Сон в зимнюю ночь

До показа майской коллекции оставалось всего несколько дней, и в Зималетто дым стоял коромыслом. Милко истерил, Юлиана спешила обсудить последние штрихи, Ромка закопался с продажами остатков прошлой коллекции, и у Андрея голова шла кругом. Пожалуй, единственными, кто его не дергал то и дело вопросами или требованиями, были Колька с Катей – финансовые вопросы решались сейчас гораздо быстрее и проще, чем прежде, и это радовало, потому что еще один «фронт» он бы уже не потянул. Родители должны были приехать накануне показа, но отец вдруг решил позвонить ему в понедельник – уточнить кое-какие моменты прошлого пятничного отчета и задать пару вопросов по планировке показа. Ничего особенного, но тон разговора Андрея задел – отец не доверял ему ни на йоту, сомневался в выборе места для показа и общей концепции, но сомневался ровно до того момента, как Андрей сказал, что выбрали они этот вариант именно по настоянию Юлианы. Юлиана была для отца авторитетом. А он – просто неудачником и обалдуем. К концу разговора Андрей уже был предельно взвинчен, и если бы отец сам не прервал обсуждение из-за звонка по другой линии, Андрей бы не выдержал и вспылил. Но обошлось. Решил спуститься на производственный этаж – не столько проверить, как там все идет, сколько успокоиться от вида работающего цеха. У самого лифта его перехватила Мария, скороговоркой выпалив: – Андрей Палыч, Милко скандалит. Катя пытается его сдерживать, но там целая буря! Пришлось бежать к дизайнеру, которого с каждым днем все больше хотелось придушить за пустые капризы. Когда Андрей влетел в мастерскую, Милко наступал на Катю, патетически всплескивая руками. – Да что ты вообще в этом понимаешь, ты не бабОчка, ты гусенИца! Тот зал для показа нам не подойдет, там плитка на полу слишком яркая и шторы слишком темные, и занавес за языком просто уродливый! – Но вы же сами выбрали этот вариант, – успокаивающе улыбалась Катя, – значит, он вам чем-то тогда понравился. Может, дело в освещении? Или в том, как нам лучше расставить столики и кресла? Андрей перевел дух и хотел было вступить в разговор, но следующие слова Милко его словно окатили кипятком: – Мне это уродливое помещение не могло понравиться по определению. Оно убивает все прекрасное. Думаешь, переоделась из очень уродливых тряпок в просто страшненькие, и теперь ты бабОчка? Нет, ты все та же гусенИца, глупая и безвкусная. От которой все вдохновение засЫхает и отрАвляется. Тобой бабОчек только пугать насмерть. Уйди, Уйди отсюда. СОчувствую Андрею, с тАким чудищем спать и ради денег… Милко не договорил – Андрей со всей силы ударил его, даже не задумываясь, куда бьет. Удар пришелся дизайнеру в плечо, тот отлетел в сторону и совершенно не изящно шлепнулся навзничь. Катя буквально повисла на Андрее, не давая ему продолжить драку, и тут же стала тянуть к выходу, что-то произнося успокаивающим тоном вполголоса. Андрей вышел вместе с нею из мастерской, все еще кипя от злости – и на Милко, позволившего себе такие высказывания, и на Киру, вывалившую на всеобщее обозрение ту проклятую инструкцию, и на себя, той инструкции следовавшего, и на Ромку… – Андрюша, ну же, успокойся… – снова повторила Катя. – Это же Милко, он всегда говорит гадости. Слушать его просто бессмысленно. Это как джарви всерьез воспринимать. Ругается себе и ругается, просто не слушай. Пока поднимались на административный этаж и шли к кабинету, Катя успокаивающе гладила его по руке. Легче от этого не становилось, но удалось загнать злость внутрь, чтобы не сорваться прямо при Кате. В кабинете она тут же кинулась звонить Юлиане, чтобы та приехала, и они обсудили потенциальную проблему с залом. Андрей прошелся туда-сюда по кабинету и направился к выходу, пояснив Кате как мог спокойно: – Пройдусь по этажу. Обещаю никого не прибить по дороге. Вышло чуть более серьезно, чем хотелось бы. Думал пойти к Ромке, но в последний момент вспомнил, что Малиновский до конца дня мотается со встречи на встречу. Зашел вместо этого в конференц-зал посидел там несколько минут в тишине, пытаясь взять себя в руки. Нет, Катенька не права, спускать такое хамство нельзя. Это уже слишком даже для Милко. А ведь Милко не то что извиняться за сказанное не будет, наоборот, будет требовать извинений… Ну уж нет! Сам нарвался, пусть сам и отвечает. Хорошо, что Виноградова вот-вот приедет, с ней и обсудим, как быть дальше, а пока нужно решить другой вопрос. Пончева в ответ на его указания удивилась, но ослушаться не рискнула. Смотрела на Андрея как кролик на удава, и только вздыхала испуганно – напряжением от него фонило на расстоянии. Зато в кабинет он вернулся уже практически спокойным. Только успел сесть за стол, как в дверь без стука влетел Милко, за которым спешила запыхавшаяся Ольга Вячеславовна. – Ты хам и дУрак! – выпалил дизанер, швырнув Андрею в лицо какую-то бумагу. – Я увольняюсь. Сам со своей гусенИцей будешь коллекцию придумывать. Без мЕня. – Милко, подожди, – попыталась было остановить его Ольга Вячеславовна, но только зло отмахнулся от нее: – И ты за эту гусенИцу нелепую. Все против меня. Вот и оставайся одна, не нУжна ты мне. Он уже взялся за ручку двери, но от неожиданно громкого рыка Андрея вздрогнул и замер. – Стоять! Милко развернулся и обиженно выпалил: – Тебе нечего мне скАзать. Я уволился. – Ошибаешься, – произнес Андрей уже тише, смял заявление в ком и кинул его в стоявшую у окна мусорную корзину. – Ты не можешь уволиться. Потому что ты уже уволен. За систематическое оскорбление начальства. По соответствующей статье. Можешь ознакомиться, – он пододвинул в сторону Милко копию приказа. – Собирай свои вещи, и чтобы духа твоего тут завтра не было. На проходной тебя сюда больше не пропустят, пропуск на парковку тоже аннулирован. Адьес!