Обеты дорнийца

Надо же, как вовремя издох старый король! Зря Тайвин считал, что хорошего от него не дождешься. Слуга как раз менял свечи, и Тайвин, пройдя в покои, бросил на него скучающий взгляд. Обычно он терпеливо относился к слугам. Лучше повторить приказ и подождать лишнее мгновение, чем расхлебывать последствия небрежности. Такого принципа он придерживался не только в быту, но и в политике. Люди, по большей части, глупы и несдержанны, но, при должной дрессировке, могли научиться делать правильные вещи в правильное время. Ему следовало отдохнуть. Он не спал двое суток, и его тело нуждалось во сне. — Разбудишь меня через два часа, — сказал он вошедшему следом пажу, Пэгу Ланну. Слуга, что занимался свечами, теперь стоял и смотрел в пол. — Ты свободен, — бросил ему Тайвин, не глядя. — Милорд Ланнистер, десница оставил вам послание. — Пэг Ланн протянул Тайвину свиток, скрепленный печатью. Тайвин сломал печать, мимолетно глянув в содержимое письма. Недоумок Мерривезер желал видеть его. Тайвин поднял брови, изумляясь наглости, а потом бросил послание на стол и резким движением расстегнул пряжку пояса. — Передай деснице, что я не пес на цепи, чтобы бежать по его свисту, — холодно бросил он. — Когда Мерривезер мне понадобиться, я приму его. Лицо Ланна вытянулось. — Как я могу передать такое его светлости! — прошептал он, но поймав тяжелый взгляд господина, стушевался. — Вернешься тут же. — Тайвин смерил пажа ледяным взглядом и отвернулся. Какой только дурак может требовать у него чего-либо?! Мерривезер еще не наигрался в десницу? Золотая цепь принадлежит Ланнистеру, а не подхалиму с головой, роль которой отводилась к тому, что запихать в нее то, что изображено на гербе владельца. Какое недоразумение, что Тайвин проведет эту ночь не в своих законных покоях в башне десницы! Оставшись один, Тайвин позволил себе слабость с удобством разместиться в широком кресле. Жесткий дублет с панцирными позолоченными вставками, имитировавшими его доспехи, был неудобен. Сам Тайвин предпочел бы свои золотые доспехи, но Киван убедил его не въезжать в город как король-завоеватель. Это могло оскорбить и Рейлу, и Рейгара. Его личную гвардию в две тысячи человек он велел разместить в верхнем городе. Несомненно, Мерривезер желал объяснений. Стоило ему передать, что это сделано в помощь золотым плащам. Он сделает это, не стоит затевать ссору с десницей, каким бы он не был. А, впрочем, не это занимало мысли Тайвина. Он мог сказать, что его прибытие несколько удивило Рейгара. Принц, вероятно, собирался пригласить его в Королевскую Гавань после коронации? Если вообще собирался. Вокруг него стало вращаться много разного люда. В первую очередь следовало разобраться с проблемой Старков. Рикард Старк сидит под замком, и один Неведомый знает, какой мудрец настоял на этом. Шпионы Тайвина говорили разное. Пицель указывал на Хайтауэра, но давно ли этот дуболом стал влиять на решения, столь важные для страны? Ему какое до этого дело? Впрочем, Веларион, мастер над кораблями, поддержал решение продолжать удерживать Старка. Но этот просто не любит северян, до зубовного скрежета будет поддерживать решения умершего идиота. Стонтон — тут интереснее. Этот полагает, что только ценный заложник будет держать в узде Север. Рикард не в каменном мешке, и жизнь его целиком зависит от покладистости сына, второго теперь уже, Эддарда Старка. Не станет он рисковать после смерти брата. Кто еще остался? Челстед? Казначей, марионетка. Пусть копошится. И Варис, мерзкий евнух из Пентоса. Кто бы мог подумать, что он проживет так долго. Тайвин не мог объяснить своего опасения в отношении евнуха. Он и мысли не допускал о влиянии того. Одно дело быть шутом для сумасшедшего старика, совсем другое — контролировать Королевскую Гавань и тасовать фигуры великих домов. И все же политическое чутье Тайвина не давало ему покоя. Было в этом заморском отщепенце что-то внушающее недоверие. Его решения в отношении Рикарда Старка Тайвин не знал. — Милорд? — Пэг Ланн, как оказалось, стоял над ним. Тайвин не заметил, как задремал. — Вы просили разбудить вас. Тайвин тяжело поднялся. Он не чувствовал себя лучше, но ему нужно было поговорить с Рейгаром наедине прежде, чем он встретиться с Советом. — Подай мне плащ. Это стоило сделать сразу после приезда, но возможности не представлялось. Каждый в замке стремился встретить Льва с Утеса Кастерли, словно старого друга. Тайвин даже и не подозревал, сколько у него верных соратников при дворе, даже странно, что ни один не вступился за него перед старым королем. Мысль эта вызвала усмешку. Покои Рейгара, где принц ждал его, были рядом с королевскими, но все же опочивальню Эйриса его сын так и не занял. Тайвин сам предпочел бы говорить вне ее. С того момента, как Эйрис сел на Железный трон, их отношения дали трещину, первое время скрытую даже от самого короля, но явную для Тайвина. Король Эйрис был прекрасно образован и не лишен острого ума, который, при особом взгляде, сохранился даже в безумии. Но живое воображение, очаровательное в юношестве, с годами превращалось в нечто пугающее. Эйрис был хорошо сложен и не чужд охоте. Тайвин относился к ней равнодушно, получая удовольствие в достаточной мере, но не предпочитая ее другим развлечениям. Некоторые высокородные лорды крайне высоко ценили азарт охоты, это вполне укладывалось в рамки приличий, однако с годами на лице Эйриса стало появляться выражение, напоминавшее Тайвину выражение морды старого льва-людоеда, которого потехи ради пустили в клетку с ягнятами. Голодный, разозленный, но наученный горьким опытом к ловушкам, он старательно принюхивался, познавая что-то новое для себя. Его приучали к человечине, но, при отсутствии оной, сойдет и жертва попроще. Не то, чтобы сам Тайвин был человеком мягким или добрым, но он никогда не любил смотреть на ненужные страдания. Для него был важен результат, как в охоте важна пойманная дичь, которую ему подадут к его же столу — выражение тщеславия, которое Тайвин не считал зазорным. Если жертва выдала ему все, что требовалось, ее следовало либо отпустить, либо добить. Эйрису доставляла удовольствие охота как таковая. Смаковать страх жертвы, контролировать его. С годами Эйрис словно понял, что играть со страхами людей гораздо интереснее. Что иронично, он стал проникаться любовью к животным, находя прелесть в какой-нибудь облезлой кошке или дворняге. Тайвин до сих пор помнил вопли какого-то красного жреца, веру которого Эйрис решил проверить его же оружием. Речи того были нахальны и оскорбительны, хотя Тайвин не помнил их самих. Просто это врезалось в память, потому что было первым. С годами Тайвин перестал даже пытаться укротить короля. Можно было утихомирить жестокость, садизм — на это у Льва Ланнистера хватило бы воли, но Эйрис все же не был извергом в том понимании, что в это слово вкладывал Тайвин. Действия Эйриса до последней поры не были чрезмерными. Слуги Красного Замка казались призраками, но призраками живыми. Великие лорды отчитывались перед королем и возвращались обратно, рассказывая об ужасающем блеске в глазах такого молодого, но уже старого внутри короля, и, в тоже время, о бьющей ключом жизни в Королевской Гавани. Эйрис был чудовищем, которое еще не показало свой характер. Дряхлеющее тело было только предвестником дряхлеющего разума. Отчего Рейгар так затянул? Пицель доложил ему о вставшей перед принцем дилемме, но сам Тайвин решительно не видел преграды, которая уже несколько недель оставляла Семь Королевств без законного короля. Надо будет передать свою благодарность Джону Аррену. Если этот хитрый делец сможет удержать в узде Баратеона еще столько же, Тайвин отошлет ему орла, вылитого из золота. — Тайвин, рад тебя видеть. Принц Рейгар стоял у окна, в дальнем углу комнаты. Он наклонился вперед, опираясь руками о столешницу, и не смотрел на Тайвина. — Хотел бы сказать то же самое, — отчеканил Тайвин. Дождавшись, когда дверь за ним закрылась, он, не ожидая приглашения, прошел в центр комнаты, остановившись напротив Рейгара. Вид у принца был болезненный, но в упрямо сжатых челюстях читалось явное неповиновение. — Твоя птица, верно, затерялась, — бросил Тайвин. — Я не посылал за тобой, — откровенно ответил Рейгар. Тайвин пожал плечами, оглядывая огромные покои, осветить которые пламя камина и несколько свечей никак не могли. Роскошь бархатной обивки мебели бросалась в глаза, серебряные подсвечники казались вылитыми из стали. Он знал, что дверь в дальнем углу вела в спальню, но принц никогда не ночевал здесь, предпочитая покои жены. Ну или теперь, возможно, своей любовницы. — Брось, Тайвин. Это не я должен тебе рассказывать о произошедшем, а ты мне. Не поверю, что ты не осведомлен о завещании отца. Тайвин снова внимательно оглядел принца. — Завещание безумца вполне его достойно. Оставить неспокойное королевство малолетнему принцу в обход старшего сына. — Он пожал плечами. — Почему тебя до сих пор не короновали? Рейгар посмотрел на Тайвина с наигранным удивлением. — Стать узурпатором? — с усмешкой спросил он. — Какая незамутненная добродетель! — Тайвин ощутил прилив раздражения. Он не любил смешивать политику и шутливость. — Тебя не мучала совесть в Харренхоле. Или так действует септа Бейлора? Снеси ее и не говори глупостей. — Я не собирался идти на обман. В Харренхоле Великий Совет должен был вынести свое решение относительно отца, и оно было бы коллегиально, выражало волю всех Семи Королевств. — Великий Совет тебе больше не нужен, как не нужен был и тогда. Думаешь, что великие лорды действительно знают, что происходит в стране? Что Баратеон может судить о состоянии Королевской Гавани или Тирелл о торговых путях через ров Кэйлин? Вестерос — не маленький замкнутый остров, Семь Королевств — не подконтрольный только тебе Драконий Камень. Хранители королевства, к сожалению, не компетентны зачастую на своих землях, что уж тут говорить об их отношении к королевской власти. Они что-то там слышали, что король не способен править, а стоило ему приехать, как весь пыл куда-то пропал. Рейгар поднял руку, останавливая речь Тайвина. — То, что ты говоришь, я прекрасно знаю. Но только так сложилось, что в подчинении этих людей армии королевства. И их открытая поддержка нужна была мне. — Принц со злобой оттолкнулся от стола и начал ходить из угла в угол. — Ты прав, дело не в добродетели. — На этих словах Рейгар оглянулся на Тайвина, которому стало даже как-то не по себе от этого взгляда. Но, чтобы этот взгляд не обозначал, Рейгар явно не счел Тайвина достойным хранителем своих особенно потаенных мыслей. — И теперь они мне нужны. Малый Совет хранит все в тайне, но разве возможны тайны в этом дворце? Слухи наводнили Королевскую Гавань, скоро они доберутся до самых дальних границ. — Рейгар остановился напротив Тайвина. — Малый Совет не горит желанием короновать меня. Я попал в ситуацию, когда меня боятся, им необходимо мое согласие, за себя и за моего сына, согласие на отречение. Льву Ланнистеру услышанное казалось бредом. — Все что нужно Малому Совету — это хорошая взбучка. — Тайвин пригладил бакенбарды привычным жестом. — У тебя на северо-востоке Долина с Джоном Арреном, который ждет вестей из столицы. Как ты думаешь, станет он удерживать своих воспитанников, если узнает, что ты до сих пор не коронован? — У Джона Аррена нет ко мне личных претензий. — Рейгар прикрыл глаза, словно испытывая облегчение. — Слава Старице и Деве, здесь, в Замке, ничья кровь пролита не была. — А что насчет чести? — Тайвин скрестил руки на груди. — Предложи Баратеону руку своей дочери по достижению ею возраста брака. Это умаслит Штормовые земли. У Баратеона есть младшие братья, и он может подождать с законными сыновьями. Кровь бросилась к лицу Рейгара — Тайвин видел это даже в полутьме. — Отдать мою Рейнис этому… этому… — Лорду Штормового Предела, — отрезал Тайвин. — Она не станет женой не-Таргариена. — Рейгар быстро справился с растерянностью. Поза его выражала упрямство не меньшее, чем у Тайвина. — Она предназначена для Эйгона. Тайвин потер виски. — Для начала с браком стоит разобраться тебе, Рейгар, чего уж там говорить о младенцах. А то как бы малолетнюю принцессу не прибрала к рукам Рейла — разве с вашей точки зрения брак с Визерисом для нее не подходящий вариант? Помани Баратеона блестящей наградой. И верни уже Лианну Старк брату, толку с нее никакого, но ее возвращение сгладит неприятность с остальными Старками. Тайвин видел, как лицо Рейгара приняло каменное выражение — маску, скрывавшую гнев, достойный Эйриса. Но испытал Тайвин не страх, а усталость. Долгая дорога сказывалась, и спорить с упрямым принцем ему не хотелось. — Лианна Старк — моя жена, перед богами, если не перед людьми, — тихо сказал Рейгар. — Я не откажусь от нее, никогда. Тайвин смерил его уничтожающим взглядом. Рейгар тоже нисколько его не боялся. За это Тайвин его любил, но все же есть разница между отсутствием подобострастного страха и глупой самоуверенностью. Он пришел сюда говорить о Малом Совете, Джоне Аррене и королевской власти, а не о любовных похождениях принца Рейгара. Похитил ли он Лианну Старк и изнасиловал, как говорили на постоялых дворах, или же и вправду устроил спектакль перед дохлым деревом — это было неважно. Если принц не возьмет Железный трон правом сильного, то смысла во всех этих реверансах не будет никакого. — Лианна Старк будет стоить тебе короны, — заметил Тайвин, как можно спокойнее. Он слишком громко гневался в свое время на Джейме, когда тот принял белый плащ, настолько, что больше сил на подобный страстный гнев не осталось. — Повторяешь слова Элии, — ответил Рейгар, качая головой. — Вы оба не хотите меня слышать. — В одном мы с твоей женой — заметь, женой, — сходимся — твоя одержимость пророчествами не нормальна. Я думал, что со временем эта чушь выветрится у тебя из головы, но я ошибся. — Тайвин медленно сел, внезапно ощутив, что он уже давно не двадцатилетний юнец, полный сил и энергии. — Когда я шел на конфликт с Эйрисом, то ожидал чего-то более серьезного. Рейгар не смутился. Он выглядел скорее печальным. — Я не должен был говорить с тобой о таких вещах, — сурово сказал он. — Но в вопросе коронации я не могу последовать твоему совету. Ты говоришь взять корону при помощи силы, но это лишь подольет масла в огонь. Если я породнюсь со Штормовыми Землями, как это отразится на Железных Островах? Грейджои неспокойны, если по стране пройдет слух, что я узурпировал трон против желания умершего законного короля, то призвать их к подчинению станет проблематично. Лорд Квеллон Грейджой всегда стремился к сближению Железных Островов с остальным Вестеросом, но одного его желания было крайне мало. Его наследник Бейлон находил немало сторонников среди тех, кто желал возвращения грабежей и набегов на сытые зеленые земли — они называли это восстановлением старого закона. Железнорожденные, северяне, дорнийцы — удержать всех их в узде и так непросто, а теперь они еще и научились прикрываться законами Семи Королевств… Именно для этого рядом с Рейгаром должен быть он, Тайвин Ланнистер, а не пара рыцарей и кучка ученых ослов! Рейгар положил руку ему на плечо, внимательно всматриваясь в выражение лица. — Я настоятельно прошу не ставить мне в упрек твой разрыв с моим отцом. Я никогда не вставал между вами, будь то твои матримониальные планы или осада Синего Дола. Вы оба бросили меня между молотом и наковальней, и каждый ждал, что я приму его сторону. Я желаю идти своей собственной дорогой. — Рейгар сжал его плечо. — Я получу власть так, чтобы мои дети не испытывали сомнения в своих правах. Этому королевству нужны изменения, и видят боги, старые и новые, все будет по-моему. Внутри Тайвина все словно похолодело. Он уже слышал такие речи — с пару десятков лет назад. Рейгар говорил явно уже давно приготовленную речь, и Тайвин испытывал чувство рыбака, у которого из рук выскользнула рыба и скрылась в воде. — Я не хочу вмешивать тебя в мое столкновение с Веларионом и прочими. Мне нужно не просто уничтожение завещания — мне нужно, чтобы Визериса вовсе признали неспособным занять трон. Тайвин нахмурился. Он ослышался? — Не проще уничтожить это завещание? Всего лишь бумага, она горит как все. Рейгар улыбнулся. — Желание короля Эйриса запечатлено не в бумаге, а в головах членов Малого Совета. Предлагаешь мне уничтожить каждого из них? Это было бы крайне затруднительно. — Говори же, чего ты хочешь от меня конкретно? — Я знаю, что ты ставишь дом Ланнистеров едва ли не на одну ступень с королевским домом, и это твоя слабость. — Рейгар пожал плечами. — Не ссорься с Мерривезером. Все же пост десницы принадлежит ему.