***
Когда Майлс просит Бориса почитать ему, он заранее знает, на какой книге тот остановится. Поэтому когда Павликовский предсказуемо берёт с пола «Идиота», губы мальчика трогает лёгкая улыбка. Борис позволяет Майлсу устроиться на его плече, и читает вполголоса, иногда делая паузы на словах, вылетевших из памяти. Майлс сравнивает эти заминки с западающими клавишами пианино. Уже к девятой странице Борис слышит размеренное дыхание. С тихим вздохом он убирает фолиант в сторону.***
— Как давно тебе снится этот кошмар? Юноши сидели рядом, их разделяла пара миллиметров. Майлс всё ещё тяжело дышал после очередного резкого пробуждения, и нервно постукивал пальцами по колену, пытаясь унять дрожь в теле. Борис же время от времени подносил к губам сигарету. — Наверное, с одиннадцати лет, — ответил Фэйрчайлд, и добавил уже немного тише, — Из-за Квинта. Борис молчал, поэтому Фэйрчайлд продолжил. — Он был моим учителем по верховой езде. Тогда я считал, что он классный. Объяснял, что и как в жизни устроено, давал советы. Его ничуть не смущало, что я ребёнок. Мне можно было спросить его буквально о чём угодно, — Майлс подтянул колени к груди, — А потом наши уроки перешли в занятия иного рода. Сигарета в руках Бориса переломилась надвое, но следующий вопрос он задал с совершенно бесстрастным лицом. — Сколько это длилось? — Почти три года, пока гувернантка не узнала обо всём. Потом его не стало. Я решил, что это закончилось. Но спустя несколько недель он приснился мне. И до сих пор снится, — мальчик прислонился лбом к коленям, из-за чего следующие слова звучали нечётко, — Я Знаю, что это глупо, знаю, что он мёртв, и всё равно ничего не могу поделать. Я не могу контролировать это. Той ночью они так и не заснули, хотя о Квинте речь больше не заходила ни в тот день, ни в один из последующих.***
Для Майлса просыпаться в постели Бориса уже самое обычное дело, но сейчас как будто что-то не так. В комнате всё ещё темно, значит он спал всего несколько часов. Бориса рядом нет, хотя у него давно вошло в привычку смотреть как Фэйрчайлд спит. В горле сухо, и он на ватных ногах идёт в кухню. Борис сидит за столом, зажмурив глаза и пальцами вцепившись себе в волосы. Окно распахнуто настежь, и в него медленно ускользает дым. Майлс делает шаг к столу и морщится от громкого звука; под ногами хрустит разбитое стекло. Фэйрчайлд безошибочно признаёт в нём бутылки из-под водки. Борис отрешённо смотрит на них покрасневшими глазами. — Борис? Павликовский не шевелится. Глаза Майлса привыкают к темноте, и он различает очертания большой сумки рядом со стулом Бориса. — Куда-то собрался? Раздаётся тяжёлый вздох и щелчок зажигалки. Борис не отрываясь глядит на пламя и продолжает молчать. Майлсу становится не по себе. Но недолгая тишина всё же прерывается. — Ты кричал во сне, — голос у Бориса пустой, безжизненный, пробрал Майлса до самых костей. Он всё ещё не сводит взгляда с серебристой вещицы в своих руках. — Снова. — Какая разница? Это часто происходит, — Майлс слегка раздражённо пожимает плечами: какой смысл об этом говорить? — Так куда ты едешь? Щелчок. — Наверное в Польшу. К отцу. - Мне собраться? - Нет. — Когда ты вернёшься? Щелчок. Майлс следит за еле заметными кольцами дыма до полного растворения. — Майлс, — Борис наконец поворачивается к нему лицом, и у Фэйрчайлда всё внутри холодеет, — я не вернусь.