***
Весь путь до Атенса они не перекинулись ни единым словом. Дома же Дженнифер строго сказала: — Сегодня, так и быть, отсыпайся, раз рейс с Запада на Восток. Завтра же пойдёшь узнавать про бои. И тогда поговорим. Том безропотно кивнул, разобрал свои нехитрые вещи, помылся и улёгся на кровать в гостевой комнате. «Чёрт, у меня здесь даже своей комнаты нет…», — цокнул он языком и посмотрел в окно. В непрекращающихся тягостных думах, роящихся в его голове, словно пчёлы в улье, он толком и не рассмотрел Атенс. Он не был здесь больше трёх лет, но отчего-то не хотел тут же бежать по новой исследовать родной город. Хотя… «Чего мне просто так вылёживаться? Надо делать дела, — сел он на кровати, — решать с боями. Руки так и чешутся!» И он, ударив воздух, сделал кувырок через кровать и спрыгнул на пол. Самым простым вариантом было обратиться к Майку, тому самому соседу по старой квартире, который устроил Тому первые бои почти десять лет назад. «Но не факт, что он не переехал, не отошёл от дел или вообще не умер. В подобных делах год за два!» Возможность узнать, что с ним, была только одна — съездить на свою бывшую квартиру и проверить. Том, недолго думая, оделся, тихо спустился на первый этаж, где застал мать дремлющей на диване, порадовался, что избежал новой дозы оскорблений и подначиваний, и отправился к старому дому. Он решил пойти пешком — погода была приятная, солнечная и нехолодная, не по-зимнему располагающая к прогулкам, поэтому Том, наслаждаясь видами заснеженных газонов и деревьев после вечного калифорнийского лета, зашагал по тротуару, распинывая остатки снега носками кроссовок. Так он не торопясь подошёл к своему бывшему дому и, остановившись, задрал голову так, что в шее заломило. Обшарпанная серо-коричневая многоэтажка выглядела ровно так, как он её запомнил. О реставрации и реновации в этом районе явно ничего не слышали, поэтому здание, которое и так само по себе было довольно уродливым, пугало ещё и выбитыми окнами, и проржавевшими, гнутыми пожарными лестницами. Том даже почувствовал, как сжался желудок. Нет, местного хулиганья он не боялся, навыки рукопашки никуда не делись, хоть он и давно не дрался, просто от дома детства буквально разило безнадёгой и разрушенными мечтами. Он ушёл отсюда, чтобы жить с Энн. А теперь он пришёл сюда, чтобы сделать первый шаг в жизни без неё. Собравшись с духом, Том толкнул дверь в подъезд, переборов отвращение, ткнул в лифте на кнопку нужного этажа, которая показалась ему заляпанной чем-то типа слюны с недорассасанным леденцом, и, закрыв глаза и стараясь не слушать скрип лифта, похожий на вой умирающей собаки, поехал вверх. Когда двери с грохотом распахнулись, он, не смотря перед собой, сделал шаг на лестничную клетку и тут же столкнулся с женщиной. Незакрытая сумка выпала у неё из рук, и по грязному бетону покатились помады, ключи, монеты и другие мелочи. — Ты слепой что ли, а? — раздражённо буркнула она, присаживаясь на корточки и начиная собирать вещи. Том же, сматерившись про себя, поднял на неё взгляд и узнал в ней Ирину, добрую соседку, с сыном которой он в детстве иногда гулял. — Ирина, здравствуйте, — попытался улыбнуться он. Та вскинула на него густо подведённые чёрным глаза и ахнула: — Томас! Какими судьбами? — Ох, сложными, — подавая ей блистер таблеток, покачал головой Том. — Чтобы двигаться вперёд, часто нужно сделать пару шагов назад и посмотреть на себя со стороны, верно? — Пожалуй, — собрав все вещи и отряхнув сумку, протянула Ирина. — Вы мне, может, поможете? Майк, наш сосед, всё ещё здесь живёт? — поинтересовался Том, помогая ей встать. — О, нет, года два как съехал. Он стал крутым, поднялся, как говорят у них. Теперь его зовут не просто Майк, а Большой Майки Мур, — рассмеялась она. — Не пойму, что у этих чёрных за прикол такой, погоняла составлять со словом «Большой»? Компенсируют что ль кое-что? У них с этим, вроде, обычно всё в порядке. Пропустив мимо ушей расистскую шутку, Том поморщился: — И он вообще тут не появляется? — Говорю ж тебе: он теперь «Большой», всё, не по статусу ему в таких местах околачиваться. Если так нужен, могу посоветовать наведаться вечером в «Красный ангел» — это самое модное местечко в городе! Все красивые шалашовки, крутые парни и богатеньние студенты там ошиваются. Сходи, спроси, за спрос денег не берут. Том поблагодарил её и, не желая «наслаждаться» визгами грязного лифта, побежал по лестнице вниз. «Что ж это за "Красный ангел?" такой, — вбивая название заведения в поисковик, подумал он. — Все атенцы о нем говорят». В справке было написано, что бар открывается в восемь, а часы показывали лишь шесть, поэтому Том, который почему-то не хотел спать после ночного рейса, решил не возвращаться домой, а сходить в парк. Ему нужно было посмотреть на кое-что, внезапно всплывшее в памяти. Пока Тома не было в Атенсе, парк преобразился — в нём заменили скамейки, поставили множество лотков с кофе, хот-догами и канноли и, главное, огородили деревья высокими заборчиками, зная, что парочки обожают вырезать на них свои имена. Чтобы романтики не вредили растительности, в парке установили металлические деревца с причудливо изогнутыми ветками, рядом с каждым из которых стоял автомат с лентами с бирками — теперь влюбленные могли купить их за доллар, написать там свои имена и привязать к кованым деревьям. А ведь именно из-за дерева Том сюда и пришёл — хотел посмотреть, как выглядит их с Энн «автограф». То дерево было очень старым, почти вековым, и медленно засыхало ещё когда он жил здесь, поэтому Том заволновался — вдруг оно умерло? Или его спилили? От этих мыслей Томас почти перешёл на бег, пробираясь сквозь галдящую толпу к дальней части парка. Но, когда он оказался там, где должно было расти дерево, его постигло огромное разочарование — теперь на месте толстенного дуба красовался лишь пенёк, рядом с которым стояла табличка с фото живого зеленеющего гиганта и сухими словами: «Первое дерево всех влюблённых. Убрано в 2017 году при реконструкции парка». Неожиданно Том почувствовал, как к глазам подступили слёзы. «Ну, вот и всё. Последнее свидетельство нашей с Энн любви уничтожено. Как иронично, в две тысячи семнадцатом она окончательно превратилась в дешёвую селебу [1], а наши отношения дали такую трещину, которую невозможно было заполнить ничем». Похлопав по пеньку, словно по плечу давнего друга, понурый Том отправился к киоску с канноли, чтобы хотя бы сладким заглушить свою печаль.***
В «Красный ангел» Том вошёл в половину девятого — редкие посетители уже стягивались в бар, но место у стойки ещё можно было найти. Он сел на высокий стул и улыбнулся чрезмерно худой, но довольно симпатичной барменше, за спиной у которой при каждом движении подпрыгивали красные крылья: — «Лонг-Айленд», пожалуйста. Первый коктейль плавно перешёл во второй, потом в третий и четвертый, и к полуночи, к самому разгару веселья, Том уже еле держал глаза открытыми. Жестом подозвав барменшу, он спросил: — Ты знаешь… Большого Майки Мура? — Он наш завсегдатай. Смотри, — указала она на красный бархатный диванчик справа от стойки, — вон он сидит. Том медленно повернулся в указанном направлении и увидел там чёрного парня в окружении трёх девиц, постоянно стучащими по столу рюмками, делая «Текилу Бум». В нём, однако, черт Майка, того Майка, которого знал Томас, не угадывалось: он был раза в два толще, а на носу у него, несмотря на полумрак, сидели здоровенные солнцезащитные очки. Весь его вид ассоциировался лишь с одним — с дешёвыми понтами, но Том, надеясь, что понты не равны агрессии, всё же отлип от барной стойки и подошёл к парню. — Привет… — рассеянно протянул он. — Ты — Майк? Тот, на секунду замерев, поднял очки и так неожиданно, что Том отпрянул, хлопнул в ладоши: — Да! А ты — Том? Том Фэрис, сосед? Я тебя сразу узнал, ты вообще не изменился! Сколько мы не виделись, лет сто? — рассмеялся Майк. Том расплылся в пьяной довольной улыбке — опасность миновала, огромный парень таки оказался старым знакомым. Он протянул ему руку и сказал: — Тебя-то я и искал. — Других причин, кроме той, о которой я думаю, искать меня у тебя нет, — кивнул относительно трезвый Майк. — Исчезните, — шикнул он на девчонок, и те, словно по мановению волшебной палочки, синхронно вскочили с дивана и растворились в толпе. — Садись, друг. Рассказывай, — пригласил Майк. И Том рассказал. Неожиданно для себя выложил старому знакомому всё о произошедшем в Вегасе и Лос-Анджелесе, кроме истории Эмбер. Говорил он долго, по ощущению, с час, да так эмоционально, что, казалось, даже отрезвел. — И теперь ты хочешь вернуться к истокам? — выслушав его, не перебивая, резонно поинтересовался Майк. — Да. Хочу обновиться, полностью. Умыться собственной кровью и вернуться в строй. — Умоешься, умоешься, я тебе гарантирую. Хорошо, что ты обратился именно ко мне. Пока тебя не было, мир подпольных боёв в Атенсе полностью изменился. Теперь всё жёстче. Раньше тебе ломали нос, теперь сломают руку. Но не думай, что это какое-то бессмысленное мочилово. Нет, одновременно с большей жестокостью в бои пришла и эта… ну, как бы театральность. Что-то от рестлинга — дурацкие прозвища, которые в рупор выкрикивают перед каждым раундом, костюмы и раскраска морды. Реально шоу! Только по телеку такого не увидишь. Пару недель назад одного парня там забили до полусмерти… Лицо Тома вытянулось. — Да не боись, он совсем не подготовленный был, дрищ и дебил. Полез на чувака раза в три больше него, тот его с одного удара-то и отправил в нокаут. Пожизненный! — хохотнул Майк. — Ты не говори сейчас «да» или «нет», сначала сходи и посмотри, готов ли на подобное. Следующий бой, — он глянул на часы, — через двадцать минут. Я не хотел идти, чего я там, собственно, не видел, но ради тебя, так и быть, схожу. Поехали? — кинул он на стол две сотни. Том просто не мог отказаться — удача сама плыла к нему в руки. Поэтому он поспешил за Майком, отчаянно щёлкающим брелоком сигнализации, пытаясь поймать сигнал. Они приехали в неизвестное Тому место, похожее на заброшенный театр. Майк припарковался у чёрного хода и спросил: — Деньги с собой есть? Наличка? Тут сотня за вход. У Тома примерно столько и было, поэтому он, отдав довольному Майку «пошлину», вышел из машины и поёжился — ночь была не так тепла, как день. — Чего мёрзнешь? Заходи! — махнул в сторону здания Майк, и Том, обняв себя руками, забежал в серебристую дверь, которую тот для него придержал. Пройдя через полутёмный коридор, они оказались в небольшой толпе, образовавшейся у некоего подобия ринга с деревянным основанием, обложенным матами, и металлическими тросами, протянутыми по периметру. — Видишь, какой хардкор? Можно не только получить по мозгам, но прокатиться локтями по неотёсанным деревяшкам, а потом повиснуть на проволоке. Неплохо, а? — Да… — прошептал Том. Он не показал вида, но его по-настоящему бросило в жар. Он представил себя на этом ринге, представил, как вколачивает кого-нибудь в эти деревяшки, бросает в ограждение, где прутья врезаются уже полу-поверженному врагу в спину. Сам он, конечно, тоже пострадает, но его лицо украсят благородные шрамы, а противник просто уползёт, скуля от боли. Он стоял, прикрыв глаза так блаженно, что Майк, усмехнувшись, пихнул его в бок: — О, вижу, кровавые грёзы уже поглотили тебя. Ты на ринг гляди, помечтать ещё успеешь. А тем временем по громкоговорителю объявили имена первой пары противников: «Никос Несломленный» и «Хёрб-Камень». Тому стало смешно, но он сдержал улыбку, однако стоило им появиться на ринге, как он рассмеялся в голос: — Это что за клоуны? И действительно, парни выглядели ровно как работники цирка: Никос блистал серебристым гримом, покрывавшим его лицо и торс, и кожаными штанами в тон, а Хёрб был обмотан в нечто, сплетённое из сетки, рождественского «дождика» и искусственных листьев в комплекте с обычными чёрными трениками. — Ты заранее выводов не делай, Томми, — подмигнул ему Майк. — Они неплохие бойцы, оба. Хёрб — мой парень, я на нём немало денег делаю. Смотри, сейчас начнётся. И действительно, началось. Никос, который был чуть послабее и пониже Хёрба, налетел на него, ревя, но тот отбросил его, как щенка, почти в угол ринга. Подбежал, сел на него верхом, и начал колошматить так, что тот еле успевал закрываться руками от ударов. — Хёрб! Хёрб! — заорал Майк. — Полегче, только начали же! Тот, возможно, его услышал, а, возможно, просто посчитал, что шоу не должно так быстро закончиться, поэтому дал Никосу, теперь больше отливающему красным, чем серебряным, выползти из-под себя, но через пару минут снова увалил его на маты. Раунд завершился тем, что Никоса с текущей изо рта кровавой слюной увели в подсобку. Довольный Хёрб подбежал к Майку и дал ему «пять». — Ты не радуйся заранее, — нахмурился тот. — Выиграл ведь не войну, а битву. Сейчас к тебе в пару поставят Джекобо, и всё, финита ля комедия. — Его нет сегодня, — тяжело дыша, возвестил Хёрб. — А это что за кент с тобой? — кивнул она на Тома. — Это Том, — весьма галантно произнёс Майк. — Может, помнишь, как ребята о нём рассказывали? Томас Фэрис. Года четыре назад он надирал задницы так, что все диву давались. Хочет вернуться. Хёрб протянул Тому руку, и тот её пожал. — Пока ты никуда не годишься, — хмыкнул Хёрб. — Соплёй перебьёшь. А нам не нужны трупы. Не подводи Майка, потренируйся и приходи. — Без тебя как-нибудь разберусь, — процедил Том. — Как знаешь. Но «своих» я тоже бью. Сломаю хребет — не жалуйся. И Хёрб вернулся на ринг, где ему готовили второго противника по прозвищу «Клайв Револьвер». В итоге, Хёрб победил в этот вечер — перебил всех пятерых соперников. Он ни с кем не церемонился, никого не жалел, поэтому в конце матча Том заметил на матах пару зубов. Это его не испугало. «Лес рубишь — щепки летят». Майк, очевидно, заметивший, как воодушевлён старый знакомый, улыбнулся ему: — Ну, как? — Охуенно, — честно признался Том. — Такое ощущение, что я реально дома. И хоть Хёрб, похоже, зарвавшийся козлина, без обид, он был прав насчёт меня — мне надо подготовиться, я очень давно не дрался. Дашь мне месяц? — По рукам, — хлопнул его по плечу Майк. — Но тебе надо будет не только подкачаться, но и образ себе придумать. — Я не хочу прыгать здесь, раскрашенный, как попугай! — Ну, правила не я придумал. Какая тебе, нахрен, разница? Если ты чемпион, то и в розовых лосинах им останешься. У меня, если тебе интересно, заготовлена одна крутая кликуха. — Какая же? — «Ричи-Ракета». Шик, а? Звучало и вправду не так смехотворно, как «Никос Несломленный», и Том криво ухмыльнулся. — Пойдёт, если другого выхода нет. На том и порешали. Страшно довольный Майк отвёз его домой и оставил свой номер телефона. А Том, надеясь, что мать уже спит, тихонько щёлкнул замком и протиснулся в дом, но тут же услышал: — Где шлялся? Несмотря на то, что часы показывали почти четыре утра, Дженнифер не ложилась, дожидаясь сына. — Как ты и сказала, — дружелюбно улыбнулся Том, — связался с парнем по боям. — И что? — Буду участвовать! Месяц на подготовку — и на ринг. Дженнифер подошла к Тому и взяла его лицо в свои ладони. — Ты способный. Способный, но глупый и безвольный. Тебе надо по мордам надавать, чтобы ты собрался и решил все проблемы за день. Я довольна, молодец. Послезавтра суббота, я устраиваю барбекю, позову ту семью, про которую я тебе говорила. И девочку ту. — Мам, мне не надо… — Да тебя трясёт от возбуждения! Смотри, — провела она рукой по его лбу, — вспотел весь. Быстро в душ, а то запачкаешь мне бельё. И не только потом, — дала она ему шутливый подзатыльник и, завернувшись в халат, села на диван и щёлкнула пультом от телевизора. — А ты не пойдёшь спать? — удивился Том. — Нет. Дрыхла почти весь день. Ты же свалил, меня не разбудив, — пялясь на заставку шоу «Я вешу триста киллограм», махнула она на него рукой. Понимая, что больше донимать и так слишком благосклонную к нему маму не стоит, Том пошёл в душ. Там, пустив на себя прохладной воды, он осознал то, что сказала ему мать — впервые за долгие месяцы он почувствовал настоящее сексуальное возбуждение. Первым порывом было одеться, погнать в того же «Красного ангела», и «снять» там первую попавшуюся девушку, но Том выдохнул и скользнул пальцами по низу живота. Приятное, но будоражащее, а вовсе не расслабляющее тепло разлилось по всему телу, проникая в каждую клеточку. Привалившись к стене, Том закрыл глаза и стал совершать рукой такие простые и приносящие море удовольствия движения. Он улыбался, подставив лицо под тёплую воду, и когда оргазм, не заставивший себя долго ждать, накрыл его, Тому пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы не издать никаких звуков. «Мама может и под дверью подслушивать, с неё станется», — подумал Том, отчего рассмеялся уже в голос. «Боже, какая глупость». На следующий день он проснулся часа в три и тут же кинулся делать зарядку, а потом, выпросив у мамы пару сотен, поехал в магазин за боксёрской грушей. Смотря в окно автобуса за пролетающим магазинами, кафе и жилыми домами, Том почувствовал, что в нём кипит такая живая энергия, какой он не ощущал уже года два. «Энни? Кто такая Энни?» — пошутил он сам с собой. Кто такие Алекса, Келли и даже Эмбер ему тоже не хотелось вспоминать.***
В субботу Дженнифер, как и обещала, устроила барбекю и позвала на него соседей, семью Брук. Том, возясь с грилем, всё время посматривал в сторону ворот, ожидая их прихода. Всё дело было, конечно, в Милли, с которой ему не терпелось познакомиться. «Похоже, она ничего общего не имеет с Энн, — расплескивая розжиг, думал он, — хотя бы потому, что мама назвала её весёлой. Это то, что мне сейчас нужно». Гости пришли ровно в назначенный час. Сначала в ворота вплыла красивая рыжеволосая женщина в клетчатом шерстяном пальто с меховым воротником, за ней — невысокий и слишком седой для своих лет, но приятный мужчина в очках. Последней же появилась их дочь — миниатюрная девушка с тёмно-рыжими волосами, убранными в высокий хвост, одетая в забавную накидку, похожую на обрезанный чуть ниже бедра коричневый бархатный халат. Когда она подошла ближе, Том заметил, что такими же бархатными были и её ботиночки. Дженнифер, завидев гостей, выбежала из дома и принялась знакомить их с Томом. — Вэл, Андреа, это — мой сын, Томас. Том, для тебя это мистер и миссис Брук. А это, — тихонько подтолкнула она к нему их дочь, — Милли. Я тебе про неё говорила. Том пожал всем руки, на что миссис Брук мягко улыбнулась и сказала низким грудным голосом: — Не слушай маму, зови меня Энди, а мужа — Вэл. Хотя, скорее, больше всего тебе придётся общаться с Милли. — О, в таком случае зови меня Мелинда, — махнула рукой Милли. Тот неуверенно кивнул. — Да шучу я, чего ты такой напряжённый? Для тебя я — Милли, как и для всех, — ещё раз подала она ему руку. Томас рассмотрел её поближе. Всё в облике Милли говорило об её избалованности, холености — идеально бледная кожа, скорее всего, следствие походов к косметологу и хороших средств для ухода, наращенные ресницы, губы, накрашенные ярко-красной помадой, такие пухлые и ладные, что не понять, то ли от природы такие, то ли подправленные филлерами. И волосы… таких красивых волос Том не видел ни у кого. Длинные, где-то до пояса, сияющие, словно дорогущий шёлк, отливающие янтарем и медью. Томас поймал себя на том, что тянется, чтобы потрогать их, и вовремя совладав с порывом и смущённо кашлянув, ушёл обратно к грилю. Но через пару секунд его спину обвили тонкие руки, а мягкий голос шепнул: — Как все поедят и начнут пить пиво, жду тебя за воротами. Том, выронив кухонные щипцы, резко повернулся и встретился глазами с Милли. Ему показалось, будто она гипнотизирует его своим глубоким, порочным взглядом. — Но… Мы только познакомились, если ты об этом. — А чего зря время терять? — усмехнулась Милли. — Горячие люди должны разжигать пламя вместе. С этими словами она чмокнула его в кончик носа и побежала в дом, на мгновение застыв на пороге, явно проверяя, смотрит ли на неё Том. А он смотрел. Как смотрел и все следующие полтора часа, пока жарилось мясо. За это время Милли успела немного рассказать о себе. Оказалось, что ей было двадцать лет, она всего год отучилась в Атенском университете на психолога, заскучала, устала, и ушла работать в бутик «Victoria’s Secret», что считала наибольшим достижением в своей жизни. Как и то, что в Инстаграме у неё было почти пятьсот тысяч подписчиков. — Смотри, — ткнула она в экран телефона наманикюренным пальчиком, — прямо перед выходом выложила фотку лука [2], и уже почти десять тысяч лайков! А ещё я, — промотав ленту ниже, Милли показала селфи, на котором она была изображена с полотенцем на голове, но при этом с полным макияжем, и держала в руках баночку неизвестного Тому косметического средства, — рекламирую разные компании. Пока, правда, местные, из Джорджии, но жду-не дождусь, когда и «Victoria’s Secret», например, предложат мне контракт, я же их сотрудник, почему нет? А ты чем промышляешь? — Не знаю, — с силой бросил на решетку кусок мяса Том. — Пока я свободен, как ветер. — А колечко-то на безымянном пальце есть, свободный, — легко коснулась его руки Милли. — Не обращай внимания, это полная хрень, — он понял, что начинает раздражаться, стоило только подумать об Энн. — Ну, как скажешь. В конце концов, если ты мне понравишься, я всегда смогу спросить про дорогую жёнушку у твоей мамы, — подмигнула та. — Сказал же, херня, — процедил Том. — Я её не люблю и мы не вместе. Если тебе интересно, она осталась в Лос-Анджелесе, а я вернулся сюда, нас буквально разделяют тысячи километров. Милли на это пожала плечами, сунула в рот кусок жареного сладкого перца и села на раскладной стул, скрестив ноги. «Энн тут нет, а она всё равно умудряется портить тебе настроение, — покачал головой Том. — Но ты не поддавайся, давай, вдох-выдох. Ты ещё позавчера хотел лёгкого перепиха, он тебе и светит. Милли и вправду красотка. Не умна, но какая разница? Никто же не заставляет жениться», — инстинктивно прикрыл он левую руку правой.***
Весь обед Милли не давала Тому покоя. Увидев, что он шарит по ней довольно-таки плотоядным взглядом, она закусила удила и принялась наглаживать под столом его коленку. Каждое её движение отдавалось ему электрическим зарядом. С одной стороны, хотелось шикнуть: «Прекрати!», но с другой, Тому было приятно, не только физически, но и морально. Когда все закончили есть, он был настолько распалён, что еле сдерживал возбуждение. Дождавшись, когда Дженнифер уведёт Вэла и Энди в дом пить пиво и смотреть кино, Том наскоро сгрузил грязную посуду прямо в гриль, подлетел к Милли и жадно, горячо поцеловал её. Она, мурча почти как кошка, довольно ответила на поцелуй. — Я до твоего дома не дотерплю. Пойдём в подвал, — выдохнул Том. Милли, прикусив его нижнюю губу, пропела: — Как проберёмся мимо родителей? — Да прям так, через заднюю дверь. Гостиная ближе к главному входу. Давай, — поднял он её со стула и потянул за собой. Оказавшись в доме, парочка услышала, как их родители, перекрикивая телевизор, бурно обсуждают футбольные команды или что-то типа того. Они, усмехнувшись, юркнули на кухню, откуда в подвал вела небольшая лестница. Щёлкнув выключателем, Том осветил помещение, единственными обитателями которого были стиральная и сушильная машины, тазики и корзина для белья. — Мы могли бы пойти в твою комнату, им до нас дела нет, — срывающимся шёпотом произнесла Милли, — но ты потащил меня в подвал, где страшно, темно и сыро. Мне это нравится. И, сев на стиральную машинку, она притянула Тома к себе, обвила его ногами и начала медленно его раздевать. Куртка, толстовка, футболка — от всего этого Том сам бы избавился в два счёта, но Милли растягивала удовольствие, с удовольствием расстёгивая каждую пуговицу и молнию, а потом бегая тонкими пальчиками с длинными ногтями по тем участкам кожи, которые оставались без одежды. Том держался из последних сил, но когда она запустила руку под ремень его джинсов, касаясь напряжённой плоти, не смог больше терпеть такой медлительности, дрожащими руками поднял юбку Милли, но она остановила его, перехватив руки: — Безопасность не помешает. С этими словами она вложила в его ладонь презерватив в ярко-красной блестящей упаковке, и только после того, как Том его надел, сдвинула вбок свои трусики и позволила ему войти в себя. В первые мгновения давно позабытые ощущения ударили Тома под дых, и ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы не кончить сразу. Он уложил Милли поперёк стиральной и сушильной машин, стоящих вплотную друг к друг, и начал двигаться так медленно, как только мог, однако Милли почти крикнула: — Чёрт, быстрее! Он подчинился, ускоряя темп, а она застонала так громко, что Тому пришлось на секунду остановиться и к её губам приложить указательный палец: — Тише. Услышат. На это она укусила его, несильно, давая понять, что это лишь часть игры, и Том так раззадорился, что накрыл её рот ладонью, заглушая стоны. Её рваные вздохи и ощущение того, что сейчас он на все сто процентов контролировал ситуацию, заставили его толкнуться ещё пару раз и, мелко задрожав, кончить. Милли же закрыла глаза и выгнулась в спине, изо всех сил подаваясь Тому навстречу, и он, быстро выйдя из неё и присев на колени, довёл её до оргазма уже пальцами. Быстро поправив одежду и убрав со лба несколько прилипших от пота прядок волос, Милли села на машинке, поставив ногу Тому на плечо. Он всё продолжал сидеть на полу, опустив голову и тяжело дыша. Такая мощная разрядка будто опустошила его. — Мне понравилось, когда ты мне рот закрыл, — мягко пихнув его каблуком, подмигнула Милли. — Любишь власть, а? — Люблю, — неожиданно для самого себя честно признался Том. — Ну, тогда давай, — взяла она его руку и провела ею себе между ног, — даю тебе власть над моим следующим оргазмом. Мне не хватило. И Том, не говоря ни слова, принялся водить по её лону пальцами, сжимая, гладя, надавливая. Он встал к ней вплотную и заглянул в её подёрнутые поволокой глаза. Милли действительно гипнотизировала взглядом, не зря ему так показалось ещё на пикнике. Он вновь зажал ей рот, а она накрыла его ладонь своей, не сводя с него тёмных, как крепкий кофе, глаз. «Хочу, чтобы она всегда на меня так смотрела», — подумал Том, улыбаясь.***
После жаркого свидания в подвале Том и Милли решили попробовать встречаться, правда, на её условиях. — У тебя есть жена, — развела она руками. — Если ты носишь кольцо, значит, ничего ещё не кончено. И не пытайся врать. Поэтому я за открытые отношения. Захочу потрахаться с кем-то другим — пойду и потрахаюсь, а ты мне ничего на это скажешь. — Ну… ты уж постарайся, чтобы я об этом не узнал, — ухмыльнулся Том. — Так и быть, неженка-театралка, — делано закатила глаза Милли. Том рассказал ей о подпольных боях через несколько дней после знакомства. Милли заинтересовалась — в первую очередь из-за того, что умела неплохо рисовать и любила, как она говорила, эстетику. «Если он хочет видеть Ричи-Ракету, мы его дадим!» — воодушевлённо говорила она. В тот же вечер Милли нарисовала эскиз «персонажа» Тома — у него был сине-голубой короткий супергеройский плащ, серые спортивные брюки, майка и кроссовки с ярко-зелёной полосой. Казалось бы, ничего сверхъестественного, если бы не одно «но» — глаза у Ричи-Ракеты были подведены сине-чёрным карандашом, на виске нарисована сияющая звезда, а причёской ему служил… маллет. — Да это ж просто грёбаная Ртуть [3]! Хочешь, чтоб пулями меня нашпиговали? — рассмеялся Том. — Но классно же? — помахала перед ним рисунком Милли. — Вообще… да, — рассматривая карандашного человечка, протянул Томас. — Очень походит на то, что я видел на парнях. — Огонь! И даже маллет не смущает? — А что страшного? Как там говорят? Дело спереди… — Вечеринка сзади [4], — закончила Милли, смеясь. Бросив рисунок на тумбочку, она обняла Тома, сидящего на краешке кровати, со спины и шепнула: — Не против «дела спереди» прямо сейчас? — С тобой я всегда только за. И он дал ей увалить себя на кровать и оседлать. Пока Милли целовала его губы и шею, Том закрыл глаза и подумал: «Я в порядке, наконец-то». В следующую секунду он открыл глаза и увидел перед собой девушку не с аккуратными рыжими локонами, а с целой копной каштановых кудрей. Сморгнув наваждение, Том решил больше не открывать глаза. Ведь он определённо был не в порядке.