Сон в зимнюю ночь

Ромка чувствовал себя как под наркозом. Никак. Когда случилась вся та история с провальным Советом и сумасшедшим планом мутного типа, Виктора Владимировича, с которым связался Андрей ради примирения со свой Пушкаревой, Ромка переживал за друга, злился, нервничал… А сейчас было никак. Пусто. Разумом он понимал, что и как нужно делать, но не более. И было немного страшно, что же будет, когда первый шок пройдет и «заморозка» спадет. Ему же сейчас даже напиться не с кем. Есть, конечно, Колька, но это не то. Пацан, как говорит о нем Андрюха. Вернее, говорил. Когда ему внезапно позвонили из полиции и сказали что-то о взрыве машины и Зималетто, Ромка подумал, что речь идет о какой-то поломке оборудования – что-то там закоротило, загорелось, нужно ехать и разбираться. Посоветовал позвонить Воропаеву – он президент, пусть пока и лишь и.о., вот пусть и разбирается. Номер Воропаева полицейский записал, но все же настоятельно попросил подъехать к зданию компании. И передал трубку Потапкину. Сергей Сергеевич говорил со слезами в голосе, и Ромка даже в какой-то момент решил, что охранник проспал момент пожара, но тот сбивчиво объяснял, что пожара не было. А потом сказал, запинаясь: – Роман Дмитрич, я ж тогда… Только воздухом подышать вышел. Увидел, как Андрей Палыч в машине сидит, думает о чем-то. Я еще удивился, как это он мимо меня прошел. Наверное, пока я складские помещения проверял. А потом она как рванула… машина. Огнем полыхнуло. Сразу ясно стало, что спасать уже некого. Я в полицию и пожарную позвонил. Уже почти потушили… Ромка не помнил, как доехал до Зималетто. До последнего надеялся, что это какая-то ошибка. На такие шутки Потапкин явно не способен, но ошибиться он мог? Машину охранник бы не перепутал, но мог же ошибиться в том, кто сидел за рулем? Андрюха, конечно, мало кому ключи от своей машины доверял. А угонщик вряд ли бы стал рассиживать в машине. Но может же быть какая-то ошибка?! Когда он подъехал к зданию, из того, что когда-то было Андрюхиной машиной, только что извлекли тело. Медэксперт посоветовал ему не смотреть, но так хотелось найти хоть какое-то доказательство, что это ошибка! Хоть какое-то… Ромку вывернуло прямо на парковке, смог только отойти к своей машине, чтобы не так заметно. Умылся потом минералкой и некстати вспомнил, как полгода назад помогал Пушкаревой умыться водой из точно такой же бутылки. А теперь придется ей сообщить… От минералки не стало легче, зато накатило даже не отупение, а ощущение пустоты. Не нужно было ему смотреть на обугленный труп. Тогда была бы хоть какая-то надежда. Тогда бы он не увидел ботинок именно той фирмы и модели, которую носит Андрей. Оплавленного крестика Андрея. Покореженных часов, которые носил Андрей. И даже по обрывкам куртки и рубашки можно было узнать одежду Андрея. У случайного угонщика всего этого быть не могло. Приехали Ждановы в компании Воропаева. Сил хватило только на то, чтобы уговорить родителей Андрея не смотреть на тело и увести их в здание. Воропаев вызвался помочь с опознанием. Пришел потом на административный этаж весь непривычно притихший, словно бы даже испуганный, сказал, что узнал часы, куртку и ботинки, и что рост тоже совпал. А потом некстати добавил, что медэксперт сказал, что все случилось быстро – Андрей умер в момент взрыва, и что было потом уже не чувствовал. Ромка думал, что после известия о смерти сына старшему Жданову станет плохо – столько ведь разговоров было, что у Андрюхиного отца плохо с сердцем. Но нет, накапал жене успокоительного и стал прикидывать, что им теперь делать. Словно не Андрюху сейчас увезли в морг в таком виде что… – Александр, я хочу, чтобы ты пока по-прежнему остался на должности исполняющего обязанности президента, – отчеканил Павел Олегович. – Роман, я понимаю, что ты с Николаем собирался в понедельник окончательно сдать дела, но я очень тебя прошу остаться. Если не ради Зималетто, то хотя бы ради памяти Андрея. Он очень любил компанию, что бы он ни говорил... Тем более, общий язык с Александром вы уже нашли. Воропаев вяло кивнул и хрипло прокаркал: – Да, Олег Павлович. Конечно. Сделаю все, что от меня зависит. Ромка пожал плечами. Оставаться в компании после всего случившегося было тошно. Но в одном Жданов прав – Андрюха бы расстроился, если бы компания рухнула. Очень расстроился. Павел Олегович принял этот Ромкин жест за согласие и удовлетворенно кивнул: – Спасибо. Я очень рассчитываю на вас обоих. Роман, поговорите, пожалуйста, с Николаем, чтобы он тоже остался. И я хотел бы встретиться с Екатериной. И по поводу ее работы в Зималетто, и по поводу… – он запнулся, словно подбирая слова, но потом продолжил еще более сухим и деловым тоном: – Нам нужно будет обсудить вопрос похорон. Где, когда, как. Если она может приехать сюда, лучше бы обсудить все сразу. Александр, ты позвонишь сестрам? Ромка кивнул и перевел взгляд на Воропаева. Тот выглядел совсем потерянным, но тоже кивнул и выдавил что-то согласное. Пока ехал к дому Андрея, Ромка пытался подобрать слова, как рассказать о случившемся Кате. Мелькнула малодушная мысль позвонить Зорькину, пусть лучше он расскажет. Кольке проще. Он Андрюху уважал, может даже считал другом, но… Зорькину он даже позвонил, рассказал и о взрыве, и о разговоре со старшим Ждановым. Сказал, что решил остаться в компании на какое-то время. И что сам скажет все Кате. Только вот сказать ей все было гораздо сложнее, чем он опасался. Все заготовленные слова вылетели из памяти, стоило ему увидеть встревоженное лицо Андрюхиной невесты. И сказал он вовсе не то, что собирался. Боялся слез, истерики, но Катя не плакала. Только металась бестолково по квартире, а потом притихла. Молча ехала с ним в машине, молча поднялась на административный этаж. Прорвало ее только когда они вошли в Ромкин кабинет, и она увидела на его столе непонятно откуда взявшийся там конверт. Белый конверт с единственной надписью «Кате». Распечатала, увидела убористо исписанный лист и молча заплакала. Ромка растерялся. Почерк на конверте был Андрея. Потапкин сказал, что Андрюха поднимался на административный этаж по каким-то делам. Вполне мог оставить тут конверт для Кати. Но зачем?! Он напряженно наблюдал, как Катя вытерла слезы тыльной стороной ладони и стала читать записку, а потом протянула листок ему. Так же молча. «Катя, извини, я слишком устал, чтобы продолжать этот безумный фарс. Я думал, что все будет проще – и с Зималетто, и с тобой. Я столько сделал, чтобы убедить отца в том, что именно я достоин быть президентом компании! Можно сказать, продал душу дьяволу. Но все это – впустую. Впустую были мои попытки помириться с тобой. Впустую был мой план с Зорькиным – я так надеялся, что он обнаружит ту аферу, которую я провернул с Ветровым. Зорькин и обнаружил, и Ветров, оказавшись припертым к стенке, не рискнул пойти против меня и сказал именно то, что я заставил его сказать. А отец все равно поверил Сашке. Ветрова я убрал, боялся, что он расскажет отцу. Но и это не помогло! От должности президента мне пришлось отказаться самому, чтобы избежать унизительного проигрыша на голосовании. Обидно. Катенька, ты самый чистый и добрый человек из тех, кого я знал. Ты мне очень дорога. Но стоит мне подумать о предстоящей свадьбе, как тут же хочется исчезнуть, испариться. Не быть. Мы слишком разные, и я не представляю, как я смог бы прожить с тобой всю жизнь. Это было бы пыткой для нас обоих. Ты не любишь мой стиль жизни, а мне душно в твоем – от твоей родни до жуткого мещанского дизайна спальни. К сожалению, ты – не Кира, тянуть со свадьбой у меня не вышло бы. Это все – определенно не моя жизнь, но, если я тебя брошу, московская тусовка меня затопчет, а тебя засмеет. Ты этого не заслуживаешь. Моя вспышка на последнем Совете Директоров натолкнула меня на мысль, а за прошедшие недели она вылилась в план. Андрей Жданов – это бренд, красивое название для красивой обертки. Чтобы остаться самим собой, мне эту обертку нужно уничтожить. Стать Ивановым – это было озарение! Долго думал над именем, а потом подумал, что было бы забавно взять имя «Денис» – ты права, у меня с твоим первым мужчиной много общего. Мы оба были с тобой из-за денег, только моя ставка была гораздо выше, и я меньше всего хотел тебя обидеть. Даже пытался полюбить, но не смог. А жаль. Я сам загнал себя в ловушку, и только сейчас нашел из нее выход. Купить документы на новое имя оказалось не сложно – денег на моем запасном счету накопилось немало. Даже жаль немного, что пришлось тот золотой ручеек прикрыть в попытке убедить отца, что Сашка еще хуже меня. Но что сделано, то сделано. Понимаю, Катенька, что возможно тебе было бы легче, если бы ты просто узнала о моей смерти, считала до последнего, что я тебя люблю, похоронила бы меня и спокойно жила дальше. Я бы тебя не тревожил этим письмом, но я боюсь, что ты или мои родители вдруг решите сделать ДНК тест трупа, тогда все и выяснится. Глупо вышло бы. Катенька, милая, убеди моих родителей, что в тесте нет нужды. Им так будет легче. Тебе московская тусовка посочувствует, и нет ничего обидного в том, что твой жених погиб – это не стыдно. Я еще давно оставил завещание на твое имя – и квартира, и мои акции Зималетто, и деньги на официальных счетах остаются тебе, равно как и дачный домик в Лопухово. Но для этого меня должны признать мертвым. А я стану свободен от своей прежней жизни. Так всем станет легче. Особенно моим родителям. Я для них – сплошное разочарование, особенно для мамы. Надеюсь, ты меня простишь и за эту просьбу, и за то, что не смог стать таким, как ты себе когда-то намечтала. Будь счастлива, Катюша! Ты этого заслуживаешь. Д.И.»