***
Том не предусмотрел, что даже в Лас-Вегасе нужно специальное разрешение для официального оформления брака. Им с Энн пришлось подождать больше недели, прежде чем получить его, но эмоции за это время не угасли — все дни пара провела, словно в эйфории. Эта самая любовная горячка, скорее всего, и стала причиной того, что они решили не обмениваться кольцами, а сделать себе парные татуировки — крыло на ключице. Банально и даже старомодно, но Энни и Тому это казалось самым романтичным жестом из всех возможных. Перез их не беспокоил. Казалось, он даже не поменял своего отношения к ним, был таким же приторно-улыбчивым. Энни, правда, всё равно извинилась перед ним за ту историю с букетом, но он заверил её, что всё в порядке и он, дважды разведённый, понимает её. За это Энн прониклась к нему еще большим уважением, чего нельзя было сказать о Томе — ему казалось, что Перез стал смотреть на Энни чересчур хищно, и ему это не нравилось. «Потерплю ещё пару недель. Если не прекратит — серьёзно с ним поговорю», — думал он, потирая кулаки. Свадьбу играли первого октября. Конечно, никаких гостей не приглашали, этот праздник был только для Энни и Тома. Она решила идти к алтарю в том же сияющем золотистом мини-платье, в котором была во время своего первого выступления в баре, а Томас надел белую рубашку и чёрные брюки, оставшиеся у него после школьного выпускного. Никакого пафоса, шикарных одеяний и бриллиантовых колец — свадьба была полным олицетворением Тома и Энн, такой же простой и искренней. Женил их, по Лас-Вегасской традиции, двойник Элвиса. В пиджаке, переливающимся ярче, чем платье Энн, с набриолиненным чубом и белоснежными винирами, он напоминал новогоднюю ёлку, от чего Энн с Томом было даже немного смешно. Хотя нужное чувство торжественности и какой-то нереальности происходящего «Элвис» создавал идеально. Вёл Энни к алтарю он же. — Волнуетесь? — шепнул он ей на ухо, когда они только вошли в часовню. — Нет, я счастлива, — так же шёпотом ответила ему Энн, глаз не сводя с Тома, уже стоящего у сцены-алтаря. На самом деле, конечно, она очень волновалась. Сердце её билось так, что готово было вырваться из груди, но почему-то она не чувствовала себя плохо, как при своих привычных вегетативных кризах. Дойдя до Тома, Энни встала перед ним и заглянула в его яркие голубые глаза. В них читалось то же, что она ощущала сама — волнение, решимость и счастье. — Итак, мы собрались сегодня здесь, — картинным жестом окинул пустой зал «Элвис», — чтобы сочетать браком Энн Рут Фолчак и Томаса Тейлора Фэриса. Вы готовы? Том и Энн кивнули. «Элвис» весело улыбнулся: — Хорошо. Энн и Томас, скажите друг другу: я обещаю… — Я обещаю, — хором повторили жених и невеста. — … любить тебя… — Любить тебя. — … ценить тебя… — Ценить тебя. — … смеяться с тобой и быть готовым поддержать тебя в трудную минуту… — Смеяться с тобой и быть готовым поддержать тебя в трудную минуту. — … с этой клятвой я заключаю с тобой брак! — торжественно воскликнул ведущий. Томас повторил слова первым, Энни, сдерживая слёзы, сделала это после него. — Тогда я объявляю вас мужем и женой! Целуйтесь, наконец, целуйтесь, — страшно довольный собой, заголосил «Элвис». Энн и Том, держа друг друга за руки, поцеловались. Обоих чуть трясло, а у Энни и вовсе сбилось дыхание. — Я люблю тебя, Том, — улыбаясь сквозь слёзы, прошептала она.***
Сразу же после церемонии молодожёны отправились в тату-салон, которые находился буквально в пяти минутах ходьбы от часовни. — Ну, жена, кто первым будет бить тату? — подмигнул Энни Том. — Думаю, муж мой, нам стоит сделать это одновременно. Скорее всего, у них не один мастер. — Очень разумно, миссис Фэрис, — подхватывая её на руки, одобрил Том. — Естественно, мистер Фэрис. Как известно, за каждым великим мужчиной стоит великая женщина [1], — нарочито серьёзно глянула на него Энн. — Даже так? Хорошо, я это учту, — опуская её на землю возле входа в тату-салон, хитро улыбнулся Том. Как Энн и предполагала, в тату-салоне скучало два мастера, которые с радостью согласились набить молодожёнам простые татуировки. Место оказалось довольно болезненным, поэтому Энн, чтобы отвлечься, повернулась к Тому и тронула его за руку: — Интересно, что бы наши родители сказали о свадьбе? — Я думаю, моя мама бы расстроилась, что в часовне мы поскромничали и не поцеловались с языком, — рассмеялся Том, — помнишь ту ужасную позорную историю? — Господи, «Ромео и Джульетта»? Такое не забывается, — прикрыв глаза рукой, протянула Энн. Когда Энни и Томас только начали встречаться они, естественно, держали это втайне от родителей. Особенно старалась не выдать себя Энн — её мама, зная, как Том задирает дочку, была бы явно не рада узнать, что Энни влюбилась в своего давнего обидчика. Однако один случай выдал «конспираторов» с головой. В школе проходил ежемесячный бейсбольный матч. Ничего интересного, как всегда, не происходило — сильных игроков в школе не было никогда, поэтому обеим командам было откровенно скучно бегать по полю туда-сюда. Скучали и зрители, ученики, которых после уроков насильно оставили смотреть игру, чтобы «создать массовость». Желая хоть как-то развлечься, Энн и Том, расположившись на самых крайних и дальних трибунах, принялись целоваться. Они думали, что никто не заметит их обжиманий, но директор Колс всегда был начеку. Не став делать им замечания во время игры, он поймал парочку на выходе со стадиона и, грозно глядя на них из-под своих кустистых бровей, велел: — Фэрис, Фолчак, завтра же ко мне с родителями. Энн и Том испуганно переглянулись. — Но за что, директор Колс? — жалобно воскликнула Энни. — За ваше отвратительное поведение во время игры. Думали, если сядете подальше, я ничего не замечу? Нет, мисс Фолчак, я замечаю всё. От ненависти до любви один шаг, верно? — указал директор на Энн и Тома пальцем. — Нет, директор, пожалуйста! Мама меня убьёт! — чуть не плача, взмолилась Энн. — До встречи у меня в кабинете, — никак не отреагировав на её возглас, Колс развернулся и ушёл. — Что будем делать? — испуганно спросил Энни Томас. — Делать нечего, придётся сказать нашим родителям. Иначе будет ещё хуже, — со слезами на глазах пожала плечами Энн. Наутро заплаканная Энни и Томас, держащийся нарочито спокойно и серьёзно, вошли в кабинет директора. Мать Энн, Рут Фолчак, с её осанкой и изящностью бывшей балерины, в модном брючном костюме, сшитом на заказ, и элегантной прической «ракушка» вплыла в кабинет следом. Последней появилась утомлённая многолетней тяжёлой работой в магазине и привыкшая каждый вечер снимать стресс парой-тройкой бутылок пива Дженнифер Фэрис, одетая в привычную белую майку и брюки-карго. — Доброе утро, — сухо поприветствовал их всех директор, — присаживайтесь, нам предстоит серьёзный долгий разговор. Рут, бросив раздражённый взгляд на Тома и Дженнифер, села на диван первой. — Слушаю вас, мистер Колс, — подалась она вперёд. — Рут, — улыбнулся ей директор, — ты была одной из лучших учениц за почти сорок лет моей карьеры в образовании, поэтому поведение твоей дочери заставляет меня искренне недоумевать. Ладно, ещё та вечная мелочная и отвратительная вражда с Фэрисом, — махнул он рукой в сторону Тома, — но вчерашняя выходка… такой вульгарности и беспардонности я не видел никогда, и уж точно не мог ожидать её от твоей дочери! Они с Фэрисом целовались прямо на спортивном мероприятии! Он пошло и грязно лапал её, да я… — покраснев то ли от возмущения, то ли от стыда, выдохнул он, — мне, заслуженному и пожилому человеку неудобно даже обсуждать подобное при дамах! — С языком? — неожиданно для всех спросила Дженнифер Фэрис. — Что, простите? — округлил глаза директор Колс. — Ну, целовались они с языком? — как ни в чём не бывало, повторила Дженнифер. Рут Фолчак, состроив гримасу отвращения, буркнула в её сторону: — Для какой цели вам эти подробности? — Просто интересно, что именно уважаемый директор Колс считает невиданной доселе вульгарностью и беспардонностью, — показав пальцами кавычки, усмехнулась мисс Фэрис. — Вы пьяны? — еще больше скривилась Рут. — Нет, с чего вы взяли? Мне, опять же, просто интересно — в вашем высшем обществе слово «язык» хуже слова «ебать» или на одном с ним уровне? — смело глянув на неё, спросила Дженнифер. Энн с Томом вжались в диван, мечтая полностью с ним слиться. — Мы много раз встречались с вами и беседовали по поводу поведения вашего сына, но сейчас мне, наконец-то, стало ясно, в кого он такой, — протянула Рут Фолчак, — мистер Колс, — обратилась она к директору, — я предлагаю вам отстранить Томаса Фэриса от занятий на две недели. — Если так, — пошла в наступление Дженнифер, — я требую того же для Энн. Она тоже участвовала в проступке, как вы его называете. Хотя, если вы бы хоть чуть-чуть пораскинули своими залитыми элитным парфюмом мозгами и вспомнили себя подростками, вы бы поняли, что никого из них не стоит ни ругать, ни исключать. Это гормоны и первая любовь, вам их не усмирить. Это всё. Я могу идти? Меня ждёт работа. Я, в отличие от некоторых, — бросила она злой взгляд в сторону Рут, — не сижу целыми днями дома и не упиваюсь ностальгией, разглядывая корону Королевы выпускного бала и пуанты, которые уже давно стали мне малы. С этими словами она собрала свои пережжённые пергидролем волосы металлическим крабиком и покинула кабинет, громко хлопнув дверью. Все оставшиеся проводили её открытыми от удивления ртами. — Прошу простить мою маму, — в несвойственной для него манере принялся оправдываться Том, — у неё выдалась тяжёлая неделя… — Стоп, мистер Фэрис, вы и ваши слова мне совсем не интересны, — прикрикнул на него директор, — сделаем так: без наказания я вас оставить не могу, но и отстранять не хочу, так что вы, Фэрис, будете мыть коридоры, протирать шкафчики и двери, а вы, Фолчак, приводить в порядок школьный двор — все фантики и бумажные стаканчики теперь ваши. Срок — две недели. Но если еще хоть раз увижу подобную мерзость, будете отстранены от занятий, никакого снисхождения. И, Рут, — его голос сразу сделался мягким, — извини за то, что тебе пришлось слушать эти грубости и гадости. — Ничего, мистер Колс, — встав с дивана, пожала она ему руку, — вы, как всегда, были профессиональны и справедливы. Спасибо вам. Рада была повидаться, хотя обстоятельства и не самые приятные. — Ты же знаешь, что я всегда счастлив тебя видеть, Рут. Миссис Фолчак, тепло улыбнувшись ему и даже не посмотрев на Энни и Томаса, развернулась на каблуках и вышла из кабинета. — Ромео и Джульетта, — вновь посерьёзнел Колс, — возвращайтесь к занятиям. После уроков отправляйтесь в подсобку, мистер Крейвен выдаст вам всё необходимое для работ. Энн и Том, кивая и шёпотом благодаря директора, согнулись и выбежали из комнаты. — Чёрт, — оказавшись в коридоре, вздохнул Томас, — впервые у Колса мне было страшно. — Мне понравилось только, как он назвал нас в конце. Ромео и Джульетта. Было бы прекрасно, если бы его слова оказались пророческими. — Хочешь, чтобы я отравился, а ты застрелилась? [2] — нахмурился Томас. — Ты совсем дурак, Том? — закатила глаза Энни, — нет! Чтобы мы были с тобой вместе навсегда, в жизни и даже после. — Будем, точно будем, Энн, — осмотревшись, чтобы удостовериться, что поблизости нет ни одного из учителей, Том аккуратно поцеловал её в лоб, — вместе или никак вообще.***
Получив тату, Энн и Том, очень довольные результатом и тем, что в честь свадьбы им сделали скидку в двадцать долларов, решили продолжить развлекаться и отправились в ближайшее казино. Это была идея Энни, и Том не решился ей отказывать, хотя ему было и страшновато — она могла догадаться, что он в игорном заведении далеко не впервые. К счастью, выбор Энн пал не на столь любимую Томом рулетку, а на самый простой и понятный для обывателя игровой автомат — слот-машину, «однорукого бандита». — Давай ограничимся двумя сотнями? Каждому по сто, если всё проиграем, будет не так обидно, сумма небольшая, — разменивая банкноты у администратора, обратилась к Тому Энни. — Думаю, для такого автомата этого вполне достаточно, — кивнул Томас, нервно переминаясь с ноги на ноги. — Отлично, тогда пойдём играть. Схватим удачу за хвост! — подмигнула ему Энн. Казино, в которое они пришли, было маленьким и каким-то грязноватым и «потёртым», а людей в нём было очень много, поэтому Энни и Томасу пришлось подождать минут пятнадцать, прежде чем сесть за автомат. Глаза Энн горели азартом, Том же еле сдерживался, чтобы не метнуться к рулетке, которая так заманчиво вертелась в паре метров от них. — Ты первый, Томми, — протянула Энн ему башенку из монет и встала позади него. Том, выдохнув, засунул первую однодолларовую монетку в приёмник и со всей силы дёрнул рычаг. Три игровые линии замелькали перед глазами восторженно затаивших дыхание молодожёнов, и вскоре сложились в комбинацию из вишенок, черного прямоугольника с жирной белой надписью «BAR» и колокольчика. В отсек для выигрыша со звоном высыпалось несколько монет — Томасу удалось отыграться с первой же попытки. — О, Боже! — воскликнула Энн, хватая деньги, — у тебя получилось! Дай теперь попробовать мне! Кинув одну монету из выигранных, она дёрнула рычаг и, вцепившись в плечо Тома, уставилась на сменяющие друг друга картинки на экране автомата. Вскоре они остановились, сформировав ряд из трёх золотых слитков. В отсек выпала монета того же номинала, что Энн и положила. — Чёрт, это прикольно, — крутя в руках деньги, прошептала она, — только как остановиться, если после каждого хода тебе что-то выпадает? Неужели нельзя проиграть? — О, Энни, можно, ещё как можно, — опустил голову Том, вспомнив свои позорные проигрыши в Лос-Анджелесе и мерзко ухмыляющуюся рулетчицу Келли, которая сгребала все его фишки, — просто надо поставить себе лимит. Мы выбрали двести долларов, в этих пределах и будем держаться. — Ты чего такой серьёзный, Том? — хлопнула его по плечу Энни, — боишься проиграть? — Нет, всё в порядке, — улыбнулся Томас, — сходи и попроси бутылку шампанского, пожалуйста. Игра сразу пойдёт бодрее. Энни, развеселившись, унеслась искать официанта или бармена, Том же, поглядывая через плечо, чтобы не пропустить, когда она вернется, принялся засовывать монеты в приёмник и отчаянно драть рычаг. Азартная игра представлялась ему неким таинством — ему не хотелось, чтобы Энни видела его за таким занятием. Том был возбуждён, жар разливался по всему его телу, от чего ему было одновременно приятно, волнительно, стыдно и страшно. Томас хотел выиграть столько денег, сколько только мог. Но, к несчастью, игровые линии складывались в комбинации с самым незначительным выигрышем. Том уже начал было злиться, но тут возле него появилась сияющая улыбкой Энни с бутылкой шампанского и двумя бокалами. — Как успехи? — кивнула она на автомат. — Пока особо никак, — протянул он ей ладонь, полную четвертаков и прочей мелочи. — Что ж, — разливая напиток, пропела Энни, — первый бокал в роли твоей законной супруги я хочу поднять за то, чтобы в нашей жизни никогда не было слов «никак», «не получается» и «неудача». Пусть фортуна всегда будет на нашей стороне! — Лучшего тоста для Лас-Вегаса и не придумаешь, — чокаясь с ней бокалом, улыбнулся Том. Он немного успокоился в её присутствии, но тревога, смешанная с болезненным возбуждением еще не отпустила его до конца. Лишь сделав большой глоток пузырящегося спиртного, Томас смог выдохнуть и откинуться на спинку высокого игрового стула, напоминающего барный.***
За шампанским и игрой Энни с Томасом потеряли счёт времени. К тому же, в казино, естественно, не было окон и часов, поэтому, когда изрядно подпившие и превратившие свои двести долларов в тридцать молодожёны вывалились из заведения, на улице потихоньку светало. — О, нет, — пьяновато протянула Энни, — мы пропустили первую брачную ночь, Том! Полный отстой! — У нас будет первое брачное утро… и день, — целуя её за ухом, Томас потянул Энн за руку ближе к дороге, — не будем вылезать из кровати сутки, а? — Прекрасная идея, — поцеловав его в ответ, Энн замахала рукой, ловя такси. Загрузившись в первую подъехавшую машину, они развалились на заднем сиденье и, не обращая внимания на выразительное покашливание водителя, принялись целоваться так, что в трезвом состоянии им было бы за это стыдно. Отдав таксисту на пятьдесят долларов больше, чем было нужно, Энн с Томасом в обнимку поднялись в свою квартиру и, продолжая целоваться, завалились на кровать. Том без лишних разговоров задрал юбку Энн, а сам принялся расстёгивать свой ремень на брюках. Но не успел он стянуть штаны и до колен, как Энни его остановила. — Нет, Томми, — надула она губы, — давай хоть разденемся нормально, и всё такое, а то это выглядит, как перепих за баром, мне не нравится. — Я просто сгораю от нетерпения, — навис Томас над ней, часто дыша. — Так, всё, — схватила она его за запястья, — я сама. Том даже не попытался сопротивляться, поэтому Энни аккуратно помогла избавиться ему от брюк и рубашки, потом сняла с себя платье, повесила его на спинку стула, и, оставшись в одних трусиках, опустилась перед сидящим на краю кровати Томасом на колени. От этого жеста он даже немного протрезвел: — Ты… ты же не очень любишь так… — Теперь ты мой муж, — поцеловала она его в низ живота, — и я сделаю всё, чтобы ты был удовлетворён по максимуму. Томас не решился с ней спорить, просто прилёг на кровать, чувствуя, как ему становится жарче и приятнее от каждого её поцелуя и движения. Когда же Энн, наконец, сняла с него нижнее белье и погладила по самой чувствительной зоне тела, возбуждение, смешавшись с опьянением, ударило Тома по голове и он, закрыв глаза, глухо застонал. Энни, довольная его реакцией, принялась ласкать его языком и губами. Наверное, впервые в жизни ей было приятно это делать, что удивило её, ведь оральный секс всегда ассоциировался у неё с чем-то, не достойным приличной женщины. «Скорее всего, всё изменилось потому, что он стал моим мужем. Совсем другое ощущение, и себя, и его», — подумала она. Вовремя остановившись и не дав Томасу достичь пика наслаждения, Энни, довольная его расслабленностью и податливостью, залезла на него, и они продолжили заниматься любовью уже привычным образом. Увлечённые друг другом, молодожёны пробыли в постели до самого вечера, несколько раз успев достигнуть экстаза и даже подремать. Алкоголь давно выветрился у них из головы, но любовная эйфория пьянила сильнее любого спиртного. Когда на улице начало темнеть, Энн, замотавшись в простыню, встала с кровати и подошла к окну. Оно было не таким большим, как в их квартирке в Лос-Анджелесе, да и вид из него разворачивался не самый красивый — на мусорные баки бара Переза и Джоэля и маленький скверик вдалеке. Но Энн было так спокойно и легко, что она улыбнулась, представив, что видит не изнанку Лас-Вегаса, а чудесную панораму Лос-Анжделеса. Обернувшись, она посмотрела на спящего Тома и вернулась в постель, обняв его сзади. «Как было бы классно, если бы этот момент не кончался никогда», — зарываясь носом в пахнущую его одеколоном подушку, подумала Энни.***
Три месяца после свадьбы Энн и Том жили тихо и мирно. Они впервые отпраздновали День благодарения, Рождество и Новый год как муж и жена, и традиционные и успевшие надоесть праздники заиграли для них новыми красками. Также Энни сменила документы, официально став Энн Фэрис. Ей намного больше нравилось новая фамилия — она звучала приятнее и показывала принадлежность не к давившей на неё родительской семье, а к любимому Тому. Тот, правда, поддразнивал её, говоря, что теперь она почти тёзка Анны Фэрис, известной по пародийным ужастикам «Очень страшное кино», которые Энни ненавидела за пошлость и глупость, но ей было не обидно, а смешно. На работе дела тоже шли спокойно — Энн так отточила свой репертуар, что выступления перестали быть для нее стрессом. В будние дни она помогала Адаму на баре — Джилл уволилась, поэтому оставшемуся бармену было трудновато одному. Иногда к ним присоединялась танцовщица Джесс — тогда-то работа превращалась в тихую попойку. Том же просто с грозным видом стоял в дверях бара и думал лишь о том, что вот-вот выйдет на подпольные бои — эти мысли не давали ему заскучать. Про рассказ Джилл о бывшем охраннике он старался не вспоминать, внушил себе, что его это не касается, а смерть бедняги — простая случайность. Энн же и вовсе не знала об этой истории, поэтому временами спрашивала мужа: — Мне побеседовать с Перезом насчёт тебя? Он доволен мной и моей работой, думаю, согласится выпустить тебя на ринг пораньше. Том всегда говорил «Нет», ведь ему и так не нравилось, что Энни выплясывает в мини перед пьяной толпой для того, чтобы «протолкнуть» его на подпольные бои. Но Энн по глазам видела, что у него на душе, поэтому задав Тому этот же вопрос в десятый, наверное, раз, решила без его ведома поговорить с Перезом. Оскар только вернулся из Лос-Анджелеса, поэтому Энн рассчитывала на его хорошее настроение. Для беседы Энни выбрала самый тихий для бара день — вторник. Надев строгую блузку и юбку, она собрала волосы в хвост, сделала лёгкий, еле заметный макияж, и отправилась в кабинет Переза. Для приличия постучавшись и медленно приоткрыв дверь, Энн застала Оскара за телефонным разговором. Он улыбнулся, жестом поприветствовал её и указал на кресло перед своим рабочим столом. Энн улыбнулась в ответ, но садиться не стала — просто встала у стены и опустила глаза в пол, стараясь не слушать, о чём говорит Перез. Когда он, наконец, положил трубку, Энни обратилась к нему, стараясь говорить максимально спокойно, тщательно подбирая слова: — Мистер Перез, я бы хотела поговорить с вами о Томасе. — О Томасе? Что-то случилось? — сложил руки в замок и подался вперёд Перез. — Нет, нет, всё в порядке. Это моя инициатива, я беру всю ответственность на себя. В общем, — она вдохнула побольше воздуха, чувствуя, как сердце начинает разгоняться, — Томас очень хочет приступить к боям, которые вы ему обещали. Знаю, — выставила она руку вперёд, — мы условились на год, но мистер Перез… Том «держит лицо», а я вижу как ему скучно и грустно. Он никуда не ходит — только на работу. Том гаснет здесь, ведь он всегда мечтал о боях без правил, так же, как я мечтала о сцене. Моя мечта сбывается, спасибо вам, но Томми… Он тоже достоин небольшой радости. И… Если надо, я сделаю всё, что угодно, мистер Перез. Просто хочу, чтобы мой любимый был счастлив. Оскар внимательно посмотрел на неё, молча встал из-за стола и подошёл к Энни вплотную, отчего она сделала шаг назад, почти уткнувшись спиной в стенку. Ей стало очень некомфортно от такой близости, и она попыталась было отойти чуть в сторону, но Перез взял её за руку. — Энн, — смотря ей прямо в глаза, начал он, — я понимаю, чего ты хочешь. Наблюдал за тобой последние недели и просто видел это в тебе. Тебе стыдно и неудобно за то, что у тебя строится карьера, а у Томаса нет, ведь из-за этого ты оказываешься на ступень выше его, а ты этого не любишь. Слабая, уступчивая, ранимая девочка… — он выпустил её руку, — ты подсознательно хочешь, чтобы над тобой довлели. Даже сейчас, когда я так близко, твой пульс зашкаливает, я с ходу насчитал около сотни ударов в минуту. Ты пытаешься казаться уверенной, но ужас в глазах скрыть не можешь. Я заметил его ещё в нашу первую встречу. Ты — жертва, и какую бы блистательную, весёлую диву ты не строила из себя на сцене, жертвой ты и остаёшься. Тебе необходимо унижаться, умолять кого-то о чём-то и подчиняться. Энн почувствовала, что её начинают душить слёзы. Перез, не мигая, сверлил её своими тёмными, бездонными глазами, от чего ей стало страшно так, как никогда в жизни. Хотелось убежать, но ноги сковывала болезненная судорога — Энни просто не могла пошевелиться. Голос, похоже, у неё тоже пропал — она лишь открывала и закрывала рот, тяжело дыша. — Но знаешь что? Я могу дать тебе то, что ты захочешь. И я имею в виду не только карьеру Тома, — хитро улыбнулся Перез, делая, наконец, шаг назад, — только тебе придётся заплатить. — К…к…конечно, — часто заморгала Энни, — сколько угодно, вы можете даже не платить мне за выступления, все деньги ваши! — Ты не поняла, — скрестил руки на груди Оскар, — мне не нужны деньги. — Тогда что? — вжалась в стену Энн. — Мне нужна ты. Только в обморок не упади, — усмехнулся продюсер, — ты очень бледная. Не надо бояться, Энн. Помнишь, когда мы договаривались о Вегасе, я сказал, что сделка со мной — это сделка с Дьяволом? Ты, наверное, подумала, что я так шучу. Но я не шутил. Знаю, сейчас ты представила меня этаким Королём Иллюминатов [3], делящим трон с Бейонсе, но ничего общего с реальностью это не имеет. Никакого сатанизма и прочей хрени, я в это не верю. Верю только в то, что чтобы добиться чего-то, надо многим пожертвовать, «поломать себя» и пойти на большие уступки. Тем более, если в деле замешаны не только деньги и слава, но и любовь. На что ты готова ради Тома, ради любви всей своей жизни? Не зная, что ответить, Энн прошептала: — На что угодно. — Прекрасно. Тогда мы сработаемся. Я тебе — всё, что надо Тому для счастья, ты мне — немного себя. Сердце Энни, казалось, перестало биться, и она, чувствуя, что действительно готова потерять сознание, еле слышно спросила: — Что вы хотите, чтобы я сделала? Занялась с вами сексом? Но я не хочу. Я не хочу вас, мистер Перез, — её глаза наполнились слезами, а последняя фраза прозвучала так отчаянно и зло, что Перез хохотнул. — Ты везучая, Энн, — погрозил он ей пальцем, — тебе реально везёт во всём, даже со мной повезло. Я не хочу от тебя секса в простом, привычном и уже избитом виде. Это меня больше… не возбуждает, — слегка нахмурился он, — хочу, чтобы ты доставляла мне удовольствие орально. Тебе даже раздеваться не придётся, представляешь, какая удача? Любая старлетка, крутящая сальто на вялых членах ленивых жирдяев, позавидовала бы тебе. Нужно просто встать на колени, — он опять приблизился к ней и жёстко положил ладонь ей на плечо, — открыть рот и действовать. Даже изменой это не назвать. От одной мысли о том, что ей придётся обслуживать Переза, Энн затошнило. Попытавшись стряхнуть его руку со своего плеча, она воскликнула: — Что, если я откажусь? Выгоните меня и Тома? Тогда валяйте! — О, нет, Энни, — погладил Перез её по волосам, отчего она дернулась, словно от удара током, — тогда Том отправиться на бои уже послезавтра, только не совсем в той роли, которую вы с ним себе нафантазировали. Знаешь, сколько люди готовы платить, чтобы убить кого-то голыми руками и не получить за это наказания? Скажу так — много. Можешь спросить об этом своего друга Адама, сдаётся мне, он в курсе. И это «много» послезавтра окажется у меня в кармане, а твой любимый Томас переедет на кладбище, предварительно наглотавшись собственной крови. Нравится такой расклад? Так всё и случится. И случится из-за тебя, из-за твоей никому не нужной псевдогордости. Выбирай. Энн, перестав сдерживаться, всхлипнула и заплакала, прикрывая лицо руками. — Если бы я не пришла к вам, ничего бы этого не было? — сквозь слёзы прошептала она. — Всё было бы ещё хуже. Я не видел в тебе тяги к сотрудничеству, поэтому приговор Тому был подписан. Он бесил меня с первой встречи, скажу честно. Но раз ты готова ради него на всё, так и быть, он ещё поживёт. Правда, столько накладок теперь… Ладно, не твоего ума дело. Энн, заливаясь слезами и не говоря ни слова, выслушала тираду Переза и обречённо опустилась перед ним на колени. У неё просто не было выбора. «Это не измена. Это спасение», — твердила она себе мысленно. — Ну вот, мы поняли друг друга. Я очень рад, — нагло улыбнувшись, Перез щёлкнул замком, запирая дверь, — только давай не прямо посреди кабинета. Иди к столу. Энни, с трудом балансируя на шпильках, встала, и, не поднимая головы, поплелась к столу. Оскар обогнул её и, усевшись в удобное кожаное кресло, указал ей на пряжку своего ремня: — Начинай. Не помня себя, на автомате, Энн принялась возиться с ремнём и ширинкой. Пальцы дрожали, а в ушах звенело. Спасало одно — от Переза восхитительно пахло, тем самым парфюмом с нотками восточных специй и ментола. Погрузившись в аромат, дав ему слиться со своими мыслями, полностью заполнить душу и тело, Энн закрыла глаза и взяла в рот его орган. Что происходило дальше, как он реагировал, она помнила плохо, а очнулась только, когда он протянул ей бумажную салфетку. — Можешь выплюнуть. Почувствовав на языке что-то густое и солоноватое, Энн мгновенно отплевалась и вытерла рот. Не в силах больше бороться с тошнотой, она метнулась к двери, неожиданно для себя самой с первой попытки открыла замок, и унеслась в санузел. Там её рвало несколько минут, так сильно, что казалось, будто желудок просто прилип к позвоночнику. Когда спазмы прекратились, Энн зарыдала в голос, размазывая по лицу и растёкшуюся косметику. Ей было так гадко и мерзко от самой себя, что хотелось прямо сейчас пойти и повеситься. «Грязная шлюха», — билось у неё в голове. Эмоции полностью вытеснили все мысли о том, что этим поступком, возможно, она спасла Тому жизнь. Не прекращая плакать, Энни обняла себя за колени и, не обращая внимания на грязь, легла прямо на пол туалета. Её трясло, морозило и всё ещё мутило. Сколько она так пролежала — трудно было сказать, но внезапно её пробудил знакомый голос и мягкое поглаживание по руке: — Эй, Энн, что с тобой? Вздрогнув, она резко села и уткнулась взглядом в испуганное лицо Адама. — Энн, ты чего? — повторил он. — Адам, Адам… — причитая, словно безумная, Энн, опираясь на него, поднялась на ноги. Тот, бегая глазами по её покрасневшему и заплаканному лицу, аккуратно взял её за руку: — Пойдём, я налью тебе чего-нибудь, сразу полегчает. Энн на это лишь всхлипнула и кивнула. Адам, придерживая её под локоть, отвёл девушку к барной стойке, помог забраться на высокий стул и поставил перед ней стакан виски. Лишь выпив огненную жидкость, которая до боли обожгла её пустой желудок, Энн смогла прошептать: — Адам, что ты знаешь о подпольных боях Переза и Джоэля? [1] — «Behind every great man there’s a great woman» — своеобразный эквивалент русского «Муж — голова, а жена — шея». [2] — Том говорит не об оригинале, а об экранизации 1996, «Ромео+Джульетта», с ДиКаприо и Дэйнс. [3] — Иллюминаты или Иллюминати — термин, использующийся в конспирологических теориях. Якобы некое секретное общество сильных мира всего, поклоняющихся Сатане и управляющих всеми нами. К Иллюминатам приписывают множество знаменитостей — от Рианны и Бейонсе до Хиллари Клинтон.