Сон в зимнюю ночь

Пока спускались к машине, Ромка пытался выглядеть как можно более дружелюбно и не замечать угрюмого молчания Пушкаревой. Когда сели в машину, стал рассуждал о московских дорогах, вспомнил пару смешных ситуаций, как он никак не мог найти место для парковки и как однажды битый час кружил по району в поисках нужного дома. Пушкарева не слушала его настолько демонстративно, что зло брало. Отвернулась к окну – и ни звука, ни жеста. Может, уснула? Нет, не похоже. Слишком напряженная поза, да и пальцы так стиснули ремень сумки, словно она боится, что кто-то у нее эту кошелку попытается вырвать. Сдержаться, сделать вид, что не заметил, и продолжать нести всякую смешную околесицу? Или мягко пожурить, сказать что-то вроде «вы меня совсем не слушаете, Катенька»? Или просто заткнуться? Нет, последнее точно не вариант – в такой давящей тишине он свихнется за оставшийся отрезок пути. Может, включить радио? Точно! Ромка обрадовался – и как он раньше не додумался до такого простого решения?! Он уже потянулся к кнопке, но его остановил вопрос Кати: – Роман Дмитриевич, вы меня ненавидите? От неожиданности Ромка нажал на педаль газа и едва не впечатался в едущую перед ним маршрутку, успел притормозить в последний момент. – Нет, конечно же, – рассмеялся он, пытаясь выглядеть беспечно. Только повторных разбирательств ему и не хватало! Вроде бы они пришли уже к общему знаменателю… – Катенька, я вам совершенно честно сказал, у меня к вам никаких счетов нет, только просьба быть впредь поосторожнее с Палычем. Ромка кинул взгляд на Пушкареву, но та по-прежнему сидела, отвернувшись к окну. Она что, еще и ждет, что он начнет ей рассказывать, какая она замечательная?! Ну уж нет. Это у Андрюхи крыша поехала, а он пока еще в своем уме! – А я – ненавижу, – поделилась вдруг Пушкарева совершенно обыденным тоном. Так спокойно это сказала, что для него не сразу дошел смысл услышанного. – В смысле, ненавидите меня за ту злую записку? – уточнил он осторожно. – Катенька, но я же объяснил вам, почему так вышло. Мне очень жаль, что я написал всю ту пакость. Не со зла, честное слово. Извините дурака, пожалуйста. – Себя, – ответила Катя тускло. – Что «себя»? – удивился Ромка. – Катенька, не обижайтесь, но можно как-то пораспространеннее? Я в эту ночь спал всего пару часов, да и в ночь на среду смог уснуть только под утро. Мозги не варят совершенно. – Я себя ненавижу. За все. Рука на руле дернулась, машину занесло на соседнюю полосу, но повезло – вырулил обратно, не успев ни с кем столкнуться. Только обгудели и обматерили от души. – А вот это, Катенька, было уже не смешно, – фыркнул Ромка, переведя дух. – Мы с вами сейчас чуть в аварию не попали. – Я не шучу. Но вы сами видите, от меня одни неприятности, – произнесла Пушкарева все тем же ровным тоном, будто растолковывала ему, почему она посчитала какие-то там циферки именно с таким, а не иным коэффициентом. – Так, погодите, давайте я сейчас припаркуюсь, а тогда продолжим… – выдавил Ромка обескураженно. – Боюсь, иначе мы до вашего дома вообще сегодня не доедем. Пушкарева не ответила. Нужно было бы как-то пошутить, разрядить обстановку, но Ромка слишком опешил от ее откровения, слишком уж оно не вязалось со всем, что он передумал за этот день. Зато вполне вязалось с ее обмороком и истерикой после. Место для парковки у дороги никак не находилось, и Ромка свернул в ближайший двор и остановил машину под фонарем. Побарабанил пальцами по рулю, собираясь с мыслями, но сказать ничего не успел, Катя заговорила первой. – Вы все правильно сказали, Роман Дмитриевич. Я совершила очень много ошибок. Естественно, что ни Андрей, ни вы мне не доверяли. Это объясняет, почему вы придумали такой изощренный план, – рассуждала Катя мягким, почти напевным тоном, но Ромке от этого тона почему-то стало очень не по себе. – Я верю, что вы не хотели причинить мне боль или посмеяться, вам просто нужно было спасать фирму. Вы защищались. Для меня было слишком очевидно, что никакой опасности для Зималетто я не предоставляю, но я не сообразила, что это не очевидно для Андрея и вас. Я не понимаю, как он мог при всем этом меня полюбить, почувствовать ко мне хоть что-то. Но я чувствовала, что он меня любит. А когда я увидела ту инструкцию, я почему-то практически сразу поверила именно ей, а не словам Андрея. Поверила и не смогла честно сказать ему о том, что влезла в тот пакет. Устроила ему кошмарную нервотрепку, практически травлю. Да и вам, наверное, тоже. Не собиралась позорить Андрея перед Советом, подготовила для него поддельный отчет, но в последний момент заменила на настоящий. Просто потому, что услышала несколько фраз из вашего с ним разговора. Теперь вспоминаю – нейтральные были фразы, ничего ужасного. А тогда стало больно до слез. Решила, что он хочет от меня избавиться любой ценой, и устроила ему тот кошмар. От меня одни беды. Не знаю, какую мерзость увидел Виктор Владимирович в моей душе, об этом мне страшно и думать. Но как я могу не ненавидеть себя после всего этого? Как мне смотреть в глаза Андрею, когда я еще вчера спокойно наблюдала, как его избивают? Даже считая, что все это просто сон. Ромка наконец понял, что именно так напугало его в тоне, которым говорила Катя. Такой же тон был у Андрюхи сегодня утром. Когда Андрюха убеждал его «идти вперед», не застревать вместе с ним на абы-какой должности в Зималетто. Жданыч тогда говорил о его, Ромки, карьере, но при этом словно подводил черту под своей даже не карьерой, жизнью. Не произнес вслух, но было очевидно, что планирует выложиться по полной для восстановления компании, а на этом – все, финита. План Б. – Глупо, наверное, – продолжила Катя после недолгой паузы, – но когда Андрей меня обнимал, было легче. Словно он меня ото всех этих мыслей закрывал. Их просто не было. Только радость от того, что он рядом, живой, настоящий. А потом снова как прозреваю и вижу всю эту свою мерзость и ее последствия. И стыдно, и больно. И выхода нет. – Почему нет? – спросил Ромка просто для того, чтобы спросить, потянуть время. Мысли метались, придумать ничего путного не выходило. Катюшка в таком состоянии – это еще хуже, чем просто Катюшка прочитавшая инструкцию. Это локальный армагеддец. Если она с собой что-то учудит, Андрюху это раздавит окончательно и бесповоротно. Вот ведь влипли! Катя пожала плечами. – Ладно, давайте рассуждать логически, раз уж такой подход вам ближе. Давайте рассмотрим возможные варианты… – произнес он медленно, пытаясь выиграть время на размышление. Катя кивнула. – Начнем с предельно абсурдного варианта. Слямзить у Андрея План Б. Вариант? Он ожидал, что Катя либо пожмет плечами, либо вяло кивнет, но она ответила твердым тоном: – Вариант. Ромка едва не выругался вслух. Сосчитал до десяти и произнес насколько мог спокойно: – Может, вам от этого и станет легче. Ну, если только отметаем всякую там загробную жизнь, посмертные метания души и прочее. Если не отметать, то выходит и вовсе хрень. Но, предположим, отмели. Для вас все закончилось. Зато для Андрюхи начнется форменный кошмар. Он же решил, что это его вина и… – Я могла бы написать записку, что он ни в чем не виноват, все объяснить, – перебила его Катя. – Не проканает, Катенька. Вы его сегодня видели? У него нервы и так в хлам. Что бы вы ни написали, вывод у него будет один – он настолько все порушил своими попытками извиниться, что довел вас до подобного. Однозначно. Ну а что дальше – вы и сами догадываетесь. Можете отбросить мои эмоции, как несущественный элемент, но полагаю, что эмоции ваших родителей нужно все-таки учесть. Так что давайте признаем, что вариант так себе. Дерьмо, а не вариант, если честно. Катя тихо фыркнула. – Ладно, идем дальше. Вы можете попытаться сбежать в другой город или даже в другую страну, придумав Андрею и своим родителям какое-нибудь объяснение. Периодически приезжать домой, чтобы родителям было спокойнее. Наверное, через какое-то время все у вас наладится, станет легче. Только вот для Андрея это будет равносильно приговору, что вы его так и не смогли простить. Причем, извините, но какое бы вы объяснение не придумали, Андрей все равно воспримет все по-своему. Думаю, вы и сами это понимаете. Равно как и чем для него закончится это вариант. Так? – Так… – Хорошо, следующий вариант. Сделать вид, что все прекрасно и идти вперед. Андрей на это обязательно поведется. Вопрос лишь в том, насколько вас хватит. В том, что рано или поздно вы сорветесь, у меня сомнений нет. Равно как в том, чем этот срыв закончится для Андрея. Катя тяжело вздохнула и наконец повернула к Ромке мокрое от слез лицо: – Вот и я говорю, что выхода нет. – Не согласен! Кать, вы упускаете главное. Вам по-прежнему хорошо вместе с Андреем, а ему вы просто жизненно необходимы. Так что выход тут один – попытаться перешагнуть через все, что случилось. Ну, Кать, всякое бывает. А насчет вчерашнего… Вы же там были, извините, под балдой. И не смотрите на меня квадратными глазами. Вы же сами о каком-то расслабляющей чудо-чае говорили. – Говорила, но… – Могу поспорить, что там не только мята была, от мяты так не срубает. Так что, Катенька, скажите наркотикам «нет» и употребляйте только качественный алкоголь. И не накручивайте себя впустую. Давайте мы сейчас выйдем из машины, и вы умоетесь – у меня в багажнике была бутылка минералки без газа, я вам полью. Приведете себя в порядок. А то будет явление дочери родителям в духе «Здравствуйте, я решила снова устроиться в Зималетто, поэтому все глаза выплакала, пока домой ехала, там же ужас что творится, Содом с Гоморрой нервно курят в сторонке». Катя криво, но улыбнулась. Сняла очки, положила на приборную панель и выбралась из машины. Пока она умывалась и промокала лицо бумажной салфеткой, Ромка пытался придумать еще аргументы, чтобы наверняка. Не важно, правду или ложь, главное, чтобы сработало. – Знаете, Кать, мне вот что в голову пришло, – произнес Ромка, когда они сели в машину. – Думаю, Виктор Владимирович увидел у вас в душе не мерзость, а страх. После моей кретинской записки, страх того, что Андрей вас не любит, а только решил попользоваться и посмеяться, заслонил все – чувства, логику. Даже когда вы услышали обрывок моего с Андреем разговора, а от страха поняли все с точностью до наоборот. Мне кажется, что Виктор Владимирович хотел вышибить у вас клин клином. Он с самого начала знал, что вы посчитаете все сном, он для этого все сделал – и особым чайком вас напоил, и антураж создал такой, чтобы все было меньше всего похоже на реальность. Ему хотелось, чтобы эта так называемая казнь состоялась, и чтобы Андрей огреб по полной – то ли действительно ощущал себя судьей, то развлечься таким образом за счет Андрея хотел, не знаю. И он понимал, что вы наверняка вскоре узнаете, что все это не было сном. Узнаете, и ваша картина мира даст трещину, а страх исчезнет. Не согласны? Катя растерянно моргнула, но ничего не ответила. Ромка мысленно выдохнул – кажется, прокатило. Версия была стройная, хоть и придумывал он ее на ходу. Даже сам под конец в нее поверил – логично же! – Домой? – Домой, Роман Дмитриевич, согласилась Катя. – И спасибо вам за этот разговор. – Не за что, – улыбнулся Ромка с облегчением. – Самому спокойнее стало. До самого Катиного дома они молчали, но когда Ромка остановил машину в ее дворе, Катя вдруг попросила: – Роман Дмитриевич, вы поднимитесь вместе со мной, пожалуйста. Я скажу родителям, что пообещала вам кое-какие свои черновики расчетов старые дать, и вынесу вам папку, в которую вложу свой дневник. – В каком смысле? – В прямом. Тетрадку такую, куда я регулярно записывала всякие мысли – обо всем. Вы ведь до сих пор сомневаетесь, что я не собиралась никак вредить компании или захватывать ее. Не отвечайте ничего, я же вижу. Вы мой дневник прочитаете и убедитесь. И сами решите, нужно ли это читать Андрею или это все его только расстроит. Только я хочу отдать его вам сегодня. Чтобы у вас потом не возникло мысли, что я это все за ночь села и написала. Пойдемте!