***
Бард вновь уселся на поваленное дерево, наконец, позволяя себе расслабиться. Легко перебирая пальцами по струнам, наигрывал какую-то незатейливую мелодию и изредка хватался за перо, набрасывая на бумаге строки. Иногда, подымая глаза от лютни, он наблюдал за Геральтом — тот, словно погружённый в собственные мысли, неторопливо занимался костром: очищая сучья от коры и мха, кроша мелкую щепу и раскладывая ветви в виде этакого шалаша. — Готово, — отойдя от кострища, бросил Белый Волк. Приподняв руку, он небрежно щёлкнул пальцами — меж ними проскочила яркая искра и перекинулась на древесину. Сухие ветви тотчас затрещали, охваченные пламенем Игни. Менестрель, восторженно присвистнув, отложил свой музыкальный инструмент и, оставляя насиженное место, устроился близь огненного жара. — Тебе говорили, что такие навыки очень полезны в быту? — непринуждённо склоняя набок голову, брякнул Лютик. — Ага. Кипятить воду Игни и успокаивать плачущих младенцев с помощью Аксия: для этого ведь и нужны ведьмаки, — с кривой усмешкой отмахнулся Геральт, а после, отойдя к стоящей на привязи Плотве, принялся что-то выискивать в седельной сумке. Быстро перебрав её содержимое, наконец-то выудил моток какого-то тряпья и пузырёк краснолюдского спирта. Он на ходу откупорил бутыль и вымочил в растворе кончик плотной ткани, затем, склоняясь над менестрелем, осторожно поднёс её к виску. Бард с удивлением уставился на друга, однако вместо слов сорвался на невнятное шипение, едва ведьмак коснулся ссадины. Стерев запёкшуюся кровь и обработав рану, тот отнял руку и придвинулся почти вплотную. Теперь, всё так же аккуратно мужчина моток за мотком принялся накладывать на голову повязку. Лютик же, обескураженный такой заботой, почти не дышал и словно завороженный глядел в янтарные глаза напротив. — Ты там завис, что ли? — покончив с перевязкой, окликнул притихшего барда Геральт. — Просто подбирал метафору к твоим глазам… — тот несколько замялся. — Я имею в виду, у вас, ведьмаков, удивительные глаза. — А знаешь, чего нам стоят такие глаза? — хмуро вопросил мужчина. Лютик ничего не ответил, только прикусил губу. Геральт тоже замолчал, будто не желая развивать эту тему. Теперь в безмолвии треск прогорающих ветвей да фырканье Плотвы стали ещё отчётливее. Установившаяся между ними тишина сделалась почти неловкой. Первым не выдержал бард, решая, что должен, наконец, сказать. — Насчёт того разговора, — издалека начал менестрель. — Ты ведь хотел узнать, что со мной случилось перед нашей встречей. — И? — устраиваясь рядом, протянул ведьмак. — Ну, если в общих словах, мне посчастливилось встретиться со старой любовницей. Только вот я совершенно забыл, что уже делил с ней постель. А потом назвал её чужим именем, — Геральт сорвался на лёгкий смешок и посмотрел на компаньона как на идиота. — Сам знаешь, как страшны обиженные женщины, а особенно чародейки… В общем, эта сука наложила на меня проклятье. Теперь, стоит мне отойти от тебя, и я помру страшной, мучительной смертью. — Об этом я уже догадался, — хмыкнул Белый Волк. — Но этой информации слишком мало, чтобы снять проклятие. Расскажи конкретнее: как оно звучало? Должна же быть причина, почему оно связано со мной. Он ожидающе вперился в Лютика, однако спутник продолжал хранить молчание. В голове навязчиво крутились слова Тересии: “некто, кто тебе по-настоящему дорог”. Мог ли он поделиться этим с тем, кто ещё ни разу не назвал его другом? Бард смутно понимал, чем вызваны подобные сомнения: пугала сама реакция Геральта. Но более всего пугало, что один-единственный человек занимает так много места в его жизни. Особенно сейчас, когда у барда не имелось чёткого ответа, — почему. — Заснул, что ли? — голос Геральта вырвал из потока размышлений. — Я всё ещё жду ответа. — Не знаю, — слабо улыбнулся менестрель и неловко развёл руками, спрашивая у себя, куда же подвелась его обычная решимость. — Ладно, я понял. Мы снова откладываем этот разговор, — оставляя своё место, бросил Белый Волк. — Тогда поступим иначе, — он взял барда за руку, заставляя подняться. — Выясним, как далеко ты можешь отходить. — Хорошо, — решив, что эта мысль не лишена смысла, кивнул Лютик. Он сделал уверенный шаг, отступая от Геральта. Каждый раз, переставляя ноги, отсчитывал себе под нос: “Раз, два, три, четыре, пять…”. На мгновение он остановился, ощущая, как по телу пробежал лёгкий холодок. Однако, осознав, что этим всё и ограничилось, продолжил размеренную ходьбу. “…шесть, семь, восемь, девять…”. По телу постепенно расползался жар, а воздух будто застревал в пересохшем горле, не позволяя нормально вздохнуть. “…десять, одиннадцать, двенадцать…”. Теперь его по-настоящему мутило — от беспрестанного стука в висках, от бешено бьющегося сердца и звона в ушах. Бард, стиснув кулаки, сделал ещё одно движение — по груди прошлась острая резь, и он, сдавленно вскрикнув, припал на колено к земле. — Достаточно! — в несколько рывков оказавшись возле спутника, окликнул ведьмак, а после прошептал себе под нос: — Около пятнадцати шагов. Он пригляделся к бескровному лицу компаньона. Ещё не отойдя от накатившего спазма, последний поджимал дрожащие губы и глядел куда-то сквозь мужчину. — Выглядишь паршиво. Иди, отдохни, — ободряюще устроив ладонь на чужом плече, сказал Белый Волк. Лютик поспешил последовать совету: стянул с себя куртку и постелил под голову, а после примостился на земле перед костром. Им тотчас завладела сладкая истома, и бард, разморённый жаром пламени, провалился в глубокую дрёму. Геральт, устроившись напротив, смотрел попеременно то на пляшущие в воздухе языки огня, то на мерно сопящего спутника. Но, несмотря на обжигающее марево, сон так и не пришёл. Ведьмак вздохнул и поднялся с земли. Внезапно взгляд остановился на книге менестреля, куда на протяжении всего пути последний беспрестанно заносил какие-то пометки. “Может, из неё я что-нибудь узнаю о проклятии?”, — он потянулся к книжке с потёртым кожаным переплётом. Лютик, словно угадав намерения друга, что-то пробубнил сквозь сон. — Прости, Лютик, но это ради твоего же блага, — шепнул мужчина, открывая рукописи барда. Он быстро пролистал слегка помятые, испещрённые размашистым и крупным почерком страницы. Иногда их заполнял хаотичный набор рифмованных строк, иногда какие-то заметки. Но важно было кое-что иное: даже его, чуждого искусству убийцу чудищ, поражало то, насколько вдохновляли барда их совместные похождения, как скрупулёзно здесь описывалась всякая произошедшая в дороге мелочь, в какой абсолют возводилась рутинная работа ведьмака. Каждая строчка веяла такими благоговеньем и восторгом, что Геральту невольно стало совестно за прошлое пренебрежение к балладам спутника. Вернув на место книгу, он растянулся на земле близь дремлющего Лютика. Устроив свой затылок на сложенных в замок ладонях, Белый Волк в каком-то отрешении вперился в усыпанный звёздной россыпью проступавший из-за деревьев клочок ночного неба. Так он и пролежал до самого утра.***
С рассветом от костра остались только пепел и истлевшие угли. Лютик, растирая озябшее тело, поднялся с холодной теперь почвы, глазами выискивая друга. Тот, стоя в отдалении, подкармливал Плотву и изредка поглаживал лошадь по жилистой шее. — С добрым утром, Геральт! — звонко окликнул бард. — Ты даже не представляешь, какой волшебный сон мне приснился. — Волшебный? — переспросил Белый Волк, заскакивая в седло. — Там была магия? — Почти… там были полуголые чародейки, — рассмеялся Лютик. — Видимо, пока мы шарахались по лесам, я начал забывать, каким приятным может быть общество милых дам. — В последний раз общество милой дамы обернулось для тебя проклятием, — разом обрывая буйные фантазии компаньона, напомнил Геральт. На лицо менестреля наползла разочарованная кислая мина. Он, больше ничего не говоря, последовал примеру друга и оседлал свою кобылу. На этот раз их продвижение не омрачилось ни единой передрягой. Когда же до реданской границы оставалось несколько часов езды, они свершили небольшую передышку: остановились у обочины дороги, позволяя отдохнуть взмыленным лошадям. Менестрель, закинув ногу на ногу, устроился на пыльном камне и ленно проходился пальцами по струнам, а Белый Волк сосредоточенно осматривал клинки и проверял, достаточно ли хороша заточка лезвий. От рутины отвлёк надрывный громкий зов: “На помощь! Прошу вас, на помощь!”. Ведьмак и бард почти одновременно поглядели в сторону зовущего — прямиком к ним нёсся босоногий чумазый мальчишка лет семи. Добравшись до мужчин, он замер с тяжело вздымающейся грудью, затем поднял к ним искажённое ужасом лицо. — Помогите… Там, в развалинах… Скорее! — Успокойся и скажи, что случилось, — приглядываясь к говорившему, произнёс Белый Волк. — Нет времени на объяснения! Прошу, скорее за мной — пока не стало слишком поздно! Ведьмак покачал головой, словно боролся с накатившим сомнением, и всё же, заскочив в седло, бросил короткое: “Веди”. Мальчуган кивнул и, почти выбиваясь из сил, со всех ног кинулся вперёд, указывая путь. Вихрем промчав по покрытой высокими травами равнине, они достигли поросших мхом и плесенью развалин бастиона. Построенное несколько веков назад оборонительное укрепление успело захиреть и превратиться в груду камня. — Сюда! — указывая на остатки каменной стены, надрывно воскликнул их маленький проводник. Белый Волк резво спешился и двинулся к руинам, держа свою руку у рукояти меча, Лютик осторожно ступал следом. Услышав тихий лязг и бряцанье металла, Геральт с подозрением вперился в мелкого оборванца, а через несколько мгновений убедился в правильности своих мыслей. Из-за обломков бастиона, преграждая путь, выскочили громилы, вооружённые дубинами и ржавыми клинками, одетые в тряпьё, которое наверняка стянули с чьих-то тел — ведьмак нередко встречался с этаким разбойным людом на больших дорогах. Обычно бой заканчивался, даже не успев начаться, однако не теперь, когда он путешествовал с менестрелем. Мальчишка, заманив их в западню, не мешкая, спрятался за спинами бандитской троицы. — Зараза, — через стиснутые зубы выдавил ведьмак, а после со скоростью молнии вытащил из ножен сталь. Взмахнув мечом, отразил занесённый над ним клинок. Нападавший же, не выдержав силы удара, потерял равновесие и накренился назад. Словно ожидавший подобной заминки Геральт резким режущим движением прошёлся по незащищённому горлу. По коже быстро разошлась глубокая зияющая рана, из-за расползшихся в стороны краёв теперь проглядывал ничем не скрытый щитовидный хрящ. Лицо мордоворота исказилось страшной судорогой, он громко захрипел и, обхватив руками глотку, буквально захлебнулся в собственной крови. Расправившись с одним из нападавших, мужчина вмиг переключился на другого. Едва бандит с мечом на перевес понёсся в сторону седоволосого, тот, ловко уклоняясь от удара, подошвой обуви прижал его оружие к траве, а после рубящим ударом снёс запястье. Бандит осел на месте и сорвался на нечеловеческий истошный крик, но Геральт тут же зарядил коленом в омерзительную рожу. Как только нападавший растянулся по земле, одним рывком всадил свой меч в закрытую лишь тонкой рубахой грудь. Под остриём меча, податливо прогнувшись, треснула грудина. Буквально пришпилив несчастного к земле, Белый Волк недрогнувшей рукой стащил с меча бездыханное тело. И всё же следом, заставляя резко обернуться, его ушей коснулся хорошо знакомый вопль: “Геральт!”. Единственный живой бандит вцепился в менестреля, приставив к горлу барда лезвие кинжала. Вероятно, напуганный расправой над единомышленниками, тот, здраво оценив свои шансы, решил ретироваться с помощью заложника. Как только Лютик закричал, кинжал ещё сильнее вжался в горло. — Стой на месте, — крикнул ведьмаку бандит. — Или я прирежу твоего приятеля. Он сделал несколько шагов, отводя за собой испуганного барда, а после, осмелев, ускорил шаг. В этот же момент несчастный передёрнулся всем телом, с трудом подавив приступ кашля. — Эй ты, перестань трепыхаться, — крепко тряхнув менестреля, гаркнул беглец. Однако тот не расслышал острастки: все слова потонули за стеной беспрерывного, наводнившего голову шума. Тогда бандит несильно полоснул под горлом, но этого хватило, чтобы оцарапать кожу. “Вот же блядство”, — едва по горлу побежала алая струя, выругался про себя ведьмак. Он судорожно искал какой-то выход из сложившейся ситуации: нужно было что-то предпринять, пока несчастный бард не умер на руках громилы. Решение пришло само собой: Геральт без резких движений опустил одну из рук к бедру и, прежде чем бандит успел опомниться, начертал Знак Аксия. Головорез притих и замер, словно маятник слегка покачиваясь в стороны. Зачарованный магией, ослабил хватку и разжал расслабленные руки, позволяя барду выбраться из плена. Тот, будто в умопомрачении, рвано ломанулся в сторону и выдернул из рук противника кинжал, с размаху всаживая лезвие в чужую грудь. Бандит, не устояв, свалился наземь, а Лютик следом рухнул на колени рядом с ним. Смотря на лиходея дурными стеклянными глазами, он до онемения стиснул рукоять обеими руками, ломанными движениями с противным чавкающим звуком кромсая вражескую плоть. Лицо и руки быстро окрасились алым, кровь мигом въелась в атласную куртку и прядки каштановых волос. Наконец, хватая ртом раскалённый воздух, он отнял руки от истерзанного тела. Нахлынувшая паника отпустила так же быстро, как до этого пришла, уступая место страху. Вернув контроль над собственным рассудком, увидевший усеянное колотыми ранами тело бард громко закричал и в ужасе откинул от себя оружие. Всё в том же ступоре дотронулся до собственной раны, а после вновь взглянул на изуродованный труп. В глотке тотчас поднялся тугой, распиравший изнутри комок: менестрель согнулся пополам, не в силах побороть рвотные позывы, по нутру до горла поднялась жгучая волна. В сознании навязчиво мелькали пережитые мгновения: он представлял, как медленно вскрывают его глотку, а после, передёрнувшись, припоминал, как осыпал ударами чужое тело. Воображение безжалостно подкидывало мерзкие пугающие образы и много, очень много крови. Несчастный, вырванный из ступора, рвано содрогнулся, когда на плечи опустились чьи-то руки. — Тише, это всего лишь я, — шепнул склонившийся к нему ведьмак и осторожно положил ладонь на подбородок, приподнимая голову менестреля. Убедившись, что рана не серьёзная, он с облегчением вздохнул и, обхватив того за плечи, помог подняться на предательски дрожащих ногах. Близость спутника подействовала отрезвляюще. Лютик сделал над собой усилие и, унимая тряску в коленях, придал лицу нарочито спокойный вид. Его спокойствие, однако, было напускным, что не укрылось от Белого Волка: выдавали блуждавший взор и нервно поджатые губы. Мужчина, покачав головой, бережно прижал к себе барда и погладил по макушке, незаметно для последнего накладывая на него всё тот же Аксий. Очарованный Знаком, бард, подобно тряпичной кукле, податливо привалился к нему всем телом. Когда же пелена очарования сошла, он удивлённо посмотрел на друга: от паники теперь не осталось и следа, а разум был таким же свежим, словно после сна. — Успокоился? — ладонью касаясь чужой щеки, мужчина прошёлся от скулы к подбородку, стирая ещё свежую вражескую кровь. — Вполне, — уверенно ответил менестрель, а после добавил несколько бодрее: — Знаешь, я даже благодарен этому случаю. Когда я находился между жизнью и смертью, мне в голову пришли прекрасные строки. — Пойдём, — подтолкнул вперёд ведьмак. — По дороге расскажешь. Бард сделал короткий кивок, и оба двинулись туда, где незадолго до битвы оставили своих кобыл. Однако на равнине их ждала одна Плотва: она спокойно щипала траву, дожидаясь хозяина, вторая лошадь будто испарилась. Бард и ведьмак тотчас припомнили мальчишку-оборванца, а после почти в голос обронили: “Вот же сучий потрох!”. Помедлив несколько секунд, они переглянулись и надрывно засмеялись: то ли от бессилия, то ли от нелепости ситуации. — Раз уж мы такие идиоты, что попались на уловку мелкой падлы, — наконец, уняв смех, произнёс ведьмак. — Дальше поскачем вдвоём на Плотве. До поместья не больше суток езды. Он похлопал по крупу животного, жестом призывая Лютика устроиться верхом. Как только бард вскарабкался на лошадь, Геральт уселся впереди — под тяжестью двух человек Плотва слегка осела и прогнула спину. Тогда он, словно извиняясь, потрепал её по холке, а после взялся за повод. — Держись крепче, — предупредил ведьмак, прежде чем встряхнуть поводья. Лютик, ощутив, что лошадь тронулась, накренился назад и едва не полетел на землю. Он, взвизгнув, мёртвой хваткой вцепился в бока компаньона. — Рёбра мне сломать хочешь? — слегка обернувшись, спросил Белый Волк. Лютик только помотал головой и, крепко обхватив его, придвинулся вплотную.