За семь дней демонизируй, за семь ночей очеловечь

― И после всего произошедшего ты считаешь себя вправе говорить о любви? Кэт даже не бросается упрёками ― этот вопрос она произносит, не глядя ему в лицо. «Отстранился. Бросил. Не заслужил.» Последнее Вергилий додумывает сам, не сомневаясь, что Кэт так и решила. И сам же готов обменять их на её банальные пинки, злость и пощёчины. Даже если это увидит Данте. А тот как раз видит его боль. И увы, это даже не злит, хотя должно: такую хватку и заламывание рук за спину он имеет лишь в триггере. В нём же он и докромсал раны Вергилия ― от ран тот ищет глазами то и дело расплывающийся овал лица Кэт, лёгкие вот-вот выпадут из-за решётки его торчащих из-под мышц рёбер, кишки выпадают с каждым вдохом, а подтекающая кровь налипла, припитав и брюки. ― Я хотел вернуться к вам. ― Кэт чуть не погибла из-за тебя в Лимбо. Но ведь это... это был лишь его разум, о чём они? ― Ты напал на меня, подослав двойника. Я видела, как ты чуть не убил Данте. Кэт... Но ведь... ― Ты же слышала, что я говорил! Что было между нами ― правда! Кэт смотрит на мокрый от его крови ковёр, словно избегая видеть, как он стоит на коленях. ― Как и то, что ты решил найти вещи поважнее меня. Хватка Данте становится ещё крепче. Лезвие «Мятежника» отражает его непримиримый взгляд. ― Мы слышали голос матери. Ты бросил даже её. Почему они не приняли его, раненого, когда он вернулся? Разве он не исправил свои ошибки? Почему его доводов не слышат? ― Но я победил! Я изменился, чтобы защитить вас от кошмаров. На секунду Вергилию кажется, что Данте отпускает его: чтобы оправдаться хотя бы перед Кэт. Та как раз садится перед ним на корточки. В отражении лезвия виден кивок Данте. Хорошо. Он одобряет хотя бы их сближение, хотя бы половину того, что оказалось ему так дорого. А потом в живот Вергилия коротко вгрызается боль. Остаётся только не согнуться от неё ― слишком близко лезвие к его горлу. Кэт смотрит и словно не видит в нём того, кого хотела. ― Кэт, я больше не отрекусь от тебя, ты слышишь, Кэт! Та мотает головой: ― Я ― это не все твои ошибки. Но совсем не отпускает выпавших ей прямо на ладонь кишок. Данте добавляет: ― Как и я. Вергилий хочет оглянуться, но его руки тянут ещё выше, а малейшее движение оставит лишь хрипеть его уже безгласое горло. А значит, он не успеет регенерировать. ― Но я говорю правду. Эта правда такая же, как и моё сердце! Кэт тянет свободную руку к его груди. Через это застывшее выражение её лица проступает другое — к своему ужасу, вместо сердца она нащупывает лишь пустоту. ― Его там нет. Там нечему отрастать и болеть. Кэт впервые поднимает на него глаза и в них плещется не боль ― обречённость. ― Так куда же ты дел своё сердце? Кому скормил, чтобы не мешало убить нас окончательно? Тебе ведь не нужна человечность. Вергилий севшим голосом пытается достучаться хотя бы до неё: ― Оно зажило, Кэт. Я оставил его в своём двойнике, чтобы оно билось и дальше. Без меня оно не будет биться. Кэт мотает головой: слишком безнадёжно. Данте почти плюётся сквозь зубы: ― Ты нас предал. Кэт отскакивает от него, как от кипящей смолы. Боль от её страха обжигает не хуже физической. ― И не стоишь своих слов. Он не должен был возвращаться. Эта встреча ― сама по себе ошибка. Зачем он решил верну... Додумать дальше Вергилий не успевает: лезвие «Мятежника», распарывая горло насквозь, срезает его голову.