Баллада без слов

Лютик шлёпнулся на четвереньки и едва не пропахал носом землю, где-то поблизости возмущённо взревел Вальдо. — Я тоже ничего хорошего не думаю о таком способе передвижения, друг мой, но выбора у нас не имелось. Поднявшись и отряхнув колени, Лютик настороженно огляделся. В Третогоре ему доводилось бывать не раз — а не только в том далёком году, когда они с Карминой познакомились, — поэтому город и окрестности он знал прекрасно. Местность, в которую портал вытряхнул их сейчас, ничуть не походила на эти края. То ли Доррегарай действительно промахнулся, то ли Геральт решил придерживаться менее очевидного маршрута. В своё время Лютик именно так и поступил, но ведь у Геральта-то нужды скрываться не было, он мог постоять и за себя, и за Джиллиан. А если всё-таки что-то стряслось? Понимая, что от беспокойного метания туда-сюда проку будет мало, Лютик велел себе не паниковать раньше времени и продолжил осматриваться. Их вынесло на опушку леса, не очень густого, тянущегося вдоль дороги, которая казалась слишком узкой, чтобы счесть её за большак. Никаких домов, никаких признаков человеческой деятельности Лютик, как ни старался, не сумел обнаружить. Он почувствовал себя довольно-таки нелепо. Его стремление уберечь Джиллиан опять обернулось неудачей: бросился на выручку, даже не успев толком ничего обдумать и взвесить, а теперь стоял болванчиком упырь знает где. — Что, Вальдо, может, подскажешь верное направление? — растерянно улыбнувшись, он поправил ослу попону. — Доррегарай же как-то выяснил у тебя, где я нахожусь. Что за магические ритуалы для этого нужны, интересно? Осёл на всякий случай отошёл от Лютика подальше, а потом, помедлив немного, потрусил в лес, словно был сам по себе, без хозяина. — Отвратительные манеры, — заметил Лютик ему вслед. — Впрочем, чего я хотел от животного с таким именем. Он потянул за ремень лютни, снимая её с плеча и кладя пальцы на гриф. Что ещё ему оставалось, как не петь? Никаких гениальных идей по поиску Джиллиан и Геральта на ум не приходило, и Лютик побрёл вслед за Вальдо, негромко выводя мелодию баллады. Под нежные трели лютни думалось легче: первая волна тревоги затихала с каждым новым аккордом, мысли постепенно приходили в порядок. Чтобы разузнать, не проходил ли здесь ведьмак, нужно будет сначала добраться хоть до какого-нибудь поселения, а чтобы разузнать, действительно ли Джиллиан — потомок эльфки, способный путешествовать по мирам, нужно будет… — Лютик! — Дриадовы подъюбники! Геральт! Ведьмак, показавшийся среди зарослей, на бесстрастного охотника на монстров сейчас не походил ни капли, а скорее выглядел как человек, который хочет одновременно и обнять, и придушить. Лютику было проще: не терзаемый противоречиями, он помчался навстречу Геральту и заключил его в объятия прежде, чем тот успел сказать хоть слово. — Ай, чтоб меня, значит, всё-таки не напортачил чародей! Геральт, до чего же всё славно обернулось! Я уж боялся, что не разыщу вас, мало ли, где этот портал понаоткрывался! Да и Вальдо, выходит, молодчина, в самом деле взял верное направление! — Что ты за создание такое, минуты не прошло, а у меня уже уши сворачиваются. — Ничего твоим ушам не сделается, — улыбнувшись так широко, что губы едва не треснули, Лютик потрепал друга по плечу. — До чего же я рад! Он уже приметил подальше, меж деревьями, стоянку — Плотва щипала траву, Вальдо явно намеревался составить ей компанию, Джиллиан помешивала что-то в котелке. При виде неё сердце едва не выскочило из груди. — Рад, значит. Ну-ну. Теперь растолкуй мне, что тебе мешало порадоваться сразу, а не устраивать спектакли с разделением. «От меня вам одна беда, разрази меня ерунда» и прочие громкие заявления — это всё было к чему? Потупившись, Лютик поковырял сапогом землю. — Знаю, ты считаешь, что я только зря драму разводил, но Джиллиан… Ей правда надёжнее быть под твоей защитой, я и теперь не передумал, просто открылось кое-что очень важное, поэтому я помчался к вам с этим известием. — С каким же? Сочинил новую любовную песенку? Лютик вздохнул, видя, что Геральт никак не сменит гнев на милость, хоть наверняка не меньше рад воссоединению. — Я говорю серьёзно. Доррегарай заподозрил, что у Джиллиан могут быть эльфские корни, потому что её полное имя — Джиллиан Доррен! Вопреки его ожиданиям, эта тирада не произвела на Геральта должного впечатления. Он только хмыкнул, на лице не отразилось ни тени удивления. Лютик не сомневался в том, что Геральту известны древние предания, и не понимал, отчего он так равнодушно встретил новость. А ещё не понимал, отчего Джиллиан, которая уже давно заметила Вальдо, даже шагу не сделала в его, Лютика, сторону, даже взглядом не удостоила! — Тебе это уже и так известно? — в замешательстве предположил он. — Нет, впервые слышу, — ответил Геральт. Набрав побольше воздуха, Лютик затараторил, пересказывая всё то, что услышал от Доррегарая. С каждым следующим словом ведьмак мрачнел сильнее и сильнее, но неожиданно усмехнулся, когда Лютик, подытоживая, заявил, что в Цинтру Джиллиан вести нельзя. — А куда, в таком случае, следует её вести? Вопрос застал Лютика врасплох, и он озадаченно заморгал. — Ты, как обычно, не подумал хотя бы на один шаг вперёд. Твоя пылкая поэтическая натура заставляет тебя действовать поспешно, а поспешно — почти всегда значит опрометчиво. Если обращение к любому придворному чародею может выйти нам боком, то к кому ещё можно обратиться? — Я… Я и в самом деле не подумал об этом. Но, Геральт, — Лютик жалобно покосился на друга, а затем на Джиллиан, чьё полнейшее безразличие к его появлению всё больнее ранило, — у меня простая задача — предупредить вас. Дальнейшее решение принимать тебе, наверняка ты что-то сообразишь. — Пока я соображу только одно, — Геральт вдруг схватил его за шкирку, как нашкодившего котяру, и поволок к стоянке. — Объясняйся с нею сам, как хочешь, я это расхлёбывать не стану. — Погоди, погоди, я сам подойду, — бурно запротестовал Лютик, вовсе не желая представать перед Джиллиан таким унизительным образом. Ведьмак отпустил его. Он робко приблизился — Джиллиан с преувеличенным усердием продолжала помешивать похлёбку в котелке и не поднимала лица, — попереступал с ноги на ногу, отряхнул пыль с кафтана, расправил манжеты, покрутил перстни на пальцах. Эти нехитрые приготовления не помогли успокоиться. Хорошо хоть Геральт великодушно остался в отдалении, заинтересовавшись узорами на стволе платана. — Джилл, — позвал Лютик тихо-тихо, не осмеливаясь окликнуть её в полный голос. Чувства, переполнявшие его, не находили выхода, поэтому он дрожал от макушки до пят, а то и вовсе рисковал с минуты на минуту хлопнуться в обморок. — Это я. Она предпочла проигнорировать эту очевидную фразу. Красноречие Лютика, прежде не находившее преграды в молчании Джиллиан, теперь покинуло его. Она молчала не так, как раньше. Убийственно молчала. Он же мучительно подбирал слова, запинаясь и заикаясь, и вскоре бросил эти бесплодные попытки. Воцарилась гнетущая тишина, и с каждой секундой надежда Лютика на то, что Джиллиан ответит хотя бы взглядом, таяла. Он и представить себе не мог такую холодную встречу. Не мог — но теперь постепенно осознавал, что заслужил. — Знаешь, — всё-таки разомкнув одеревеневшие губы, он опустился по другую сторону костра. Джиллиан отвернулась. — Я столько хочу тебе сказать, да только как сделать так, чтобы ты всё поняла? Клянусь, я не хотел тебя бросать. Я просто… Я… струсил. Ободрённый тем, что она хотя бы слушает, Лютик возобновил свои старания. Сначала оправдывался неуверенно и скомканно, но постепенно всегдашняя разговорчивость к нему вернулась, язык развязался, речь полилась рекой. — Когда же ты наконец прекратишь болтать! — вдруг сказала Джиллиан, и, что бы ни значила эта фраза, прозвучала она как пощёчина. Лютик, впервые услышавший от Джиллиан такую интонацию, поражённо замер. — С меня хватит! Не веря, что её обида так глубоко укоренилась, он придвинулся ближе, чтобы пламя костра не мешало легонько прикоснуться к её плечу. Однако она не позволила, отшатнувшись и гневно воскликнув что-то на своём языке. — Дай мне объяснить! — в отчаянии взмолился Лютик, забыв, что толку от этого не будет, даже если Джиллиан уступит. Она не уступила. Выпрямилась, окинула его долгим взглядом — тут он рассмотрел, что глаза у неё воспалённые, заплаканные, — и отошла от костра, нырнув в шатёр. Лютику хотелось кинуться за ней, но он догадывался, что выйдет только хуже, и остался на месте, совершенно потерянный. — Ну, что поджал хвост, как побитый пёс? — Геральт, как всегда, приблизился бесшумно. — Неужто мастерство вешать лапшу на уши тебя в кои-то веки подвело, и сладкие речи не возымели действия? — Сделай милость, не читай мне нравоучений, — огрызнулся Лютик. — Учить тебя уму-разуму и правда поздно, — невозмутимо согласился Геральт. — Да только Джиллиан от этого не легче. С тех пор, как ты передал её мне, на ней лица нет. Меня дичится, ночами плачет, зовёт тебя во сне. На лошади ей ехать страшно и тяжело, не приспособлена она для этого. Эликсирами, которые ей прописаны, я её пою, а вот ест она совсем мало. Молчит всё время, и я молчу, только от этого молчания впору в петлю лезть. Не думал, что когда-нибудь так выскажусь о тишине, ан вот, пожалуйста. В былые времена Лютик нередко подшучивал над Геральтом — мол, никудышный из тебя оратор, всё сухо и по делу, так до сердца слушателей не доберёшься. Однако сейчас ведьмаку это удалось с лёгкостью, несмотря на то, что он по-прежнему остался скуп на эпитеты и подробности. Всё и без них так живо вспыхнуло в воображении Лютика, что в глазах защипало от непрошенных слёз. Бедная Джиллиан столько натерпелась, а он преумножил её страдания, зациклившись на своих и малодушно отослав её с Геральтом, убедив себя, что так будет лучше для всех! — Что же ты думаешь, она меня не простит? — Думаю, что пора приниматься за еду. А простит или нет — об этом сам думай. — Надо позвать Джилл, накормить… — Она со мной никогда не обедает. Избегает находиться рядом. Силой же ты в неё еду не впихнёшь, и не пробуй. Я просто оставляю похлёбку на её долю. Лютик остолбенело приоткрыл рот. Он и предположить не мог, насколько всё запущено, но что ещё страшнее — пока даже не представлял, как это исправить. — Э-эм… Ладно, — надо было ухватиться за что-то другое, чтобы не провалиться в пучину уныния, поэтому он сменил тему. — Хотя бы расскажи мне, где мы сейчас находимся. Я считал, что вы поедете кратчайшей дорогой и должны сейчас оказаться где-то неподалёку от Третогора… — Поначалу я такого маршрута и придерживался, но скоро стало ясно, что долго Джиллиан не вытерпит. Ей нужен кто-то, кому она доверяет, а меня она боится, на глазах чахнет. Я понятия не имею, как ей помочь, зато знаю, кто сумел бы. — И кто? — с совершенно неуместной ревностью нахмурился Лютик, тут же укоривший себя за это чувство. — Мать Нэннеке. Геральт в который раз удивил его. Мать Нэннеке, главная настоятельница храма Мелитэле, была давней знакомой ведьмака, но, наблюдая за ними со стороны, Лютик замечал, что отношения их гораздо теплее и прочнее, чем у обычных знакомцев. Он сказал бы, что Нэннеке для Геральта стала матерью, пусть тот вряд ли согласился бы с таким сентиментальным выводом. Поэтому то, что Геральт решил отвезти Джиллиан в храм Мелитэле, растрогало Лютика до глубины души. — Значит, мы на пути в Элландер… — Да, хоть это и крюк, я предпочёл бы потратить больше времени. Лютик задумчиво кивнул, соглашаясь. Его Нэннеке не жаловала, считая безалаберным повесой, распевающим бездарные песенки, и всё же в остальном мудрости ей было не занимать. Может, она сумеет вернуть Джиллиан надежду на лучшее, раз уж это не удалось ему. — И тебе тоже понадобится больше времени, — добавил Геральт, бросая короткий взгляд в сторону шатра. — И терпения. И деликатности, если ты вообще знаешь, что это такое. — Спасибо, что поддерживаешь, — криво усмехнулся Лютик. Что бы там ни вбил себе в голову колючий ведьмак, он, Юлиан Альфред Панкрац виконт де Леттенхоф, умел быть и терпеливым, и деликатным. И ждать умел — не потревожил Джиллиан аж до следующего утра! Правда, к этому моменту он весь извёлся и разве что на деревья не лез, тоскуя по утерянному расположению к своей персоне. Спровадив Геральта охотиться и делая вид, что занят сбором ягод, Лютик украдкой поглядывал на завтракающую Джиллиан. Едва она окончила трапезу, он будто ненароком очутился поблизости, протягивая горсть свежей земляники. Его встретило молчание. Однако уже не такое ледяное и неумолимое, как вчерашним днём. Кто бы сказал Лютику, что он научится различать малейшие оттенки безмолвия! — Возьми хоть одну, прошу, — он заворожённо следил за тем, как уголки её губ приподнимаются — едва заметно, мимолётно, но всё же, — а в глазах на долю секунды отражается тень прежней нежности. — Умоляю, Джилл. Она не отказала, аккуратно подцепила пару ягод так, чтобы не дотронуться до его кожи, и попробовала. — Вкусно же, — Лютик жестом предложил ей сложить ладони лодочкой и пересыпал туда оставшиеся ягоды. Пока Джиллиан лакомилась земляникой, он судорожно пытался придумать, что ещё сделать или сказать, чтобы вернуть её доверие. Слов-то было с избытком, его распирало, но вместе с тем он страшился нарушить перемирие — пока непрочное, это Лютик ощущал чутко. А потом его осенило. — Скажи ты, Джилл, — он показал на её губы и изобразил разговор. — Не я, ты. А я тебя послушаю. Кажется, она верно уловила суть. Чуть приподняла брови, прищурилась, будто оценивая приглашение к беседе и не до конца веря, что Лютик соблаговолил отдать ведущую роль ей. — Смешно выходит, — Джиллиан села на траву, устроилась поудобнее и потянулась за растущей вокруг земляникой уже сама. — Хочется выговориться, говорить долго-долго, а смысла никакого в этом нет. И от этого я больше всего устала. Я ничего не понимаю, никого не понимаю, и никто не понимает меня. Рисунки, жесты — их всё равно недостаточно. От сквозившей в её словах обречённости Лютику сделалось так печально, что он едва сдержался, чтобы не подсесть к ней и не обнять — вовремя вспомнил совет Геральта о терпении. — Я всего-то хочу оказаться дома, а не в этом диком мире. Ты не представляешь, как всё здесь отличается от того, к чему я привыкла. И не представишь никогда, — она тяжело вздохнула. — Точно так же и я не знаю, что происходит с тобой. Ты меня оставил, хотя был моей единственной надеждой, я с ума сходила от страха и безысходности, я не понимала — как же так? Видишь, всё опять сходится на непонимании. Лютик не позволил себе даже шелохнуться, продолжая внимательно слушать, и после небольшой паузы Джиллиан заговорила снова. — Ведь я помню, что ты не обязан мне помогать. И не знаю, что стряслось там, в… как его… Гелибол. Может, у тебя не было другого выхода. Может, ты должен был поступить именно так. Может, ты объяснил мне всё, чтобы я не переживала, но я не поняла. Может, ты даже сказал, что догонишь нас позже, но я не поняла! — её голос сорвался, и Джиллиан закрыла лицо руками, пряча выступившие слёзы. — Мне было больно, безумно больно — и до сих пор болит. Мне трудно тебя простить, а ведь я и обвинять-то тебя ни в чём не должна! Я же ничего, совсем ничего не знаю! Она осеклась — быть может, не желая, чтобы эмоции окончательно подчинили её себе, — и запрокинула лицо. Лютика тронул этот бесхитростный приём, он сам его применял, когда был маленьким, уверенный, что, если сделать так, то слёзы не прольются. Теперь он знал способ получше — разрешить другому человеку бережно оттереть их, — но всё-таки не осмелился на это. — Слова… — Джиллиан совладала с собой и вернулась к тихой, задумчивой интонации. — Как бы мы ни старались, всё опять на них сходится. Никак не обойтись без слов. Непонимание лишает опоры, изматывает. Никак не обойтись… Она прикрыла веки и обняла себя, как-то сиротливо поёжившись, не заботясь о том, что пачкает тунику земляничным соком. У Лютика дыхание перехватило. Беззащитная и хрупкая, его маленькая Джилл, одна-одинёшенька на этой полянке, в этом лесу, в этом мире! Одна, кто бы ни находился рядом. Он не мог больше этого выносить и придвинулся ближе, протянул руку, невесомо проводя по локтю Джиллиан, потом — дальше, к запястью, потом — к пальцам, переплетая их со своими. Всё, чем полнилось сердце, он попытался выразить этим мягким касанием. Джиллиан перевела на него взгляд — до странного взволнованный, будто Лютик коснулся её впервые, а ведь ему не раз случалось держать её в объятиях. — Я... — попытался оправдаться он, испугавшись, что оплошал, но она качнула головой, призывая хранить молчание. Лютик замер, неотрывно смотря на неё. Пальцы они так и не разомкнули. Слёзы, застывшие на ресницах Джиллиан, мерцали, как капельки драгоценных камней. Сладкий ягодный аромат щекотал нос. Их обоих окутала приятная, благодатная тишина — та, что состоит из перешёптывания листьев и отдалённых трелей птиц. Лютик не ведал, о чём в этот миг думает Джиллиан, но сам он думал о том, что порой слова всё же и не нужны вовсе.