Сон в зимнюю ночь

Катя едва поспевала за стремительным шагом Андрея. Он буквально влетел в свой кабинет, миновав коридор и пустую приемную, резко затормозил около стола и только тогда повернулся к Кате. Она невольно подумала, что Андрей сейчас с трудом сдержался, чтобы не разнести что-нибудь в кабинете. Казалось, что дотронься – ударит током. Высоковольтная линия, которая еще и искрит. – Андрей, поверь, я не собираюсь подставлять Зималетто и выводить компанию из-под залога. Я просто блефовала, я хотела добиться, чтобы… – Что? Повтори, пожалуйста, – переспросил он. Сдернул очки, бросил их на стол и потер руками лицо. – Палыч, ты мне всю ногу оттоптал, тИран, – Малиновский вошел в кабинет и тут же прикрыл за собой дверь. – Если я не делаю физиономию сундуком, это не значит, что я тебя не понял. Но если бы я выглядел так, что мне пофиг, Кира, может, и не заметила бы, но твой отец уж точно не дурак и понял бы, что Катин блеф и яйца выеденного не стоит. Ты хоть думай немного, а? И какая муха тебя укусила, что ты в коридоре сразу крейсерскую скорость развил? – выпалил он практически на одном дыхании. Андрей пожал плечами и чуть поморщился. – Не ожидал от Киры такой подлости, – он повернулся к Кате и хмуро пояснил: – По тому, как она все подала, я был уверен, что ты сама решила ей все мои открытки и ту проклятую инструкцию отдать. Заключительным аккордом выступления на Совете. Такой вот вишенкой на торте. Мне совершенно не пришло в голову, что она может лгать на такую тему. Не сообразил… – он рвано вздохнул. – Кать, ты что-то говорила, когда мы сюда вошли, извини, я прослушал. Слишком разозлился из-за Кириной выходки. Решил, что она не только открыла правду на Совете, но еще и подставила его перед невестой? И после этого все равно хотел извиниться? Хотел… Кате показалось, что ее обдало колючим мартовским ветром, словно в кабинете было распахнуто окно. Она даже не удержалась, перевела взгляд на окно. Закрыто. Показалось. Ей отчаянно захотелось, чтобы Андрей обнял ее, сказал что-нибудь успокаивающее, что-то ласковое, просто чтобы убедиться, что она ему все еще нужна. После всего, что случилось. Вопреки всему, что она умудрилась натворить за такой короткий срок. Она порывисто шагнула к Андрею, собираясь обнять, но в последний момент вспомнила, в каком виде сейчас его спина, и замерла, не зная, что и делать. Даже не поняла, как вдруг оказалась прижатой, притиснутой к его груди. Сгреб в объятья и замер, словно выжидая. Катя уткнулась носом в его рубашку, вдыхая такой знакомый аромат туалетной воды Андрея. В коконе его рук было тепло и спокойно, словно и не было вчерашнего кошмара, словно и не было чудовищной инструкции, словно и не было тягуче-тоскливых дней отравленных знанием о том, что он следовал их с Малиновским плану. Не хотелось ни шевелиться, ни говорить, ну думать. Просто быть. Наслаждаться моментом. Радоваться хрупкому покою и уюту. Еще минуту. Еще немного. Андрей убрал руки и отстранился так же резко, как и прежде обнял. Сделал шаг назад и посмотрел на Катю настолько потерянно, словно он вдруг понял что-то катастрофично-страшное и убедился, что уже ничего и никогда не исправить. – Палыч, ты чего? – спросил Малиновский удивленно. – Что стряслось-то? Стоял себе с блаженной рожей и вдруг… Тебе нехорошо? – Мне хорошо, – процедил Андрей сквозь зубы, и Катя поняла, что Андрей снова закипает от ярости. Вернее, уже находится в высшей точке кипения. – Мне очень хорошо, – буквально прорычал он, и Кате показалось, что у нее от этого волоски на руках встали дыбом, еще немного и тоже заискрят, как и голос Андрея. – Катя, ты решила, что я все это затеял исключительно чтобы убедить тебя побороться за то, чтобы меня оставили президентом?! Чтобы и доверенность была на мое имя, и отца ты убедила в том, что я должен остаться у руля? Так?! Ты поэтому потребовала изменить доверенность?! Потому что считаешь, что… Катя шагнула вперед и накрыла его губы ладонью, потому что слушать это не было сил: – Ну что ты такое говоришь! Мотнул головой и хрипло продолжил: – К черту доверенность. Кать, скажи отцу, что поговорила со мной и передумала. Попроси его взять руководство на себя, он точно сумеет следовать нашему плану. Я не смогу. Я не выдержу второй круг подозрений, что все, что бы я ни говорил и что бы ни делал – это игры ради Зималетто. Давай покончим с этим прямо сейчас. Пожалуйста. – Андрей, успокойся, – произнесла Катя как могла мягко. – Я ни в чем тебя не подозреваю. Я знаю, что после того Совета никакого подобного плана у тебя не было. Она бросила взгляд на Малиновского, в надежде, что тот подключится и как-то поддержит. Роман выглядел растерянным, но отреагировал сразу же: – Палыч, ты, похоже, перегрелся. Я понимаю, вчера тяжелый день, сегодня не легче. Катя тебя ни в чем не обвиняла, ты перепсиховал на ровном месте. Давай, бери себя в руки. Побузил и хватит. – Андрюша… – Катя хотела сказать что-то еще, но слова никак не подбирались. Она ни на йоту не сомневалась в искренности Андрея здесь и сейчас. Он всерьез хотел отказаться от руководства компанией, не играл. Пронзила мысль, что он действительно устал и уже на грани – все эти ее игры с Колькой вымотали его до предела, а потом еще и ее предательство на Совете, ошибка с оформлением доверенности. И вчерашний жуткий не-сон – тому подтверждение. Катя сделала еще шаг, оказавшись уже вплотную к нему, и прильнула всем телом: – Андрюша, я столько всего хотела тебе сказать… так много… – она почувствовала его руки на своих плечах и успокоилась. Сразу же, словно это прикосновение смело все тревоги и неуверенность в том, что же именно сейчас нужно произнести. – Андрюша, я верю, что ты был и будешь лучшим президентом для Зималетто. Я верю, что ты справишься. Мы все были в чем-то неправы, все допустили много ошибок. Сейчас время их исправлять. И начинать все сначала. Я очень хочу быть с тобой. Если ты сам этого хочешь. Но это никак не связано ни с моей доверенностью, ни с… Договорить она не успела – конец фразы потонул в жадном, напористом поцелуе Андрея. Словно не целовал – пил, хотел высушить, впитать, поглотить. На краю сознания осталось, что они сейчас в кабинете не одни, но разве не она сама когда-то просила поцеловать ее прилюдно? И разве можно целовать так страстно, если не любишь?