Военная полиция Учиха

Солнце давно перевалило зенит и клонилось к закату, окрашивая кладбище в красный. Только когда тени от надгробий полностью накрыли Саске, он понял, сколько времени прошло. Уже закат. Он и не заметил. Попытка встать окончилась неудачей и тихим стоном — ноги затекли от неудобной позы. Холодало. Мальчик зябко поёжился и всё же заставил себя подняться. Отчего-то навалилась огромная усталость, пусть для неё и не было особых причин. В груди так и осталась серая пустота. Саске ещё немного постоял на месте, вглядываясь в имена родителей. К горлу до сих пор подступал предательский ком, но почему-то стало немного легче. Как будто немного всё равно. Мальчик медленно двинулся вдоль крайнего ряда могил, прячась в отбрасываемых ими тенях. Кто-то плакал неподалёку, и Учиха малодушно старался смотреть в другую сторону. Лишь бы не видеть чужую скорбь — вполне хватало своей. Ещё капля, и это уже будет слишком. Саске казалось, что ещё капля, и он сам осыпется прахом, оставив вместо себя лишь бесплотный серый призрак. Поэтому он свернул в освещённую красными лучами заходящего солнца рощу, стараясь не наступать на алые пятна на земле. Всего лишь игра света — умом Учиха и сам это понимал. Тут и там на земле встречались россыпи старых, покрытых мхом и опавшими листьями, каменных домиков для духов. Наверное, чтобы погибшим шиноби было, где переждать. Дальше за деревьями угадывались очертания маленькой святыни и странного каменного идола. Саске осторожно перешагнул из тени в тень, чем, наверное, и спугнул взвившуюся вверх стаю ворон. Прикрыв лицо руками, он увидел лишь промелькнувшие рядом чёрные крылья: громко каркая, птицы улетали в небо. Их силуэты растворяясь в подступающих сумерках. Вороны. Призыв Итачи. Прятавшийся под слоем пепла красный снова разгорался внутри, несмотря на усталость. Снова Итачи. Мальчик зло потряс головой. Он не собирался думать о предателе больше, чем тот этого заслуживал. Не собирался, ясно? Но руки всё равно сами собой потянулись к груди, комкая футболку, царапая кожу сквозь ткань. Ядовитый красный прятался глубже. Там, откуда его не вырвешь, как ни пытайся. В пустой дыре, оставшейся от сердца. Будто бы пытаясь убежать от собственных мыслей, Учиха запрыгнул на ближайшее дерево. Неуверенно оглянулся через плечо на скрывшиеся за густыми кронами ряды могил и, резко оттолкнувшись от ветки, побежал вперёд. Быстро, неслышно, не теряя концентрации — лишь бы не вспоминать лицо того, кем он когда-то так восхищался. Совсем недавно, месяц назад, даже меньше — когда бежал домой, больше всего боясь его потерять. Лучше бы так. Лучше бы он просто умер тогда. Любимым братом. Верным сыном. Честным шиноби Конохи и достойным наследником клана, о котором можно было говорить с гордостью, а не отвращением. Ноги не несли домой. Впрочем… Едва ли пустой особняк главы клана Саске мог теперь назвать домом. Просто серые стены с красными пятнами камона Учиха. Мальчик остановился на фонарном столбе, глядя на пустой квартал. Шаг за шагом, почти тем же маршрутом, что и Итачи в иллюзии, по крышам он добрался до дома, который раньше тепло называл своим. Больно. Всё так же, почти физически — боль свернулась клубком в груди. Почти привычно, почти нормально. Вроде терпимо, вроде даже не мешает. Не реагировать, не обращать внимания — и, может, даже получится в это поверить. Учиха пробежал несколько метров по высокой каменной ограде, обходя основной вход, потом спрыгнул вниз, во внутренний двор, оттуда — в открытое окно кухни. В нос ударил запах просроченных продуктов. Мама могла бы сейчас готовить ужин. Саске закусил губу и отвернулся, спрыгивая на пол. Ничего, что в обуви — уже не важно. Образ у плиты развеялся с дуновением ветра из всё ещё открытого окна. Хватит. Хотя бы на сегодня — хватит. Пожалуйста. Он сорвался с места, быстрым шагом добравшись до лестницы наверх. Взгляд невольно зацепился за закрытые двери в гостиную. Яркий образ вспыхнул перед глазами: убийца и растекающийся по полу красный. Тело пробрала дрожь. Мальчик почти бегом добрался до второго этажа, борясь с желанием обернуться, распахнуть сёдзи. Развеять иллюзию. Убедиться, что это всё — не правда. Правда. Правда. Нужно просто принять. Вверх по лестнице. Направо. Мимо кабинета отца, дальше по коридору… Саске остановился, нерешительно замерев напротив двери. Отец не разрешал ему заходить — он и не пытался. Отца нет. И остановить больше некому. Некому отругать, некому напомнить про честь клана — нет никого. Клана нет. И смысла цепляться за прошлые слова — тоже. Последний Учиха сдвинул сёдзи, не встретив никакого сопротивления. Не заперто. Не то чтобы он действительно хотел зайти. Это было всего лишь чуть лучше, чем идти дальше. Пришлось бы пройти мимо комнаты Итачи, чтобы добраться до своей. Кабинет отца утопал в тенях. Ещё недостаточно стемнело, чтобы его поглотил чёрный, и можно было разглядеть очертания предметов. Письменный стол, кресло, ряды высоких шкафов вдоль стен. Ничего, что было бы знакомо. Здесь было безопасно и можно было не бояться призраков прошлого. Мальчик медленно сполз спиной по закрытой двери на пол, уткнувшись носом в колени и чувствуя, как усталость берёт своё. Он и правда собирался остаться здесь — хотя бы на эту ночь. Что бы подумал отец, уже не имеет значения. Ночи в последнее время не приносили отдыха или даже временного забытья. Сегодня сон Саске решил посетить Итачи — как будто было мало постоянных напоминаний наяву. На тонких серых губах играла улыбка, в глазах вращался рисунок Мангекё. — Боишься меня, глупый маленький отото? Боялся ли? Конечно, боялся. Смотрел, не в силах отвести глаз, как хрупкая кисть стирает с щеки неестественно-красную кровь. Чужую кровь, проклятую кровь, кровь их клана. Их родителей. Близких. Друзей. Наверное, и братца Шисуи тоже. Мальчик видел, снова и снова видел это во сне: неверие и разочарование десятков глаз, только окровавленная катана почему-то была теперь у него в руках. — Нет… Нет! Их убил Итачи! Не я! Мама смотрит со страхом и болью. — Почему, Саске?.. Отец сплёвывает кровь, заваливаясь на одно колено, и цедит сквозь зубы едкое, ярко-алое: — Предатель. Братец Шисуи с чёрными провалами вместо глаз вымученно улыбается, повторяя: — Я верю в тебя… Росчерк меча, и из распоротой артерии толчками хлещет кровь, заливая Саске с головой. Он тонет в ней, как в бесконечном море из сплошного алого. Проклятый цвет застилает глаза, закручивает и сдавливает, чтобы так же неожиданно схлынуть. Пришло время развязки. Итачи. Из горла вырывается только глухое рычание. Он бросается вперёд, бессмысленно и безрассудно атакуя, целя в шею — чтобы наверняка. Вот только юноша перед ним не уворачивается, лишь неловко пытается отступить в сторону, падая. Взмах. Белое на чёрном. В остекленевших глазах навсегда застыли слёзы горького разочарования. Саске резко распахнул глаза, замерев на месте и тихо пытаясь отдышаться. За окном только-только начинало светать, над деревней клубился туман. Всего лишь странный сон, последние мгновения которого снова и снова всплывали перед глазами. Биджуу. Почему снова этот чёртов белый? Мальчик устало откинул голову назад. Конечно же, никакого ощущения бодрости. Только тупая фоновая боль и затёкшие от неудобной позы мышцы. Глубоко вдохнув и выдохнув, Саске усилием воли поднялся на ноги, чтобы прямо на месте устроить небольшую разминку. Настал новый день, и тратить его на слёзы и бессмысленные эмоции он не собирался, вот только… Что делать дальше — тоже не представлял. В долгосрочной перспективе очевидно: ирьёдзюцу. Постепенно мальчик всё сильнее и сильнее уверялся в том, что те медики ошиблись. А может, просто не пожелали возиться или даже осознанно не стали помогать. Конечно. Слабый Учиха — это безопасно. Слабый Учиха не сможет вырезать целый квартал за одну ночь. Руки сами собой сжались в кулаки. Саске не собирался сдаваться просто потому, что остался один. Напротив. Одному быть лучше — по крайней мере, уже точно никто не предаст. Разве что сам себя. Он раздражённо встряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли. Чушь. Предать самого себя невозможно. Важнее было понять, что делать здесь и сейчас. Спуститься вниз и привести в порядок дом? Уйти через окно и потренироваться на клановом полигоне? У мальчика никогда не было такой свободы действий. Но Ками, он был согласен на самую тесную клетку, лишь бы всего произошедшего не случалось. Идти вниз и оттирать с пола кровь? От одной мысли стало тошно, а что ещё хуже — от этого было никуда не деться. Следователи никогда не тратили время на нечто настолько незначительное, как следы крови. И им не было дела до чувств жертв. Хорошо. Прекрасно. И дальше? Что дальше? Саске наклонил голову, пряча лицо за волосами. Уличить его в слабости было некому, но всё равно выглядеть плаксой не хотелось. Он шиноби. Шиноби не плачут. Даже если очень, очень больно. Первые лучи солнца осветили мрачную и аскетичную обстановку комнаты. Расчертили жёлтыми полосами тёмный стол, заваленный бумагами и папками — так, как будто хозяин кабинета отложил их на новый рабочий день. Который никогда не наступит. Яркие лучики отразились от стёкол и абажура выключенной лампы, упали на край стеллажа с книгами и свитками, небрежно скинутую на подоконник повязку с символом военной полиции. Тёплый свет удивительно преобразил даже такое холодное помещение. Рассвет. Мальчик блёкло улыбнулся, смахивая подсвеченную солнцем пыль с корешков книг. Как ни странно, с наступлением утра стало немного легче. Но всё же недостаточно, чтобы можно было спуститься на первый этаж. Просто не сейчас. Саске распахнул окно и ловко перепрыгнул через подоконник. Пусть голод и давал о себе знать, идти на кухню ему пока что не хватало решимости. Учиха решил начать день с тренировки. Физические упражнения не оставляли времени на мысли. Ноги сами несли его на клановый полигон. В рощице на его территории уже вовсю пели птицы. Удар. Скрип макивары. Кувырок, удар ногой, воображаемый противник бросился в атаку, целя в корпус. Перехватить, перенаправить силу, коленом в основание шеи. Вполне возможен перелом позвоночника, выведен из боя. Второй целит в слепую зону — даже бьякуган не увидит, не то что простой ребёнок, — но Саске прекрасно знает об этой уловке. Пригнуться, пользуясь преимуществом небольшого роста, резкий разворот и удар в корпус, крутануться на руках, вырываясь из захвата. Отскочить. Глупо — зря разорвал дистанцию, — пришлось уворачиваться от нескольких кунаев. Учиха пригнулся, складывая руки в печать концентрации, чтобы использовать Замену… И замер на месте, закусив губу. Конечно же. Как он мог забыть. Нельзя. Бой проигран. Настроение у Саске заметно испортилось, но усталость от тренировки успешно подавляла лишние чувства. Судя по теням, прошло не больше пары часов. Можно было бы ещё сделать пару упражнений, взять метательное оружие… — Нет. Как бы ни хотелось оттянуть возвращение как можно дальше, это было попросту глупо. Возвращение. Домой. Снова никакого отклика, только глухое раздражение и… Страх. Кровь на руках. Как в том сне. — Нет! — Саске сжал виски руками, присев на корточки и плотно зажмурившись. Вес катаны ощущался настолько реальным, что на несколько мгновений ему и правда показалось — это он… Он убил всех. — Не правда! Не правда! Это был не я! — Всхлип. — Это был Итачи! Рикудо. Как же он жалок. Самому себе отвратителен. Пошатываясь, мальчик поднялся на ноги и, немного прийдя в себя, заставил себя быстрым шагом двинуться домой. Тут и там на улицах встречались меловые контуры и следы крови, которых не было видно в сумерках накануне. Страшно. Последний выживший Учиха упрямо закусил губу, не позволяя себе отвести взгляд. Смотри. Смотри и никогда не забывай. В груди ворочался чёрно-красный клубок из боли и злости, и это было хорошо. Лучше чувствовать хоть что-то, чем вообще ничего. Знакомая улица. Знакомый дом. Его дом. Саске казалось, что он идёт против сильного ветра, с таким трудом давался каждый шаг ко входной двери. Не отворачиваться. Не отступать. Он уже всё решил. Сёдзи поддалась без труда — тоже не заперто. Видимо, те, кто проводил обыск, не видели смысла закрывать пустой дом на ключ. Неаккуратно скинув сандалии на пороге, мальчик сделал всего пару шагов вглубь дома… И замер, не в силах даже просто пошевелиться. Тело онемело. Ещё немного, ещё чуть-чуть — только сдвинуть дверь в гостиную… Красный раскалённой волной врезался в уставший разум, затапливая своим безумием. Всего пара шагов — и Саске собирался встретиться со своим худшим кошмаром. Если не сможет сейчас — не сможет вообще. Не сможет двинуться — навсегда останется на месте. Одно резкое движение. Иллюзия сомкнулась с реальностью, сбивая с ног, заставляя кричать от бессильной, испепеляющей боли. Она ощущалась почти физически, даже сильнее, чем в ту ночь. Тогда это походило на сон — теперь всё было слишком реальным. Мама. Папа. Нет. Нет. Нельзя — нужно встать. Не замечая ничего вокруг, двигаясь на чистом упрямстве, Саске медленно поднял на ноги. На автомате дошёл до кухни, стащил с полки первую попавшуюся тряпку и намочил её водой. И долго, долго тёр красные и белые следы на полу, глотая слёзы, не позволяя себе остановиться. Остановится — уже не сможет продолжить. Не сможет продолжить оттирать то, что осталось от его семьи, с пола. Интересно, Итачи хотел бы видеть его сейчас? Глупый вопрос. Конечно, хотел. Он бы улыбался. Жёстко, с насмешкой и удовольствием — ведь это и было его идеей. Это и было тем, чего он добивался. Красный цвет покрывал руки мальчика почти до локтя, забивался под ногти, впитывался в кожу, кипел прямо под ней, сжигая изнутри. На пол с бурыми разводами капали слёзы. Не грусти — бессильной, с трудом сдерживаемой ярости. Промыть пропитанную кровью ткань под водой. Снова вернуться в гостиную. И так несколько раз. Закончив, Саске не ощутил облегчения: только сейчас он заметил, что держит в руках фартук. Мамин. Отчаяние вылилось в тихий, похожий на скулёж вой. Почти животный, пропитанный всем, что чувствовал ребёнок, враз лишившийся семьи и родных. Преданный и выкинутый самым близким человеком. Постепенно слёзы сошли на нет, и Учиха обнаружил себя на полу в гостиной, комкающим в руках мокрый, покрытый тёмными пятнами передник. Как знак, как символ. Подтянув колени к себе и крепко прижимая испорченный кусок ткани к груди, он заставил себя улыбнуться. Вода постепенно пропитывала футболку, но это было совершенно не важно. — Я найду способ отомстить, мама, папа… Клянусь. Итачи заплатит по счетам. Это шептала на ухо кипящая в душе ненависть, но почему-то после бессмысленной клятвы в никуда стало легче. Возможно, он даже не сможет её исполнить… Сможет. Раз поклялся — назад пути нет. Мальчик встал с пола уже почти уверенно, сжал в руке клочок счастливого прошлого… И без сомнений выбросил его в ведро на кухне. Времени на страдания просто не было. Хватит уже радовать своей слабостью Итачи. Саске собирался — и, Рикудо, он это сделает! — найти способ вернуть себе стабильную чакру, стать сильнее. А потом наконец убить его. Убить ненавистного старшего брата, лишь своей прихотью разрушившего всё, что было ценно. Откуда-то взялись силы закончить уборку, вынести мусор. Сваренный кое-как рис оказался слишком мягким и, даже с добавлением соевого соуса, безвкусным. А может, Саске просто не чувствовал вкуса: разницы не было никакой. Следующей целью стала библиотека отца — там должна была быть хоть какая-то информация по основам медицины. А может, и не должна. Попытаться стоило точно. Не потому, что не было других мест, скорее, мальчик поосто хотел вернуться в безликую, бесстрастную комнату. Без ярких цветов, без лишних ассоциаций. Там было спокойно. Вытащив наугад один из свитков, юный Учиха не понял и половины из написанного. Только то, что это был свиток с техниками простейшего гендзюцу. Не то. Следующий свиток — снова неудача. В итоге единственной понятной книжкой из целого стеллажа оказался сборник легенд. Старый, ветхий, написанный от руки, наверное, ещё во времена клановых войн. Саске перевернул страницу, вчитываясь в незамысловатый текст. Это походило на пустую трату времени — да что там, ей и являлось, — но оторваться от живых, ярких историй было слишком сложно. Они увлекали за собой, заманивая в выдуманный мир. Интересный, захватывающий, на удивление честный. Мальчик свернулся с ногами на кресле отца, на его лице появилась робкая, но искренняя улыбка — мыслями он был далеко от Конохи. Его разум находился в тех далёких временах, когда деревни ещё не было вовсе. Люди жили плохо, рано умирали, но всё же находили поводы для радости. Странно, даже дико, но лучше, чем тот надуманный мир, который был сейчас. Честнее. По крайней мере — честнее. Книга затягивала. Там были семейные ценности, там были люди, справляющиеся с любыми трудностями. Саске не замечал, что по его лицу текут слёзы. Не боли или злости, на этот раз они давали настоящее успокоение. Пусть на время, пусть лишь иллюзия, но сейчас он был согласен на что угодно. Что угодно, только не реальность.