Сон в зимнюю ночь

Катя проснулась и не сразу поняла, где она находится. Спальня Андрея. Только его самого почему-то нет рядом. Одеяло откинуто, его половина кровати уже выхолодилась – встал он явно уже давно. Она, нащупала на тумбочке свои очки, села на кровати и задумалась. Снилось ей до этого что-то очень неприятное, даже страшное, но стоило открыть глаза, сон отступил, оставив после себя неприятный тревожный осадок. А теперь тревога еще больше усилилась. Что случилось? Где Андрей? Катя встала, накинула на плечи плед, лежавший на подиуме кровати, и вышла в гостиную. Андрей сидел на диване, опустив лицо в ладони. В камине уютно потрескивал огонь, на столе стояла бутылка виски и наполовину полный стакан. Но почему? Что случилось? Все же было так хорошо! Ей удалось добиться, чтобы Павел Олегович оставил Андрея во главе компании, банк сам предложил более выгодные условия по кредиту, Колька придумал неплохую стратегию, как убедить всех в правильности курса Андрея… Андрей сам вчера говорил, что все складывается замечательно, что он счастлив. Говорил, что любит, и целовал, словно очень-очень соскучился. А до этого весь день вел себя так, словно не хочет уступить и малую толику ее внимания никому и ничему. А сейчас – сбежал от нее в гостиную и... Неужели слова Малиновского в той инструкции – правда, а все остальное – лишь очень умная многоходовка ради спасения не только и не столько Зималетто, сколько карьеры и власти? Неужели она Андрею настолько противна, но он терпит все ради компании и карьеры? Неужели даже на пафосную «казнь» решился именно потому, что просчитал ее реакцию до мелочей? И все слова Малиновского – тоже игра. Умелая, даже талантливая, но игра. А она снова наступила на те же грабли. Больно, как в прошлый раз, не было. Мысли метались. Оставаться тут больше нельзя. И домой нельзя – она же сейчас «в командировке в Ярославле». Переночевать у Кольки не выйдет, родители узнают. Подруги из женсовета? Нет, им придется слишком многое объяснять. Но есть гостиницы. Точно! Она сейчас пойдет в гостиницу, побудет там. В воскресенье утром попросит Кольку забрать отсюда рюкзак и помочь ей добраться из гостиницы. Родителям она скажет, что переоценила свои силы – в Зималетто нагрузка увеличивается и увеличивается, она такое не потянет. Поищет другую работу. Подальше от Жданова. Злость накрыла тяжелой волной, захотелось высказать этому мерзавцу все, что думает о его «перфомансе» и подлости. – Андрей?! – окликнула она Жданова. Хотелось смотреть ему в глаза, когда будет говорить, что Зималетто она вредить не будет – у нее и прежде таких целей не было, да и можно считать, что этот жиголо на подобное уже заработал. Он поднял голову, и Катя осеклась, увидев его взгляд. Воспаленный и совершенно больной. Такой же взгляд был у него, когда Малиновский рассказывал о «Плане Б». Но… Если сейчас ему настолько плохо именно из-за вынужденной близости с нею, то что же было тогда? Разве можно сыграть такое? Нет. Не стыкуется совершенно. Если бы сейчас Андрей смутился, стал юлить и делать вид, что ничего не происходит – как он это делал перед Кирой – все было бы понятно. Но он выглядел так, словно у него уже нет сил, ни на что. Словно случилось что-то такое, что добило его окончательно. Но что? Что могло измениться за эти несколько часов с того момента, когда они вместе уснули? «Проснулся, увидел ее рядом, ужаснулся»? Не стыкуется… И ресницы у него влажные, и щеки, словно он плакал. Андрей опустил взгляд, так ничего и не сказав. Бутылка виски на столике, наполовину полный стакан, альбом с фотографиями и… Катю словно обдало ледяной волной – дневник. Ее дневник, который на позавчера отдала Малиновскому, чтобы тот окончательно уверился, что она никогда не собиралась предавать Андрея. Сказала, чтобы тот сам решил, нужно ли – и можно ли! – Андрею сейчас это читать. Думала, Малиновскому виднее, он же Андрея очень давно знает, да и был с ним рядом весь этот тяжелый период. Но и он ошибся. Все стыкуется. Андрей проснулся ночью, вспомнил, что Малиновский оставил ему этот идиотский дневник, и пошел читать. Вот и… Катя судорожно вздохнула. Еще немного и она наговорила бы ему такого, после чего и в глаза посмотреть нельзя. Разрушила бы все дотла. Абсолютно все. То, что не дорушила своими прежними поступками и этой глупой выходкой с дневником. Чувствовала же, что Андрею это лучше не читать… Она опустилась на диван рядом с Андреем, прислонилась головой к его плечу, пытаясь подобрать слова. Но слова никак не подбирались, зато внезапно вспомнился только что приснившийся сон. После пробуждения он стремительно растаял в памяти, а сейчас даже мелкие детали вспомнились – стоило ей увидеть руки Андрея, безвольно лежащие на его коленях. В том сне она возвращалась в Зималетто с какой-то встречи, спешила к зданию, но рядом с башней было слишком много народу. Почему-то там оказалась и полицейская машина, и скорая, и пожарная. Пробраться к зданию было трудно, а потом она увидела, что на носилках кого-то несут, подошла ближе и не столько поняла, сколько почувствовала – Андрей. А потом увидела свесившуюся с носилок руку Андрея с белесым шрамом от удара плетью и впала в ступор, из которого ее вывел голос Потапкина: – Ты не волнуйся, Катенька, все будет хорошо. С Андрей Палычем поехал Роман Дмитрич, он разберется. Пойдем, я тебя провожу в здание. Он поднялся вместе с нею на административный этаж, довел до кабинета. И только уже открывая дверь в их с Андреем кабинет, она поняла, что Потапкин лжет. Носилки были накрыты полностью, а живых с головой не накрывают. От этой мысли она и проснулась в ужасе. Выходит, она сквозь сон почувствовала, что ему очень плохо, поэтому и приснился ей этот кошмар? Только бы он не имел ничего общего с реальностью. Только бы все обошлось! И ведь ничего связного в голову не приходит. Только пустые фразы ни о чем. Но молчание еще хуже. Ведь хуже? Катя взяла Андрея за руку, переплетая пальцы и потерлась щекой о его плечо. Рука была теплая, живая. Чувствовалось, как бьется венка, отсчитывая пульс, и от этого стало не так страшно. – Андрюш, ну все же хорошо… Ты сам это вчера говорил. Мы вместе, все замечательно складывается. Сам предлагал не будем вспоминать о том периоде… Не стоило мне давать тебе и Роману свой дневник. Я хотела убедить его окончательно, что я не лгу. Андрюша… Потянулась к его лицу и поцеловала в уголок губ. Алкоголем от него не пахло. Налил, но не выпил? Передумал? Стало настолько плохо, что и пить расхотелось? – А мне сон плохой приснился. Я проснулась, а тебя нет. Не оставляй меня больше, пожалуйста. Мне без тебя очень плохо. Очень. Обними меня пожалуйста. Обнял, придвинулся ближе, прижался губами к ее макушке и замер. Тепло его тела успокаивало, и Катя невольно вспомнила, как буквально день назад она говорила Андрею то же самое, после того как Малиновский рассказал о «Плане Б». Она тогда подумала, что рассказ Романа выжег в Андрее все силы, потому что обнимал он ее без прежней порывистости, гладил по спине и молчал. Стало страшно, что еще одна такая встряска и… Катю передернуло, как от озноба. – Замерзла? – тут же встрепенулся Андрей. – Нет, просто не по себе как-то. Андрюш, ты, пожалуйста, забудь то, что тебя расстроило в моем дневнике. Я тебя очень люблю, и мне очень страшно, что из-за моих неловких слов или поступков тебе станет совсем плохо. Я же вижу, что тебе плохо. Чувствую… – Кать, мне очень жаль, что все эти мои метания и глупость тебя так ранили тогда. Меньше всего я хотел причинить тебе боль. Извини. Пожалуйста. – Андрюш, мы оба наделали глупостей. Давай постараемся все это забыть, чтобы те ошибки не ранили нас еще сильнее… Пойдем на кухню, выпьем горячего чаю со сладкими булочками, а потом снова ляжем спать? Словно не было этого неудачного пробуждения. Андрей резко выдохнул, и прижал ее крепче к себе. Скользнул губами по виску и щеке, поцеловал в шею и стремительно встал. – Точно, давай выпьем чаю и ляжем спать. На этот раз, до утра.