Муза проклятых

К закату дня, когда взмыленная лошадь уже выбилась из сил, а Лютик непрерывно ныл о ломоте в спине, ведьмак нацелился на указатель с надписью “Равенна”. Через каких-то двадцать минут езды спутники добрались до поселения — слишком большого, чтобы считаться деревней, но недостаточно крупного, чтобы обзавестись городскими стенами и стражей. Ведьмака и прежде встречали холодно и озлоблённо, однако местные горели особой ненавистью. Косые взгляды здесь заменяли плевки, перешёптывания — открытая приправленная крепким словцом ругань. Впрочем, Геральта не волновал враждебный ропот, он спешился с Плотвы и, прихватив поводья, торопливо двинулся вперёд. Дорога под ногами, устланная соломой лишь в самых запакощенных местах, хлюпала от грязи и нечистот. Теперь, с приходом вечера, по узким улочкам уже ходили мужики, факелами разгоняя плотный сумрак. Поселение степенно готовилось ко сну: в ремесленном квартале тушили печи кузнецы и пекари, закрывались лавки на торговой площади, да родители зазывали домой заигравшихся детей. Спутники, игнорируя предночную суматоху, выискивали постоялый двор или, на худой конец, здание корчмы. Расспрашивать об этом местных было без толку — ответом становилась только брань, и Геральт по наитию блуждал среди запутанных проулков. Лютик под боком то и дело сетовал на усталость. Когда с трудом переставлявший ноги бард, в конце концов, остановился, то ощутил, как что-то потянуло за штанину. Менестрель нервно дёрнулся и опустил глаза: в тесном проёме между лачуг примостился чумазый, расцвеченный лишайными пятнами попрошайка. — Подайте монетку несчастному, — скрипуче, как несмазанная ось, протянул последний. Однако сразу же осёкся, отпустил мужчину и забился в угол, едва заметил рядом с ним фигуру ведьмака. Освободившийся от хватки Лютик отшатнулся к Геральту, почти повиснув на его локте. Но тут же взял себя в руки и, покачав головой, недовольно отметил: — Не самое радушное местечко. Может, мы напрасно заехали сюда? — И из-за кого, по-твоему, мы здесь? Это всё твоё нытьё, — сухо ответил ведьмак, следом передразнивая барда: — Геральт, я устал! Геральт, давай остановимся, я задницы не чувствую! — однако, быстро остыв, добавил: — Да и, если бы не моя компания, тебя бы ожидал более радушный приём. — Вздор, — мотнул головой поэт, в каком-то восторженном порыве стискивая руку друга. — Я ведь здесь именно ради твоей компании. — Видимо, мне никогда не понять, что творится у тебя в голове, — усмехнулся Белый Волк. — Пошли уже. Ты вроде жаловался на усталость? Долгожданный постоялый двор отыскался за торговой площадью. Фигуры приближающихся спутников ещё на подступах через грязное окно приметил хозяин заведения. Прежде чем мужчины добрались до входа, тот торопливо приоткрыл дверь и процедил непреклонным тоном: — Упёздывай отсюда, шельма! Топай к другим выродкам — в квартал нелюдей! Лютик, уже мечтавший о тёплой постели, страдальчески промычал и вспыльчиво обрушился на хозяина двора: — Очень опрометчиво рубить сук, на котором вы сидите. — Каких сук? — туповато переспросил мужик. — Ведьмаки — ваши единственные защитники от монстров. Вы ждёте спасения, но гоните, травите и проклинаете своих спасителей. — Тише. Угомонись, Лютик, — Волк оттащил менестреля от хозяина. — И что, ты просто закроешь на это глаза? — возмущённо всплеснул руками поэт, воспринявший всё сказанное другу как личное оскорбление. — Святая наивность, — краешком губ улыбнулся ведьмак. — Своими воплями ты ничего не изменишь. Говорю тебе как истинный представитель вымирающего вида. Лютик вздохнул, но послушно отошёл за компаньоном. В свете догорающего дня они не сразу отыскали квартал нелюдей — место на окраине, даже по местным меркам походившее на затхлую дыру. Десяток кривых полусгнивших хат, в которых проживали эльфы и краснолюды. Исключением была расположенная чуть поодаль краснолюдская кузня, где, ударяя молотом по раскалённому железу, работал кряжистый длиннобородый ремесленник. — Мне казалось, люди здесь особенно враждебны к представителям других рас, — подступая ближе, обратился Геральт. — Стоит ли жить на вулкане? — Будто бы у нас есть выбор, — выплюнул ремесленник. — Я подбиваю местным инструменты, кую оружие и заготовки почти за бесценок, взамен они мирятся с нашим присутствием. Но с недавних пор и это выходит с большой натяжкой. — Я заметил, что все здесь какие-то нервные, — согласился ведьмак. — Что-то случилось? — Случилось, сука, то, что в этой грёбаной дыре начали пропадать жители, а виноваты как всегда нелюди. — То есть, как это? — вклинился в разговор менестрель. — А вот так, — развёл руками краснолюд. — Сначала исчезло несколько путников, а потом, когда на наше поселение легла дурная слава и его стали объезжать стороной, начали пропадать жители. Последней, пару дней назад, пропала Анешка — дочь местного пекаря. Но его даже жаль, он единственный, кто хоть во что-то ставит нелюдей. — Звучит как работа для ведьмака! — воскликнул Лютик над ухом у Геральта. — Это вряд ли, — насупился ремесленник. — Даже если вы найдёте виноватого, люди, чтоб меня вшами обсыпало, вам не поверят. Да и мы мешками с золотом не ворочаем, чтобы вам заплатить. — Мы со спутником как раз ищем ночлег, — внезапно сказал Белый Волк. — Думаю, кров и постель сойдут в качестве платы. — Ох, чтоб меня… — после затяжного молчания только и смог протянуть краснолюд, не в силах подобрать слов признательности. — Я живу один. Вторая комната в вашем распоряжении! Ведьмак же заглянул за спину собеседнику, внимательно рассматривая выставленный перед кузней ассортимент оружия. — Что-то ищете? — спросил ремесленник, заметив изучающий взгляд. — У меня не слишком большой выбор побрякушек. — Серебряное оружие найдётся? — Откуда? — покачал головой краснолюд и отошёл, выискивая что-то среди клинков: — Разве что этот посеребрённый кинжал. Его заказывал один необычный клиент, но так и не забрал. — Годится, — бросил Геральт, протягивая руку к кошельку. — Не нужно, — жестом остановил кузнец. — Пусть тоже идёт в качестве платы. — Обычно плата бывает в конце. — Я что, гнида последняя, харкать в протянутую руку? — искренне отозвался ремесленник. — Надо же мне хоть как-то вас отблагодарить за добрые намерения. Отойдя от кузнеца, Геральт придирчиво оглядел оружие: прямой, заточенный с двух сторон, покрытый ровным слоем серебра кинжал-рондель с рукояткой из латуни и черного дерева и навершием в форме диска, несколько более тяжёлый, чем ожидал ведьмак, однако удобно лежавший в руке. Уверившись в качестве кинжала, ведьмак подозвал к себе Лютика и вложил вещицу ему в руки. — Это тебе, — отвечая на непонятливый взор, объяснил Геральт. — Отличная штука для пробивания гамбезона, проникновения в щели доспеха и прочей околовоенной деятельности, — увлечённо перечислил мужчина, но, поглядев на барда, обмолвился: — Хотя в твоём случае, скорее, оружие последнего шанса. Посеребрённая сталь эффективна как для тварей, так и для людей. — Поэт не должен браться за клинок, — неумело повертел его в руках Лютик. — Перо и бумага — вот моё оружие! Иногда слово ранит сильнее стали. — Скажи это мародёрам, — насмешливо заметил Волк. Когда же Лютик, растревоженный напоминанием о руинах, помрачнел и растерял запал, тот виновато добавил: — Пользоваться хоть умеешь? Лютик коряво обхватил рукоять, приподнял кинжал над головой, сделал неуверенный взмах и загнанно обернулся к другу: сражения и схватки лежали на чуждой барду территории, оттого, едва лютня сменилась сталью, с него слетела всякая спесивость. Геральт, щадя ранимого поэта, промолчал, однако на физиономии явственно читалось: “никуда не годится”. Через несколько мгновений раздался приглушённый лязг — менестрель в попытках изменить хват выпустил клинок из рук. Ведьмак покачал головой и поднял рондель, а после со словами “пойдём, пока ты никого не угробил” подтолкнул того в сторону пустыря. Когда, обойдя кузницу, мужчины оказались на поросшей сорняком и вереском меже, Геральт, обронив короткое: “Начнём с базовых техник”, принялся орудовать клинком: то поочерёдно меняя хват на рукояти, то разворачивая лезвие от себя и к себе или легко перекладывая из руки в руку. Поэт, словно завороженный, следил за ловкой игрой пальцев, за отточенными быстрыми взмахами и иногда за уверенной физиономией Волка. Ведьмак же, закончив с показательной частью, подозвал его к себе. Чтение нотаций об азах фехтования виделось ему бесполезным — далёкому от ратного дела барду проще было показать наглядно. Смерив друга задумчивым взором, подошёл вплотную со спины и навис сверху, так, чтобы можно было контролировать и направлять каждое движение. Затем по-менторски накрыл его ладонь своей рукой и вложил рондель в сведённые напряжением пальцы. — Так не пойдёт, расслабься, — негромко, но настойчиво сказал мужчина. — Здесь, как в игре на лютне, — нужна подвижность пальцев. Лютик рвано кивнул, стараясь делать то, что требуется, однако выходило скверно: смятённый странной, непривычной близостью друга, он едва ли мог сосредоточиться на чём-то ином. Сравнение с любимым музыкальным инструментом, впрочем, помогло: бард податливо расслабил руку, наконец, включаясь в процесс обучения. Неторопливо, чтобы тот запомнил каждое движение, Геральт немного повернул его кисть, вынуждая скруглить локоть и вытянуть вперёд руку, фиксируя оружие в обратном хвате. Затем коленом надавил на ногу, заставляя чуть выставить вперёд. Закончив со стойкой, медленно повёл чужую руку, выполняя выпады лезвием, затем прибавил к ним другие взмахи, имитируя разрез и укол. Сначала неспешно очерчивая остриём и лезвием воображаемые границы, он постепенно ускорялся, уменьшая паузы и наращивая темп ударов. Когда ведомый им менестрель перестал тушеваться и начал ощущать себя свободнее, мужчина отстранился, предлагая повторить всё то же самое без его вмешательства. Лютик, более не направляемый опытной рукой, на мгновение почувствовал себя выкинутым из гнезда птенцом, однако, не желая спасовать, прокрутил в сознании нехитрый алгоритм, силясь повторить за ведьмаком. Робко совершил несколько тычков и резаных ударов, а затем уставился на Геральта, будто ожидал вердикта. — Уже лучше, — оценивающе отметил Волк. — По крайней мере, теперь в попытках защитить себя ты не покалечишься. — А из тебя бы вышел неплохой наставник, — заправляя рондель за сапог, так, чтобы виднелся только кончик рукояти, хихикнул бард. — Может быть, и мне стоит объяснить тебе пару поэтических тонкостей? — Пустая трата времени, — скривился ведьмак. — Всё, на что я способен, — срифмовать ”попа” и “жопа”. Так что не обессудь. — Как знаешь, — раздосадовано протянул Лютик, прерываясь на широкий зевок. — Тогда самое время отдохнуть. Предвечерний зябкий ветерок сменила хорошо прогретая хата краснолюда. Здесь спутников ждали услужливо расстеленный спальник и оставленная кузнецом еда. Наскоро перекусив, мужчины растянулись на набитом соломой матрасе и вперились в дощатый потолок, наблюдая там буйную пляску отблеска свечи. Перед тем, как погрузиться в дрёму, Лютик кончиками пальцев коснулся навершия кинжала, вспоминая недавнюю тренировку — краешки губ невольно расползлись в подобии улыбки.

***

Места, подобные Равенне, пробуждались рано, как только начинало светать. Жизнь селян едва ли можно было окрестить приятной: те, с рождения отмеченные тяжким ярмом непомерно-изнуряющей работы, до самой смерти были обречены мозолить руки, рвать жилы и надрывать хребет за жалкие гроши. Оттого и дрёма компаньонов оказалась прервана досрочно, когда за окном раздались громкие удары молотом по наковальне. Умывшись ледяной водой из стоящего у хаты деревянного ушата, мужчины привели себя в порядок. Поблагодарив хозяина за кров, Геральт прикормил стоящую на привязи кобылу и направился на поиски виновника здешних злоключений. — Для начала пообщаемся с отцом пропавшей девушки, — уяснив для барда ближайшие планы, бросил Волк. — Может, он наведёт нас на какую-то зацепку. Пока сквозь захолустные улочки они продвигались к ремесленному кварталу, ведьмак оглядывался въедливым, охочим до мельчайшей детали взором. Лютик у него под боком бросал вокруг не менее жадные взгляды, но оные предназначались в основном молоденьким прачкам и лавочницам. Пекарская хата отыскалась без труда — по стоящим возле здания мешкам с зерном да по тянущемуся из окон запаху свежей сдобы. Геральт громко постучался в двери, настойчиво подзывая хозяина пекарни, однако на пороге показалась уже немолодая селянка. Голову женщины покрывал чёрный платок, а фигура скрывалась за свободным ситцевым платьем. Та нехотя подняла изморенное угловатое лицо, проходясь по незваным гостям будто выцветшими от слёз глазами. — Чего вам? — озлобленным тихим голосом справилась женщина. — Мы к пекарю. По поводу пропавшей девушки. Собеседница крупно вздрогнула, а после кинулась назад в хату, взбудоражено выкликивая супруга: “Поди сюда, Яцик!”. Она вернулась почти сразу, таща под руку высокого тщедушного, как жердь, человека. — Вот, эти люди пришли поговорить об Анешке, — женщина указала на компаньонов и, пропуская мужа, покорно встала позади, продолжая бороздить незнакомцев цепким взором. — Мне сказали, в этом месте требуются услуги ведьмака, — Геральт без нажима коснулся щекотливой темы. — Я готов заняться пропавшими людьми. На физиономии несчастного отца застыла нестерпимая мука, какую может испытать лишь досрочно потерявший своё чадо родитель. Умерив рвущуюся из нутра скорбь, Яцик развязал измаранный фартук и, откинув его на лавку, кивнул гостям, подзывая зайти. — Спрашивайте, милсдари, ежели чего спросить хотели. — При каких обстоятельствах пропала твоя дочь? Замечал что-то необычное в её поведении? — Нет, — помотал головой Яцик. — Анешка была кроткой, целомудренной девушкой. Заботилась о нас, помогала по хозяйству. С ней никогда не было проблем. Лютик позади едва заметно ухмыльнулся: ему неоднократно доводилось видеть этаких родителей, свято убеждённых в непорочности своих дочурок. На деле эти робкие девицы пресловутой добродетели предпочитали компанию поэта. Геральт, заметивший бесстыдную физиономию, пихнул его под бок, а после вернулся к разговору. — Может быть, у вашей дочери были враги? — Это вряд ли. Во всём, что не касается нелюдей, жители здесь дружные. Все друг друга знают с молодых ногтей. — Тогда расскажи, как это произошло. Яцик, хоть и ожидал вопроса, ощерился и стиснул кулаки, выдавливая каждое слово: — Тем днём я с самой заутрени послал её за водой. Поначалу мы годили, думали, вернётся, но когда на звоннице вызвонили полдень, я понял — лихо дело. Мы искали всем селом, бродили окрест колодца, но нашли там только ведро. Я даже в шахту спустился по цепи, надеялся, хоть тело сыщется. Куды там — ничего. Говоривший осёкся, срываясь на протяжный вздох, а за его спиной раздался женский всхлип. Лютик сочувственно поглядел на даму, а Геральт терпеливо выждал, пока утихнут накатившие эмоции. — Говорят, это далеко не первый случай: были и другие пропавшие. — Да, — кивнул Яцик. — Сначала пропало несколько путников, затем исчез Вислав — младшенький у Талмея, но этот был непутёвый, мы думали, он вляпался во что-то. Одначе потом пропали Ветта и Грася, ну а теперь ещё моя Анешка. — Как давно это началось? — Отнележе шесть лун будет. — С кем ещё я могу поговорить? — понимая, что от пекаря большего уже не добиться, наконец, справился ведьмак. — С Талмеем говорить не стоит, у него к нелюдям особое нелюбие. Может, Лех — войт наш или Зимовит чем подсобят. А лучше к Злате и Милошу сходите. Они живут в хуторе на окраине — очень беззлобивая пожилая чета. Эти и человека, и эльфа уважат. — Спасибо, Яцик, — напоследок сказал Белый Волк. — Что касается твоей дочери… Не в моих привычках давать ложные надежды, но хотя бы виновного я отыщу. — Помоги, милсдарь. Мы с женой скопили деньги… Анешке в приданое. Найдёшь лиходея — будут твоими. — Идёт, — согласился Геральт, одёрнул компаньона, коий куртуазно утешал скорбящую супругу пекаря, и отправился на выход. Пусть беседа не особо продвигала дело, всё же принесла относительную ясность. Теперь ведьмак хотя бы представлял, в каком направлении стоит двигаться.