***
Клуб «Пьяный закат» не слишком соответствует своему романтичному названию. Это, скорее, «Дешевка» или «Забегаловка на углу», грязное, исписанное кривыми граффити здание, еще издалека излучающее атмосферу трущоб, безнадеги и пьяного угара. Стену у входа в клуб подпирает темнокожий бугай. Лениво скользнув по Нику взглядом, теряет к нему интерес. Ник беспрепятственно заходит. В клубе многолюдно. Пахнет потом и дешевым алкоголем с легкой ноткой блевотины. Ник проходит к облезлой барной стойке, машинально отметив — бармен на фоторобот Плясуна не похож, худощавый, с болезненно отекшим лицом, рыжий, тогда как Плясун, по всей видимости, смуглый брюнет. — Что будешь? — кивает Нику бармен. — Пива. Темного, — решает Ник. Рыжий бармен вновь кивает, и высокий (удивительно, но кажется, чистый) бокал, как по волшебству оказавшийся в его руке, наполняется черной в неверном свете жидкостью. Пена придушенно шипит, переваливается сквозь край бокала, медленно тает. Жаль, конечно, что нельзя ткнуть рыжему в нос значок и спокойно потребовать подробный отчет: видел ли он здесь высокого привлекательного парня, с кем тот приходил, часто ли здесь появляется… Но значок остался в Портленде — в прошлой жизни, воспоминания о которой, говоря по правде, все еще кровоточат. Впрочем, сейчас можно с идеально чистой совестью таращиться на хорошеньких девчонок — как ни странно, здесь они есть — и ждать, не присоединится ли к ним Ла Балор. — Приятель, здесь свободно? — вдруг раздалось из-за плеча, и, обернувшись, Ник увидел болезненно худого, с узловатыми суставами типчика неопределенного возраста. До черноты впалые глаза, дрожащие руки — картина ясная. — Да, садись, — Ник было потерял к нежданному соседу интерес, но тот снова напомнил о себе. — Приятель… Не желаешь расслабиться? В болезненно дрожащих руках на миг появилась почти цирковая ловкость, между пальцев будто сам собой проскользнул маленький полиэтиленовый пакетик, и исчез. Нику стало смешно. Вот дела! Ему откровенно пытаются загнать дурь! Он хотел было отмахнуться от горе-продавца, но в последний момент… — Сколько? Ник на задании, в конце концов. Не надо выходить из образа, это может вызвать подозрения. А наркотик можно и в унитаз спустить. — Ты здесь часто бываешь? — спросил Ник, когда пакетик перекочевал в его карман. Барыга пожал плечами. — Иногда захожу. — Может, видел смазливого парнишку? Высокий такой, в синей рубашке. Зовут, кажется, Майк. — Интересуют смазливые парнишки?.. Ник усмехнулся. — Мне говорили, у него хороший… товар. — Не видел, — барыга помрачнел. — Спроси у нее, — он кивнул куда-то за спину Ника. Ник обернулся. Речь шла, видимо, о невысокой официантке, протиравшей столик. Кожей (шестым чувством, обостренным слухом, черт его знает) Ник почувствовал, что новый знакомый исчез. Черт с ним.***
Валентина металась по своей квартирке из угла в угол, попеременно то «скидывая» шкуру, то снова становясь зверем. Волнение шкалило, Ник не позволил пойти бар вместе с ним, даже в качестве поддержки снаружи… Ожидание изматывало, как никогда. Андре, как ни странно, был спокоен. Скучающе листал журнал. Спокойно отложил его в сторону, когда раздался долгожданный телефонный звонок. Валентина же вцепилась в трубку, едва не раздавив ее… — Едем, — коротко бросила она, хватая куртку. — Куда, позволь спросить? — Ник узнал, где живет Ла Балор. Честно говоря, Андре не разделял энтузиазма бывшей напарницы. Не разделял ее уверенности в странном парне из Портленда — гримме. Но. Валентина, получеловек-полузверь (или кто она там) видела окружающий мир иначе, чем он. И… иногда видела больше. Поэтому, проверив обойму, Андре поторопился — взбудораженный балам вполне может увлечься погоней и позабыть его здесь. Вена, Австрия. Вообще-то, капитан Шон Ренард любил снег. Любил чопорные заснеженные Альпы, куда в юности ездил на лыжные прогулки. Любил их противоположность — небрежно пухлые снежные шапки Подмосковья, где жил когда-то. Ему нравилось, как зима преображает действительность, сковывая, скрывая под собой истинную суть. Но не здесь. Едва ли не с отвращением глядел он из окна такси на безупречные улицы Вены. Он ненавидел этот город, и никакая сладко-нарядная белизна свежевыпавшего снега не могла это изменить. Может, потому, что он видел его насквозь? Всю его грязь, ложь, уродство… Как гримм. Несмотря на отвратительное настроение, Шон усмехнулся. Гримм… Где этот гримм, которого Ренард так старательно приручал, и потерял так глупо, хотел бы он знать? Берхард «исчез с радаров» после Эль-Пасо и растворился где-то на Юге. Глупо, мерзко и смешно. Эрик наверняка посмеется над незадачливым братцем — ну надо же, как нелепо получилось! И все из-за маленькой мстительной дряни. Шон поймал взглядом свое отражение в стекле заднего вида — скоро он станет страшнее, чем его Настоящий Облик. Под глазами залегли черные тени, щеки ввалились (под рубашкой горят свежие царапины от женских ногтей, в другое время он бы довольно улыбнулся воспоминаниям, но не теперь, когда от одной мысли о последней ночи с Джульеттой ноет в паху). Недосыпание никому не идет на пользу, особенно, когда идет рука об руку с нездоровым половым возбуждением. Да черт побери! Он не мастурбировал уже лет пятнадцать — не было необходимости — а теперь приходится! Только так в отсутствие объекта страсти удается ненадолго держать себя в руках. Ренард нервно хохотнул. Водитель покосился на него, но, к счастью, они уже приехали. Зябко передернув плечами, Ренард поднял воротник плаща, ветер оказался неприятно морозным. Под подошвой ботинка жалобно хрустнул свежий снег. Но в гостиницу капитан вошел уверенно, вежливо кивнув немолодому, но подтянутому служащему за стойкой. Так же уверенно поднялся по лестнице. Ноги неприятно тонули в мягкости ковра. Оказавшись перед нужным номером, помедлил. Стоило ли приходить сюда? Теперь-то что изменится? Бесполезная трата времени… Наверное, бред измученного изнуряющим сексом сознания. Шон постучал. Твердо и решительно. — Минуту, — донеслось из-за двери. Замок щелкнул, и перед Ренардом возникла Адалинда Шейд.