***
Кобыла медленно трусила по узкой, забитой народом улочке. Что ни говори, а Оксенфурт был шумным городком. Облетая каждый уголок — от мостовых до открытых балкончиков, летом пестревших цветами, и островерхих заснеженных крыш, не смолкали песни вечно пьяных школяров, инструменты уличных музыкантов, шутливые стишки жаков-поэтов. Из кабаков просачивались звуки кутежа: звон бокалов, стук чарок и жбанов да громкие призывные тосты, из борделей раздавались не менее призывные чарующие стоны. Геральт тронул лошадь пяткой, вывернул к соседней улочке, ничем не отличавшейся от прошлой. Оттуда выбрался на площадь, проезжая мимо ратуши, суровым камнем высившейся над рядами ярких деревянных домишек. Часы её высокой башни, ненадолго покрывая прочие шумы, мерно отбили два удара. Мужчина вздрогнул, снова прибавляя хода. За новым поворотом поджидала бравурная толпа перекупщиков, лоточников, бродячих мошенников, наперебой рекламировавших свои товары и сомнительные услуги. — Сюда, сюда! Афродизии из порошка двусила! Магические фильтры и дедекокты от бесплодия! Приворотные зелья! У нас только проверенные средства! — зазывающе размахивая амулетом, вопила смуглая торговка с лощёным и жирным чёрным котом на коленях. При появлении белоголового животное мгновенно обнажило тонкие клычки и, выгнувшись, протяжно прошипело. Геральт равнодушно проскакал мимо, попадая под прицел очередного шарлатана. — Гадания, гадания! Читаю судьбу по картам, линиям ладоней, воде и зеркалам. За доплату снимаю порчу! — Кремы для лица! Омолаживающие! Освежающие! Превосходные мази для… то есть от подагры! Только сегодня скидки на… О том, на что сегодня были скидки, Волк уже не слышал, потому как выехал на угол улицы. Проигнорировал призывы карлика-напёрсточника и многоголосое скопище зевак, собравшихся вокруг двух мужиков, активно соревнующихся, кто кого перепьёт. Из толпы наперебой делались ставки, но Геральт отчего-то был уверен, что победа заочно отдана здоровяку с солидным пивным животом. После на ходу бросил пару медяков продавцу печёных яблок и забрал из палатки нанизанное на палочку лакомство. Мимоходом оценил выписанные мелом на доске цены цирюльничьих услуг, задумал заглянуть и расстаться с колючей щетиной, когда разберётся с делами насущными. И через вереницу заведений, предлагающих самые изощрённые увеселения, направил лошадь к Академии. Почти сразу по прибытии Геральт пришёл к мысли, что начать наводить справки стоит именно отсюда. Если не магистры и бакалавры, то хотя бы студентишки, у коих фигура Лютика вызывала особый трепет, могли натолкнуть на след оного. Спешившись у Ворот Философов, Геральт долго и упорно излагал цель своего визита. Привратник наградил его странным взором, но всё же протянул гостевую книгу и указал концом пера на конюшню. Сдав оружие и разобравшись с прочими формальностями, мужчина наконец-то попал за стены на территорию Академии, являвшей собой полную противоположность студенческому городку. В зимнее время исчезли привычные для этого местечка широкие посыпанные мелким цветным гравием аллеи, аккуратно стриженые газоны, живые изгороди, клумбы и зелёненькие скверики, однако мостики, каналы и ажурные оградки так же радовали глаз. Всё выглядело величаво, чисто, спокойно и благородно — так, как и подобает выглядеть храму науки и пристанищу искусства. Несмотря на то, что во дворе было довольно зябко, многие школяры предпочли заниматься на свежем воздухе. Одни, устроившись на скамеечках, зубрили, уткнувшись в свитки и пергаменты; вторые, проходясь по мощёным дорожкам, излагали друг другу сухую теорию, готовясь к скорому семинару. Кто-то из жаков, не такой дотошный, увлечённо играл в неведомо каким образом пронесённые на территорию Академии кости. Юные бакалавры с глуповатыми улыбками поглядывали на хорошеньких девиц, не забывая попутно оценить обозначавшиеся под студенческими одеяниями прелести. Волк ухмыльнулся, представляя, каким повесой и гулякой был в студенческие годы Лютик. Эта мысль уже в который раз заставила ускориться. Восприимчивый к запахам нос ещё издалека уловил дух уксуса и муравьиного спирта, который ветер принёс со стороны кафедры Алхимии — одной из трёх кафедр на факультете медицины. Вскоре он почуял на себе чей-то любопытный взор. Затем краем глаза отметил, как у центральной аллеи близь кафедры Медицины и Траволечения за ним, отделяясь от других студенточек в характерных светло-зелёных одеждах, направилась юная медичка с тёмно-рыжими короткими волосами. Она, прижимая к груди анатомический атлас, быстро перемещалась от сквера к скверу и держалась на расстоянии, но так, чтобы не упустить его из поля зрения. Геральт сделал вид, что не заметил её перемещений, и двинулся дальше, плутая между незнакомых построек и ориентируясь только по виду зданий да нечастым указателям на Старшей Речи. С аллеи выбрел к уютному местечку, помеченному табличкой как Парк Мыслителей. Навернув пару кругов вокруг современного Здания Техники, выстроенного в постэльфий период, устало облокотился на постамент бронзового бюста Никодемуса де Боота, первого ректора Академии, любовно исписанный бранными словами кем-то из жаков. К этому моменту Волк собрал на себе достаточное количество изумлённых взоров здешних обитателей: стоило его фигуре замаячить на горизонте, магистры и профессоры мигом прекращали научные споры, бакалавры прятали глаза за манускриптами, а школярки окидывали его оценивающими взглядами. Внезапный окрик заставил оторваться от бюста. — Простите, уважаемый! Геральт заметил, как к нему спешно направляются двое мужчин в тёмно-синих мантиях — оба в летах. Один, невысокий и худощавый с тонкими чертами гладко выбритого лица и проницательными глазами, поверх которых сидели круглые очки, второй — на две головы выше компаньона, с аккуратно стриженной седой бородкой. — Слушаю, — коротко отозвался ведьмак, когда последние оказались возле него. — Для начала разрешите представиться, — взял слово дылда с бородкой. — Я — Оттис Лилиентиль, адъюнкт кафедры Естественной истории, магистр биологических наук, а рядом со мной — Готлиб Мейссель, преподаватель зоологии, заслуженный химик и физиолог. — Геральт из Ривии. Ведьмак. Незаслуженный, — сухо ответил мужчина. — По какому поводу удостоился вашего внимания? Учёные переглянулись, затем магистр кашлянул и взялся разъяснять тоном докладчика: — Мы с коллегой давно ведём научный спор по одному вопросу. Вы, как сверхчеловек, продукт так называемой мутации, наверняка являетесь серьёзным знатоком редких видов, а эти самые познания могли бы разрешить наши разногласия касаемо одного отдельно взятого вида. — Только если это не отнимет слишком много времени. Я очень спешу. — Уверяем, многоуважаемый, совершенно не займёт, — наконец, подал голос компаньон магистра. — Излагайте, — кивнул Геральт. — Речь идёт о ящере о двух головах. Мифологический представитель класса Reptilia, отряда Squamata, именуемый De Anphivena или Amphisbaena, также известный под названием двуходка. Я посвятил Amphisbaena множество исследований и даже выступал за то, чтобы выделить её в отдельный подотряд наряду с Sauria и Serpentes. Однако, как я и говорил, Amphisbaena — создание мифическое, и её существование до сих пор не установлено доподлинно. Некоторые мои многоуважаемые коллеги утверждают, что не бывает животного, у которого нет верха и низа, переда и зада, левой и правой стороны. Дражайший господин Мейссель — самый ярый противник моей теории. — Однако пишет Филон: "et gravis in eminum vergens caput anphivena", что значит "и падает амфисбена, пытаясь двигаться в сторону каждой из голов"! — с важным видом заметил оппонент Лилиентиля. — Природа руководствуется собственными законами, а подобная особь никак не вписывается в рамки сии. Её существование алогично, уважаемый коллега! — В “Etymologiarum Sive Originum” чёрным по белому сказано: "Amphisbaena — единственная из всех змей, без страха на холод выходящая", — парировал Лилиентиль. — Лепет! Детский лепет ещё одного теоретика, начитавшегося мифов и сказок! — не хуже недавних торгашей воскликнул Мейссель, яро колотя по бюсту де Боота. — А вы что думаете, господин ведьмак? — утомлённый спором магистр, наконец, вспомнил о мужчине. — Что я могу об этом думать? — пожал плечами Геральт. — Амфисбена — экземпляр довольно редкий, исключительно пакостный и ядовитый. Одна такая тварюга три зимы назад напала на деревушку Заречья и сожрала целое семейство кметов. Лилиентиль, которого должны были обрадовать озвученные факты, вопреки всему, насупился и почесал бородку. — То, о чём вы сказали, господин ведьмак, — прокашлявшись, заметил магистр, — противоречит моим научным трудам и работам десятка теоретиков. Всем известно о целебных свойствах вида Amphisbaena. Ваши слова о ядовитости оных антинаучны! — Пусть так, — столь же бесстрастно продолжил Геральт. — Но тогда, три года назад, я едва не отправился в утробу к этой твари. Будто сейчас помню, как распорол её от пасти до пасти. Тогда из брюха хлынула такая жижа, что обувь на моих ногах разлезлась в считанные секунды, да и моим стопам пришлось несладко. Что сталось с телами несчастных кметов, думается, говорить не стоит… Учёные побледнели и замолкли, однако сзади вновь раздался мужской оклик, и к ним подошёл ещё один человек в мантии. — Глазам своим не верю, Vatt’ghern! Живой Vatt’ghern! — восторженно воскликнул подошедший. Немного успокоившись, он прислонил руку к груди и согнулся в полупоклоне. — Моё имя — Славко Атимштейн, профессор кафедры Естественной истории. Я много лет посвятил изучению ведьмачьих школ и поиску останков ведьмаков. Вы, как истинный реликт и представитель вымирающего вида, могли бы внести неоценимый вклад в исследования Академии. Мы бы скинулись всей кафедрой, если бы вы позволили исследовать ваше тело. — Откажусь, — Геральт косо глянул на учёных, передразнивая тон Лилиентиля. — Если в ведьмаках вы разбираетесь так же, как в Amphisbaena, то это напрасная трата времени. Лучше скажите, где я могу найти маэстро Лютика или хотя бы того, кто знает, где его искать? — Наша кафедра не имеет ничего общего с кафедрой Труверства и Поэзии. Спросите о нём на факультете Вольных Искусств, — указывая на выглядывающий из-за голых ветвей особнячок, сконфуженно бросил магистр, стараясь как можно скорее услать седоголового. Геральт коротко кивнул и отступил от учёных мужей. Славко Атимштейн же, не теряя надежды, крикнул ему вослед: — Согласитесь хотя бы на посмертное исследование! Мы выделим хорошую сумму. Геральт хмуро глянул на профессора и быстрым шагом скрылся в конце аллеи.***
Кафедра Труверства и Поэзии располагалась в трёхэтажном особнячке, ещё хранившем отпечаток эльфьего наследия: в мраморе и камне, в каждой арочке и каждом окаймлённом резной рамой оконце угадывалась рука Старшего народа. Однако за этим лоском прослеживалась и рука человека — здание уже не раз подвергалось реставрации. Ведьмак потоптался в просторном полупустом дворе, кроме него здесь околачивалось только несколько прогуливавших лекции жаков. Из открытого окна попеременно доносились звуки глиняных окаринов и свирелей, струнные переборы никельхарп, лир и мандол, иногда в них вклинивался строгий голос распекавшего студентов педагога. Между тем седоголовый подступил к широкому деревянному щитку, приколоченному к стене слева от входа. Надпись над ним гласила: “Преподавательский состав кафедры Труверства и Поэзии”. Первым, что бросилось в глаза мужчине, был чёрно-белый портрет, снабжённый снизу должностью и именем лектора — Юлиан Альфред Панкрац виконт де Леттенхоф. Как показалось Геральту, художник постарался придать бардовской физиономии многим больше серьёзности и строгости, чем то было на самом деле. В остальном черты лица были переданы слишком хорошо, настолько, что в груди мужчины всколыхнулось неприятное чувство. Рука непроизвольно потянулась к портрету, и Волк коснулся убранного за стекло холста кончиками пальцев. — Что, решил прикоснуться к искусству? — за спиной раздался ехидный звонкий голосок. Геральт отнял руку и обернулся. Поодаль, улыбаясь и щуря весёлые карие глазки, стояла та самая медичка. Она удобнее перехватила атлас, оправила накидку на хрупких плечиках и, видимо, довольная эффектом, подошла к нему. — Я тут услышала ваш разговор с Оттисом и Готлибом… — Подслушала, — холодно одёрнул Геральт. — Услышала, — беззастенчиво продолжила медичка. — Ты ведь разыскиваешь Лютика, да? — Ты знаешь, где он? — всполошился Волк, мгновенно меняясь в лице. — Если бы не знала, не завела бы этот разговор, — заверила рыжеволосая. — Но для начала всё-таки представлюсь. Я — Шани, добрая приятельница Лютика. Мы знакомы ещё с тех времён, когда он читал лекции о труверском мастерстве, — назвав себя, она остановила Геральта жестом: — О нет, тебе не нужно представляться. Он в красках описал, кто ты. На самом деле с тех самых пор я заинтересована твоей фигурой. — Поверь мне, Лютик многое преувеличил, — отозвался мужчина, а затем, выдавая нетерпение, спросил. — А теперь, когда мы знакомы, ты скажешь мне, где он? — Скажу, но для начала ответь на один вопрос. Что между вами произошло? Лютик называет тебя другом, но при любом твоём упоминании у него становится такая минорная мина, что мне не по себе. — Почему ты не спросила у него самого? — мрачно поинтересовался Геральт, даже не скрывая нежелания отвечать. — Я пыталась, но он упорно избегает разговоров о тебе. Поэтому ответь мне ты: что между вами? — Непонимание, взаимная обида и чертовски много сожаления, — натужно протянул мужчина. — И ещё нечто такое, о чём я предпочту умолчать. Шани задумчиво покрутила короткую, едва доходящую до середины уха прядку, а затем мило улыбнулась: — Так и быть, не стану больше мучать вопросами. Вижу, вам двоим есть, что утрясти. Твой Лютик сейчас устроился в резиденции одного аристократа. Вроде бы какого-то де Бермаля. Пишет ему хвалебные оды, а взамен пользуется особой милостью. — Де Бермаль? Где-то я слышал это имя. — Это вряд ли. До некоторых пор этот человек был никому не известным рыцарёнком. Если бы не панегирики Лютика, вероятно, им бы и остался. Но теперь, благодаря нашему общему знакомому, де Бермаль заручился расположением самого Визимира. — Может, и так. Но не могу отделаться от ощущения, что знаю этого типа. — Это легко проверить. Его особняк находится напротив постоялого двора “Поющая Арфа” и аукционного дома. Не пропустишь даже при желании, — подсказав направление, Шани подмигнула. — И передавай привет Лютику.***
Сняв комнату в “Поющей Арфе”, Волк отправился к указанному девушкой особняку. Резиденцией оказалась обнесённая высокой оградой территория. Окованные железом створки ворот были украшены гербовыми эмблемами — скошенный слева на лазурь и серебро щит, в середине коего изображался меч, перерубающий мифическую ехидну. Ведьмак, хоть и не был знатоком геральдики, смутно помнил, что однажды видел этот герб на одеянии в цветах темерского княжества. Однако он не стал напрасно ворошить воспоминания, а взялся за кольцо латунной колотушки в форме львиной морды. На громкий стук, к его изумлению, не откликнулись. Когда он постучал настойчивее и сильнее, наконец-то распахнулась створка, и к нему выполз заспанный охранник в красно-жёлтых цветах всё того же Элландера со сдвинувшимся набекрень открытым шлемом и встопорщенными усищами. — Чего надыть, седой? — Пропусти меня, — с нажимом отозвался Волк. — Я пришёл навестить друга, маэстро Лютика. Стражник даже крякнул от такой наглости, а затем пробросил сквозь густые усы противный смешок: — Ежели б сюды впускали каждого голодранца, который кличет себя его другом, тута бы давно уже был чёртов балаган. Поэнтому без ведома хозяина никого пущать не велено. — Ну, так скажи ему, что Геральт из Ривии хочет свидеться со старым другом, — седоголовый вздохнул, вкладывая в руку мужику пять десятикроновок. Охранник резво убрал их в кошель и, кинув визитёру “ждите здеся”, скрылся за воротами. Минут через пять ведьмак уловил из-за ограды громкие голоса, а за ними двор заполнил топот десятка пар обуви. Волк поморщился и потянулся к клинку, оглаживая оголовье рукояти. Ворота скрипнули, и перед ним опять возник охранник — тот был бледен, как покойник, а усы совсем уж всклочились. — Сдайте оружие и проходите, милсдарь, — выбивая дробь зубами, проговорил последний. Геральт помедлил, раздираемый нехорошим предчувствием, но не отступил. Не для того проделал столь неблизкий путь. Он протянул мечи и переступил через порог, попадая в обширный двор — учитывая то, какие войны в Оксенфурте велись за каждый аршин территории, такое пространство было роскошью и, вероятно, стоило немалых денег. Посреди возвышался трёхэтажный деревянный особнячок, немного вычурный и самую малость безвкусный. Здесь же находились внушительных размеров конюшни и скромная, по сравнению с ними, двухэтажная пристройка. У ворот его встречала целая процессия: двенадцать охранников в полном вооружении, а в самом центре рыцарь в доспешном гарнитуре без шлема и коротком карминовом плаще с лисьей оторочкой. Доспехи не скрывали субтильности, а отсутствие шлема позволяло разглядеть изнеженное лицо с жиденькой бородёнкой и едва заметной полоской усов. Несмотря на это, рыцарь важно раздувал щёки, выпячивая украшенную гербом грудь. Геральту хватило одного-единственного взгляда, чтобы вспомнить встречу с Венцелем де Бермалем. Как тогда казалось, состоявшуюся в первый и последний раз. Ясно припомнил и их нелепую схватку в поместье Аренберга. Понимание того, кому поэт теперь посвящает свои оды, отдалось в голове озлобленным эхом. Злился он, однако, вовсе не на Лютика. — Давно не виделись, мясник, — осмелев от близости охраны, нахально выплюнул Венцель. — Не скажу, что рад нашей встрече. Но, может быть, оно и к лучшему, и сама судьба свела нас здесь для сатисфакции. Тогда, в поместье барона, ты нанёс мне непростительное оскорбление, которое я смою твоей паршивой кровью. Он выхватил из-за пояса железную перчатку и с вызовом швырнул её к ногам ведьмака. Геральт даже не дёрнулся, вслушиваясь в долетавшие из двухэтажного домика звуки. В какой-то момент ему почудилось, что среди них проскользнул и звонкий голос барда. — С дороги, у меня нет времени на эти игры, — наконец-то отмерев, он равнодушно перешагнул через перчатку, игнорируя рыцарский вызов. — Тогда, в поместье, ты был гостем Аренберга. Но здесь ты на моей территории, — лязгнул зубами де Бермаль. — Так просто с рук тебе этого не спустят. Дайте ему меч! Он кивнул своей охране, и те, не скрывая дрожи в коленях, боязливо обступили их плотным кольцом, образуя импровизированное ристалище. Один из них протянул белоголовому скверный стальной клинок. — Вот значит как? — ведьмак для пробы взмахнул мечом, отмечая отвратительное качество оружия, в то время как у де Бермаля был прекрасный боевой полутораручный меч. Он с презрением взглянул на Венцеля, а затем паскудно улыбнулся. — Не слишком много чести? Я не имел удовольствия быть посвящённым в рыцари, а что до рождения, то лучше и не вспоминать о сопутствовавших ему обстоятельствах. До поединка с безродным выродком может снизойти разве что бастард. Де Бермаль покраснел от злобы и выдавил прерывающимся тоном, в котором клокотала глухая ярость: — В Элландере придерживаются мнения, что рыцарь сам волен выбирать себе противника. Если бы вызов исходил от такого паршивого пса, как ты, я был бы вправе отказаться. Но ты, ублюдок, не имеешь права! Слышишь?! — Последний раз говорю, с дороги, молокосос, — вкрадчиво и угрожающе отозвался Геральт. Теперь с лица Венцеля отхлынула вся краска, он побелел и потянулся за мечом. — Послушай, сопляк, если ты вытянешь меч, я не пощажу твоей рыцарской гордости и как следует отхожу тебя им по заднице, — издевательски усмехнулся Белый Волк. — Кровь! Кровь и смерть! — завизжал Венцель и выхватил оружие, занимая стойку фехтовальщика, а затем напал на ведьмака без всякого предупреждения, с наскока. Геральт ловким пируэтом ушёл от острия, перехватил одолженный охранной мечишко и вперился в оппонента свирепым взором. В этот раз он не намерен был играть. Де Бермаль к этому моменту снова бросился в атаку, рубанул медленно и топорно. Волк отскочил, опять уходя из-под атаки, и широкое лезвие разрезало воздух. Венцель выругался, теряя равновесие. Неуклюже запнулся, силясь не упасть. Геральт не позволил ему восстановиться, в два прыжка преодолел разделявшее их расстояние и, не касаясь противника, просвистел мечом возле самого уха. Острастка сработала — де Бермаль истошно закричал и осел на землю, отбивая себе крестец. Волк же, оставляя перепуганного рыцарёнка за спиной, бросился на редкую цепочку охраны. Доблестные стражи при виде его перекошенной физиономии кинулись врассыпную. Геральт лихо промчал мимо них, толкнул на себя дверь и ринулся по ступеням пристройки, из которой недавно слышал голос барда. Он на одном дыхании взлетел на второй этаж, ногой отворил хлипкую дверь и замер на пороге. Шум всполошил обитателей комнатки. Из-под лоскутного одеяла выскользнуло две растрёпанных женских головки. Увидев вооружённого незнакомца, девушки испуганно выпучили глаза и подняли истошный крик. Лоскутное одеяло снова зашевелилось, и из-под него выпростовался тот, ради кого он проскакал не одну сотню вёрст. С последней встречи бард немного изменился: холёное лицо теперь обрамляли отросшие до скул каштановые пряди, слегка подкрученные на железках. Причёска добавляла ему пущей франтоватости и даже в некоторой степени роднила с эльфом. Также Лютик обзавёлся лёгкой эспаньолкой и усами. Менестрель, взбудораженный криками, растерянно поднял взор к проходу. Лазурные глаза тотчас расширились, неверяще замерев на ведьмаке. — Геральт?! В следующий момент на лестнице раздался гулкий топот, и в комнату, подгоняемые ором Венцеля, влетели стражники. По уху резанул новый женский крик. Дикий и пронзительный. Дамы, не стесняясь наготы, бросились из комнаты. — Его светлость требует, чтобы вы немедленно покинули территорию резиденции, — сквозь крупную тряску проблеял начальник охраны. Геральт, проигнорировав просьбу, посмотрел на Лютика. Где-то сзади снова прозвучал голос Венцеля: “Чего застыли, бараны? Вытолкайте его на ёбаную улицу!”. — Сам пойду! — тихо рыкнул Геральт, и мужичьё мгновенно расступилось. Уже уходя, он бросил менестрелю: — Я снял номер в “Поющей Арфе”. Буду ждать тебя там.