Beverly Hills

Перед тем, как встретиться с Либби и Дженнифер, Энн решила купить себе чего-нибудь вкусненького в дорогу. Зайдя в минимаркет, она первым делом направилась в отдел сладостей, где набрала целую корзину печенья, вафель и шоколада, потом прихватила в холодильничке свежевыпеченные капкейки и пошла на кассу. Стоя в очереди, Энн невольно огляделась по сторонам и наткнулась взглядом на коробку с мини-бутылочками виски, подвешенную рядом с жвачками и батончиками. Энн ухмыльнулась: во-первых, тут же вспомнила фильм «Тельма и Луиза», на который так временами походила их с Либби поездка, а во-вторых, подумала: «Насколько же херово в Атенсе, что виски у них пьют, словно жвачку жуют». Поддавшись странному порыву, она бросила в корзину пяток бутылочек. На всякий случай. Погода с ночи не улучшилась — было всё так же промозгло, поэтому Энн, застегнувшись на все пуговицы и подняв воротник джинсовки, побежала в ближайший бар. Бутылки в пакете предательски побрякивали и веселили Энн. Она никогда много не пила, даже по праздникам, но нынешняя отвратная ситуация и перспектива несколько дней провести в одной машине с Дженнифер Фэрис, которая, похоже, её ненавидела, заставили Энни задуматься о том, чтобы влить в себя пару шотов или даже чего посолиднее. Часы показывали два часа дня — бар только открылся и пока пустовал, поэтому Энн, перестав переживать из-за звона бутылок, забралась на высокий стул и обратилась к девчонке, меланхолично возящей тряпкой по стойке: — Можно виски с колой? Та ничего не ответила, только кивнула, и через несколько мгновений перед Энни появился не самый чистый стакан с темно-коричневой жидкостью внутри. Она зажала нос и опрокинула весь коктейль залпом. Каким образом одна порция виски с колой превратилась в пять, Энн не поняла, как и не поняла, почему, рыдая и сморкаясь в дешевые жесткие салфетки, жаловалась барменше на Тома, Дженнифер и Либби с Эдди заодно. Та с безразличным выражением лица слушала ее, и время от времени подливала в стакан спиртное. — Ты представляешь, она сказала, что я — шлюха и разочарование! — пьяно размахивала руками Энни. — Меня никогда так не унижали! А ведь я несколько месяцев кряду обслуживала этого извращенца! Но это… это просто ужасно. И, упав лицом на барную стойку, она разрыдалась с новой силой. — Хоть от кого-нибудь бы услышать доброе слово… — промычала Энн. — Всё будет хорошо? — больше с вопросительной, чем утвердительной интонацией сказала барменша. — Я это уже слышала! Но я больше не верю. Не верю им, ясно? — подбородок дрожал, и Энни было тяжело внятно говорить. — И тебе не верю. Ты говоришь это, потому что я попросила, а ты хочешь большие чаевые. — Что правда, то правда, — пожала плечами та. Энн почувствовала, как внутри неё поднимается буря. Ей стало жарко, голова закружилась, всё тело будто зачесалось от раздражения. — Я пошла. С этими словами она попыталась встать со стула, но после такого количества выпитого это оказалось не так просто, поэтому Энн завалилась на барную стойку и опрокинула стул. Он свалился с таким оглушающе противным грохотом, что она зажала уши. Барменша недовольно посмотрела на нее. — Где здесь туалет? — ответила ей таким же взглядом Энни. Та указала куда-то вправо, и Энн, взяв с собой пакет с покупками, пошла в этом направлении. Наткнувшись на дверь с потёртой золотистой фигуркой женщины, она ввалилась в комнату, закрылась на замок и опустилась на крышку унитаза. Перед глазами всё плыло, а желудок жгло так, словно она напилась не виски, а кислоты. Не желая больше терпеть неприятные ощущения, Энн сунула в рот палец и избавилась от выпитого. Ей, однако, не стало легче — теперь жгло и пищевод, и даже горло. От бессилия и собственной глупости она снова расплакалась. — Полная хрень, — шепнула она сама себе. И это было чистой правдой — всё, что происходило с ней последнее время, иначе как «хрень» назвать было нельзя. Только Энн казалось, что всё налаживается — случалось что-то настолько ужасное, что все успехи мгновенно выбрасывались в мусорку. Взять, хотя бы, «Танцы со звёздами». Энни рассчитывала, что они будут её шансом блеснуть и доказать всей Америке, что она — не беструсая бездарность, а настоящий профессионал, прекрасная танцовщица, но всё обернулось против неё. Этот тупой роман с Эдди, опять внимание прессы к личной жизни и перетряхивание грязного белья, которое, безусловно, задело Тома, и он пустился во все тяжкие. «Дженнифер права. Я — причина почти всех бед Тома. Из-за меня он вступил в это говно с Келли и Алексой», — думала она, размазывая по лицу слёзы. — Эй, ты там жива? — послышался за дверью голос барменши. Энн, вздрогнув, подняла голову. Она не знала, сколько времени провела в туалете, но зато отчётливо понимала, что превратила чистый, в общем, санузел в руины. Насморкалась в туалетную бумагу и побросала её прямо на пол, оставила на зеркале жирные отпечатки пальцев и, главное, наблевала в раковину. Трезвая Энн, безусловно, попыталась бы всё убрать, но пьяной и уставшей Энн было так мерзко от самой себя и всего вокруг, что она просто открыла дверь, сунула барменше сотню баксов, и, ничего не говоря, потопала прочь из бара. Когда она подошла к магазину «Она», Либби и Дженнифер уже ждали её возле машины. — Ты где была? Выглядишь ужасно. И пахнешь тоже, — скривилась мать Тома. — Не ваше дело. Бросив на заднее сиденье пакет, Энн сама попыталась сесть на переднее, но Либби остановила её жестом: — Мисс Фэрис права. Я не хочу нюхать твой перегар всю дорогу. Давай назад. — Вот как ты, да? — фыркнула Энни. — Мисс Фэрис, мисс Фэрис… Теперь она твоя подруга? Ну, ты и… — она хотела сказать «сука», но вовремя прикрыла рот — побоялась, что Либби тогда и вовсе не пустит её в авто. — Кто я? Договаривай, — не пропустила мимо ушей эту заминку та. — Ты… плохая подруга, ясно? — Энн туговато соображала, и это было наименее обидное определение из всех, что пришли ей в голову. — Хорошо, — горько усмехнулась Либби, — я тебя услышала. Энн закусила губу. Она не знала, что делать и как реагировать. Дженнифер же, глядя на неё с нескрываемым презрением, обогнула машину и, легонько пихнув Энн локтём, села рядом с Либби на переднее сиденье. — Ты так и будешь стоять и жевать свои губы? — крикнула Либби. — Мы уезжаем. Не хочешь с нами — можешь оставаться. — С нами… — пробурчала Энни, но в машину села. «Сучка ты, Либби. И предательница», — подумала она.

***

Странная компания ехала от Атенса до Лос-Анджелеса четверо суток. И почти все эти четверо суток Энн не просыхала. Она поняла, что на пьяную голову всё (и все) вокруг раздражают её не так сильно. Взять, например, её попутчиц. Энн тошнило от того, как быстро они спелись. Уже на второй день болтали, словно лучшие подружки с детства, вместе ходили за кофе и сэндвичами и, самое «ужасное», купили на заправке игральные карты и на каждой остановке перекидывались в них, не приглашая Энн. Смотря на их довольные лица и слушая разговоры, полные матов и шуток, Энн злилась так, как никогда в жизни и, чтобы не наброситься на «подружек» с кулаками, заливала в себя бутылочку виски. Напиток действовал подобно волшебному эликсиру: один большой глоток — и жизнь становилась проще и приятнее, дурные мысли уходили, уходила и ярость. Рот немел, голова приятно тяжелела, можно было прикрыть глаза и провалиться в приятную негу. В полудреме Энн воображала, как встретится с Эдрианом. Ей хотелось обнять его, провести ладонями по его спине, вдохнуть аромат дорого лосьона после бритья, зарыться пальцами в густые кудри, заглянуть в его прекрасные глаза-вишни… И не говорить. Ничего не обсуждать, не объяснять, просто молчать. Возможно, только постанывать от удовольствия, когда он будет привычно нежно любить её на дорогих египетских хлопковых простынях… — Эй, пьянь! Поднимайся! — довольно болезненный толчок в плечо вытащил её из лап фантазий. — Уже приехали? — с трудом разлепила глаза Энн. Дженнифер, которая пересела с переднего сиденья на заднее, чтобы быть ближе к Энн, покачала головой: — Нет ещё, пару часов. Разговор у меня к тебе есть, пока Либби кофе покупает. Пойдём, выйдем. И, не дожидаясь ответа, она открыла дверь, впустив в машину холодный ночной воздух, заставивший Энн застучать зубами. Если был бы выбор, она ни за что бы не покинула авто, но выбора, похоже, не было, поэтому, мелко подрагивая, она выбралась из машины и привалилась к багажнику. — Короче, дело такое. Будешь бухать — сдохнешь, знаешь это? — без прелюдий выдала Дженнифер, становясь рядом и закуривая. — Кто кроме меня тебе об этом расскажет? С того света меня из-за синьки возвращали. Энн удивленно уставилась на неё. — Да, вот тебе история. Когда вы с Томом свинтили в эти свои Голливуды, я начала употреблять пуще прежнего. Буквально заливалась до блевоты, вообще те месяцы почти не помню. А почему бы и нет? Не перед кем мне больше было хорошую мать изображать, — она вздохнула. — А потом бац — белый потолок, ослепляющий свет, писк аппаратуры, «Разряд, пульса нет» и прочее, и прочее… Клиническая смерть. Сердечко моё не выдержало, всё, ёкнулось. Спасибо Пайпер, упокой Господь её душу, если б она в тот день, ведомая предчувствием, не пришла домой пораньше, мы бы с тобой сейчас тут не трещали, лежала бы я рядышком с ней… Но эта хрень полностью перевернула моё мировоззрение. Я заметила, как ты на меня таращилась, когда возле магазина встретила, да, да, прям как сейчас! — ткнула она Энн в плечо. — Это всё спасибо переоценке ценностей. Взяла я себя в руки, пролечилась от алкоголизма, села на диету, спортик, стрижка, маникюрчик, вся херня… И вот, результат на лицо, и на лице тоже. Так что, Энн, — похлопала Дженнифер её по щеке, — будешь бухать, как в этой поездке — откинешься, я тебе гарантирую. Потому что не факт, что рядом с тобой окажется кто-то нормальный, типа моей Пайпер. — А… Либби? — затрясшись ещё сильнее, выдавила Энн. — Я думаю, накалила ты её знатно. Не будет она больше с тобой нянчиться, как раньше. — Но… — чувствуя, как к глазам подступают слёзы, выдохнула Энни. — Что я такого сделала? — Да ничего, — всплеснула руками Дженнифер. — Просто ты херовая. Херовая жена. Херовая подруга. Херовый человек. Ну, может, танцовщица не такая плохая, но суть ты уловила. Ты… — она открыла дверь машины и взяла с заднего сиденья несколько бутылочек спиртного, которые Энн припасла себе на остаток пути. — Начни с себя. И Дженнифер брякнула бутылки в ближайшую мусорку, где они со звоном разбились. В это время к машине с несколькими стаканами дымящегося кофе вернулась Либби и, смерив Энн недовольным взглядом, обратилась к Дженнифер: — Всё в порядке? — В полном. Поехали. Энн же медленно подошла к урне и заглянула в неё — от её «виски-ужина» остались лишь осколки и лужицы коричневой жижи. Она вздохнула — убегать от себя и от реальности больше возможности не было.

***

Впервые в жизни Лос-Анджелес показался Энн не ярким и сияющим, а угрюмым и неуютным. Магия золота совершенно исчезла, казалось, что город утопает в сине-серых тонах, непривычных для раннего утра. Она невольно вспомнила, как впервые оказалась здесь. Пальмы, теплый ветер, треплющий волосы, и улыбающийся, спокойный и довольный Том рядом… На следующий после приезда день Энн «скосило» какое-то странное состояние, припадок психосоматики, и Том принёс ей травяной чай в постель… Поймав себя на том, что грустно улыбнулась, Энн вздрогнула. Она очень давно не думала о Томе без раздражения, тем более, после того, что он сделал с Келли, а потом и, возможно, с Ферейрой. Это было странно. «Ностальгия. Или впервые за последние дни протрезвела», — припав лбом к окну, вздохнула Энн. Воспоминания, словно фотографии в альбоме, понеслись у нее перед глазами. Только воспринималось всё как-то не так, будто события прошлогодней или позапрошлогодней давности происходили с ней десятки лет назад. Или и вовсе не с ней, а с кем-то другим, только отдаленно и внешне похожим на Энн Фэрис. Или Фолчак? Она уже и не знала, какой фамилией себя называть. Эта-то мысль и заставила её отпрянуть от окна и тронуть Либби за плечо: — Либ, ты… куда сейчас? — Сразу же в участок. Верно, Дженнифер? — обратилась она к маме Тома, забравшейся на переднее сиденье с ногами и завернувшейся в плед. — Да. Надо решать проблемы здесь и сейчас, у нас мало времени, — кивнула та. Энн поёжилась — ей совсем не хотелось видеть Тома. Тем более, её ждал ещё кое-кто, с кем необходимо было срочно поговорить. — Высади меня тут, — завидев остановку, тихо, но твёрдо сказала Энн. — Прям тут? — вскинула брови Либби. — Да. Пожалуйста. Дженнифер только хмыкнула и отвернулась от Энн. Той же стало так неудобно, что она покраснела. Хотелось успокоить себя, сказать, что с Томом они теперь чужие, но… Сердце ещё ёкало при мысли о нём. Нет, не от любви, а от страха и жалости. Но и их можно было назвать какими-никакими чувствами, поэтому Энн хотела повременить, собраться с мыслями и разобраться в себе, а только потом разобраться с Томом. Выбравшись из машины, Энн перекинула через плечо дорожную сумку и присела на скамейку возле остановки. Либби же, не говоря ни слова, газанула так, что Энн закашлялась от выхлопов. Проводив взглядом розовый «Кадиллак», она обняла себя руками и привалилась спиной к стенке остановки. Только через какое-то время до Энн дошло, что висящие через улицу электронные часы показывают пять минут седьмого утра, а до дома Эдди ехать от силы минут двадцать. «Ничего, подожду, пока он проснётся, заодно обдумаю свою… речь? Да, пожалуй, мне понадобится целая речь, чтобы объясниться с ним. Слишком много всего между нами сейчас». Доехав до его жилого комплекса, она так и сделала — села прямо на бордюр и принялась обмозговывать всю ситуацию, пристально и бесцельно смотря на свои пальцы с порядком облупившимся маникюром. Но то ли от недосыпа, то ли от нескольких дней пьянства, то ли от того, что сказать что-то типа: «Мы с тобой пара, хоть и неофициальная, по сути, я должна тебя любить, но мои собственные дела и тараканы в голове для меня важнее, чем, например, то, что твоя сестра внезапно и трагически погибла. Прости и… Там сезон «Танцев со звездами» еще не закончился, мы же дотанцуем?» было невозможно, Энн так и не придумала достойной речи. Дождавшись девяти утра, она, представившись глядевшему на нее с нескрываемым интересом охраннику, поднялась на нужный этаж и зажала звонок. Через пару мгновений перед ней предстал заспанный, бледный, даже синюшный, осунувшийся и явно недовольный Эдриан. — Привет, — попыталась улыбнуться Энн. — Привет, — напротив, без тени улыбки кивнул тот. — Эдди, я… — глубоко вдохнула Энни. — Не надо, Энн, ладно? Я… Я знаю, что у тебя свои трагедии, но ты… — он горько усмехнулся и провёл руками по волосам. — Ты ни разу мне не позвонила, даже не написала. Если тебе плевать — мне тоже плевать. И если ты пришла узнать насчет «Танцев», то я не хочу больше стоять с тобой в паре, ясно? Всё, Энн, прощай. И он попытался закрыть дверь, но Энн схватилась за ручку: — Эдди, стой. Мне… Мне казалось, ты любишь меня, — неожиданно для самой себя кинула она единственный имеющийся у нее аргумент. — Когда мы были вдвоём, когда я смотрел на тебя так близко, прямо в твои глаза, мне тоже казалось, что я влюблён. Но, видимо, именно, что казалось. Поэтому… — он развёл руками. — А должен ли я что-то тебе объяснять? По-моему, всё насчёт нас, точнее, тебя и меня, понятно без слов, хватило одних действий. — Но… — Ты хотела разборок, как в кино? Может, слёз, криков, а потом прощального секса тоже в слезах? Ничего этого не будет! Мы не в кино, Энн, пойми уже, наконец! Твой Голливуд — одна сплошная фальшивка, прямо как ты, — злобно зашептал Эдди. — Всё — значит всё! Видеть тебя больше не могу. На самом деле, Энн невозможно было возразить или предложить ему что-то, поэтому она, чувствуя, как её начинают душить слёзы, сделала несколько шагов назад, давая Эдриану закрыть дверь. И когда она захлопнулась с диким треском, Энн закрыла лицо руками и, бесшумно рыдая, опустилась на ступени. «Фальшивка… — покачала она головой. — Даже Эдди уже это понял».

***

Сказать, что Дженнифер волновалась перед встречей с сыном — не сказать ничего. Всю жизнь она мучилась от одного комплекса — считала, что она отвратительная мать. Да, перед другими Дженнифер могла бравировать и врать, говорить, что построила с сыном уникальные независимые отношения, но ничего общего с реальностью это не имело. Всё его детство она игнорировала его и свои психологические проблемы, работала, как проклятая, и заливалась пивом. Дженнифер всегда с завистью поглядывала на соседку из квартиры напротив, Ирину. Та приехала из России в середине девяностых, привезя с собой лишь чемодан с парой платьев и трусов, пятьсот долларов и пытилетнего сынишку Мишу. В погоне за пресловутой «американской мечтой» Ирина объездила всю Америку, пока, наконец, не осела в Атенсе. На удивительно хорошем английском она рассказывала Дженнифер о том, как много раз от безденежья и безысходности готова была пойти в проститутки, но всегда её останавливал Миша. «Ты представь, — говорила ладная чернявая Ирина, куря крепкие сигареты, — если меня снимет его одноклассник или учитель, какой это будет позор? Мишаня потом не отмоется от него, придётся нам снова бежать куда подальше, хоть на Аляску. А хотели бы мы на Аляску, лучше бы на родную российскую Камчатку уехали, те же яйца, только в профиль. Поэтому я буду таскать сальные подносы не менее сальным посетителям кафешки на углу двадцать четыре на семь, но торговать собой не пойду. И дело тут не во мне, а в сыне. Всё для него, чёрт его дери. Вон, почти насобирала дураку на Атенский университет. Хочет стать рекламщиком, миллениал хренов». Дженнифер тоже немало «положила на алтарь» Тома, например, свою личную жизнь после того жуткого происшествия с Джорджем. Но, смотря на Ирину или на любых других знакомых и приятельниц, понимала, что все они лучшие матери, чем она. Её сын дерётся за деньги! Это же уму непостижимо! Даёт всяким бугаям разбивать своё лицо, да так, что его прекрасные, самые прекрасные из всех, что видела Дженнифер, глаза, заливает его же кровью. Она старалась даже не думать об этом, потому что стоило мысли о боях только появиться, как у Дженнифер начинало ныть сердце, да так, что она готова была вгрызться в подушку, задыхаясь от слёз. Сейчас, сидя в «Кадиллаке» вместе с Либби возле полицейского участка, Дженнифер испытывала примерно те же чувства. Не уберегла. Бросила. Пустила всё на самотёк. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, и она рвано, резко выдохнула, на что Либби встревоженно глянула на неё: — Всё в порядке? — Да, дорогая, — улыбнулась Дженнифер. — Хотя… Зачем мне тебе врать? Я волнуюсь так, что готова обоссаться. Ты давно видела Тома? — Ну, так, давненько… — развела руками Либби. — Как он выглядел? — Обычно. Ничего сверхъестественного. А что? — Я не видела его с похорон моей сестры. Боюсь, что, — она нервно усмехнулась, — не узнаю собственного сына. Срок небольшой, но он столько всего наворотил за это время… Как он, — в её глазах блеснули слёзы, — мог так поступить с той тёлкой из игровых автоматов? Том всегда был не в ладах с собственными эмоциями и башкой в целом, но чтоб такое… Не могу поверить. Поэтому, Либби, я боюсь. Его боюсь. Вдруг он стал похож на монстра, ничего от прежнего Тома там не осталось? — Дженнифер, — положила Либби руку ей на колено, — Том — это Том. У него действительно беда с башкой, это и дураку понятно, уж простите, но он — Том. Не монстр. Не бойтесь. Идите. Та коротко кивнула, поправила волосы, прижала к груди сумку и потопала к дверям участка. Дженнифер знала: лучшая защита — это нападение, к нему она и готова была перейти прямо с порога. — Эй, — окликнула она щуплого дежурного, перекладывающего на столе ручки, — где начальник? — А вы, собственно, кто, мэм? — не отрываясь от своего занятия, протянул тот. — Дженнифер Фэрис, — выплюнула она, — мать Томаса Фэриса, который за каким-то хером парится у вас тут уже с неделю. — «За каким-то хером», — прыснул дежурный, — за таким распрекрасным хером, миссис Фэрис, что он — подозреваемый. И обвиняемый. — Про тёлку из казино я знаю, а ещё в чём его обвиняют? Неужели в смерти этой прошмандовки Ферейры? — Вы чертовски правы, мэм. И, уверен, следующей вашей просьбой будет дать вам с ним увидеться. Ответ сразу однозначный — «Нет». — А ты кто вообще такой? — побагровела Дженнифер, взглянув на его бейдж с фамилией «Кромс». — А, Кромс? Слишком умный? Слишком важный? Правильным ты был делом занят, когда я вошла, ручки перекладывал. И молчал. Позови начальника, Кромс! Живо! Второй раз прошу, третьего не будет. Тот, ещё раз препротивно усмехнувшись, к удивлению Дженнифер поднял телефон и пропел: — Офицер Холлоуэй, можете подойти? Тут миссис Фэрис пришла. Да, да, та самая Фэрис. Дженнифер закатила глаза и отвернулась от него, скрестив руки на груди. Через пару минут перед ней материализовался Холлоуэй и, пожав руку в приветствии, пригласил Дженнифер в свой кабинет. — Кромс вам нахамил? — указав ей на кресло у стола, поинтересовался офицер. — Да, — не вдаваясь в подробности, кивнула Дженнифер. — Как он меня достал, — внезапно воскликнул Холлоуэй, — племянник начальника департамента, что с него взять. Но ладно, не о нём сейчас речь. Вы по поводу Томаса, так? Та вновь кивнула. Скандалить с ним ей не хотелось, уж очень приятное впечатление Холлоуэй производил. — Он всё ещё в изоляторе, у нас. Но всё не так плохо — пришли результаты вскрытия Алексы Ферейры, её смерть признана несчастным случаем, состав преступления отсутствует. С минуты на минуту подъедет мистер Буттербак, его адвокат, вместе с ним и со мной пройдёте к Томасу. Дженнифер почувствовала, что сердце бьётся где-то в районе глотки, а голова начинает болеть от еле сдерживаемых слёз. — А что… — тяжело сглотнув ставшей вязкую слюну, выдавила она, — с делом крупье? — А вот здесь всё не так радужно, — вздохнул Холлоуэй. — Жаль вас расстраивать, миссис Фэрис… — Мисс, — наконец, поправила его Дженнифер. — Мисс, — повторил за ней офицер, — но срок ему светит реальный. Келли Флетчер настроена решительно. И компенсацию хочет взять за моральный и физический вред, и Томаса надолго за решетку упечь. Тут у него завибрировал телефон: — О, вот и мистер Буттербак, — прокомментировал Холлоуэй. — Пойдёмте, мисс Фэрис. Дженнифер на автомате проследовала за ним. Все её мысли были лишь о Томе и о Келли Флетчер, ненависть к которой разрасталась в её груди с каждой секундной. Нет, разумом она понимала, что та ни в чём не виновата и обвиняет Тома вполне заслуженно, сердце же твердило другое: «Упёртая принципиальная сука! Какого хрена тебе надо от моего мальчика? Он запутался, не знал, что творит! Будь милосердна, тварь!» В этих яростных думах она дошла до изолятора и уже сделала было глубокий вдох, готовая встретиться с сыном, но офицер Холлоуэй её остановил: — Секундочку, мэм. Он жестом подозвал к себе скучающую неподалёку девчонку-полицейскую, на вид чуть старше Энн, и она с безразличным видом досмотрела сумку Дженнифер и её саму. — Всё в порядке, офицер, — прогнусавила девчонка. — Имя? — Моё? — не поняла Дженнифер. — Нет, офицера Холлоуэя! — усмехнулась та. — Ваше, конечно. — Дженнифер Фэрис. Фамилия через «э». — Держите, — через минуту положила она на стойку пропуск. — Вы готовы? — сочувственно поглядел на Дженнифер Холлоуэй. — Я не знаю, — искренне сказала она, смотря за тем, как полицейская гремит замком двери, ведущей к изоляторам. Том сидел в самой первой «клетке», и одного взгляда на него Дженнифер хватило, чтобы перестать сдерживать слёзы. Ей показалось, что он постарел лет на десять — осунулся и посерел. — Том, — еле слышно позвала она. Тот поднял на неё глаза, испещрённые полопавшимися капиллярами, и одними губами произнёс: — Мам? — Обвинения по делу Ферейры сняты, — не дав им обоим опомниться, довольно воскликнул Буттербак. — Сынок, гуляй пока, заседание по Флетчер ещё нескоро. Том поднялся с нар, медленно подошёл к решётке и почти повис на прутьях, стиснув их так, что костяшки побелели: — Мам… — глаза его стали ещё краснее. — Откуда ты здесь? — Приехала спасать твою глупую задницу, — просунув между прутьями ладонь, погладила его по голове Дженнифер. В это время полицейская открыла его камеру, и Том, наспех запихав в пакет какие-то вещи, вышел в коридор. Бросив пакет на пол, он повис у Дженнифер на шее и зарыдал, уткнувшись ей в плечо. — Том, Том, — попыталась взять она его лицо в свои руки, — тихо, не надо, не сейчас. Пойдём отсюда, слышишь? Сейчас оформим все бумажки и потом порыдаем. Том, продолжая всхлипывать, часто закивал, и пошёл за Буттербаком и Холлоуэем, который успел шепнуть Дженнифер: — Подождите у дежурного. Том скоро выйдет. — Я лучше подожду на улице. Словно в тумане Дженнифер вышла из участка. Солнце уже начало припекать, и она, прислонившись к стене, запрокинула голову, подставив лицо свету. «Всё будет хорошо», — сказала она сама себе. Но толку от этих слов было чуть — её трясло, да так сильно, что она спрятала руки за спину, чтобы Том ничего не заметил. Он появился перед ней минут через пятнадцать и в естественном свете показался Дженнифер ещё более болезненным и измождённым. — Что с тобой, сынок? — погладила она его по щеке. — Я кучу дел наворотил, — потупил он взгляд. — Прости, мам, я — полное чудовище. — Либби сказала, что это не так, — попыталась улыбнуться та. — Либби здесь? — удивился Том. — Да. Подвезёт нас, куда надо. — А Энн здесь? — Нет, Энн нет, — помолчав секунду, Дженнифер добавила. — Мне кажется, ты можешь забыть о ней. У неё свои проблемы и заботы, не похоже, что она думает о тебе. — Я очень надеюсь, что ты не права. За дни в тюрьме я многое обдумал и… мам, Энн нужна мне. — Так, — строго сказала та, — не время для любовных интриг, ясно? Том! Ты в полном дерьме, дерьмище, чёрт тебя дери! Тебя могут посадить! Надолго! А ты всё ноешь о какой-то былой любви. Ничего этого нет, просто нет. Даже если Энн нужна тебе, ты Энн не нужен. Поехали, будем разбираться с Флетчер. У тебя есть дом, Фолчак пока не прибрала его к рукам? И накопления есть? — Есть и то, и другое, — вздохнул Том. — Поехали. Либби знает, куда.

***

Приехав к Тому домой, Дженнифер первым делом вытрясла все его сбережения — около шести тысяч долларов, удостоверилась, что у неё на счёте лежит ещё двадцать тысяч и в ажиотаже хлопнула ладонью по столу: — Адрес Флетчер мне, живо! Том подпрыгнул от неожиданности: — Я не знаю… — А кто? Кто знает? — Холлоуэй точно. Дженнифер, смерив его взглядом, в котором читалось: «Ты — полный идиот», позвонила в полицейский участок и через несколько минут сказала Либби, присосавшейся к кофе-машине. — Либ, поехали. Сначала в банк, потом к этой Флетчер. Та, одним глотком опустошив третью, похоже, кружку, кивнула: — Такси «Либби-мобил» всегда к вашим услугам! — Попаясничаешь позже, хорошо? — закатила глаза Дженнифер и, схватив её под руку, потащила к двери. На выходе она остановилась и крикнула Тому: — А ты приведи себя в порядок, понял? Выглядишь, как сифилитик чёртов. Услышав в ответ неразборчивое бормотание, Дженнифер выбежала на улицу и, запрыгнув к Либби в машину, напряженно уставилась куда-то вперёд. «Сейчас всё решится. Ты — молодец. Ты — молодец!»

***

Сжимая в руках наполненный деньгами полупрозрачный пакет с надписями «THANK YOU», Дженнифер постучалась в дверь Келли Флетчер. Келли жила в не самом лучшем районе, но домишко её не был похож на трейлер — приятный глазу розовый сайдинг, низкий серебристый металлический заборчик и аккуратный газон с кустами гортензий тут и там. Пока она оценивала дизайнерские способности Флетчер, из-за двери прозвучало: — Кто там? — Мисс Фэрис, — решила никем не притворяться Дженнифер. — Зачем вы здесь? — не спешила открывать дверь Келли. — Разговор есть. — Мне не о чем говорить с кем-либо по фамилии «Фэрис», — отрезала та. — А так? — ткнула прямо в глазок пачку купюр Дженнифер. Замок тут же весело забренчал, и перед ней предстала Келли — молодая женщина с некрасивыми, мелкими, тонкими чертами лица и головой, повязанной платком. — Сколько вы хотите предложить и за что? — не давая Дженнифер войти, поинтересовалась она. — Двадцать пять кусков за то, чтоб ты забрала заявление и сказала, что мы всё порешали миром. Келли, резко покраснев, рывком втянула Дженнифер в дом и выпалила: — За это? Двадцать пять? Она развязала платок и указала на огромный зигзагообразный шов на лысой голове. Шокировать Дженнифер ей, однако, не удалось. — А сколько? — упёрла она руки в бока. — Тридцать пять. Не меньше. — Ясно, — не смутилась Дженнифер, бросила деньги на журнальный столик, намекая на то, что разговор не закончен, и выбежала из дома. Постучав в стекло машины Либби, она скривилась: — Сучка хочет ещё десятку. У тебя есть? — Десятку? Тысяч? Долларов? — Нет, блядь, йен! Долларов, конечно! У тебя есть? Я всё верну. — Ну… — протянула Либби. — По глазам вижу, что есть. Сейчас скажу этой грязной вымогательнице, что бабки будут, и погнали в банк. Через полчаса на журнальном столике Келли лежало ещё десять тысяч долларов. — Теперь твоя душенька довольна? Больше претензий к Тому не имеешь? Келли пожала плечами: — Делаю это только из-за того, что понимаю вас как мама маму. Если бы мой сын учудил что-нибудь подобное… — Пфф, — перебила её Дженнифер, — не заливай. Я знаю таких, как ты. Ты за бабки готова голыми руками землю рыть, срывая ногти до мяса. Поэтому не прикидывайся. Просто обритая башка стоит пары лет выплат по ипотеке. А теперь поехали в участок, дорогуша.

***

Приезд матери стал для Тома приятным сюрпризом. После произошедшего с Ферейрой Том будто резко деградировал до состояния подростка — единственное, что ему хотелось, это крепко обнять маму и порыдать у неё на плече. Что он и сделал при первой же возможности. Вот только он забыл, что Дженнифер никогда не была сторонницей распускания розовых соплей, а решала проблемы быстро и решительно. Так что полноценного воссоединения семьи по сценарию Тома не вышло. И сейчас он, стоя под потоками тёплой воды в душе, рыдал сам по себе. В голове роились мысли, одна тягостнее другой. Об Энн. Об Эмбер. О Келли. Об Алексе. Обо всех женщинах, которых он ранил или погубил, морально или физически. От этого слёзы катились неостановимым потоком. Внезапно он дошёл до такой точки в своих рыданиях, что его с головой накрыло яростью. Взревев, он вылетел из душевой кабинки, чудом не поскользнувшись на полу, и во всей дури шибанул рукой по зеркалу над раковиной. Осколки осыпались блестящим градом, а рука Тома начала быстро окрашиваться в бордовый. С ужасом смотря на свою кровь, он засуетился, попытался остановить её бумажным полотенцем, и уже тогда поскользнулся и плюхнулся прямо на локоть, взвыв от боли. Задыхаясь от слёз, он еле поднялся на ноги, выключил воду, завернулся в махровый халат и присел на край ванны, тяжело дыша. Кровь шла сильно, порез, похоже, был глубоким, надо было срочно что-то с этим делать. Он вспомнил, что на кухне есть стерильные бинты и, обмотав руку еще несколькими бумажками, поплёлся туда. Пока он неуклюже пытался левой рукой перебинтовать правую, замок входной двери щёлкнул, но никто его не окликнул, значит, это была не мама с Либби. «Чёрт, только не это», — подумал Том, но «не это» уже появилась в дверях кухни и ахнула, глядя на лужицу крови на столе: — Том? Ты? А… Что случилось? Тот ничего не ответил, Энн же, не прекращая ахать и охать, вытерла кровь и села рядом с ним: — Дай помогу. — Не надо. Мне ничего от тебя не надо, — процедил он и отвернулся. Энн, вместо того, чтобы отпустить какую-нибудь привычную уже колкость, неожиданно разрыдалась. Некрасиво, в голос, громко. — Томми, я не знаю, что мне сделать, чтобы ты меня простил, — неразборчиво произнесла она. — А что сделать мне? — справившись, наконец, с бинтом, поднял на неё глаза Том. — Это всё из-за меня, — замотала головой Энн. — Перестань. — Нет, я… — Перестань! Замолчи! — заорал Том, что было мочи. — Ты постоянно болтаешь, пытаешься что-то объяснить, но это всё хуйня, полная хуйня! Это никому не интересно, всё враньё! Прикрываешь свою жопу, оправдываешься, а на самом деле… В тебе не осталось ничего от того человека, что я полюбил. Уверен, что сейчас ты завела этот разговор только из-за того, что красавчик Эдди больше не хочет тебя трахать! Иди в задницу, Энн, и не возвращайся. Я тебя больше не люблю! Всё! Энн, выслушав его тираду молча, разрыдалась с новой силой: — За что ты так со мной, а? Я что, худшее, что с тобой случалось? — Да! — выкрикнул Том. — Из-за тебя все мои беды, всё из-за тебя! Ты не представляешь, каким монстром я стал! Полным чудовищем! Энн, я не хочу с тобой говорить об этом. Если хочешь уходить — вали на все четыре стороны! Я тебя отпускаю, и не возвращайся. Энн просто задохнулась обидой и, плача, молча уставилась на Тома. Так они и сидели несколько часов: он — буравя взглядом свою раненую руку, она — буравя взглядом его. Напряжённую тишину разрушила Дженнифер, влетевшая в дом так, словно её кто-то хорошенько пнул. — Всё, Том, всё решено. Никакого суда не будет! — радостно воскликнула она с порога, но, завидев Энн, быстро изменила тон. — Ты? — Да, это, вообще-то, мой дом, мисс Фэрис! — злобно выплюнула та. — Пока ваш сыночек сопли на кулак мотал, я вкалывала, как проклятая! — Закрой. Свой. Грязный. Рот, — отчеканила Дженнифер. — Я прекрасно знаю, как и чем ты зарабатывала. Но не о тебе сейчас речь. Том, ты свободен. Флетчер откажется от обвинений. Он, не веря своим ушам, медленно поднялся со стула: — Мам, это правда? — Абсолютная. Тридцать пять кусков — и мисс Келли готова смириться со всеми своими тяжкими телесными. И Том, уронив голову на руки, в который раз за день зарыдал. Он не почувствовал никакого облегчения, наоборот, груз вины стал давить на плечи с утроенной силой, потому что он понимал, что никогда не получит наказания за свои злодеяния. Он, возможно, был плохим, даже больным человек, но никак не пресловутым монстром, поэтому прошептал, не отнимая рук от лица: — Я не могу. Я должен заплатить. — На Страшном суде заплатишь, — похлопала его по плечу мать. — А пока… Я не допущу, чтобы мой единственный ребенок гнил за решеткой. Том поднял голову и увидел, что Энн смотрит на него полными слёз глазами: — Поздравляю, — сухо сказала она. — А теперь убирайся из моего дома. Все вы убирайтесь, ублюдки! Я знаю, что ты сделал! — почти плюнула она в Тома. — Ты убил Алексу, я знаю, я чувствую! Она не могла погибнуть просто так, да ещё и при тебе! Тварь! Всех бы вас поубивала! Вы — змеиное гнездо! И она замахнулась для пощёчины Тому, но её опередила Дженнифер, отвесив ей такую оплеуху, что Энн упала со стула. Наблюдавшая за «концертом» с безопасного расстояния Либби подбежала к ней и помогла сесть. Та, не открывая глаза, застонала, держась за голову. — Пойдём, Том. Тебе и вправду стоит убраться из этого блядского дома. Оденься и возьми документы, — скомандовала Дженнифер. Даже не взглянув на Энн, Том отправился выполнять указания матери. Механически покидав в сумку несколько комплектов одежды, пару сотен налички, телефон и документы, он вышел из дома, мельком напоследок взглянув на Энн. Она сидела на полу в объятиях Либби, прижав к голове пачку замороженных овощей. На улице его уже ждала мать. Закурив, она погладила Тома по голове и прижала его к себе. — Завтра я уезжаю в Атенс, — выпустила она струйку дыма вбок. — Ты со мной? И Том, не сомневаясь ни мгновения, шепнул: — Да.