Все для нее

Фахрийе всегда была человеком открытым и доброжелательным, но с некоторых пор не очень любила впускать людей в свой мир. Наверно, поэтому у нее не было огромного числа приятелей и приятельниц, как обычно бывает в наше время у молодой, незамужней, красивой и приятной в общении девушки. Но все же и у нее было несколько подруг, встречи с которыми доставляли ей ни с чем не сравнимое удовольствие. В их число входила Серай, подруга по университету. Серай была веселой, лишенной ненужных комплексов пышечкой. С ней никогда не бывало скучно. Вот и на этот раз, сидя за столиком в ресторане «Big Cheffe», подружки весело и беззаботно смеялись больше всего над шутками Серай. - Вот интересно, если бы твой любезный бей сегодня никуда не поехал, мне пришлось бы ночевать здесь? - подтрунивала Серай над подружкой, в шутку напустив на себя серьезность и стараясь казаться искренне возмущенной. - Тебе эта участь грозила, даже если бы он уехал, - развеселилась Эф и поведала о том, как она чуть не забыла о назначенной встрече, как металась по квартире, не зная, за что хвататься, чтобы не опоздать. - Ай, Эвджи! Ай, как плохо влияет на тебя этот бей... - «сокрушалась» подруга, старательно сдерживая улыбку. - Совсем без памяти тебя оставил. А Фахрийе смеялась пуще прежнего. Свидание с любимым, пусть и короткое, окрасило мир в яркие краски и подняло настроение Эвджи к безоблачным небесам над Стамбулом. При выходе из ресторана, к сожалению, пришлось оттуда спуститься... Как стервятники, налетели откуда-то папарацци — наглые, пронырливые, охочие до перетряхивания чужого грязного белья. - Фахрийе-ханым, вы здесь, а Бурак-бей в Бодруме?.. - сразу же после короткого приветствия огорошили ее репортеры — с одной стороны, своей беспардонностью, а с другой стороны, странной неосведомленностью. Бурак уже несколько дней как был в Измире. Кроме того, успел побывать в Стамбуле. Ей даже стало интересно, как он умудрился не попасться на глаза ни одному представителю прессы. - Друзья, мне бы в машину, - растерянно пробормотала Эф, пытаясь протиснуться к своему автомобилю. - Говорят, что вы начали работу над новым фильмом. Скажете что-нибудь об этом? - вдруг послышался другой вопрос, ответ на который она также не была готова озвучить. В среде киношников о новых проектах, пока они не запущены в производство, говорить было не принято. Существовало у них такое, своего рода, суеверие. Однако журналисты всякий раз, так или иначе, пытались выудить какую бы то ни было информацию. - Друзья, давайте не будем... Ну, что вы, в самом деле... Я вообще-то ничего не обсуждаю на ходу, - медленно продвигалась Эф к водительскому месту, все еще пребывая в растерянности, которая явно читалась на ее лице. - Вы поедете к Бураку-бею в Бодрум? - снова заговорил кто-то из репортеров о том, что его вообще не касалось, но Фахрийе, к счастью, уже садилась в спасительный салон своего автомобиля. - Спасибо, спасибо, - это были ее последние слова перед тем, как ей удалось отблагодарить работника парковки и закрыть дверцу перед наглыми представителями прессы. Наутро интернет «порадовал» ее свежими новостями о вчерашней встрече с журналистами. Полагаете, там было хоть слово о том, что на самом деле говорила Фахрийе? Ничуть не бывало! Писали о том, чего вообще не было. Якобы она, Фахрийе Эвджен, разозлилась на вопросы журналистов о Джейлан Чапе, у которой увела Бурака Озчивита. Почему это происходило в ее жизни снова и снова? Каким только нападкам ни подвергалась она с того дня, как «посмела» оставить своего бывшего возлюбленного! Сколько грязи на нее вылили, сколько оскорбительных слов в ее адрес было написано, в чем только ни обвиняли: в бездарности, в неблагодарности, в невоспитанности, в заносчивости! Да мало ли еще страшных грехов готовы были приписать ей... И ладно бы, если все это касалось только ее, но ведь у нее были родные и близкие. Им-то почему приходилось страдать, читая всевозможные гадости, которые пишут об их дочери, сестре, тете? За что на нее ополчились средства массовой информации? Кому и что плохого она сделала в этой жизни? Она снова чувствовала себя одинокой, никому не нужной и всеми презираемой. Как было не вспомнить в такую горькую минуту о любимом человеке? «Почему? Ну почему он так далеко? Почему я, глупая, не согласилась поехать с ним?» - комкая подушку и заливаясь слезами, думала Эф. За любимого ей тоже было обидно: он же не щенок, чтобы его можно было просто взять и увести от кого бы то ни было. За весь день Фахрийе ни разу не вышла из дома, настолько чуждым и враждебным казался ей мир за стенами ее квартиры. Бурак возвращался домой. Он летел к любимой... и еще по одному важному делу. И дело это было безотлагательным, потому что турецкие СМИ снова зарвались и позволили себе то, чего позволять были не должны: они снова попытались смешать с грязью его безупречную в вопросах такта и воспитания малышку. Только вчера они расстались, и он улетел в Измир, и вот мерзкие проныры-журналисты вынуждают его прервать командировку. Он смолчал, когда газетчики переврали его слова. В их интерпретации они звучали так, словно он опровергал существование их с Эф отношений. Спасло их то, что в мировой паутине гуляло видео, где был ясно слышен его ответ. Кто хотел, тот правильно его понял. Он был один только на отдыхе (и только в этот раз). Вечером увидел видео с любимой, которая тоже оказалась под обстрелом беспардонных турецких СМИ. Выглядела она очень растерянной, но тем не менее никак не проявила своего недовольства. Весь следующий день он был занят, стараясь сделать как можно больше, словно чувствовал, что скоро ему придется прервать работу. Когда появилась возможность заглянуть в интернет, внутри у него будто что-то оборвалось: газеты пестрели извращенными фактами встречи Фахрийе с журналистами. Он поспешил заглянуть на страничку Эф в инстаграме, помня о ее любви, пусть и иносказательно, выплескивать иногда в сети свои мысли и переживания. И не зря... Там появилась цитата: «Я люблю, обнимая кого-то, знать, что стоит мне попытаться отпустить его, он обнимет меня еще крепче». Бурак схватился за телефон. Его дорогая Фифи старалась придать своему голосу бодрости, но не успела вовремя сориентироваться, и Бу понял, что она очень расстроена происходящим. Тут уж он стерпеть не мог и, не раздумывая, принял решение лететь в Стамбул. Из аэропорта он сразу позвонил Фаику, который, на его счастье, был вынужден вернуться в Стамбул по своим редакторским делам. - Фаик, ты, конечно, читал сегодняшнюю прессу? Срочно нужна статья, чтобы заткнуть их поганые рты. Пусть напишут, что я намеренно отказался от роли с большим гонораром, ради того, чтобы сниматься со своей любимой. Они мне дорого ответят за ее травлю. Если бы кто-то из фанатов актера мог в тот момент видеть его, они бы поразились яростному взгляду своего кумира. Даже в роли могучего и бесстрашного Балибея он не выглядел столь устрашающе. Эрдемли не надо было долго объяснять, кто эти «они» и что от него требуется... Механизм ответного удара был запущен, можно было ехать к Эвджи. Не так Бурак мечтал предстать перед ней (в такое позднее время даже цветов негде было купить), но, не желая больше оставлять ее ни на одну лишнюю минуту, мужчина даже не стал заезжать домой — сразу направил машину в Истинийе. Фахрийе не ожидала его приезда, тем более, что расстались они чуть больше суток назад. Открыв двери, она вскрикнула и тут же бросилась ему на шею. - Ты здесь, - не веря до конца этому счастью, прошептала Эф, с трудом оторвавшись от него, и снова к нему прижалась, когда почувствовала, что к глазам подступают непрошеные слезы. - Моя! - стиснул ее Бурак, словно боялся, что она может ускользнуть. - Кто обидел? Как посмели? - и стал покрывать горячими поцелуями ее лицо, волосы, шею, будто хотел вобрать в себя все ее печали и огорчения. Эф попыталась что-то сказать сквозь всхлипывания. Когда это не удалось, из ее груди вырвался нервный смешок, и она снова притаилась на мужской груди, орошая слезами майку. Это было непривычно: видеть ее плачущую. Она льнула к нему, как маленький обиженный котенок, а у него ком стоял в горле оттого, что его сильную и смелую девочку кто-то посмел довести до такого состояния. Безусловно, чувствовать себя рядом с любимой сильным и способным развести руками любую ее беду было приятно, но Бу готов был отказаться от подобной чести, только бы никогда не видеть, как она страдает. Внутри все кипело от злости на ее обидчиков и хотелось сейчас же воздать им по заслугам. Но еще больше хотелось увидеть искреннюю улыбку на любимом лице. - Ну что ты? Успокойся. Я рядом. И никому не позволю безнаказанно тебя обижать. Его слова ласкали слух, его присутствие изгоняло из сердца страх и неуверенность, его теплые объятья вселяли в душу ощущение покоя и защищенности. Эф уже очень давно, пожалуй, с тех самых пор, как в девятнадцать лет выпорхнула из родительского гнезда, не испытывала подобного. - Все хорошо. Ты здесь, и все хорошо, - удалось наконец выговорить Фахрийе, когда она подняла свое еще мокрое от слез, но уже просветлевшее лицо. - Выглядишь уставшим. - Ничего подобного. Ты только скажи, и мы сейчас же пойдем войной против тех, кто на тебя клевещет, - сделал он первую попытку пошутить, хотя у самого внутри еще все клокотало. - Не пойдем. Я знаю, ты думаешь, что похож на Супермена, но сейчас ты больше напоминаешь взъерошенного воробья. Тебе надо выспаться вначале. - Ты сомневаешься в моих силах? О Аллах! Горе мне! - Бурак посмотрел вверх, вознося над головой руки. - Моя любимая утратила веру в меня. - Я так скучала по тебе и твоим шуткам, - глаза Эф снова вдруг наполнились слезами, но это уже были слезы облегчения и счастья. - Женщина! Ты скучала — и вот я здесь. Почему твои глаза снова готовы пролить на меня соленый поток? Ты хочешь сравниться с морем, в котором я недавно искупался? - Нет, - Эф ладошкой вытерла капельки соленой влаги, успевшие сбежать из своей темницы, и смущенно рассмеялась, - не хочу. Они сами льются. Я так рада видеть тебя. Он поцеловал ее заплаканные глаза. - Что ты делаешь? Зачем? - Эф попыталась отстраниться. - Я хочу выпить все твои слезы, чтобы они больше никогда не заслоняли твоих глаз от меня. - Оставь немного. Они мне понадобятся для радости. - Самую малость оставлю. Только ты обещай не расплескать их понапрасну. - Если ты будешь рядом, то не допустишь этого. - Тогда, может, для начала пригласишь меня в квартиру? - прошептал он ей на ушко. Тут только Эф заметила, что они одной ногой все еще стоят в подъезде, и виновато- испуганно посмотрела на любимого, прикусив губу. - Ой, как стыдно! - тоже шепотом произнесла она, затягивая его в квартиру и закрывая дверь. - И тебя на пороге держу, и соседям дала почву для сплетен. Как бы не пришлось менять квартиру. - Придется. Точно придется, - со всей серьезностью стал вторить ей Бу. - Ты думаешь? - на лицо девушки набежало облачко озабоченности. - Я уверен в этом. Вот еще немного поживешь тут, а потом выйдешь за меня замуж, и я тебя отсюда заберу. Бурак, довольный, заулыбался, увидев, как щечки Фахрийе покрыл густой румянец, а на губах заиграла смущенная улыбка. Наконец-то ему удалось заставить ее забыть о наглых и продажных журналистах. Потом она все же отпустила его от себя, чтобы он мог освежиться в душе. А после, пользуясь покровом ночи и заставляя Эф забыть обо всем, Бурак долго-долго успокаивал ее самым приятным и действенным способом, известным мужчине, наверно, с самого сотворения мира. Фахрийе не позволила ему выключить настольную лампу, и он получил счастливую возможность наблюдать за своей возлюбленной в мягком свете маленького ночного светила, видеть, как в любимых глазах тают черные льды отчаяния и обиды, и они, став прозрачными и ясными, наполняются лишь его, Бурака, отражением. Как красиво она дарила ему себя, как красиво любила! Яркое дневное освещение не могло бы дать того очарования, что было скрыто в струящемся ночном свете, неясно оттеняющем, намекающем, создающем ореол таинственности вокруг тех прелестей, которые слишком явно и откровенно видны днем. В слабом сиянии, когда больше чувствуешь не взглядом, а на ощупь, на вкус, по запаху, чувства еще больше обострялись, желание длить и длить сладкую пытку лишь усиливалось. В тишине были едва слышны слова, ласкающие слух. - Любимая, несравненная моя... - …мой родной… - …единственная, мой сладкий сахар… - …мой самый лучший… - …моя услада, Гюльбешекер моя… - …счастье мое… - …весь мир готов подарить тебе, без тебя меня просто нет… - …я соскучилась, люби меня… - …люблю. Обнаженная сказочная нимфа с разметавшимся на подушке облаком волос все сильнее завораживала и пленяла его, увлекала и звала в свою бесконечную опьяняющую сказку. За ней он готов был идти вечно! Высоко взлетевшим в своем упоении друг другом, им вдруг стало не хватать воздуха. Это близился миг наивысшей услады душ и тел двух неделимых половинок. С наступлением его неожиданно погасла лампа, не выдержав силы внутреннего сияния, которым оказались наполнены двое влюбленных, до краев напоивших друг друга своей любовью. Обнаружив утром, что ее голова покоится на груди, пахнущей ее персональным раем, Фахрийе лишь на короткий миг вспомнила про угрызения совести, но тут же заставила свою совесть молчать, а сама погрузилась в ощущение неги и довольства жизнью. Проснувшийся вскоре рядом с ней мужчина попытался было увеличить и без того немалую долю ее вины перед Всевышним, но тут уж она стала протестовать и, заставив его закрыть глаза, змейкой улизнула из постели и заперлась в ванной. С утра девушка совершенно не напоминала того несчастного брошенного ребенка, которого Бурак нашел поздно ночью, внезапно появившись в ее квартире. Теперь она была улыбчива и даже напевала что-то, пока собирала на стол. Она мыла овощи, когда услышала его вопрос: - Я сумел внести в твое сердце покой и уверенность? - Еще и спрашивает. Хвастун, - Фахрийе поблагодарила Аллаха за то, что стояла спиной к любимому. - Скажи, ты счастлива? - Очень, - хотя она и был смущена, в ответе ее не было ни капли сомнения. - Что для тебя — счастье? - Счастье — это когда ты рядом, - не раздумывая, без всякого жеманства ответила Эф, и за ее спиной тут же возникла стена, готовая укрыть ее от всех бурь и напастей. - Давай уедем вместе, - руки Бурака двойным обхватом обвили тонкую талию. - Я не хочу оставлять тебя здесь одну. - Я приеду к тебе, - на этот раз не стала сопротивляться его любимая. - Скоро. Но мне нужно некоторое время, чтобы собраться. - Отлично! - торжествовал Бу. Он повернул Эф лицом к себе и чмокнул ее в носик. - Давай договоримся еще вот о чем... Мы с тобой не будем отвечать посторонним ни да, ни нет на вопрос о наших отношениях. Согласна? - Согласна, - с этим она согласилась вполне охотно. - Но и не будем опровергать ничего из того, что напечатает пресса. Хорошо? - Видя, что Фахрийе насторожилась, он продолжил: - Какая нам разница, что будут думать люди... Пусть пишут, пусть говорят. Какое нам до этого дело? Мы и наши близкие будем знать, а остальной мир... его это не касается! Фахрийе чувствовала, что есть какой-то подвох в его со всех сторон правильном предложении, но объяснить своего ощущения не могла, и ей ничего не оставалось, как согласиться с доводами любимого. В этот день она так и не поняла смысла состоявшегося утром разговора, потому что строго-настрого запретила себе читать свежие сплетни, дабы они не испортили ей радужного настроения.