Рассыпаясь пеплом

      Воспоминания о прошлом и мечты о будущем приносят одно беспокойство. Ирвин Ялом «Шопенгауэр как лекарство»

      — Том? — этот мужчина, что всего пять минут назад весело шутил, рассказывая про собаку и прелести супружеской жизни, теперь стоял перед ним с напуганным, обеспокоенным или даже ошеломленным видом, — Том, сынок, — продолжал бормотать он, опускаясь рядом с Питером, который и сам не знал, что и говорить.       — Извините, сэр, — нервно сглотнув, с лёгким придыханием, ответил ему Питер, — но вы… вы видимо обознались… мне жаль…       — Ох, Том, сын, мы так долго искали тебя. Ты не представляешь. Я так счастлив, — Доминик, а имя Питер знал из афиш, говорил довольно быстро и его тёплые руки, взяли руки Питера, — Том, — глаза смотрели так тепло и так искренне, никто никогда не смотрел на Питера так… уютно? Это был взгляд человека, который отчаявшись, вдруг увидел в дали маяк надежды и Питер понимал, что сейчас может потушить его навсегда. Но Том, Том исчез из-за него… из-за того, что он Питер Паркер не смог помочь остановить Таноса. Ведь если бы не щелчок, то этот мужчина не искал бы своего сына. А теперь, найдя в чертах лица Питера Тома, он явно не был готов поверить в то, что этот молодой человек не его сын.       — Ты не имеешь права так поступать, Питер, — язвительно отметила совесть.       — Но ты должен помочь этому человеку, — говорил ему разум, — прояви сострадание, как любой другой Мститель.       — Ты должен слушать своё сердце, — решает внутренний голос, — представь, что на его месте была бы Мэй. Ты бы хотел, чтобы этот Том так поступил? Утешил её пусть и неправдой?       Питеру нужно принять решение, сделать выбор и от его слов будет зависеть череда дальнейших событий. Его терзает совесть и грызут различные сомнения, у него нет времени, чтобы взвесить все за и против, чтобы обдумать, действовать нужно сейчас.       — Я… я тоже рад, — Питер неуверенно пожал плечами, — но я… я ничего не помню… и я не Том… правда… сэр…       — Видимо… у тебя, у тебя амнезия. Скажи, что приключилось с тобой, сынок? — на него смотрят всё так же тепло, а в уголках глаз блестят слёзы. Питер и сам близок к тому, чтобы зарыдать.       — Я… я просто оказался здесь… словно что-то вело меня само, — его сюда привело паучье чутьё, но об этом Питер не спешил говорить. Нет, об этом он вообще не хотел говорить.       — Думаю, что когда ты придёшь домой, то ты всё вспомнишь, Том, — решает мужчина, — пойдёшь домой?       — Да… да, — неуверенно кивает Питер и ещё пока не знает к чему это приведёт. Но он понимал лишь одно: этому человеку нужен сын и Питер в силах помочь ему, даже если учесть, что он не его сын, но они с Томом чертовски похожи. Он не в праве забирать последнюю надежду, ведь в этом есть его вина. В том, что Том пропал.       — Вот и хорошо, мой мальчик, — мистер Холланд мягко улыбается и похлопав Питера по плечу, добавляет, — я закончу выступление и мы поедем.       — Оно потрясающее, — улыбнулся ему Питер в ответ, — правда.       — Я рад, что тебе нравится, Том, — кивает Доминик и возвращается на сцену, а у Питера есть ещё двадцать минут, чтобы подумать над тем, что он уже сделал и выработать стратегию дальнейшего действия.       Он решает, что план с амнезией будет ему на руку. Так он сможет уйти от многих пояснений и получить объяснения о том, кто есть кто, что нужно делать. Но в целом, общая картина у него была. Нужно лишь решить вопрос с карьерой… Тома. Ну, то есть, теперь с его карьерой.       — Ну что, Том, поехали домой? — мужчина возвращается через полчаса, когда раздал автографы паре посетителей и переговорил с барменом. Поверх его рубашки накинута серая кожаная куртка.       — Да… конечно да, — кивает Питер и забрав свой рюкзак, топает прочь из заведения. Уже довольно темно и он невольно задумывается о том, что в родном Нью-Йорке ещё только день и он даже подумал о том, как отреагировали Мэй и остальные на то, что он пропал. Или они даже не заметили его отсутствия? Питер стоит и вдыхает прохладный вечерний воздух.       — Том, — окликивает его… отец? Пожалуй, Питеру пора начать привыкать к этому, — идём, сынок.       Он садится в дорогую чёрную «Ауди» и бросив рюкзак в ноги, пристёгивает ремень безопасности. Едут они молча и судя по навигатору, установленному на приборной панели авто, дом семьи Тома находится в районе под названием Мерилибон, кажется где-то там жил Шерлок Холмс. В такое время пробок нет и добираются они довольно быстро.       — Мы приехали, — сообщает мужчина, паркуя автомобиль рядом с белым коттеджем в два этажа, с чёрной крышей. Вдоль дорожки высажены цветы и пара кустов с розами. Всё такое ухоженное, и Питер нервно сглатывает.       Первое, что слышит Питер, когда они переступают порог дома… суета. Обычная, домашняя суета. Которой ему так не хватало в те дни, когда Мэй была в ночную, а в патруль он не шёл так как было много домашней работы или у него не зажили последствия предыдущего патруля. Тут было светло, шумно и вкусно пахло выпечкой с корицей. Тут слышится смех, лай собаки и звуки вечернего шоу, что транслировали по местному тв. Питеру тут определённо нравится.       — Никки, мальчики! — позвал Доминик, когда дал Тому… Питеру? возможность немного осмотреться и привыкнуть к яркому свету ламп.       — Дорогой, — откуда-то из глубины дома вышла женщина. Худенькая, невысокого роста и встреть её Питер на улице, то в жизни бы не поверил в то, что у неё четыре взрослых сына. У неё были каштановые волосы, собранные с помощью крабика и голубые глаза, которые смотрели на Питера не то с ужасом, ни то с растерянностью. Она даже выронила из рук кухонное полотенце.       — Том? — прошептала она с тенью некой паники в голосе и сделала неуверенный шаг в сторону Питера.       — Привет, — натянуто улыбнулся Паркер и едва их взгляды встретились, он понял, что назад у него дороги нет. Она смотрела на него так, что желудок Питера связывало морским узлом и ком подступал к горлу, а в глазах проступили слёзы.       — Сынок, — она протянула к нему руку и едва сделала ещё один шаг, её ноги подкосились, но к счастью, Питер во время подхватил её.       — Всё в порядке, мам, это я, — оно вырвалось как-то само, он даже не понял и придерживая рыдающую женщину, чтобы та не упала, Питер даже не заметил, как в коридорчике появились ещё три человека, братья Тома… ну то есть его братья. Три парня, два лет шестнадцати и ещё один, совсем юный, лет двенадцати, стояли у лестницы. У самого младшего на руках была собака, которая вырывалась тявкая и брыкаясь.       — Тише, Лу, — бормотал ей мальчик, поглаживая шерстку монотонными движениями.       — О, Господи, Том! — продолжала всхлипывать женщина и муж бережно гладил её по спине в попытке успокоить.       — Всё хорошо, мама, я дома, я здесь, — сказал Питер.       — Идём, Никки, — мужчина помог ей встать ровно и повёл в просторную гостиную, где ещё шёл телевизор. На диване и креслах было много подушек, а у окна стояло пианино. На полу полосатый ковёр. А на журнальном столике разбросаны карточки от настольной игры. Было уютно. Уютно и невероятно тепло, так, что именно в этот момент Питер был готов сказать, что он дома. Уж слишком всё было по-домашнему. Эти милые безделушки на полке, что висела над телевизором, и фотографии в рамках над диваном. И Питер был готов поклясться, что до того момента, как они пришли, мальчики играли в игру, а мама готовила ужин. Может именно то, чего ему не хватало? Если бы Ричард и Мария остались бы живы, то у Питера тоже могли быть младшие братья или сёстры, и такие же семейные вечера с настольными играми под идущие фоном тв шоу, и такса.       — Садись, Том, садись, — женщина не выпускала его рук ни на секунду, словно боялась, что он снова исчезнет. Кто-то выключил телевизор и стало тихо, если не считать лая собаки, — как… где ты был? Что произошло с тобой… милый?       — Он ничего не помнит, — ответил за него Доминик. Он сел с другой стороны. Один из братьев присел на столик, сдвинув карты в сторону, ещё двое — в кресла. Собака, спущенная наконец на пол, тут же побежала к Питеру и принялась довольно настойчиво обнюхивать его, — я думаю, что у него амнезия. У тебя была травма головы? — Питер невольно кивнул.       — Ничего, это не так важно, — женщина мягко улыбнулась сквозь нескончаемый поток слёз, — главное, что он жив и он дома.       — Мы скучали, Томас, — улыбнулся парень, тот что помладше, — я Патрик… ну если ты не помнишь. А это — Гарри и Сэм, — представил он себя и братьев, — и мы правда рады, что ты нашёлся.       — Я тоже рад, — пробормотал Питер.       — Ты голоден, котёнок? — ему стало немного не по себе, ведь никто его так никогда не называл, но женщина не дала ему ответить, просто повела в небольшую столовую, где уже был накрыт стол. Никки суетилась, готовя ещё один прибор, пока Сэм усадил Питера на один из стульев.       — Чувствуй себя, как дома, — улыбнулся брат, — хотя, ты итак дома, — добавил он и похлопал его по плечу.       Нет, Питер не мог сказать, что стряпня Мэй была совсем ужасной, но Никки явно превосходила её в мастерстве. Но дело было не в еде. Ну, вернее, не только в ней. Дело было в самом отношении. То, как проходил этот ужин. То, что они не просто каждый молча ел, а разговаривали и мальчики говорили о том, как у них дела в школе и, что Патрик занял первое место в шахматном турнире. Питеру нравилась эта атмосфера. Когда-то, когда они были вдвоём с Мэй, у них тоже были такие вот вечера, но потом… потом Питер стал много пропадать на патрулях и их отношения стали довольно натянутыми, а после парома стали сплошной катастрофой. А потом ещё щелчок и бац… Питер вернулся, а Мэй готовит овсянку для Рози и бекон для Хеппи, а как же он?       — Ты наелся, Том? Или положить ещё рагу? — интересуется женщина.       — Нет, спасибо… и всё было очень вкусно, — кивает парень, понимая, что он действительно… дома. И что ему следовало бы смотаться в аэропорт за шмотками. Что ж, в вопросах побега из дома через окно он был спецом.       — Гарри, Патрик, посуда сегодня на вас, — сообщает Доминик.       — Я…я могу помочь, — вызывается Питер, так как дома, когда они ещё жили в Куинс, это была обязанность Питера.       — Нет, нет, малыш, — качает головой Никки, — ты наверняка очень устал. Идём, напомню, где твоя спальня, — она немного успокоилась и почти не плакала во время ужина.       — Хорошо, — соглашается Питер и встав с места, идёт на второй этаж, прихватив свой рюкзак, что был оставлен в коридоре, и был вдоль и поперёк обнюхан Лу. Теперь же она, смирившись, что в доме есть ещё один новый человек, улеглась на лежанке в гостиной.       — Вот, тут всё так же, как и шесть лет назад, — сообщает женщина, — мы ничего не меняли, Том, — она щёлкает выключателем и небольшое помещение, стены которого выкрашены в бежевый и кофейный цвета, наполняется светом. У окна кровать и стол, у входа большой, встроенный в стену шкаф. Ещё тут есть электрогитара, а над кроватью висит огромное количество фото, открыток и плакатов. На полу ковёр, а по другую сторону двери — турник. На самой двери пара крючков для одежды и дартс. Вместо штор бумажные жалюзи, а на широком подоконнике пара стопок книг и магнитофон. На столе МакБук, последний… ну на 2018 год, и ещё какие-то тетрадки, банка с карандашами и стопка журналов. Над столом три полки, что висят одна над другой, — отдыхай, сынок, душевая сразу направо, — сообщает она.       — Спасибо, мам, — он обнимает её и сам невольно всхлипывает боясь даже думать о том, что пережили эти люди.       — Я люблю тебя, малыш, — она оставляет его одного.       Питер снова осматривается, проходится по помещению. Под кроватью, что накрыта толстым стёганным пледом тёмно-шоколадного цвета, он нашёл баскетбольный мяч и сумку с спортивным снаряжением.       А он спортсмен, — приходит к выводу Питер, когда замечает, что с полки свисают медали. По большей части — золотые. За акробатику, танцы и гимнастику, ещё стоят два кубка за соревнования по бальным танцам и бегу, - и актёр, — среди книг на подоконнике Паркер обнаруживает пару сценариев с кучей пометок, сделанных яркими маркерами. Обычно так Питер поступал с разными научными статьями, которые разбирал.       Он лёг на кровать и с тоской посмотрел на фотографии парня, который то улыбался, то хмурился, то был серьёзным, то наоборот дурачился и всегда был таким разным, каким Питер точно быть не мог, но ему придётся им стать, хотя бы ради людей, которым он был так нужен.