ID работы: 8972683

Beverly Hills

Гет
R
Завершён
239
автор
Размер:
312 страниц, 28 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
239 Нравится 300 Отзывы 58 В сборник Скачать

Глава 2.6. Лестница

Настройки текста
Примечания:
В адвокаты Томасу выдали плюгавенького дедулечку со смешной фамилией Буттербак. На вид ему было лет семьдесят, примерно во столько же дюймов толщиной были его очки, поэтому Том мысленно попрощался с возможностью выйти под залог. Но, к его удивлению, Буттербак сработал чётко и быстро — ровно через три дня у Тома перед носом оказался документ, в котором была указана сумма залога — пять с половиной тысяч долларов. Томас невольно присвистнул — он рассчитывал тысячи на три, не больше. — Я слышал, ты не из бедных, сынок, — подслеповато прищурился Буттербак, — потянешь такую сумму? Том мысленно перенесся в свою спальню. У них с Энн, несмотря на рассыпающийся на глазах брак, осталась одна милая традиция, пришедшая из Атенса — обналичивать накопления и класть их в банку. И если в Атенсе копилкой служила стеклянная баночка из-под арахисового масла, и складывал в неё наличность Томас, то в Лос-Анджелесе ею стала большущая пластиковая банка из-под «Чупа-Чупсов», которую, в основном, пополняла Энни. Сейчас там лежало около десяти тысяч, только кто бы мог их принести? — Мистер Буттербак, я не использовал своё право на звонок. Я всё ещё могу позвонить? — спросил Том. — Вот, возьми, — протянул ему адвокат допотопный кнопочный телефон. Том, радуясь, что неплохо запоминает цифры, набрал номер единственного человека, который мог бы ему помочь. — Привет, Джеймс, — неуверенно сказал он, услышав в трубке «Алло». — Привет, Том. Да уж, здорово ты влип, — протянул тот. — Меня могут выпустить под залог, только надо, чтобы кто-то его внёс. У меня дома, в спальне, в шкафу, стоит прозрачная банка из… — Стоп, стоп, — перебил его Джеймс, — ты что, предлагаешь мне вломиться к тебе домой и взять деньги? Ты в своём уме, Том? — Я не… — Так, помолчи секунду, хорошо? — Джеймс говорил привычно мягко, но Том почувствовал, что ещё чуть-чуть, и друг рявкнет на него, — я принесу деньги, мы с Морин копим на починку крыши, а потом ты мне их вернешь. Сколько надо? — Пять с половиной, — выдавил он. — Хорошо. Жди, — бросил Джеймс и отсоединился. Мистер Буттербак выжидательно посмотрел на Томаса. Тот кивнул: — Деньги будут. — Ну, вот и славненько, — заулыбался адвокат, — всё будет пучком, молодой человек. Знаете, сколько я лет здесь работаю? О, наверное, ваши родители ещё не родились, а я уже вытаскивал из передряг ребят вроде вас. Прорвёмся, прорвёмся. Том невольно улыбнулся в ответ — его поразило, каким беззлобным и оптимистичным остался этот человек, всю жизнь проработав с такими ублюдками, как сам Том. Да, за последние пару дней он много размышлял, всё равно, делать ему было нечего, и пришёл к неутешительному выводу, что ещё пару лет назад превратился в низкого, ревнивого и агрессивного нытика, сидящего на шее у жены. Но даже эти мысли были ему приятнее, чем воспоминания о том, что он сделал с Эмбер. Что он сделал для Эмбер. Улыбка тут же сошла с чуть осунувшегося лица Тома, он склонился над столом, чтобы Буттербак не заметил его слёз. Но старого адвоката было не провести — он по-отечески похлопал Тома по плечу и сказал: — Ну чего вы, мистер Фэрис? Всё у вас образуется. Да и, скажу вам по секрету, Келли Флетчер уже выписали из больницы, теперь она лечится дома. Да, вы поступили глупо, жестоко и несправедливо, но всё не так страшно, как вы себе нарисовали. Выше нос! Буттербак ещё долго успокаивал его общими, но вполне искренними фразами, вот только Том не знал, верить ли ему или нет. С одной стороны, ему было приятно, что кто-то проявляет к нему хоть какое-то сочувствие и понимание, с другой же, из-за этого он чувствовал себя всё гаже и гаже. Еле дождавшись, когда адвокат уйдёт помогать Кроуфорду оформлять необходимые документы, Том с облегчением выдохнул. Примерно через час тишины перед ним предстали непривычно мрачный Джеймс и офицер Холлоуэй. Последний снял с Тома наручники и указал ему на дверь: — Мистер Буттербак расскажет вам об условиях освобождения под залог и сообщит о дате предварительных слушаний, — говорил он сквозь зубы, было заметно, как ему неприятен Томас. Только через полтора часа Том смог выйти из участка. Потянувшись, он отметил, что город вокруг выглядит так, будто он «выпал» из него не на три дня, а на три года. Джеймс же, продолжая хмуриться, кивнул Тому: — Куда тебя подкинуть? — Сначала домой, отдам тебе деньги, а потом… — он замялся, не зная, как отреагирует друг, — в мотель «Бежевый миндаль», знаешь такой? — Конечно, чинил там раковину в одном из номеров буквально неделю назад. А почему не останешься дома? Из-за Энн? — Да, — честно признался Томас, — она окончательно бросила меня, слышал бы ты, что она говорила в участке. — Что-то мне подсказывает, что она упрекала тебя в безделье, безответственности и агрессивности, — протянул Джеймс, выруливая с парковки участка. Том лишь вопросительно посмотрел на него — друг оказался удивительно прозорливым. — А чему ты удивляешься? Любой, кто знает тебя, сказал бы то же, — смотря ровно на дорогу, пожал плечами Кроуфорд, — ты, наверное, заметил, что я не фанат нотаций, нравоучений и прочей подобной хрени, которая только портит всем настроение, но проку не даёт, но сейчас я хочу сказать тебе кое-что, Том. Ты перешёл черту. Да, когда мы познакомились, ты и твои отношения с Энн уже были не в лучшей форме, но сейчас ты достиг дна. Нехорошо сравнивать с собой, но я не могу перестать. Я тоже был в полной заднице, запивался так, что ссал под себя, но я никогда, никогда, Том, не поднимал руку на женщину. Это полный отстой. Знаешь, на что это похоже? На то, что ты так самоутверждаешься и вымещаешь свою глупую злобу на том, кто не может тебе ответить. Келли ничего тебе не сделала, отбирать деньги — её работа, а ты взял и покалечил её. Просто так, потому что мог. А если бы на её месте стоял я, а? Шестифутовый мужик [1]? Ты бы тоже опустил мне на голову бутылку? — Нет, — прошептал Том. Ему стало страшно и стыдно. — Я так и думал. Потому что твой поступок — это поступок труса, недостойного зваться мужчиной. Я помог тебе, потому что понимаю, что у тебя ещё есть шанс всё исправить, понять свои ошибки и больше к ним не возвращаться. Но пока… я бы не очень хотел с тобой общаться, если честно. Мне неприятно, Том. У Тома после этих слов упало сердце. Однако, к собственному удивлению, он понял, что не злится на Джеймса, не считает его предателем, ведь Джеймс… был прав. Весь путь до дома, а потом и до мотеля они проделали молча. И только выйдя из машины, Томас тихо сказал: — Спасибо, Джеймс. Я ценю то, что ты меня не бросил в беде. — Не за что, Том. Только… разберись в себе, хорошо? Не губи свою жизнь. И Том, кивнув, закрыл дверь и остался провожать взглядом отъезжающий «Титан». «Я стану лучше. Для Эмбер», — подумал он.

***

У Алексы Ферейры не так давно появился новый ритуал: каждый понедельник она включала телевизор ровно в восемь вечера, наливала себе бокал вина и смотрела чёртовы «Танцы со звёздами». Всё это было ради того, чтобы увидеть позор Энн Фэрис, увидеть, как она упадёт, поскользнувшись, или как неопытный смазливый партнёр её уронит. Но ничего такого не происходило: шёл первый выпуск, второй, третий… а потом и десятый, но Энн и Эдриан уверенно лидировали в турнирной таблице. Алексе в такие минуты хотелось запустить бокалом в экран — на месте этой заносчивой малолетки вполне могла быть она сама, если бы тогда не прогнулась под хитрожопую Линдси Найджел. — Ты же понимаешь, мне надо её куда-то пристроить, глупо терять такое раскрученное имя! Тебе эти танцульки нахрен не сдались, только испортишь себе репутацию. И, к тому же, ты помнишь, что я планирую протолкнуть тебя на «Супербоул-2020»? — сидя одна в огромном доме, вслух передразнивала Алекса Лин, показывая жест «бла-бла-бла», — да, Лин, конечно, я согласна, ты же мой продюсер, я готова тебе и жопу вылизать, если попросишь! — сымитировала она уже свою реплику, — дебилка! Вдоволь назлившись и наговорившись сама с собой, она шла спать, чтобы наутро после передачи посмотреть новостные ленты самых «жёлтых» таблоидов и рассвирепеть вновь. Борзописцы обожали выдумывать (а, может, и нет) слащавые и псевдосенсационные эпитеты, когда дело касалось выступлений Энн и Эдриана. Поэтому Алекса читала про «невероятную химию» и «сексуальный костёр, который мог перерасти во взрыв в любой момент» и жалела, что это телефон, а не старая-добрая газета, а то подобные статейки давно бы оказались в помойке. Она ловила себя на мысли, что ей нравится Эдриан, нравится, как мужчина. В нём было столько старательности (что Алекса очень ценила, особенно, в постели), а его тёмные глаза так горели страстью и увлечённостью, что она жалела, что не её он кружит в танце. Особенно ей поплохело после пасодобля — Эдриан изображал тореадора в вышитых золотой нитью, невероятно тугих, обтягивающих его накаченный зад брюках, а Энн металась вокруг него в алом платье с полностью обнажённой спиной. Весь танец Алекса думала только об одном: «Тут и журналюг не надо, чтобы заметить, как искрится между ними воздух» и, когда пара получила заслуженный высший балл, разрыдалась злобными, болезненными слезами. Немного отдышавшись, она запустила руку в трусы, и только после пары экстазов смогла честно признаться самой себе: она завидует Энн, завидует ей до боли в груди. — Какого хрена этой девке, не вынимающей изо рта член, так везёт? — размышляла она вслух, глядя в потолок, — муж — красавец, любовник, а я на все сто уверена, что они трахаются — ещё красивее. Она получит за «Танцы» штук триста и полную сексуальную удовлетворённость, а что получу я? Два моих последних сингла с треском провалились во всех хит-парадах, даже в грёбаных латиноамериканских. С таким портфолио я могу забыть о «Супербоуле», если они хотят успешную латинос, то лучше наймут какую-нибудь ДжейЛо, чья круглая задница не слезает с первых мест в чартах уже лет двадцать. А я… — вновь чувствуя, что готова разрыдаться, и мастурбация здесь уже не поможет, продолжила она свой монолог в пустоту, — гримёры не справляются с моими гусиными лапками, а продюсер вкладывает тонны бабла в бездарную молодуху, забив на меня! Полное говно! И, закрыв лицо руками, она завыла. — Меня даже уже трахать не хотят! Странно, но правда — секса не с рукой или вибратором у неё не было больше полугода. Она буквально на стену лезла — от усердия сломала уже пару секс-игрушек и расцарапала себя ногтями до крови. Ей хотелось принять в себя не кусок силикона, а настоящего, тёплого, живого мужика, с его пульсирующими венами и вспотевшим от усердия лбом. Конечно, желательно, Эдриана, хотя бы для того, чтобы утереть нос Энн, но и любой другой бы вполне подошёл. Любой другой… От этой мысли слёзы высохли сами собой. — Насолить этой суке и отыметь потрясного молодого парня разом! Дураку было понятно — такие искры между Энн и Эдрианом летают еще и из-за того, что у той не всё в порядке в отношениях с мужем. Энн не любила рассказывать о Томе, обычно отмахивалась, говорила, что у него в жизни ничего не происходит, но Алекса без труда замечала её обиду. Том и Алекса пересекались пару раз — он приезжал вместе с Энн на съемки обличающих Переза ток-шоу, но Ферейра не видела от него какого-то особо интереса. — Ничего, — рассматривая свою коллекцию нижнего белья, бурчала себе под нос Алекса, — очевидно, что Энн ему не даёт, имея под боком новое горячее мясо. Но для меня этим самым мясом станет Том. Но стоило ей только решиться поехать к Фэрису домой и соблазнить его, как все СМИ взорвались новостью о том, что он напал на работницу казино и покалечил её. Алекса на мгновение испугалась — по рассказам Энн она могла предположить, что у Томаса проблемы с контролем гнева, но чтобы настолько… Однако вскоре она нашла в этом и положительную сторону — если он настолько агрессивен в жизни, какой же он в постели? Представляя, как он свяжет её ремнём или, ещё лучше, её же бюстгальтером, и отымеет так яростно, что она будет орать от наслаждения, Алекса ласкала себя весь вечер. «Быстрее бы его выпустили под залог. Я покажу ему, почему так ценна свобода», — сладостно подрагивая от движений собственных пальцев, размышляла она. Узнавать новости об оскандалившихся и публичных людях проще простого — обо всём интересном всегда трубят таблоиды, поэтому Алекса без труда разузнала, что Томаса отпустили, и он не вернулся домой, а поселился в мотеле с забавным названием «Бежевый миндаль». Она не желала ждать ни дня больше, поэтому принялась готовиться к «свиданию»: сделала высокий хвост с накладными прядями, накрасилась водостойкой косметикой, намазала всё тело ароматическим маслом и уставилась на себя в зеркало. — Что бы надеть? — спросила она у своего отражения. Ответ пришёл к ней быстро — ничего. Да, лишь туфли на шпильках и тренч, чтобы не испугать таксиста. Облизывая в предвкушении губы, она выпила пару бокалов вина, надела свои самые красивые лодочки, усыпанные стразами, накинула бежевый тренч, положила в карман особо прочный презерватив и, уверенная в своей неотразимости, отправилась в «Бежевый миндаль».

***

Оба дня после освобождения Том почти полностью проспал. Он не желал бодрствовать, потому что тогда его одолевали мысли об Эмбер, и ему хотелось тут же пойти и повеситься, чтобы прочувствовать ту боль, что он ей причинил. Слова Джеймса он словно позабыл, так сильно переживал о потерянной любви. Келли его не волновала — он знал, что она жива и даже не в больнице, лежит себе дома и смотрит каких-нибудь Кардашьянов. Эмбер же… Томас не мог выкинуть из головы последние секунды её жизни, которую он забрал собственными руками. Моменты её убийства постоянно стояли у него перед глазами, он буквально физически ощущал, как его пальцы сжимают её тонкую шею, как она дрожит, но не пытается вырваться, как хрипит, делая свои последние вздохи… От всех этих образов и мыслей Том просто хватался за голову и оседал на пол, сотрясаясь в рыданиях. — Что же я наделал… — шептал он, — как я мог… Один из таких приступов самобичевания прервал настойчивый стук в дверь. Сначала Том не хотел открывать — подумал, что это распространители флаеров из ближайшей забегаловки, которые уже будили его вчера, но стук повторился. Потом ещё. И ещё. Том ощутил некое подобие любопытства — кто мог так рваться сюда? «Только бы не Энн. Не хочу знать и видеть эту предательницу», — подумал он, идя к двери. — Вам кого? — рявкнул он. — Томас, это Алекса Ферейра, открой, пожалуйста, — пропели из-за тонкой филёнки. Том нахмурился — чего ей могло понадобиться от него? — но дверь открыл. О чём тут же пожалел. Ферейра, благоухая бергамотом и розой, выгнулась в дверном проёме, словно продажная девка в своей кабинке в квартале красных фонарей. — Разрешишь войти? — произнесла она томным голосом. Том пожал плечами, но посторонился и гостью пропустил. Она, виляя бёдрами, вплыла в его номер и тут же опустилась на кресло, скрестив ноги, обутые в сияющие туфли. — Как дела? — глянула на него Алекса из-под длиннющих ресниц. — Хреново, — не представляя, зачем она припёрлась, и от этого раздражаясь, бросил Томас, — но ты, наверное, и сама знаешь. Мне светит реальный срок. И я просто отвратительный человек, самый, наверное, отвратительный из всех, что ты знаешь. — Но я же знаю Переза, — улыбнулась та, — что-то мне подсказывает, что ты чуть лучше него. Том усмехнулся — удачное замечание. — И ключевое слово здесь — «чуть», — выдохнул он, — не сочти за грубость, но… зачем ты здесь? — Хочу помочь. — В чём? Или чем? — Ты сделал это из ярости, Томас, я же понимаю, — протянула Алекса, развязывая пояс своего плаща, — тебе нужна разрядка. Избавление. Вымещение. С этими словами она распахнула одежду, представ перед Томом с совершенно голой грудью. Не успел он хоть как-то отреагировать, как она встала с кресла, показывая, что обнажена не только выше пояса, после чего села обратно и закинула одну ногу на подлокотник, демонстрируя Тому все свои интимные места. — Какого хрена ты творишь? — задохнулся он от негодования. Алекса ничего не ответила — вместо этого она облизала свой указательный палец и начала водить им между ног, свободной рукой поглаживая свою шею. Шею. У Тома потемнело в глазах от злости, смешанной с отчаянием. — Убирайся вон из моего номера, — зарычал он. Ферейра проигнорировала его, наращивая темп и постанывая. — Мерзкая тварь, — процедил Том, делая шаг вперёд и хватая её за руку, сдавливающую шею, — я кому сказал? Пошла вон! — О, Томас, — закатив глаза, выгнулась она в пояснице, — продолжай. Мне нравится, когда мужчины… так резки. Называй меня, как хочешь. Том, продолжая сжимать её запястье, молча буравил Алексу взглядом. — У меня для тебя кое-что есть, — вынув из себя пальцы, она той же рукой достала из кармана презерватив в золотистой упаковке, — это, как говорила Вивьен Уорд [2], кондом-чемпион, для самого экстремального секса. Томас, ты знаешь… Я много раз представляла нас вместе. Представляла, как ты входишь в меня, заполняешь целиком. Я не хочу, чтоб ты любил меня, я хочу, чтобы ты меня трахнул. Жёстко, грубо, так, чтобы я кричала от смеси боли и удовольствия. Чтобы я задыхалась и просила ещё. Можешь связать по рукам и ногам, отхлестать ремнём, надавать пощёчин, придушить, делай, что хочешь. В тебе столько ярости, выплесни её прямо в меня! Давай, Том! О, боже, я сейчас кончу! — её голос сорвался, и она забилась в сладостных судорогах, полностью разведя ноги в разные стороны. Том почувствовал, что готов блевануть: — Хочешь жёстко? Будет тебе жёстко! Не давая ей прийти в себя после оргазма, он взял её за волосы и рывком поставил на ноги. Алекса ахнула и широко распахнула глаза, явно ожидая, что он принял правила её игры. Но вместо этого Томас потащил её к двери, словно мусорный мешок с длинными завязками. Даже такой извращённой сучке, как Алекса, стало неприятно, и она попыталась разжать его пальцы: — Чёрт, ты мне скальп снимешь! — взвизгнула она. Томас на неё даже не посмотрел — просто вышвырнул за дверь, как тряпку. Ферейра приземлилась на пол коридора голой задницей и жалобно ойкнула. — Не подходи ко мне больше, гнида, — плюнул Том ей в ноги. Он собрался было захлопнуть дверь, но Ферейра не унялась: — Значит, так ты обращаешься с дамами, да, Томми? Не удивительно, что Энн от тебя сбежала. Теперь она с Эдрианом, уверена, он-то к ней относится поласковее, — криво улыбнулась Алекса, — смотри, — вновь развела она ноги и провела между ними ребром ладони, — вот так он её гладит. Вот так, — ввела она в себя сразу три пальца, — он её любит. Так, как ты не умел. И не умеешь до сих пор. Это было уже слишком. Том, слыша звон в ушах, прямо как в тот раз с Келли, прошипел какое-то очередное ругательство и, схватив Ферейру за воротник, потащил её к лестнице прямо по полу. — Вставай, — рявнул он, — либо ты сейчас же выметаешься отсюда по доброй воле, либо я спущу твою блядскую жопу с лестницы. Считаю до трёх. Раз. Два… Ферейра продолжила сидеть, ухмыляясь. — Три, — безэмоционально закончил счёт Том, схватил Алексу за грудки, поднял с пола, развернул к себе спиной и, ни секунды не раздумывая, с силой пнул её ровно в поясницу. Та, очевидно, не ожидала такого, думала, что он шутит, бравирует, поэтому не успела выставить перед собой руки и, ударившись о ступеньки челюстью, кубарем скатилась с лестницы. Её тренч задрался, полностью закрыв ей голову и оставив тело обнажённым. Том сначала не понял, что только что произошло, но через мгновение ему стало не по себе — Алекса выглядела так, словно у неё вообще не было головы. Быстро сбежав по ступеням, он наклонился над ней и поднял плащ — голова-то была на месте, вот только всё лицо Ферейры было залито кровью, а густая, тёмная сукровица капала из её рта, где явно не хватало пары зубов. Том взглянул на тело — руки и ноги Алексы изогнулись под неестественными углами и мелко подрагивали в агонии. Прислушавшись, Томас услышал её свистящие всхлипы и, не желая видеть и слышать, как от его руки умирает очередная девушка, вернул плащ на место, закрыл ей лицо. Зарывшись пальцами в свои волосы, Том привалился к стене и выдохнул. «Полная задница», — подумал он. Тут же до него долетел вскрик старушки-консьержки. Она, схватившись за голову, причитала: — Божечки! Божечки! Что это? Что случилось? — Вызывайте «911», — сказал Том, а сам опустился на пол, стараясь не смотреть на хрипящую и трясущуюся Алексу. Ему надо было срочно погрузиться в себя и придумать оправдание для копов.

***

Первое, что сделала Энн, когда стала зарабатывать достаточно денег — оформила себе и Тому медстраховку. С её хлипким здоровьем и способностью Тома попадать в дурные ситуации и ввязываться в драки, уверенность в том, что при случае они получат медицинскую помощь, была необходима. И сейчас, сидя в машине скорой помощи, пока доктора крутились вокруг неё — меряли давление, пульс, температуру и светили в глаз фонариком, она благодарила саму себя за дальновидность. Либби, не находя себе места, ходила туда-сюда по парковке кафе, то и дело поглядывая на подругу. — У вас случилась истерика, скоро состояние улучшится. Выпейте, это успокоительное, — протянул Энн бутылку воды и стаканчик с таблетками врач, — мисс Спринг! — окликнул он Либби, — а как вы себя чувствуете? — Ничего, всё в порядке, я тогда просто испугалась, — протараторила она, подбегая к машине, — вы будете госпитализировать Энн? — А надо? — внимательно посмотрел на неё доктор. — Нет, нет, не стоит, — тронула его за полу халата Энни, — я в порядке. Мне лишь надо немного поспать и… разобраться со всем, что происходит. Спасибо вам. — Не за что, — мягко улыбнулся тот, — подпишем документы и вы свободны, хорошо? Энн, залпом осушив бутылку воды, кивнула. Когда скорая уехала, она, держась за Либби, дошла до «Кадиллака» и тут же разложила переднее сиденье, сделав подобие кровати. — Куда мы сейчас? — спросила её Либби, заводя мотор. — Ещё полчаса назад я думала, что домой, — вглядываясь в серую обшивку на крыше машины, честно призналась Энн, — но сейчас… я думаю, мы должны доехать до Атенса. Я на мгновение передумала ехать, потому что не хотела появляться перед родителями в таком виде. Я до сих пор считаю, что мне не стоит к ним идти, особенно после истерики, с опухшим лицом и синяками под глазами. Но я должна поговорить с матерью Тома. Я должна узнать, каким образом он превратился в полное чудовище. Они добрались до Атенса в три часа ночи — Либби гнала, как ненормальная, выжимала по сотне миль в час. И чем ближе они подъезжали к городу, тем сильнее у Энн сжимался желудок. Пару раз она даже хотела попросить подругу остановиться, чтобы выйти и прочистить желудок, но что-то говорило Энн — ты не можешь дать «заднюю», надо идти до конца. Атенс встретил девушек моросью, туманом и ветром. Никакого гостеприимного бриза Лос-Анджелеса или пыльно-пустынного очарования Альбукерке. «Дом, милый дом», — грустно вздохнула Энн. — Обычно в октябре ещё очень тепло, — отметила она, — не знаю, наверное, это знак свыше — нечего было сюда соваться и бередить свои старые раны. Либби лишь кивнула в ответ — одного взгляда было достаточно, чтобы заметить, как она устала, просто клюёт носом. — Поедем в мотель? Тебе бы поспать, — с сочувствием посмотрела на неё Энни. — Ничего, здесь посплю. Куда дальше? — резковато ответила Либби. — Думаю, к магазину одежды «Она». Я знаю, где он, сейчас покажу. Мать Тома недавно унаследовала его от своей сестры. Дом, кстати, тоже, и я уверена, что она переехала туда из своей квартирки в гнусном районе. Но я не знаю, где именно он находится, поэтому логичнее будет подождать её возле работы. Согласна? Либби вновь кивнула и, направляемая Энн, медленно поехала по пустым улочкам Атенса. Магазин выглядел ровно так, как запомнила его Энн — малиновая курсивная надпись «Она», под ней синий овал с белым пояснением «магазин для женщин», а над ней — фиолетовый силуэт женщины в жёлтом платье. Аляповато и провинциально, под стать самой матери Тома, Дженнифер Фэрис. Кстати, его тётю Пайпер она тоже встречала — та мало чем отличалась от Дженнифер, такая же матершинница и куряка, только похудее. Погрузившись в воспоминания, она не заметила, как Либби заглушила мотор, накрылась своей джинсовкой и уснула. Энни почувствовала небольшой укол совести — та согласилась помочь ей из чистой дружеской солидарности, а она так её вымотала своими проблемами и капризами. Поэтому Энн решила не спать — ей хотелось доказать Либби (хотя, конечно, больше самой себе), что она не такая эгоистка и размазня, какой была всю поездку. Первые два часа Энн просто сидела и пялилась в вывеску, словно из неё могла вылезти Дженнифер и рассказать ей всё, что она хотела узнать о Томе. Когда же начало светать, Энни вышла из машины, добрела, поёживаясь, до ближайшего круглосуточного киоска с кофе, купила себе два стакана капучино и вернулась к магазину. Ей не хотелось садиться в «Кадиллак» и мучиться, наблюдая, как спит Либби, поэтому она расположилась прямо на крыльце магазинчика. Выпив первую порцию кофе, Энн чуть приободрилась и тут же мысленно вернулась к странной, если не сказать безумной, заметке о смерти Ферейры. Она вытащила телефон, вбила в поисковик имя Алексы и погрузилась в изучение информации о её гибели. Прочитав десяток статей, она отметила две значимые детали. Во-первых, заметка, что читала Либби, явно приуменьшала степень обнажённости Ферейры. Энн нашла фото, «утекшие» в сеть с места происшествия — Ферейра была просто-напросто голой, её интимные места прикрывали лишь пиксели цензуры. Зато её голову закрывал плащ, что выглядело настолько пугающе и неестественно, что Энн передёрнуло. Во-вторых, многие сайты писали, что лицо певицы было обезображено — выбиты зубы, раздроблен нос. «Если бы Том был маньяком, я бы сказала, что это — его почерк. Он изуродовал Келли, почему бы ему не изуродовать Алексу? Боже, какой кошмар», — покачала она головой. Попивая кофе и размышляя о вине Тома, она не обратила особого внимания на то, как возле магазинчика припарковалась белая «Тойота Королла», и из неё вышла блондинка в чёрном платье-футляре, красиво подчёркивающем все изгибы её тела. — Эй! Зачем ты здесь? — заставил Энн вздрогнуть знакомый грубоватый голос. Женщина из «Короллы» сняла солнцезащитные очки и Энн поняла, что это — никто иная, как Дженнифер Фэрис, похудевшая, похорошевшая и будто помолодевшая лет на десять. — Эй, я тебя спрашиваю. Зачем ты здесь, шлюшка? — подбоченилась Дженнифер. — Я просто… — не ожидав оскорбления, начала мямлить Энн, — я приехала поговорить насчёт Тома. — О чём поговорить? О том, как он пошёл в разнос, не выдержав твоего блядства, твоих поганых историй про отсосы? Или о том, как ты, самовлюблённая сволочь, думала только о себе, забила на мужа и крутила задом на паркете? — Но, мисс Фэрис… — открыла было рот Энн. — Ты — полное разочарование, — ткнула в неё пальцем Дженнифер, — я думала, что моему сыну повезло встретить умную, красивую, скромную, целеустремлённую и работящую девочку, а ты оказалась продажной шкурой, ничем не лучше той же Ферейры, сдохнувшей с голой пиздой, выставленной на всеобщее обозрение. Такой же шлюхой. Катись, Фолчак. Катись к своему О’Мэлли, думаю, у тебя там всё уже чешется, ты же не сосала сколько? День? Два? Не дожидаясь ответа, она, нарочито громко стуча каблуками, поднялась по лестнице и загремела ключами, открывая дверь магазинчика. Энн, не выдержав таких несправедливых обвинений, разрыдалась в голос. — Ты ещё здесь? — с отвращением глянула на неё Дженнифер. — Мисс Фэрис! Дженнифер! — захлёбываясь слезами, загундосила Энн, — вы всё неправильно поняли! Я ничего не делала! Я ни в чём не виновата! — Как же, — дёрнула плечом та. — Я хочу помочь Тому, разобраться, что с ним происходит, как он докатился до этого дна! Пожалуйста, выслушайте меня! Пожалуйста, Дженнифер, я умоляю вас. Фэрис на секунду замерла, явно раздумывая, после чего бросила: — Поднимайся. Энн, всхлипывая, уставилась на неё. — Ты оглохла, Фолчак? Поднимай свой зад с моих ступеней! Я, конечно, тот ещё мягкосердечный наивняк и мне, наверняка, это отзовётся, когда ты будешь в подробностях пересказывать эту историю на всех сраных ток-шоу страны, но если ты так хочешь знать, что происходит с Томом и почему он слетел с катушек, поднимайся и иди за мной. И, кстати, что за девка трётся возле розовой машины и буравит меня взглядом? Энн обернулась — угрюмая Либби, у которой от недосыпа под глазами залегли тёмные круги, смотрела на их перебранку, скрестив руки на груди. — Это моя подруга… — прошептала Энни. — Она нормальная? Или такая же шоу-бизовая паскуда, как ты? — Нет, нет, она очень хорошая. И с шоу-бизнесом не связана. Она всегда поддерживает меня и помогает в трудную минуту. Именно Либби вытащила меня из лап Переза и посадила его в тюрьму. — Интересненько… — протянула Фэрис, — эй, Либби! — крикнула она, — иди-ка сюда. Я сейчас расскажу этой сучке кое-что, и было бы неплохо, если бы это услышал кто-то адекватный. Потому что потом она понесёт эту историю по всем каналам, приукрашивая и дополняя «сочными» подробностями. Та, насупившись, подошла к ступеням и подала Энн руку, помогая ей подняться. — Ой, какая ты заботливая, — скривилась Дженнифер. — Что правда, то правда, — прямо глянула на неё Либби, — и я не дам в обиду свою лучшую подругу, ясно? Дженнифер лишь закатила глаза и впустила их в магазин, после чего закрыла дверь на ключ и указала подругам на кожаный диванчик: — Садитесь. Кофе-чай не предлагаю, я и так делаю огромное одолжение, открывая для вас свой магазин, — сама она не стала садиться, грозно поглядывая на Энн сверху вниз, — итак, Фолчак. Всё то говно, что происходит с Томом, очень беспокоит меня. Я не могу перестать думать о том, во что превратилась жизнь моего единственного ребёнка. И справедливо полагаю, что большая часть вины лежит на тебе. Большая часть, но не вся вина. Какой-то процент его неадекватного поведения — моя «заслуга». Я была молодой идиоткой, недоглядела, не предусмотрела, а он за это поплатился. Да уж… — выдохнула она, — не думала, что мне будет так тяжело это озвучить. В общем… Я родила Тома от одного придурка, с которым лишь однажды перепихнулась в машине, мне было двадцать и я была отвратительно тупа, вернуться бы в прошлое и надавать себе по мордасам! Но не в этом история, а в том, что после его рождения я задалась целью найти ему «полноценного отца», — показала она пальцами кавычки, — но мне не везло, попадались одни разгильдяи, байкеры, бармены, официанты и продавцы, которым лишь бы побухать, покурить и покутить. Но когда Тому только-только исполнилось три годика, я встретила аспиранта из местного университета, с факультета биологии. Его звали Джордж. Я была на седьмом небе от счастья, уже мысленно примеряла колечко, только представьте — лощёный хлыщ в выглаженной рубашечке, человек науки, начитанный, не пьет-не курит, это же мечта для такого отребья с прицепом, как я! Но что-то в нём меня настораживало, первые пару месяцев я не могла понять, что именно. Но потом он запустил в меня тарелкой, полной горячей еды, за то, что я не вытащила из рыбного филе три косточки. Я испугалась, но быстро себя успокоила — типа, мне и так несказанно повезло отхватить такого парня. Через неделю история повторилась — я плохо прогладила один рукав на его рубашке и получила пощёчину. Я опять никак не отреагировала, даже Пайпер не пожаловалась. Говорю же, была клинической идиоткой. Короче, он стал меня бить за каждый косяк, малейший косяк. К Тому же он относился нормально, мог только отругать, но руками не трогал. Но потом произошло то, чего я не могу забыть больше двадцати лет. Том, шило в жопе, носился по квартире, и уронил на дискету с важным докладом Джорджа вазу с цветами. А чтобы вы понимали, в то время восстановить данные было не так просто — никаких облачных хранилищ и прочей навороченной туфты. Когда Джордж увидел, что доклад, над которым он трудился несколько недель, сдох, он схватил Тома за волосы на затылке, — показала она на себе, — потащил к батарее и шандарахнул его об неё несколько раз. Прямо лбом. Энн ахнула и закрыла рот рукой. Либби просто смотрела на Дженнифер с нескрываемым ужасом. — Да, девочки, вот так вот, — развела руками Дженнифер, — Том орал, как резаный, я кинулась к нему, но Джордж и меня приложил к батарее, разбил нос и губу. Угрожал, что убьёт нас обоих. К вечеру я заметила у сына в ухе запекшуюся кровь и поняла, что дело плохо. Той же ночью я ушла от Джорджа, захватив только самые нужные вещи и документы, перебралась к Пайпер. Мы повезли Тома в больницу и оказалось, что у него тяжёлое сотрясение мозга. Не знаю, что там такое повредилось, но после травмы Том стал меняться. Перестал быть таким нежным маменькиным сыночком, превратился в противного, агрессивного хулигана и придурка, который задирал всех и вся. Однажды я вырвала у него из рук голубя и ножницы — он хотел отрезать птице крыло и посмотреть, как она полетит с оставшимся. Отшлёпала тогда так, что он рыдал полвечера, но подействовало — хотя бы животных он больше не трогал. С людьми же… Ты сама знаешь, Фолчак, какой он с людьми. Особенно, когда нервничает или злится, а нервничает или злится он почти всегда. Вот такая история. Теперь понятно, откуда эти гадкие наклонности? Так-то. Кстати, я с тех пор даже не пыталась строить с кем-то отношения. Мне было страшно представить, что в мой дом войдёт мужчина, который будет выше, крупнее и сильнее меня, и который сможет навредить мне и моему сыну. Энн не знала, что на это сказать, поэтому беспомощно посмотрела на Либби. Та же внезапно выдала: — Мисс Фэрис, а вы не хотите поехать с нами в Лос-Анджелес? Мне кажется, сейчас Тому как никогда нужна ваша поддержка. — Ты мне нравишься, Либби, понимаешь суть человеческих отношений, — закивала Дженнифер, — я понимаю, что нужна Тому, но тут встаёт денежный вопрос — я не могу закрыть магазин и уехать на неделю или больше. Дела идут и так не ахти — людям легче пойти в какое-нибудь «Mango» или «H&M», чем в магазинчик без имени. Каждый день простоя будет равен прогару. — Я дам вам пять тысяч, — выпалила Энн, — Либби права — вы очень нужны Томасу. Меня он не послушает — я для него давно чужая, вы же — его мама, после вашей последней встречи он вернулся довольным, я клянусь. Он любит вас и прислушается к вам. Поехали, мисс Фэрис. Видимо, заветные слова «пять тысяч» мгновенно убедили Дженнифер отправиться на выручку сыну, и она, хлопнув себя по бокам, воскликнула: — Хорошо. Выезжаем сегодня вечером. Мне надо разобраться с парочкой дел. Идёт? — Идёт, — протянула ей руку Либби. Та её пожала, но на дверь всё же указала: — Возвращайтесь в восемь, я как раз всё закрою. Либби, кивнув, потащила Энн вон из магазинчика. Оказавшись на улице, Энн упёрлась ладонями в колени и прошептала: — Идея хорошая, но ты представь — нам её терпеть несколько суток кряду. — И? Мне она понравилась. Знаешь, Энн, она хотя бы честная, без этой поганой мишуры и поцелуйчиков в обе щеки при встрече. Да и… тебя же я терплю. Не сутками, неделями, — скрестила руки на груди Либби. — О чём ты? — резко поднялась Энни. — О том, всё о том. Ты отлично сказала о моей роли ещё дома — я нужна для того, чтобы прикрывать тебя в дерьме, которое вечно с тобой случается. Этакая девочка на побегушках, водитель, психолог и личный ассистент в одном лице. Нужна поддержка перед собеседованием — идём к Либби. Нужен партнёр для танцев — идём к Либби. Том просрал всё, что можно было просрать — идём к Либби. Нужно поехать на другой конец страны — идём к Либби. Мне продолжать? Энн медленно покачала головой. — Но когда одобрение или поддержка нужны мне — я получаю лишь снисходительные взгляды. Даже не отнекивайся — я видела, как ты смотрела на меня, когда я вернулась от Стэна. Как на придорожную сифозную сосалку. Но хочу заметить — я никому не изменяла, а Стэн не брал меня силой. Так-то, Энн. Энн покраснела от обиды — Либби смогла парой слов уколоть её в самое больное место. — Я знаю, что потом мне будет стыдно перед тобой и всё такое, но сейчас ты меня так достала, что сил моих больше нет. Довожу тебя и Фэрис до Лос-Анджелеса, высаживаю, и разбирайтесь своей чокнутой семейкой, как хотите. Не надо впутывать меня во всё это дерьмо, ладно? Я сыта им по горло. Вернусь к восьми, сейчас я хочу поехать в мотель, помыться и поспать. Пока, Энн. И она резко развернулась и потопала к машине, оставив Энн стоять на последней ступеньке крыльца магазина. Когда же Либби проехала мимо неё, даже не взглянув, Энни посетила страшная в своей очевидности мысль — что, если она заслуживает Тома? Заслуживает этого инфантильного, бескомпромиссного, самовлюблённого и вечно ноющего неудачника? Просто потому, что сама абсолютно такая же. [1] — 182 сантиметра. [2] — Вивьен Уорд — проститутка, главная героиня фильма «Красотка», сыгранная Джулией Робертс.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.