***
Ночью перед отбором она не могла уснуть. Просто лежала и смотрела в потолок расширенными от ужаса глазами. Как всё пройдёт? Кто будет в комиссии? Не забудет ли она слова песни в самый ответственный момент? Все эти вопросы не давали ей покоя и сжимали виски, даря пульсирующую головную боль. В итоге, Энн решила не переживать одна, а разбудить Тома и попросить у него поддержки. — Милый, эй, проснись. Я плохо себя чувствую, — потормошила она его за плечо. — Что случилось? — сонно спросил он. — Я волнуюсь из-за кастинга. Голова болит, просто раскалывается, — вздохнула Энни. — Иди сюда, — Томас приподнял руку, приглашая Энн обняться. Она положила голову ему на грудь и, чувствуя размеренное биение его сердца, начала успокаиваться сама. — Расскажи о своём первом бое в Атенсе. Никогда не спрашивала тебя о нём, — прошептала она. — Мне тогда было шестнадцать, но мы еще не встречались, — начал он, поглаживая её по волосам, — мы с мамой жили в поганой многоэтажке на окраине Атенса, в самом отвратном районе. Нашей соседкой справа была проститутка-мексиканка, а слева — чёрный парень, вращающийся в каких-то криминальных кругах, продающий разбодяженный содой кокс и прочую хрень. Его звали Майк. Надо сказать, что, несмотря на занятие, он был неплохим чуваком — неконфликтным, всегда спокойным, таким… себе на уме. Однажды после школы я подрался с этим ублюдком на понтах, что учился на год старше нас, Джейденом, и возвращался домой с разбитой губой и оторванным рукавом. Встретил в лифте Майка, он спросил, что да как, я почему-то честно рассказал, наверное, просто не с кем было поделиться. Он начал выпытывать, часто ли я дерусь, какими приёмами владею, были ли у меня серьёзные травмы, какой у меня рост, вес, возраст. Я не совсем понимал, к чему он клонит, но ответил на его вопросы. Видимо, ему понравилось то, что он услышал, поэтому он предложил использовать мои умения и мою ярость в коммерческих, как он выразился, целях. Сказал, что недавно пересёкся с каким-то чуваком, который устраивал ночами подпольные бои прямо на улице. Схема была такая: подъезжали несколько машин, становились кругом, мордами друг к другу, включали фары. В этот круг света клали маты, выходили двое парней, их представляли, зрители делали ставки, и начиналось мясо. Живые люди, непрофессионалы, и живые деньги, наличка. Я сразу же загорелся. Майк сказал, что следующий бой будет вот-вот и что он может рассказать про меня нужным парням, если я захочу. Единственное условие — половину от своего выигрыша я должен был отдавать ему. Я, недолго думая, согласился. Назавтра он встретил меня у подъезда и сказал, что всё путём. Бой в субботу. Вот тогда-то меня и накрыло осознание. Я слышал, что подпольные бои — это в десятки раз жёстче и несправедливее, чем профессиональные матчи. Типа, против ста шестидесяти фунтового тебя могли поставить двухсот семидесяти фунтового борова, который все кости тебе переломает. Мне было очень страшно идти туда, но ещё больше — интересно. Я всегда чувствовал, что смогу проявить себя в боях. В общем, я выпил три чашки крепкого чёрного кофе и поехал к месту встречи. Народ уже начинал собираться. Майк тоже был там, познакомил меня со всеми и, главное, с «боссом» боя — мистером Такаги, мерзким жирным хитрожопым японцем. До сих пор помню его гадкий хвостик из трёх лоснящихся волосинок. В общем… У нас с ним сразу не заладилось. Но, видимо, он решил не мочить меня в первый же бой, и поставил мне в пару относительно равного соперника. Когда Такаги объявил мою фамилию, и толпа загудела, мне стало реально плохо. От кофе и волнения моё сердце заходилось, а в глазах темнело, я даже захотел убежать домой. Но потом взял себя в руки и вышел в этот круг света. Что было дальше — не помню, бил на автомате. Очнулся после третьего или четвертого тайма — руки в крови, лицо в крови, футболка в крови. Я испугался, отвлёкся, и противник, воспользовавшись этим, схватил меня за шкирку и бросил в лобовое стекло одной из машин. Удар был очень сильным, я тут же отключился. Пришел в сознание от свиста и улюлюканья зрителей. В общем, я продул. Поплёлся домой, благо мама не обратила внимания на мою разбитую физиономию, привыкла уже. — Получается… — выждав, когда он сделает паузу в рассказе, спросила Энн, — первый твой публичный бой был полным провалом? — Ну, не полным, конечно, того пацана я тоже прилично разукрасил, — усмехнулся Том, — но провалом — однозначно. — И как ты смог продолжить после неудачи? — примерив ситуацию на себя и свой кастинг, Энн разволновалась. — Я решил для себя, что это дело случая и везения. Противник был поопытнее, ему повезло со мной, вот он и выиграл. Все конкурсы и поединки, на мой взгляд, чистая игра фортуны. — Том, я… я никогда даже не думала об этом с такой стороны! — Энни приподнялась на локтях и заглянула ему в лицо, — можно я тебя поцелую? — Можно и больше, — рассмеялся он, — а то последнее время ты боишься до меня дотронуться, словно я стеклянный. — А твой нос? — Сделаем так, чтобы он в процессе не участвовал, — одним движением стаскивая с неё ночнушку, понизил голос Томас. Они оба успели соскучиться по близости — у них ни разу не было секса после того раза в мотеле, ведь Энни действительно боялась в порыве страсти неудачно задеть нос Тома. Поэтому сейчас, поверив, что с ним всё хорошо, она, улыбаясь и предвкушая самое простое и приятное занятие по снятию стресса, села на Томаса сверху и нежно поцеловала его в губы. Он же убрал её волосы от лица, и, отвечая на поцелуй, направил её руки к своему паху. Когда же их тела, наконец, слились воедино, оба почувствовали какое-то умиротворение и успокоение. Головная боль Энн мгновенно прошла. Томас же просто расслабился на постели, передав всю инициативу возлюбленной, и с удовольствием наблюдая за каждым её движением.***
Утром Том проснулся первым. Часы на стене показывали почти семь часов, Энни надо было быть на кастинге в двенадцать, поэтому он решил не будить её. Несколько секунд понаблюдав за тем, как мирно она спит, обняв подушку, Том поднялся с кровати и прошёл на кухню. У Энни была одна особенность — она спала очень крепко, не просыпалась от «повседневных» звуков, типа звона тостера или кипения чайника, поэтому Том спокойно запустил кофеварку и пошёл в уборную. Там он присел на край ванны, взял с полки увеличительное зеркало, которым Энни пользовалась для макияжа, и принялся изучать свой нос. За две недели он уже подзажил, кости срастались правильно, поэтому гипс на днях сняли. Однако синяки под глазами всё ещё были заметны. Каждое утро он просыпался и надеялся, что они пропали, но этого не случалось. Разочарованный, Том поставил зеркало на место и опустил голову на руки. Ему до сих пор было стыдно за тот вечер, в первую очередь за то, что он не пошёл домой, а поехал в мотель, не брал трубку и до смерти напугал Энн. Собственная глупость его раздражала — за шесть лет отношений он мог бы уже понять, что Энн всегда его поймет, поддержит, пожалеет и подлатает. Но еще больше он злился на себя за то, что вновь заходил в то злосчастное казино «Фортуна». Энни даже не предполагала, что за эти две недели Том проиграл почти семьсот долларов, а выиграл всего двести, и то на «одноруком бандите». Его терзало чувство вины, но когда он замечал переливающуюся красно-белым вывеску «Фортуны», то не мог отказать себе и пройти мимо. В первую очередь, его до сих пор очень бесила крупье Келли и её хитрая рулетка. На ней он и терял больше всего денег. А в надежде отыграться, ставил еще и еще. После игры Том выходил из заведения страшно разъярённым, и от махания кулаками его удерживали лишь воспоминания о выражении лица Энн, увидевшей его с разбитым носом. Эту смесь ужаса, разочарования и жалости он не хотел видеть в её глазах больше никогда. Иногда он думал рассказать Энни о своих походах в казино, но боялся её реакции. Вдруг она… окончательно потеряет в него веру? Том понимал, что и так слишком часто испытывает терпение и любовь Энн, ей не следовало знать, что меньше чем за месяц пребывания в Лос-Анджелесе он «подцепил» ещё одну дурную привычку. «Осталось только запить или занаркоманить. Ты — отстой», — корил себя Томас. Ему вообще часто казалось, что без Энн он бы пропал. Она была тем самым лучом света в его темном-претемном царстве агрессии, неудовлетворенности собой и косвенного саморазрушения. Сейчас, чистя зубы, и стараясь не смотреть на своё отражение в зеркале, Том размышлял, как ему повезло встретить такую девушку. Если бы не она, он бы наверняка так и жил бы в той загнивающей многоэтажке с матерью, работал в дрянной забегаловке, а по вечерам ввязывался в драки у бара на окраине, пока однажды не получил бы нож под ребро. Умывшись прохладной водой и отогнав от себя мрачные мысли, Томас вернулся в комнату и принялся готовить завтрак. Разлил кофе: себе — в обычную кружку, Энн — в термо, сделал нехитрые сэндвичи — лист салата, сыр да два куска белого хлеба и, взяв всё это с собой, присел на край кровати. Энн всё ещё спала, поэтому Том аккуратно убрал от её лица растрепавшиеся кудри и погладил её по щеке. Энни на это забавно поморщилась и попыталась зарыться лицом в подушку. Том рассмеялся: — Вставай, соня. Сегодняшний день обещает быть знаменательным. — Сколько сейчас? — сонно спросила она. — Почти восемь. — Всё, встаю, встаю, — выпуталась она из смятой простыни, — я хочу еще по два раза прогнать и песню, и танец. — Я приготовил завтрак, — указал Том на поднос. — Как мило, Томми, — улыбнулась Энн, — обязательно всё съем, только сначала в душ, надо помыть волосы. А то ты всю меня растрепал, — игриво подмигнула она ему. Томас рассмеялся в ответ. Действительно, ночь они провели славно, давно у них не было подобной обоюдной страсти и удовлетворения. Вернувшись из ванной, Энни отрепетировала свои номера прямо с мокрыми волосами и в одном нижнем белье. Ей всё нравилось, Тому тоже всё нравилось. Приободрившись, зарядившись уверенностью в себе и вкусно позавтракав простой, но сделанной с любовью едой, Энн решила, что она вполне готова идти и покорять Звездный Олимп. Дресс-кодом кастинга были леггинсы и спортивный бралетт, их она и надела. Комплект был светло-оранжевого цвета и хорошо гармонировал с её загорелой кожей. Накинув для приличия поверх костюма бежевый тренч, Энн поцеловала Тома на прощание и, прихватив с собой рюкзачок с документами, портфолио и водой, вышла из квартиры. Она была совершенно уверена, что сегодня её жизнь изменится навсегда.***
Кастинг проходил в большом складе в Северном Голливуде. Этот район был незнаком Энни, поэтому она и выехала пораньше, чтобы было время поискать здание. Поплутать ей действительно пришлось — найти некий «Корпус D» было нелегко, поэтому на место она пришла почти в одиннадцать часов. Зайдя в нужное здание, Энни удивилась тому, насколько много там людей. Крупное помещение было буквально набито девушками всех «видов и мастей» — блондинками, брюнетками, рыжими, короткострижеными и длинноволосыми, высокими и низкими, спортивными, худыми и даже чуть полноватыми. На предварительном интернет-отборе из всех заявок отобрали всего двести, видимо, почти все эти двести конкурсанток и были здесь. Чуть испугавшись тому, что прибыла одной из последних, Энни начала лихорадочно рыться в рюкзаке, перепроверяя, всё ли нужное для кастинга у нее с собой. «Главное сейчас — найти номерок», — подумала она, открывая и закрывая многочисленные кармашки. Достав, наконец, бейдж с номером «188», она прицепила его на топ и, с облегчением вздохнув, привалилась к стене. Энни закрыла глаза и прислушалась к собственным ощущениям. Она знала, что тело может подвести её в любой момент, привыкла к этому за последние четыре года. Тем более, первый странный приступ случился у неё как раз на конкурсе. Это был простой ежегодный турнир по спортивным бальным танцам штата Джорджия, Энн участвовала в подобных многие годы, но в тот раз всё пошло не так. Во-первых, основным обязательным танцем конкурса был квикстеп, который Энни терпеть не могла — он совершенно не подходил ей по темпераменту, она не чувствовала себя органично, исполняя его, это сказывалось на эмоциях, которые являются неотъемлемой частью любого танца. Во-вторых, её постоянный партнёр, Мэтти, за несколько месяцев до конкурса выбил колено, и травма всё ещё давала о себе знать. В-третьих, она как раз готовилась к окончанию школы и поступлению в университет, все её мысли были заняты учёбой, а не спортом. За день до соревнований Энн стало плохо — она почувствовала слабость во всём теле, головокружение и тошноту. Посчитав, что отравилась купленным на улице салатом с кукурузой, она прочистила желудок, напилась абсорбентов, таблеток от тошноты и стала надеяться, что к началу конкурса всё пройдет. Но не тут-то было. Прямо перед выходом на танцпол спазм в желудке буквально согнул ее пополам. Еле-еле, со слезами от боли и страха, она оттанцевала злосчастный квикстеп и, не дожидаясь результатов конкурса, поехала в больницу. Там у неё зафиксировали повышенное давление, сердцебиение и совершенно нетипичный для человека, с самого детства участвующего в соревнованиях, уровень адреналина. Однако никакого намёка на отравление и любые другие проблемы с желудком и в помине не было, поэтому ей прописали успокоительные и отпустили домой. На следующий соревновательный день, в который исполнялся произвольный танец, ситуация повторилась и, несмотря на то, что Энн танцевала любимый венский вальс, выступление вышло провальным и они с Мэтти заняли позорное девятое место из двенадцати. После того раза такие реакции стали нормой для Энн. Чуть разволнуется — головная боль, тошнота или мышечные боли обеспечены. Родители и Том не могли понять, что с ней происходит, сама Энн тоже переживала — вдруг это симптомы какого-то страшного заболевания? После нескольких месяцев хождения по врачам, кучи анализов, МРТ и прочих процедур у неё не обнаружили никаких патологий и сделали простое заключение — психосоматическое расстройство, то есть проявление психологических переживаний на телесном уровне. За эти годы Энн свыклась с мыслью, что остаток жизни проведет с обнимку с аптечкой и перестала пугаться резких приступов дурноты или непонятных болей. Но, всё равно, расстройство осложняло ей жизнь — она стала тревожнее и мнительнее, постоянно переживая, что ей станет плохо в самый неподходящий момент. Сейчас, чтобы предупредить приступ, Энн просто старалась поглубже и поспокойнее дышать. «Осталось пережить следующие пять-шесть часов, и всё будет хорошо», — успокаивала она себя. — Волнуешься? — внезапно выбил её из раздумий высокий голос. Энни открыла глаза и встретилась взглядом с симпатичной азиаткой с причудливым зелёно-фиолетовым сияющим макияжем. На груди у нее красовался номер «28». — Да… Да, немного, — нервно улыбнулась Энн. — Я тоже, — кивнула та и протянула руку в приветственном жесте, — я, кстати, Кристин. — Я — Энн. — Впервые на кастинге? — Да. Я и в Лос-Анджелес приехала меньше месяца назад, — поделилась Энни. — Оу, понятно, — в глазах Кристин прочиталось «тогда тебе, такой неопытной, точно ничего не светит», — я уже на шестом таком. Пока безуспешно, но надежды не теряю. — Как всё обычно проходит? — скрестив руки на груди, поинтересовалась Энн. — Да как… пляшешь-поёшь перед жирными чванливыми продюсерами, они смотрят на тебя, как на обезьянку в цирке, хмыкают, делают вид, что помечают что-то в блокнотах. Не надейся встретить здесь саму Лану дел Рей, она — точно такое же детище продюсеров, только они решают, кто будет крутиться у нее за спиной. Ну и всё… три минуты позора, три часа ожидания — и ты разочарованная идешь домой. Энн медленно кивнула. Всё-таки, у неё было куда более романтичное представление о кастингах. — Ты только не пугайся заранее, а то текст забудешь, — хохотнула Кристин, — на тебе уже лица нет. — Нет, всё нормально. Спасибо за информацию, — почти шёпотом ответила Энни. Действительно, сердце у неё тут же забилось быстрее, а желудок привычно опоясался колючей проволокой. Не желая больше разговаривать, Энн отошла подальше от Кристин и, заметив, что некоторые девушки уже образовывают очередь, встала за блондинкой с номером «183». На часах было без пятнадцати двенадцать, и Энн не оставалось ничего другого, кроме как ждать.***
Её очередь подошла только в четыре часа дня. За это время она успела не только сделать разминку и распевку, но и насмотреться на множество реакций других конкурсанток — кто-то выбегал в слезах, кто-то выходил счастливым, а кто-то — с гордо поднятой головой. Когда над дверью загорелся номер «188», Энн, глубоко вдохнув, смело вошла в кабинет. Комната кастинга встретила её раздражающими лампами дневного света и тремя столами, за которыми сидели трое мужчин, похожих друг на друга, как близнецы. Энн подумала, что Кристин была права — лица мужиков выражали только пресыщенность и высокомерие, никакой заинтересованности и дружелюбия. Положив перед сидящим посредине портфолио и документы, Энни вышла к центру комнаты и объявила: — Энн Фолчак. Танец под «Off to the Races», вокальное исполнение — «Ride». — Поёте а капелла, музыку для танца вам включат, — сказал один из членов комиссии, — начинайте. Энн на секунду растерялась — она не рассчитывала на то, что придется петь без музыкального сопровождения. «Всё в порядке, — чувствуя, как паника сдавливает грудь, часто задышала она, — что песня, что танец идут по полторы минуты, ты справишься». — Ну? — поторопил замешкавшуюся Энни «правый» мужик. И она, встрепенувшись, запела. К ее удивлению, голос будто шел сам собой, и Энн не заметила, как исполнила положенный куплет и припев. — Хорошо. Теперь танец, — вернул её в реальность продюсер. Будто из ниоткуда заиграла «Off to the Races», и Энни, чьи движения были отрепетированы до автоматизма, начала танцевать. Танец воспринимался ей «реальнее», чем песня, поэтому по ходу исполнения они заметила пару ошибок и немного расстроилась. Однако всё прошло не так плохо, как она себе нафантазировала после разговора с Кристин. Закончив и поклонившись, Энн уставилась на жюри. — Спасибо, ожидайте результата. И не забудьте документы, — сухо произнес «средний» член комиссии. Выйдя из комнаты, Энн почувствовала такое облегчение, что чуть не разрыдалась. Первый кастинг в жизни! Совсем другое, чем танцевальный конкурс! И она не опозорилась! Искренне расстроившись, что на территории склада запрещено пользоваться мобильными, и она не может поделиться эмоциями с Томом, Энни отошла подальше от комнаты прослушиваний и, спрятавшись за колонной, села прямо на пол. Ей не хотелось разговаривать со своими конкурентками, поэтому, чтобы хоть чем-то занять себя, она достала из рюкзака блокнот, ручку и принялась рисовать абстрактные узоры, мыслями находясь далеко-далеко отсюда… Так она и сидела несколько часов, рисуя, улыбаясь самой себе и мечтая побыстрее узнать результат и поделиться им с Томом. В семь вечера оглушающе громкий голос из динамиков, развешенных под потолком, заставил её вскочить и вновь разволноваться. — Внимание! Объявление имён конкурсантов, прошедших во второй тур, состоится через пять минут! Тут же по толпе понеслись удивленные возгласы: «Во второй тур?», «Какой второй тур?», «Разве планировалось что-то еще?». Энн тоже недоумевала — она не готовилась к дополнительным отборам. Она поспешила к комнате прослушиваний, на случай, если ей посчастливилось пройти кастинг и придется слушать какие-то инструкции для второго тура. Через обещанные мгновения из комнаты вышел один из членов жюри с листком бумаги и микрофоном. Энн стояла достаточно близко, чтобы видеть его лицо, поэтому затаила дыхание в надежде услышать своё имя. — Победители объявляются в алфавитном порядке. Если слышите свою фамилию — не надо падать в обморок, кричать, орать, рыдать или нестись ко мне, сбивая всех и вся, падая и расшибая себе нос. Спокойно подходите и ждёте дальнейших указаний, — чересчур мрачно сказал он, — итак, слушаем внимательно. Николь Эндрюс, номер девяносто пять. Из толпы послышался лёгкий вскрик радости и, аккуратно, явно борясь со своими эмоциями, к члену жюри направилась высокая смуглая брюнетка с высоким хвостом. — Мелоди Диас, номер шестнадцать. Возле продюсера материализовалась низковатая фигуристая афроамериканка с медовыми волосами и родинкой над губой. — Энн Фолчак, номер сто восемьдесят восемь. Сердце Энни оборвалось. «Что?» — одними губами произнесла она. Ноги мгновенно стали ватными, и ей пришлось сделать невероятное усилие, чтобы сдвинуться с места и подойти к продюсеру. Продвигаясь сквозь толпу, Энн поймала на себе несколько десятков завистливых взглядов, от чего ей стало очень неприятно. Лишь подойдя к месту встречи и услышав радостное и вполне искреннее «Поздравляю» от Мелоди, Энни смогла вздохнуть с облегчением. На её глазах выступили слёзы, она просто не верила, что стала на шаг ближе к своей мечте. Далее к группе счастливиц присоединилась рыжая девушка со старомодной густой чёлкой, Джессика Харт, светловолосая простушка Эшли Лейн и еще одна блондинка, обладающая более резкими чертами лица, Кимберли Торнтон. Всё это воспринималось Энн словно через пелену. Ей было плохо и хорошо, холодно и жарко одновременно. Она рассеянно глядела то на толпу не столь удачливых конкурсанток, то на победительниц, то просто в пол. — Всем спасибо и до встречи, — закончив объявление, сказал член жюри, — а вы, дамы, идите за мной. Он провёл их в какое-то помещение на другом конце склада и, протянув каждой девушке большой запечатанный конверт, сказал: — Я — мистер Грэм, главный продюсер и учредитель кастинга. В конвертах — ваши задания на второй тур. Он будет проходить ровно через неделю, в театре «Мэриленд». Задания у всех одинаковые, вам необходимо разучить танец. Певческой части не будет. Выступаете все вместе, на одной сцене, из шести будут отобраны двое. Удачи. Закончив, он резко развернулся и ушёл в глубину склада. Все девушки, перешептываясь, кинулись вскрывать конверты, одна Энн с этим не спешила. Она была в шоке, в настоящем, неподдельном шоке. Машинально попрощавшись и, прижимая конверт к груди, она медленно побрела к выходу со склада. В голове было пусто, а эйфорическая улыбка не сходила с её губ. Энни была настолько потрясена и счастлива, что не хотела делиться своими чувствами ни с кем, кроме Тома. Молча она добралась до дома и позвонила в дверь. Том открыл тут же, словно только и ждал её. — Ну что? — замер он в дверном проёме. — Я прошла. Я прошла, Томми! — закричала Энн и бросилась к нему на шею. Он обхватил её за талию и закружил. — Только это ещё не всё, — адекватные эмоции стали возвращаться к Энн, и она радостно засмеялась, — второй тур ровно через неделю, надо разучить какой-то танец, но это совершенно неважно, важно то, что я прошла сейчас! Боже, я не верю, Том! — Я так тебя люблю, — поцеловал ее в губы Томас, — всегда знал, что ты всё сможешь. — Я тоже люблю тебя. Без тебя ничего этого бы не было, — целуя его в ответ, сказала Энни.***
Всю следующую неделю Энн репетировала почти без перерыва. Танец был сложным — длился пять минут, и почти на всём его протяжении надо было использовать стул с высокой спинкой. Было много элементов на баланс, с запрокинутой головой и резкой сменой положений. В какие-то моменты Энни казалось, что у нее ничего не выйдет, не стоит даже идти и позориться, но Том так искренне подбадривал её, что она начинала верить в себя. К назначенной дате Энн была измотана, но чертовски хорошо подготовлена. Уходя на кастинг и чуть ли не плача от нервного напряжения, Энни погладила Тома по щеке и сказала: — Если я пройду — поцелуй меня так, как не целовал никогда, если же нет — просто… обними меня, хорошо? — Конечно. Начинаю готовить поцелуй уже сейчас, — улыбнулся Томас. Энн грустно улыбнулась ему в ответ: — Ловлю на слове.***
Театр «Мэриленд» располагался рядом с живописным парком пальм, и Энн немного успокоилась, наслаждаясь красотой природы. Тем более, возле театра она встретила Мелоди Диас, которая еще на первом кастинге показалась ей дружелюбной и милой. — Привет! — весело помахала Мелоди. — Привет, — ответила тем же жестом Энн. — Готова к бою? Я — более чем! — воскликнула Диас. — Я тоже. — Желаю удачи, Энн. Пусть победит сильнейший! — Тебе тоже удачи, Мелоди, — учтиво кивнула Энни. «Только бы удача была на моей стороне», — покачала она головой, провожая соперницу взглядом. Ей вновь стало страшно и как-то неприятно — от воодушевления первого кастинга не осталось и следа…***
Стул с прикрепленным к нему именем «Энн Фолчак» был вторым слева, чему Энни обрадовалась — не самый край, но и не середина, соответственно, жюри хорошо видят твои движения, но могут упустить пару ошибок. Сев на стул, Энн, как и другие девочки, принялась ждать появления комиссии. Начало конкурса символизировали софиты, неожиданно загоревшиеся над сценой. Энн еле сдержалась, чтобы не подскочить от резкого света. «Спокойно», — осадила она саму себя. Через минуту в зрительный зал вошли уже знакомые ей члены жюри во главе с мистером Грэмом. — Здравствуйте, дамы, — привычно мрачно сказал он, садясь на сидение в центре первого ряда, — делаем всё по-быстрому и расходимся, ясно? Танец, оценки, решение, домой. Всё. Начинаем! Все девушки встали возле своих стульев. «Ты победишь», — промотав в голове все выигранные танцевальные конкурсы, подбодрила себя Энн. В этот момент заиграла музыка и она, постаравшись «отключить» волнение, начала танцевать. Пять минут танца — жесткое испытание даже для самого сильного профессионала. Поэтому Энн с её расшатанной психикой пришлось тяжело. Дома она учила танец частями и полностью прогоняла нечасто, поэтому на кастинге, где добавил свою «ложку дёгтя» стресс, примерно на четвертой минуте начала ошибаться. Делала замахи и приседы не так амплитудно, иногда пропускала движения руками и пару раз сбивалась с ритма. Конечно, другие девочки тоже танцевали не идеально, но Энни показалось, что в них было больше страсти и меньше страха. Закончив танец, она вздохнула с облегчением не от того, что сделала всё, что могла, а просто потому, что отмучилась. Собрав прилипшие к шее волосы в пучок, она, часто дыша, замерла, смотря на жюри. — Спасибо, — кивнул мистер Грэм, — на объявление результатов мы вас позовём. Конкурсантки убежали за сцену, где, разместившись в гримёрной, стали нервно обсуждать танец. Энн не очень активно участвовала в разговоре, больше слушала и размышляла о собственных шансах на победу. Честно признаться, она не знала, что и думать. Лучше или хуже остальных она была? Достаточно ли эмоций и души вложила в танец? А какова была техническая сторона исполнения? Обо всём этом Энни вряд ли могла судить объективно. Единственное, в чём она была уверена, так это в том, что Эшли точно не суждено было оказаться в подтанцовке Ланы дел Рей — на середине танца она просто упала со стула. Минуты ожидания томительно тянулись, и когда мистер Грэм заглянул в гримёрную и пригласил танцовщиц в зал, Энн даже успела устать волноваться. «Будь, что будет», — подумала она. Окинув взглядом выстроившихся в ряд на сцене девушек, мистер Грэм выдохнул: — Это было сложное и несколько неоднозначное решение, но мы пришли к тому, что в танцевальную группу Ланы дел Рей будут приняты, — он сделал театральную паузу, — Николь Эндрюс и Джессика Харт. Никакой «Энн Фолчак» среди этих имён не было. В одно мгновение Энни почувствовала себя такой никчёмной неудачницей, что ей захотелось просто сесть на злосчастный стул и уронить голову на руки. Ноги задрожали и, чтобы не упасть, она еле заметно зацепилась пальцами за спинку стула. Когда мистер Грэм всех поблагодарил и отпустил, Энн первой побежала в гримёрку, схватила рюкзак и унеслась прочь из театра. Она совсем не разозлилась на Николь и Джессику — они, скорее всего, были лучше неё, просто ей было очень больно. От «Мэриленда» до дома было всего пару кварталов, поэтому Энн не стала даже ехать на метро или брать такси — просто пошла пешком, стараясь не останавливаться. Ей хотелось только одного — увидеть Тома, заглянуть в его ясные глаза и услышать слова поддержки. Тогда она могла бы отпустить себя и поплакать. Оказавшись перед дверью своей квартиры, Энн не стала звонить, а постучала. Томас открыл ей и с таким же предвкушением, как в прошлый раз, подался вперед. — Обними меня сильней, Том, — перестав сдерживать слёзы, припала к его груди Энни, — я проиграла.