Сон в зимнюю ночь

Погода была чудесная, в синем небе ни облачка. Башня Зималетто буквально сияла в лучах солнца, притягивая взгляд. Катя вышла из такси и направилась к зданию, на ходу прикидывая, какие еще дела нужно бы успеть сделать именно сегодня, не откладывая на завтра. Рядом с башней было неожиданно много людей. Какая-то акция? Флешмоб? Митинг? Это объяснило бы и почему там стоит полицейская машина. Но почему там скорая? К входу в здание пришлось пробираться через толпу, и от этого стало неожиданно тревожно. А потом она увидела, что на носилках кого-то несут, подошла ближе и не столько поняла, сколько почувствовала – Андрей. Увидела свесившуюся с носилок руку Андрея с белесым шрамом от удара плетью и впала в ступор, из которого ее вывел голос Потапкина: – Ты не волнуйся, Катенька, все будет хорошо. С Андрей Палычем поехал Роман Дмитрич, он разберется. Пойдем, я тебя провожу в здание. Катя заторможено кивнула, и пошла вместе с охранником в здание. Потапкин поднялся вместе с нею на административный этаж, довел до кабинета. В приемной было пусто, а на Машином столе был невообразимый кавардак, словно туда свалили папки сразу несколько секретарей, причем совершенно не заботясь о том, что переворачивают и стаканчик с ручками, и телефон. Дверь в кабинет была приоткрыта, и стоило Кате к ней подойти она распахнулась чуть шире. Катя рефлекторно посторонилась, ожидая, что из двери сейчас на всех парах вылетит торопящийся Андрей – и только тогда окончательно осознала, что Андрея увезли на скорой. А ведь она даже не спросила, что с ним случилось! Сразу решила, что сердце. У Павла Олеговича было больное сердце, да и у ее папы тоже, вот она как-то сразу и решила… Андрей ведь очень переживал последнее время из-за отношения к нему родителей, делал вид, что все нормально, но она же чувствовала. Чувствовала, но решила ему подыграть, что все хорошо. Думала, ему так будет спокойнее. Не хотела обострять. Видела, что ему плохо, но ничего толком не сделала. Казалось, что если его обнять, прижаться к нему, поцеловать нежно, то все пройдет. Казалось, что ему становилось легче, взгляд загорался, он словно оживал… на время. До следующего разговора с отцом. Или еще до какой-то мелочи, которая напоминала о том, как нелепо начались их отношения. Но ведь они договорились, что оставят все это в прошлом. Она уже все простила, оставила ту обиду в мартовском снегу, и радовалась, что они сумели помириться. Радовалась, что он ее любит. А у Андрея то и дело прорывалось, особенно после разговоров с Павлом Олеговичем. Наверное, ей нужно было поговорить с отцом Андрея об этом. Или хотя бы с Маргаритой Рудольфовной. И ведь была такая возможность в эту пятницу, была! Андрей и Роман не смогли принять участие в разговоре с Павлом Олеговичем, когда нужно было представить еженедельный отчет. Случилось практически чудо – им позвонили и сказали, что они могут забрать конфискованные ткани, они срочно организовали транспорт и поехали по указанному адресу, а отчет представляли только она с Колькой. Можно было попросить Кольку, чтобы он в конце разговора вышел из кабинета, а она продолжила телефонный разговор одна. Не то что можно, нужно было так сделать! А она внезапно испугалась и оробела, потому что Павел Олегович говорил суше обычного с самого начала беседы, когда узнал, что его сын уехал по делам. Как ее тогда распирало сказать сногсшибательную новость о тканях! Но Андрей хотел сказать отцу сам, и она смолчала. А ведь когда он и Роман вернулись в Зималетто с «добычей», Андрей буквально светился от счастья. Сам все проверил, проследил, чтобы сгрузили в нужное помещение, а по дороге домой восторженно рассуждал, что теперь у них есть ткани для новой коллекции, значит, запланированных на покупку денег должно хватить на погашение всех долгов. После ужина они открыли бутылку шампанского, и Андрей начал строить планы по переносу свадьбы на более ранний срок. Пришлось его уговаривать так не делать – в августе в Зималетто будет дым коромыслом, не до отпусков, да и ее родные уже все запланировали под седьмое сентября, им будет сложно изменить все планы так внезапно. Да и зачем что-то менять? Они запланировали чудесное свадебное путешествие после самого праздника, так хорошо все вписали в дела Зималетто. Один месяц ничего не изменит, ведь главное они для себя решили! Андрей тогда нехотя согласился, хоть и хмурился. А потом она ушла в душ и вернулась с спальню уже совсем сонная, обняла его и тут же уснула, счастливая от того, что Андрей рядом. А был ли счастлив он? На следующий день Андрею позвонил отец, они коротко поговорили, и Кате показалось, что Павел Олегович снова воспринял их успех как должное, а не как достижение. Андрей после этого разговора с отцом словно захлопнулся. Больше не искрил радостью от того, что вся это эпопея с залогом подходит к концу. Андрей спокойно – даже слишком спокойно и безэмоционально, как Катя теперь понимала – стал прикидывать дела на следующую неделю: внеочередной Совет Директоров назначили на вечер следующей пятницы, шестого июля, как раз накануне их отпускной поездки. Времени оформить все дела с банками в обрез, но, если постараться, можно успеть. Катя включилась в планирование и предварительный анализ, что и как им нужно организовать с выплатами, увлеклась цифрами и совершенно не подумала о том, что Андрей ведет себя непривычно тихо. Просидела вместе с ним над расчетами до позднего вечера, то и дело советуясь с Колькой по аське, и отправилась спать очень довольная проделанной работой – все концы сходились. Андрей улыбался в ответ на ее радостные пояснения, и уснула она совершенно счастливая… Катя вошла в их с Андреем кабинет и только тогда поняла, почему открылась дверь. Сквозняк. Окно в кабинете было нараспашку. Она подошла к окну, чтобы закрыть его, и машинально глянула вниз. Толпа около здания уже разошлась, но часть асфальта у самого здания была огорожена, словно… Катя отшатнулась от провала окна, захлопнула створку и отступила назад, не в силах поверить в то, что увидела. Зажмурилась, помотала головой, отгоняя пугающие мысли, и вдруг вспомнила, что ей когда-то снился очень похожий сон. Давно, когда они только-только помирились с Андреем. Очень похожий сон. Только там, в том сне она поняла, что Потапкин лжет, когда говорит будто Андрея увезли в больницу и что с Андреем все будет хорошо. Поняла, потому что вспомнила – носилки были накрыты полностью, а живых с головой не накрывают. От этой страшной мысли она тогда и проснулась в ужасе. А сейчас она никак не могла вспомнить, как были накрыты носилки. Помнила руку Андрея, свесившуюся с носилок, и все. – Кать, у тебя, кажется, что-то из сумки выпало, – услышала она голос Романа. Она и не заметила, как он вошел. Малиновский был весь какой-то тусклый, поникший, но голос его звучал ровно. В руке у него был белый безликий конверт с единственной надписью «Кате». Она взяла конверт, распечатала и достала из него листок, убористо исписанный почерком Андрея. Взгляд выхватил первую строку: «Катя, извини, я слишком устал, чтобы продолжать». Дальше она читать не смогла, строки стали расплываться, как только она осознала, что конверт этот ей протянул именно Роман. Который по словам Потапкина, поехал вместе с Андреем в больницу. Значит, охранник ей солгал, как и в том сне. Значит, как и в том сне, Андрей… Катя судорожно, со всхлипом, вздохнула, и почувствовала, как падает в темную и вязкую муть. – Катя, Катенька, Катюша… – прорвался сквозь темноту голос. Она с трудом разлепила слипшиеся от слез ресницы, моргнула и увидела Андрея. Живого. Встревоженного, взъерошенного, но определенно живого. – Ну же, Кать, не плачь. Что бы тебе не приснилось, это просто сон. Все хорошо. Катюш, ну ты что?.. – Андрей успокаивающе гладил ее по спине, ясно растерянный тем, как порывисто она его обняла и лихорадочно целовала. – Извини, сон был очень-очень страшный, – произнесла она, немного успокоившись. Ты и так за день устал, а я тебя перебудила и перебаламутила среди ночи… Стыдно очень. – Ерунда, Катюш, я не спал. Давай, ложись рядом, я тебя обниму, ты заснешь и тебе приснится что-то хорошее. Катя ответила на мягкий поцелуй и устроилась рядом с Андреем, придвинувшись вплотную. Чувствовать его тепло было спокойно и сладко, но сон как рукой сняло, когда взгляд упал на стоявшие на прикроватной тумбочке часы. Четвертый час ночи. Андрей сказал, что он не спал, и голос у него не был хриплым ото сна. И взгляд был уставшим и воспаленным, но совсем другой, чем когда Андрей только-только просыпается. Он действительно не спал.