***
У Майлса стоял шум в ушах. Хотелось кричать, так чтобы голос сорвало ко всем чертям. Хотелось ухватить Бориса за руку, прижать к себе, уткнуться в шею и умолять его. Даже упал бы на колени, если бы это могло помочь. Но Фэйрчайлд сидел на кровати, безмолвно наблюдая, как Борис заполняет сумку здесь и там подобранными книгами, свитерами, полупустыми пачками сигарет. От помощи Павликовский отказался. Майлса била крупная дрожь. Юноша спрятал лицо в коленях, не смея заплакать. — Опять слёзы льёшь? Шею обожгло фантомной болью и Майлс вскинул голову. Борис находился так близко, совершенно не оставляя между ними свободного пространства. Слегка оттянув растянутый свитер, оголил плечо. Спускался всё ниже по мраморной коже, оставляя невесомые поцелуи на каждой тёмной отметине, на каждой царапине, словно извиняясь за них. — Не уезжай. Борис, пожалуйста.. — просьба сорвалась с губ против воли. Чужой шёпот отпечатался на дрожащих пальцах: — Не проси. — Ты же предупреждал меня, чем всё закончится. Я знал с самого начала, я готов. Что не так? Борис молча вернулся к сборам. Майлсу не хватало воздуха. В груди нестерпимо жгло от безысходности, от немыслимого отчаяния. В два счёта он оказался рядом с Павликовским, притянув со спины, ненавидя себя за слабость. — Останься, умоляю тебя. — Ты не в себе, Майлс, — отказ за отказом. Борис словно резал его без ножа. Но не отходил. — Мне плевать. Я счастлив, и мне этого хватает. Я… Я люблю те… Шею резануло уже по-настоящему. Борис разорвал кожу больно, грубо. Майлс застонал, ожидая когда по венам растечётся яд и… ничего. Боль только лишь усиливалась. Чувствовался каждый новый глоток, сделанный Павликовским, и впервые никакой лёгкости. Несколько рваных вдохов переросли в крик и Майлс ощутил за спиной треснуло зеркало. Борис снова стоял напротив. — Не говори этого мне. Слышишь? — Борис звучал заторможенно и немного неровно, но всё равно твёрдо. Спустя два тяжёлых вздоха, он добавил: — Я останусь до утра. — Я люблю тебя, — упрямо шелестел Майлс, почти не разжимая губ. У него всё ещё сочилась кровь из раны, а по венам бежал мет, немного облегчая боль. Комната расплывалась перед глазами. Прямо на потолке маленькой спальни, одна за другой зажигались звёзды. Место укуса начало жечь; рана затягивалась. Голос Бориса доносился словно через толщу воды, хотя тот лежал совсем близко. — Месяц. Если повторишь мне это через месяц, то я больше никуда от тебя не денусь, klyanus'. Дождись меня. Рассвет Майлс встретил уже один.Глава 6
29 июня 2020 г. в 15:39
Голодовка Бориса, вопреки его ожиданиям, только усугубила ситуацию. Теперь жажда, совершенно неуправляемая и дикая, захлёстывала его гораздо чаще и заставляла брать от Майлса больше обычного.
И это пугало Бориса. Он никогда не демонстрировал свою тревогу Майлсу. Но смотреть на то, как Фэйрчайлд стремительно угасал становилось невыносимо. Как и терпеть голод, который уже не заглушался сигаретным дымом.
Наркотики больше не помогали. Не сдерживали голод. Не подавляли кошмарные сновидения. Потому снова и снова Павликовский оказывался в полумраке спальни рядом с Майлсом, который хватал ртом воздух, и успокаивал его поцелуями в уголки губ, в ключицы. Устраивал у себя на плече, фальшиво смеялся, что-то обещал. Майлс слушал полупьяный бред, пока вновь не засыпал. Борису оставалось лишь и дальше прижимать к себе хрупкое тело, постоянно прислушиваясь к сердцебиению.
Борис не уверен, что протянет дольше.
Майлс уверен, что не протянет дольше.
Честно говоря, не замечать это было сложно. Участились кошмары и головные боли. Теперь он терял сознание не только после укусов, но и от недоедания. Его просто тошнило от еды. Иногда рвало кровью. Синяки и ссадины перестали заживать и теперь складывались причудливым узором на истончившейся коже.
Во время «диеты» Бориса, его состояние немного пришло в норму. И значительно ухудшилось, стоило Павликовскому сорваться. Но сам Фэйрчайлд понимал, что ему абсолютно всё равно. Несмотря на постоянный морок, он всегда отчётливо осознавал, что у его отношений с Борисом только один конец. Его могила.
Майлс согласен на это. Борис нет.