уйти? У этого психопата проснулась совесть? Дверь распахнулась, мрак коридора, следующий за ней, отталкивал всё больше, заставляя вспоминать детские страхи о том, что оттуда выйдет монстр, способный съесть все твои внутренности, перебирая жизненно необходимые органы и откладывая самые лакомые кусочки. Родители Кокичи каждый раз не понимали, с чего их сын боится каждого тёмного угла, но это событие могло бы объяснить всё, так как самые худшие кошмары, которых он так избегал, воплотились. Всё самое невозможное было перед его запуганным лицом, потому что в темноте, благодаря уже привыкших к ней глазам, он разглядел силуэт того, кого ненавидел всей душой со вчерашнего дня и до конца своей жизни. — Ох, ты уже проснулся? Нет, такого просто не могло быть. Это галлюцинации, этот ублюдок накачал его чем-то, не иначе, другого варианта он подобрать и не мог, но отпрянул от двери, с силой давя на неё и слыша, с каким глухим звуком она закрылась. Его дыхание сбилось из-за паники, что резко нахлынула на него, втягивая в пучину хаоса. Ома уже был готов поверить в свои убеждения, но ровный, в отличии от него спокойный стук раздался прямо у его уха. Шуичи не пытался выломать дверь, открыть её или нечто подобное, да и он бы давно это сделал, как никак, ключи всё ещё оставались при нём. Кокичи медленно, на этот раз действительно веря в шестое чувство и стараясь не шуметь, прошёл в ванную комнату и заперся там, не зная что и делать. Дверь распахнулась. — Мальчик мой, где же ты? Я скучал по тебе. Теперь он не убежит, так как шанса на это и не было, всё подготовлено заранее, а значит ему остаётся только следовать удручающему сюжету, словно актёр фильма или какого-то шоу. Саихара, смеясь, искал его, но даже и выглядя совершенно спокойным, постепенно раздражался из-за такого непослушания со стороны его мальчика. Сейчас он не мог здраво мыслить из-за произошедших событий и перевозбуждения, полученного из-за того, что он наконец-то смог избавиться от надоедающего человека как Каэдэ Акамацу, невероятно радуясь тому, что он может остаться наедине с Омой и никто им не помешает. Правда, это был не тот результат на которой он шёл: всего-то бездыханное тело спокойно висящее в петле, но всё такое же красивое и невинное, какой и была его подруга, и ему этого было недостаточно, он жаждал изуродовать её, навсегда выкинуть из головы образ такой девушки как она. — Открой дверь. Кокичи, поняв, что прямо за ней, не желая оставлять между ними хоть какое-нибудь расстояние находился он, Шуичи, отодвинулся от двери. Ему был противен Саихара и всё то, что он хотел сделать, как нагло обманул его и как легко, без каких-либо колебаний мучал его, хотя Ома верил каждому слову, что произносил этот ублюдок. Ему было противно от того, что тот чувствовал радость при дальнейшем общении с Шуичи, как долго собирался к нему домой, представляя их дружбу, а ведь он был первым, кто протянул ему руку и вывел из тьмы одиночества. Слёзы машинально покатились по его лицу, и, хоть Кокичи не хотел показывать свою слабость перед ним, хныкнул. — Пожалуйста, открой дверь. Его голос был не таким, а особым, более мягким, нет, он был беззлобным. Будто бы ничего того, что между ними произошло и не было, а он, Кокичи, выставляет себя полным идиотом бегая от него и закрываясь в этой маленькой комнате, а может, Саихара просто осознал свою вину? Даже если и так, он слишком гордый, и, даже не смотря на свою слабость, не выйдет отсюда, хотя уже думал об этом. — Всё будет хорошо, я не причиню тебе вреда. «— А ты в этом уверен?» Ома уже хотел выдавить из себя хоть слово, просто показать ему, что всё ещё живой, но слёзы не позволяли сделать этого. Он просто с тихим вздохом уткнулся носом в колени, всё ещё продолжая хныкать и держать дверь своим телом. Он слышал, как на той стороне, в полной темноте, Саихара возится с чем-то, дёргает ручку и изредка, тихо постукивает по двери. Но спустя какое-то время это прекратилось: любой звук, который издавал Шуичи, попросту стих, а последнее, что слышал Кокичи, были удаляющиеся в темноту его квартиры. Стало непривычно тихо, а он начал чувствовать нарастающую панику, ведь всё это было слишком странным. Возможно, его просто провоцировали, смотрели, выйдет ли он или нет, а может и действительно ушли? Он поднял голову и прислушался, но было всё также тихо, как и раньше. Это безмолвие завораживало его, невольно погружало в свои мысли, а там и в некую прострацию, так что он даже и не заметил, как шаги вновь начали отдаваться в его голове, заставляя сердце биться чаще. Какие-то шорохи, Саихара ещё раз дёрнул ручку, и, судя по звукам, его руки дрожали. Он осторожно, стараясь как можно тише открыть дверь с помощью какого-то предмета, уже мечтал об встрече с Омой. Правда, к его сожалению, тот давно заметил, как медленно вращается замок, готовясь принять весь удар на себя, ожидая, что Шуичи что-то сделает с ним, но он действительно не хотел этого. Дверь открылась, он врывается к нему, напуганный и сжавшийся, такой, которого его никогда не видели. Неужели это очередная игра эмоций, что воспроизводится каждый раз, когда он того пожелает? Возможно, он просто пытается сделать себя человечней, подделывая хоть какие-то эмоции по отношению к другим людям, вот так просто пытаясь манипулировать ими? Если же и так, то у него это прекрасно сработало, ведь, Кокичи был слишком уставший для того, чтобы выдать нормальную реакцию и просто раскрыл свои руки, с кистей которых свисали бинты. И Саихара не пропустил это, медленно подходя к нему и обнимая, пряча свою надменную улыбку.

***

И вот они уже спокойно сидят в комнате, стараясь на время забыть о произошедшем, желая просто побыть в абсолютном безмолвии. А самое забавное было то, какие разные у них мысли: один желает уйти отсюда и не возвращаться, а второй, Шуичи, желает показать всю свою любовь и в очередной раз извиниться, а затем показать своих друзей, как, например, Каэдэ Акамацу, с которой он не смог и больше не сможет пообщаться, но увидит её в последний раз. Он ждал, что Кокичи тоже обрадуется, поймёт, на какие жертвы он пошёл для него, толкая на дорогу смерти своего единственного друга, не считая его самого. Но и не это было главной целью, для которой Саихара выманивал своего мальчика на некоторое время, и, дежуря около двери полчаса, продумывал свои дальнейшие действия, ведь оры должны быть идеальными, лишь бы впечатлить что-то такое важное для него. Он, не желая терять ни минуты, пододвинулся как можно ближе к Оме, на что тот не решился обращать внимание, просто надеясь, что это очередной высер такого мудака как он, а дальше всё закончится также, как и начиналось: гладко, мирно и совершенно не раскрывая то, как он ужасен. Шуичи, не видя отпора со стороны своего мальчика, только воодушевился и, забывая про осторожность, словно верный пёс накинулся на него, оказываясь в таком положении, чтобы он не смог сбежать, даже если применит грубую силу. Он уже видел, как лицо Кокичи изменяется, а именно выражение лёгкого страха, резко переходящее в злость, скрывая слабые стороны. Но он всё ещё молчал, потому что ему было страшно, а Саихара был несказанно рад. Всё ещё нависая над ним, он невольно для себя отметил привлекательность своей жертвы: эти прекрасные фиолетовые волосы, полные страха и опухшие от слёз глаза, а главное всё такое же невинное личико, считающее, что познало все беды этого мира, а приподнятая бровь намекала на его недоумение. И это всё кружило голову Шуичи, затуманивало разум и крадя его сердце, вот так просто. Именно он был виноват в своих бедах и в том, что появился в этом мире, но всё можно исправить, только начать его игру, действовать по правилам и выйти на хорошую концовку, никаких проблем, ведь так? Кокичи пытался оттолкнуть его, упираясь своими руками в нависавшее над ним тело, всё ещё с недовольством проглядывая на него, но не решался смотреть в глаза из-за стыда за то, что он так спокойно лёг под него, даже несмотря на то, что за непослушание его могут убить. И Шуичи забавляла эта реакция, эти смешанные чувства бушующие в нём и то, что по его мнению всё было взаимно. Так или иначе, его всё устраивало, в частности тишина, которая прекрасно дополняла атмосферу, заставляя слышать тяжёлое дыхание мальчишки. Он не знал, было ли это от возбуждения, которого добивался Саихара, или же просто тот самый удушающий страх. Но нет времени на мысли, когда все его мечты постепенно перетекают в реальность. Он запустил руки под тёплый, явно мешающий им свитер, начиная скользить холодными руками по горячей коже, доставляя своему мальчику больше дискомфорта, нежели удовольствия. Чуть ли не мурча от удовольствия, он исследовал его тело, проводя рукой по позвонкам, выпирающим рёбрам, надеясь на то, что самому Оме нравилось это. Саихара, решая продолжить свои игры, раз никто не был против, принялся оголять его верх, отстраняясь, с научным интересом изучая взглядом столь хрупкое тельце и, с грустью переключаясь на лицо Кокичи, замечает, что он давно не наблюдает за ним: зажмурив глаза, он прикусил губу, и, состроив гримасу полного отвращения к происходящим с ним событиям, как бы собирая свою сломанную гордость подобными вещами. Шуичи это забавляло и прибавляло только больше желаний заполучить его, навсегда обозначить своей собственностью. Как же, блять, он хочет его, а ведь Ома просто ждёт когда кончатся прелюдия, лишь бы остаться живым. Зайдёт ли это дальше или нет не ему решать, но тот уже решил въебать этому мудаку, если он полезет расстёгивать ширинку его брюк. Саихара бесцеремонно уселся на его пах, заставляя сердце биться всё чаще, но далеко не от любви и возбуждения, а от обычного страха, без которого он не мог и находится в этой квартире. Кокичи устало посмотрел на него, а потом сразу же осознал свою ошибку: его мучитель посчитал это хорошим знаком и проявлением интереса к этой ситуации, проще говоря, он может идти дальше. Он пододвинулся к нему ближе, и Ома мог отчётливо видеть блеск его глаз в темноте, необычайно, блять, красивых глаз, как он и думал в первый день знакомства. Шуичи, недолгое время прождав инициативы с его стороны и поняв, что он ничего не сделает, грубо ухватился за подбородок, притягивая своего мальчика к своим губам, нежно целуя ровно до тех пор, пока не почувствовал, как Кокичи пытался выбраться. Он сразу же перешёл на что-то более резкое и болезненное, прокусывая нежную кожу губ и чувствуя железный привкус крови. Саихара чувствовал нарастающее ликование, что кружило ему голову. Это прекрасное удовлетворение из-за того, что он доказал себе своё превосходство, что он вот так просто подчинил себе человека, всего-лишь переломав перед этим пару пальцев, да и то только ради того, чтобы обессилить его. Отстраняясь от очаровательных губ, что выглядели ещё лучше после его вмешательства, он вернулся к телу мальчишки, отмечая для себя же, как прекрасна его тонкая, вытянутая шея, которая больше походила на женскую, как и всё, что у него было. Прислонившись губами к сонной артерии, он буквально растёкся от игр с жизнью его мальчика и то, что он мог чувствовать его сердцебиение, чувствовать то, как быстро оно бьётся. В удушающей тишине это выглядело просто прекрасно: вот он, радостный и возбуждённый доставляет удовольствие себе и своей собственности, а тот ненавидит себя за этот момент. Он чувствует, как неприязнь и отвращение к себе же съедает его изнутри, но он всё ещё подчиняется Саихаре, ненавидя его с каждым вздохом всё сильнее. Переходя более ниже, оставляя языком влажную дорожку, Шуичи резко, совсем немного, оттянул нежную кожу зубами, прокусывая это место до крови. Вновь этот привкус, запах и цвет. Он хотел бы оставить метки на каждом сантиметре кожи его мальчика, пометить его или сделать нечто подобное, но нельзя было портить одну из самых важных особенностей: бледная кожа, на которой так ахуенно смотрелись засосы и укусы. Он чуть ли не агрессивно, но всё ещё борясь с желанием повторить это, чтобы прекратить сразу после этого, к сожалению, последнего раза, присосался к чувствительному месту, оставляя тёмно-красный след. — Прекрати! — похоже, его мальчик уже пришёл в себя, что неожиданно обрадовало Шуичи: увы и ах, но отдача была гораздо лучше, нежели бездействия. Да и он выглядел гораздо лучше в таком состоянии, привлекая излишними слезами, и, самое главное, он тоже хотел действовать, заставлять Кокичи подчиняться ему, мучать, доставлять боль перемешанную с удовольствием. — Блять, зачем ты вообще это делаешь? — Я тебя люблю, — пустой взгляд и совершенно ничего не значащие для него слова, которые могли бы другим людям принести невообразимую радость, но не ему, ведь ему не был интересен этот мальчик в таком плане, он требовал себе игрушку, которая будет отдавать ему всё внимание и свободное время, а у Омы его будет много, ему всё равно некуда идти. На какую-то долю секунду он заткнулся, а Шуичи просто слез с его паха, что выглядело для него как сигналом о том, что всё закончилось. Как жаль, что Кокичи невероятно ошибается. Зевнув, Шуичи принялся стягивать брюки, конечно, не забывая и про боксёры своего мальчика с его тела, холодными руками задевая его кожу, на что тот тихо стонал. Ома ещё некоторое время пытался отбиваться, крича на него и не позволяя оголить хоть часть его достоинства, на что его мучитель тихо вздохнул. Саихара кинул на озабоченный взгляд, всем своим видом показывая, что ему жаль за последующие действия, что, несомненно было ложью, а затем наклонился ближе к нему, дабы проучить своего мальчика, но тот, напуганный и не мыслящий, что он вообще делает, с неплохой силой ударил Шуичи, вскрикнув от боли из-за сломанных пальцев. И это сработало, ведь он тут же отдёрнулся от него, потирая болезненное место, всё ещё не веря в то, что с ним могли так поступить. Кокичи же, решая не терять ни минуты, вскочил с кровати и приготовился бежать как можно дальше, но дверь не поддавалась: этот ублюдок заранее всё спланировал и закрыл её. Он прекрасно понимал, что сейчас ему это с рук не спустят, так что, из-за приступа паники он вновь попробовал открыть дверь, но ничего не происходило. Саихара, звонко смеясь и нихуёво так напугав этим своего мальчика, встал с кровати вслед за ним, подходя всё ближе и ближе, а затем мягко погладив по голове, но в следующую секунду, словно перевернув страницу какой-то манги, он действовал совершенно иначе и гораздо грубее, даже не попробовав скрыть свою злость. Взяв Ому за руку, он повёл того на кровать, в очередной раз нависнув над ним, одной рукой придерживая того на кровати, а второй лихорадочно расстёгивая ремень. Он также стянул пониже его штаны вместе с бельём, отстраняясь и наблюдая за тем, как Кокичи, сжав в руках одеяло и не поворачивая голову в его сторону, даже для того, чтобы понять, почему ничего не происходит, жалобно скулил, что безумно заводило его, манило к себе и заставляло мечтать о том, как он вомнёт его в эту ебучую кровать. Навалившись на него, Шуичи что-то тихо промурлыкал тому на ухо, правда, что-то совершенно неразборчивое из-за сбившегося дыхание и, приспустив уже своё нижнее бельё, оголяя член, отводя бёдра назад, тем самым находя нужное отверстие и резко входя. Выразительный крик со стороны Кокичи, что до последнего оставался тихим, слегка удивил Саихару, но выходить не стал, доставляя одни из неприятнейших ощущений из-за инородного тела в его кишечнике. Ему было невероятно больно, неприятно и противно из-за того, что он не смог сдержать собственный крик. Он чувствовал кровь на своём бедре, чувствовал и то, как что-то внутри него разрывается, но Шуичи даже и не хотел прекращать, не смотря на то, что его мальчику больно, ведь чувствовал он совершенно другое: сфинктер был невероятно узкий, буквально выталкивал его половой орган, давил на него стенками, что доставляло невероятное удовольствие несмотря на то, что он даже не начал двигаться. Наконец, отойдя от эйфории, Саихара медленно, буквально заставляя его чувствовать каждый сантиметр его члена, выходил назад, а затем с силой толкаясь внутрь, раздирая стенки кишечника. Его голову кружило от столь приятных ощущений и жестокости, с которой он действовал по отношению к такому хрупкому мальчику как Кокичи, но это целиком и полностью его вина, не так ли? Именно он заставлял Шуичи чувствовать себя плохо, проводить время с такой девушкой как Каэдэ, а затем, ради своего удовольствия, записывать как он сломал её и как она, громко смеясь из-за подействовавших наркотиков, умирает. Даже если он и заслужил этого, то боли была чересчур ужасной и невыносимой, также учитывая и то, что не было никакой смазки, подготовки или нечто подобное, его просто драли, морально уничтожали и всё только из-за его глупой гордости, как сказал бы Шуичи. Когда движение внутри него было уже не таким проблематичным из-за сжатых вокруг его полового органа стенок сфинктера, Саихара невольно обрадовался, что даже тот, кто совсем недавно пытался убежать, привык к этим действиям. Он наклонился, на этот раз не с такой жестокостью, но всё-таки поставил засос где-то рядом с шеей, с интересом рассматривая розовую отметину, на что Кокичи только податливо хныкал, сомкнув руки так, что белели костяшки. И даже не смотря на то, что его блядская задница была в крови, сзади пристроился какой-то психопат, отказывающийся выпускать его из квартиры, его живот и бёдра стянуло от пульсирующего в паху удовольствия. Он готов был поклясться, что это вовсе не то, что он чувствовал, но это будет самой большой ложью в жизни, но желание закончить это как можно быстрее не пропадало. Прекрасно понимая, что это закончится как можно быстрее, если он проявит инициативу, Кокичи решил действовать, но как именно, если его втрахивали в кровать не давая и шанса на спасение? Что если утром он даже не сможет встать от боли в заднице, а хромота будет преследовать его три или же четыре дня? — Это всё твоя вина. Ома, даже не желая спорить с этим ненормальным человеком, податливо кивнул, идя ему навстречу и насаживаясь на пульсирующий член, так они быстрее завершат своё дело, что показывало то, какими рывками начал двигаться Шуичи, как глубоко и резко проникал, но при этом медленно выходил. Он уже подходил к оргазму, впиваясь ногтями в бёдра своего мальчика, причиняя тому ещё больше боли. Он тихо стонал, нарочно сдерживая себя в этом деле, лишь бы слышать Кокичи, который, мешая этому, в самом начале заткнул себе рот руками, дабы не опуститься до такого состояния. Последний толчок и Саихара изливается в него, заставляя чувствовать себя заполненным до краёв. От усталости, он навалился сверху Омы, поспешно вынув половой орган, а через некоторое время и вовсе мирно засопел. Вот так просто из него выбили оставшиеся желание жить и гордость, а затем оставили наедине с отвращением и болью, не только моральной, но и физической.