Грегори Джоэль и Оскар Перез познакомились, когда первому было шестнадцать лет, а второму — пять. Грег поздно вечером возвращался со смены в «МакДональдсе» и увидел мальчишку, рыдающего на крыльце его дома. Свет фонаря ярко освещал лицо пацана — впалые щёки, дрожащие губёшки и огромные карие глаза с длинными ресницами. Грегори понял, что видел его несколько раз, он был сыном новых соседей, эмигрантов из Испании. Медленно приблизившись к мальчику, Грег присел перед ним на одно колено:
— Что случилось? — участливо спросил он.
— Отец… он… — захлёбываясь слезами, начал ребёнок, — он побил меня за то, что я не мог сыграть эту тупую песню!
Мальчишка вытянул руки вперёд, и фонарь осветил их. Грег невольно отшатнулся — вся тыльная сторона ладоней пацана была покрыта продолговатыми следами от ударов, красными и вспухшими.
— Чем это он так? — сдвинул брови Грегори.
— Розовой веткой, — ещё громче зарыдал пацан.
— А как тебя хоть зовут? — спохватился Джоэль.
— Оззи. Оскар, — всхлипнул тот.
— Так, Оззи, пойдём ко мне, — помог подняться ему Грег, — моя мама подлатает тебя.
Мама Грегори действительно помогла Оззи: обработала его раны (некоторые удары были такими глубокими, что кровили), напоила горячим шоколадом и уложила спать на диване. Утром же отец Грега взял биту, и отправился к соседям, родителям Оззи. Его гневные выкрики разносились по всей округе, он пару раз даже ударил своим «оружием» по косяку входной двери. Лишь взяв с матери Оскара обещание не давать сына в обиду помешанному на фортепиано и музыке мужу, отец Грега вернул ребёнка соседям.
Естественно, побои не прекратились, но Оззи теперь хотя бы знал, где можно скрыться от гнева папаши. Грегори был старшим из четверых детей в семье Джоэлей, поэтому со временем стал относиться к соседскому пацанёнку как к ещё одному младшему брату. Он учил Оззи играть в баскетбол, пинг-понг, плавать и драться — всего этого Оскар не умел, для своего возраста он был вообще физически мало развит — низенький и худой настолько, что через бледную кожу проглядывались рёбра. Это его отец настаивал на том, что ребенка надо кормить по расписанию и маленькими порциями, чтобы он не набирал много веса и у него не толстели пальцы. Мама Грегори с удовольствием подкармливала соседа банановым хлебом, мясным рулетом и макаронами с сыром. Папаша Оскара несколько раз приходил к Джоэлям домой и пытался насильно забрать сына, но пары грозных взглядов от рослого и крупного Грегори хватало, чтобы трусливый подонок закатывался туда, откуда вылез.
Когда Оскару было одиннадцать лет, его папаше диагностировали шизофрению. Мать окончательно перестала заботиться о сыне, всё время посвящая больному мужу, и Оззи почти переехал к Джоэлям. Ночевал у них чаще, чем у себя дома.
Как ни странно, жестокость отца не отвратила Оззи от музыки, поэтому он с удовольствием пел испанские песни, иногда расходился так, что устраивал у Джоэлей целые концерты. Грегори, до этого слушавший только попсу и хип-хоп, иногда еле сдерживал слёзы от красоты этих песен. Оскар был совсем из другого мира — нежный, утончённый, даже женоподобный, несчастный и пугливый. Сильный и смелый добряк Грег, выросший в большой дружной семье, был полной его противоположностью. Их дружба была необычной и даже странной, но в ней каждый находил для себя что-то новое и по-своему развивался.
Шли годы, двадцатый век подходил к концу, в двери уже стучался новый Миллениум. В то время Грегу было тридцать, он работал портье в отеле и был очень несчастен в браке с нелюбимой женщиной, которая удерживала его возле себя двумя детьми. Оскару же только-только стукнуло девятнадцать, он праздно шатался по Лос-Анджелесу, играя на портативном синтезаторе возле станций метро, и мечтал о славе великого пианиста. Он давно съехал от родителей, и вместе со школьным другом, пройдохой и мелким наркодельцом, Джоссом Найджелом, снимал квартирку на окраине города. С Грегори они виделись раз в несколько месяцев — оба приходили в гости к родителям Грега. В одну из таких встреч Оскар отвёл Грегори в сторонку и почти шёпотом начал:
— Я знаю, что нам обоим хреново живётся. Но скоро всё может измениться. Мой друг Джосс придумал кое-что сногсшибательное, и ему нужна наша с тобой помощь.
Грег напрягся. Образ жизни Оскара и, тем более, Джосса был ему чужд.
— Он имеет «подвязки» среди устроителей подпольных боёв и хочет сам начать мутить дела, — продолжил Оскар, — ему на первое время нужно найти двое подсадных бойцов, и…
— Он хочет, чтобы ими были мы? Нет, я не согласен, — отрезал Грег.
— Но почему? — воскликнул Перез чересчур громко.
— Потому что не хочу. Это грязные дела, я никогда не участвовал в них и не хочу начинать. Ты думаешь, все чёрные только и мечтают попасть в банду? Ничего подобного! У меня есть дом, работа, страховка, жена, сын и дочь. Мы не шикуем, но живём нормально и, главное, честно.
— Но…
— Вопрос снят, Оззи. И если ты хочешь знать моё мнение — тебе туда лезть тоже не стоит. Ты же хлипкий, как травинка! Тебя соплёй перебить можно, не говоря уже о пудовом кулаке какого-нибудь бугая, — махнул на него рукой Грегори.
— Нет, Грег, послушай, — ухватил его за руку Оскар, — это только часть его плана. Потом всё пойдёт легально. У Джосса на примете есть одна девка, Линдси Корн, противная ботанка, да ещё и страшная, как атомная война, зато при деньгах. Она дочка Роберта Корна, владельца компании по производству музыкальных инструментов и оборудования. Джосс хочет накопить бабла и подкатить к ней. Грег, ты же знаешь, как я отношусь к музыке, как я её люблю, как мечтаю стать известным! Это мой шанс, — он положил руку на плечо Джоэлю, — ты же как брат мне. Ты всю жизнь прикрывал и поддерживал меня! Сейчас я прошу у тебя только одного — сходи со мной на десяток боёв, подыграй мне. Пожалуйста, Грег, пожалуйста!
Джоэлю показалось, что Оскар готов разрыдаться, словно мальчишка, поэтому он, скрепя сердце, кивнул:
— Десять боёв. Не больше. И никто не должен об этом узнать, особенно, моя семья.
— Конечно, — широко улыбнулся Оскар, — ты меня спас, как всегда. Спасибо, брат.
Дальше всё завертелось с бешеной скоростью. Джосс Найджел был на самом деле неглупым малым, потому что смог провернуть то, что запланировал. Оскар и Грег выходили на ринг друг против друга, зрители ставили кучу денег на Грегори, Оскар закономерно проигрывал, полученные деньги подельники делили между собой. Примерно на седьмом бое Джоэль понял, что… получает удовольствие. Нет, ему не нравилось избивать Оззи, даже понарошку, ему нравилось побеждать и получать лёгкие деньги, ведь такое с ним случалось впервые в жизни. В итоге, Грег не просто продолжил выходить на ринг после обещанного десятого боя, а остался в деле на долгие шесть лет.
Джосс и Оскар же накопили достаточно денег, и хитрый Найджел смог очаровать не только страшненькую Линдси, но и её брюзгу-отца, который и не надеялся на то, что кто-то «клюнет» на его дочь. Пышную свадьбу сыграли через несколько месяцев, и Джосс в одночасье стал частью богатой семьи. Роберт Корн любил его почти как сына, давал ему немало наличности «на карманные расходы», а когда Джосс представил ему своего лучшего друга Оскара, согласился помочь тому «раскрутиться» как пианисту.
На первое время он устроил Переза в свой ресторан, музыкантом. Оскар на самом деле был неплохим пианистом, сочетал в себе и техничность, и эмоциональность. Вскоре он стал любимчиком посетителей и, видя, как доволен Корн, начал вести собственную игру. За пару лет Оскар чуть повзрослел и понял, что шоу-бизнес — это временно, мало кто может оставаться на плаву десятилетиями. Обычный же бизнес — совсем другое дело. Набравшись смелости, он предложил Роберту Корну организовать продюсерский центр. Для Переза это было идеальное предприятие: во-первых, оно касалось его любимой музыки, во-вторых, фамилия Корна была известна в музыкальной среде, а это давало некий «кредит доверия», в-третьих, Оскар понимал, что основными клиентами центра будут молоденькие и несмышлёные девочки, приехавшие в Лос-Анджелес за славой, а он их ох как любил. Роберт Корн немного подумал и… дал добро.
Конечно, Оскар не забыл и о Грегори. Он был до сих пор ему благодарен, и знал, что того страшно увлекли подпольные бои. Перезу пришло в голову легализовать увлечение друга. Поднакопив денег, он пришёл к Грегу и сказал прямо и честно:
— Сколько у тебя уже было сотрясений и переломов, Грег? Ты не молодеешь, признай это, через пару лет тебе стукнет сорок. Конечно, бои приносят хорошие деньги, но не хотел бы ты оказаться по другую сторону ринга? Не мараться в крови и поте, а управлять всем, стоя в красивом костюмчике и покуривая сигару? У меня есть одна гениальная идея.
Грегори понимал, что Оскар сейчас предложит очередной прожект, а он этого не хотел, не хотел менять свою жизнь. Он так привык мутузить кого-то, что уже и забыл, каково это, существовать без ударов, свиста толпы и живых, окропленных кровью денег. Он давно развёлся со старой женой, завёл новую, помоложе и покрасивее, и вне боёв жил в своё удовольствие. Не забывал Грег, конечно, помогать деньгами старикам-родителям и детям от первого брака, но это были мелкие траты. Со своими заработками он мог «ходить в красивом костюмчике и покуривать сигары», просто ему это было неинтересно. Однако старого друга он, всё же, решил выслушать.
Оскар поведал, что хочет открыть свой бар в Лас-Вегасе. Не в престижном районе, а на окраине, чтобы заведение не привлекало особого внимания, и через него можно было проводить не вполне законные операции. Он хотел заманивать туда молодых крепких парней, сплавлять их на верную смерть в подпольных боях и получать за это большие деньги.
Грег, услышав подробности этой «гениальной» схемы, чуть не подавился своей кока-колой:
— То есть, ты предлагаешь продавать за деньги человеческие жизни? Ты окончательно сдурел, Оз?
— Деньги не пахнут, — пожал плечами тот, — какая тебе разница? Эти дебилы сами лезут на рожон, им некуда девать свою агрессивность. Я дам им шанс реализовать её, пусть борются не на жизнь, а на смерть.
— А если бы к тебе пришёл я? — резонно спросил Грегори.
— Парни твоего типа — совсем другое дело. Ты изначально пошёл в бои не чтобы расхерачить кому-нибудь рожу или отбить почки, а потому что я тебя попросил. Всё дело в мотивации. Я не буду подводить парней, которые просто хотят подзаработать, буду «торговать» только бешеными придурками, яростными, кровожадными, алчными, жадными до славы. Тем более, Грег… Подумай о себе, а не о них. Бар будет твоим, акулам из налоговой больше не к чему будет прикопаться. Я представляю, как они тебя задрали, поэтому… просто подумай. Не говори «да», не говори «нет». Я знаю тебя с самого детства, знаю, что ты умный чувак, и хочу, чтобы ты всё взвесил и разложил по полочкам. Как будешь готов дать ответ — позвони мне.
И он ушёл, заранее зная, что Грегори согласится, ведь он соглашался всегда. Так и вышло — через несколько дней Оскар получил от друга звонок, Грег, вздыхая и, как всегда, называя кучу условий, про которые сам благополучно забывал, согласился стать соучредителем бара и даже переехать в Вегас вместе с женой. Вскоре они купили помещение в кирпичном здании, нехитро его обустроили и открыли клуб-бар с полуголыми танцовщицами, разбавленными коктейлями и луковыми колечками, жаренными в прогорклом масле. Типичная поганая забегаловка.
Однако Оскару этого было мало. Он хотел, чтобы его заведение было чем-то знаменито. Недолго думая, он стал нанимать певичек, симпатичных девчонок, которые приходили в «KNP Pro». Обещал им золотые горы, но вместо этого принуждал к сексу, а, наигравшись, выбрасывал из бара. Грегори мысленно осуждал друга — его-то принципом было «смотри, но не трогай» — но ничего ему не высказывал. Без претензий налоговой Грегу действительно жилось в разы спокойнее, поэтому он предпочитал управлять баром, а не лезть в подпольные бои и, тем более, в продюсерские дела Переза.
Со временем он начал помогать Оскару, подбирать ему хороших бойцов. Ему было немного жаль наивных парней, но он успокаивал себя тем, что если бы не «грязный» бизнес, его дети бы не смогли отучиться в престижных университетах; родители бы не ездили по нескольку раз в год во Флориду и на Гавайи; сестры и брат не открыли бы свою небольшую, но прибыльную сеть аптек, а сам он так и стоял бы в дверях отеля или таскал чужие чемоданы.
Бизнес шёл хорошо, Перез благополучно откупался от всех «любопытствующих». История с Адамом стала первой накладкой за восемь лет. Джоэль был вне себя от ярости — этот щенок нарушил его покой и перепутал все карты! Но когда же Оскар, его лучший друг, названный младший брат, обвинил его в предательстве, у Грегори перед глазами потемнело и он, вспомнив годы боёв, прошипел:
— Что ты сказал?
— Что этот сопляк назвал тебя заказчиком, — повторил Оскар, сжимая перед собой нож.
Грег не стал что-то объяснять или оправдываться. Один чёткий удар — и Перез, выронив ножик, упал на пол, держась за причинное место.
— Считаешь меня сукой, Оз? Сука здесь только ты — трусливый нытик и слабак! Только и умеешь, что трахать в рот тупых девок! — пнув его в пах ещё раз, процедил Грегори, — этот хитрый недоносок был прав, когда влепил тебе пощёчину. Большего ты не достоин.
Перез, от боли забыв, как дышать, лишь закатил глаза.
— Сгребай свои яйца в кучу, вытирай слёзки и поройся в рюкзаке. Пока ты плакал в туалете, Джонни унёс Салливана к чёрному ходу, мы представим всё как ограбление. Шевелись!
Перез, обиженно сопя, присел на корточки и расстегнул рюкзак Адама. Под строгим взглядом Джоэля он перетряхнул сумку и вытащил из неё всё ценное: телефон, карту, ключи, документы, фотоаппарат и, главное, конверт с компрометирующими фотками. Грег вырвал распотрошенный рюкзак у него из рук и, громко хлопнув дверью, ушёл. Оскар же остался сидеть на полу перед кучей вещей Адама. Если честно, он и не думал, что Джоэль мог его предать, просто ему надо было сорвать на ком-то свой гнев. Адам разозлил его до невозможности — Перезу никто и никогда не давал пощёчин, даже жестокий отец. Это по-настоящему задело его самолюбие, и, не выместив обиду на старом друге, он решил, что чуть подождёт, и отыграется уже сполна, только не на Греге, а на кое-ком другом.
***
Энн просидела в кафе почти до часа ночи. Она просто не могла прийти домой раньше и посмотреть в глаза Тому, ведь то, что она сделала для Переза, было для неё хуже любой измены по любви. Прогнулась, поддалась шантажу и в буквальном смысле встала на колени перед этим гадким человеком. Ей было страшно, обидно и мерзко. Она глядела в полупустую чашку и не могла поверить в то, что пьёт сейчас теми же губами, которыми обслуживала Переза. Энн пришлось приложить большие волевые усилия, чтобы не распрощаться с только что выпитым чаем. Слёзы беспрестанно катились у неё по щекам, но она уже не обращала на них внимания, потому что в голове у неё бились тяжёлые и пугающие её саму мысли. Покоя ей не давал не только собственный отчаянный поступок, но и история Адама. Энн мысленно воспроизводила её вновь и вновь, пытаясь понять каждую деталь. Больше всего её волновал один вопрос: поможет ли «договор», который она условно заключила с Перезом, спасти Тома? В итоге у неё так разболелась голова, что её затошнило ещё сильнее прежнего. Решив больше не мучиться, Энни кое-как пригладила волосы, вытерла салфетками размазанную косметику, и пошла домой.
На цыпочках войдя в квартиру, она убедилась, что Том спит, и отправилась в ванную. Больше всего на свете ей хотелось смыть с себя всю грязь дня, поэтому Энн набрала полную ванну воды, разделась, сложила одежду в мешок для мусора — больше надевать эту блузку и юбку она не хотела никогда, и погрузилась в тёплую воду. Она надеялась, что мышцы расслабятся, мучавшая её несколько часов дрожь пройдёт, но ничего этого не произошло, наоборот, ноги свело такой судорогой, что Энни застонала. Её тело отказывалось принимать случившееся с ней сегодня.
Спокойно уснуть Энн тоже не удалось, всю ночь она ворочалась. У неё болела вся голова — от глаз до челюсти, не помогли даже два таблетки обезболивающего. Еле дождавшись восхода солнца, Энни встала с кровати и подошла к окну, думая, что красивый рассвет немного успокоит её. Минуту она действительно наслаждалась розово-оранжево-голубым небом, облаками, похожими на клочки сахарной ваты, и мягким солнечным светом, но потом перевела взгляд вниз, на землю. Увиденное заставило её закричать так отчаянно, что всю гортань обожгло раздирающей болью.
Прямо под окном квартирки Энни и Томаса, возле мусорных баков, лежало тело молодого мужчины. То, что это был Адам, Энн поняла за секунду — в эту же белую футболку, эту же серо-бежевую полосатую рубашку и эти же голубые джинсы он был одет во время их последней встречи. Он лежал на спине, широко раскинув руки, и Энни смогла разглядеть рану на его плече и залитое кровью лицо. Не в силах справиться с эмоциями, отдающимися физической болью во всём её теле, Энни, воя, повисла на подоконнике. Вчерашний день она считала худшим в своей жизни, но, похоже, судьба готовила ей деньки пострашнее.
Способность адекватно мыслить вернулась к ней только через несколько минут — она очнулась в объятиях Тома, который, не скрывая своего ужаса, оттащил её от подоконника и крепко держал, успокаивая.
— Ты видел это, Том? — всхлипывая, сорванным голосом воскликнула она.
— Видел, — одними губами ответил Томас, — я вызвал полицию. Это же Адам?
Энни лишь закивала и, продолжая плакать, закрыла лицо руками. Отдышавшись, она прошептала:
— Мы должны спуститься, посмотреть, что с ним случилось.
— Нет, Энни, — отрезал Том, — не надо тебе смотреть на него вблизи.
— Я должна, — выпуталась из его объятий Энни, — я должна.
На ходу засунув ноги в шлёпанцы, и, не обращая внимания на просьбы Тома остановиться, Энн выскочила на улицу, обогнула здание и оказалась у мусорных баков, около задней двери бара. Энни никогда не видела трупов, даже на похоронах не бывала, поэтому от вида Адама ей стало не по себе. Медленно подойдя к нему и присев рядом, она посмотрела на него — глаза Адама были закрыты, лицо, к её удивлению, не выражало страха или боли, а крови из носа оказалось не так много, как ей показалось из окна. Энни аккуратно взяла его за руку — ей хотелось верить, что он просто без сознания и сейчас очнётся, почувствовав прикосновение, но ничего такого не произошло. Заплакав вновь, только не истерично, а тихо, будто отдавая Адаму дань уважения, Энни крепко сжала его холодную ладонь.
Через несколько минут из-за угла появился Томас в сопровождении двух полицейских и криминалиста в халате и с чемоданчиком. Том помог Энни подняться и отвёл её в сторону, чтобы она не мешала профессионалам делать их работу. Энн всё никак не могла унять слёзы и постоянно смотрела в сторону Адама, вокруг которого кружили полицейские. У неё не укладывалось в голове, что человек, пивший с ней чай, раскрывавший ей тайны и дружески обнимавший её ещё вчера, сейчас безразлично звался «жертвой», которую специалисты рассматривали как набор улик, а не юношу со своими мечтами, эмоциями, целями, достижениями, честью и пытливым умом. Еще ей было очень страшно — она понимала, что в смерти Адама виноват Перез, Джоэль или кто-то, связанный с ними. Самым болезненным и несправедливым было то, что она ни с кем не могла поделиться подозрениями, даже с Томом.
Томас тоже был расстроен — он всегда хорошо относился к Адаму, они частенько болтали перед работой, обсуждали комиксы, кино и музыку. Адам был всего на пару лет старше его, поэтому Том невольно представил себя на месте несчастного и тяжело вздохнул. Ему вспомнилась странная история о смерти охранника Джека, но Томас вновь прогнал от себя эти мысли, ведь эти смерти не выглядели чем-то большим, чем совпадение.
Энни и Томас односложно ответили на вопросы одного из полицейских, и уже собирались было уходить домой, как до них долетели разговоры копов:
— Он явно умер не от этого ножевого. Даже без вскрытия говорю — рана не смертельная, — вещал криминалист склонившимся над телом детективам, — нос сломан, но это, опять же, не может убить молодого и внешне здорового парня. Возможно, никакого ограбления и не было, и здесь опять замешан наш любимый Голем. Секунду, я кое-что проверю.
Он покопался в своём чемоданчике, достал оттуда пачку влажных салфеток и стёр с лица Адама кровавые следы. Энни с Томасом показалось, что полицейские, взрослые и опытные мужики, ахнули.
— Это он, — мрачно сказал один из них.
«Голем», — пронеслось в голове у Энн. Она давно читала легенду об этом глиняном существе, но яснее помнила подобного персонажа в популярном сериале «Шерлок». Так Големом называли гиганта, высокого, сильного, до чёртиков пугающего. Он был наёмным убийцей и расправлялся с жертвами, закрывая своими ручищами их носы и рты. Осознав, что Адам рассказывал ей о таком же способе убийства, Энн ощутила, что земля под её ногами заходила ходуном, и она, тихо охнув, провалилась куда-то в темноту.
***
Очнулась она на собственной кровати. Над ней склонились Том и… Перез. Увидев последнего, она чуть не закричала — благо, слабость во всём теле была такой, что Энн было тяжело даже держать открытыми глаза, не то, чтобы орать.
— Энн, Энн, — принялся гладить её по голове Томас, — ты как?
— Жива, — прошептала она.
— Это самое главное, — привычно натянуто улыбаясь, вмешался Перез, — тяжёлое утро. Жаль Адама. Но, знаете, опустившихся наркоманов и прочих отбросов, готовых убить за двадцатку, немало и в кажущемся идеальным Лас-Вегасе. Адаму просто не повезло, оказался не в то время и не в том месте…
— Чего вы хотите? — не в силах поддерживать маску вежливости, перебила его Энн.
— Я с добрыми вестями, как бы горько-иронично это не звучало, — сложил руки на груди Перез. Он продолжал улыбаться, но глаза его смотрели холодно, — я принял решение — Том, ты выйдешь на подпольные бои ровно через неделю.
Энн и Томас уставились на него, открыв рты. Томас не знал, что сказать от радости и неожиданности, Энни — от ужаса. Окончательно ей поплохело, когда она заметила на манжете белой рубашки Оскара пару красных пятен. Представив, как он смотрел на убийство Адама и слащаво улыбался, Энн почувствовала, что её сердце бьётся где-то в горле.
— Но почему вы… почему вы решили выпустить меня на ринг пораньше? — воскликнул Том.
— Ты же помнишь, что всё зависело от Энн. А мне очень, очень, — особо выделив интонацией это слово, пояснил Оскар, — нравится, как она работает. Она подарила тебе путёвку в мечту. Будь благодарен ей, парень. А ты, Энни, поправляйся, тебе послезавтра выступать.
— Мистер Перез, я даже не знаю, как вас благодарить! — пожал ему руку Томас.
— Отблагодаришь, когда порвёшь своего соперника и соберёшь все ставки, — похлопал его по плечу Перез.
— Обязательно! Спасибо вам большое!
— Пока что не за что, — подмигнул Перез, — ладно, ребята, отдыхайте. Увидимся в баре.
Когда он ушёл, Томас прыгнул рядом с Энни на кровать и крепко её обнял:
— Спасибо, милая. Ты своим талантом так помогла мне! Не верю, что мне так повезло с тобой, ты самая прекрасная девушка на всём белом свете!
Энн хотелось просто молчать и плакать, она не могла пересилить себя и порадоваться вместе с Томом, ведь знала, на что ей пришлось пойти ради его «путёвки» и, главное, что его ждёт на ринге, если он разозлит Переза.
— Подготовься и будь осторожен, — борясь со слезами, нежно поцеловала она его в висок, — Вегас действительно страшный город. Но ещё страшнее те, кто скрывается на тёмной стороне его сияния.
