Обеты дорнийца

С похорон принца Эйгона прошло уже несколько дней. Каждый из этих дней был ужасающе длинен, душен и полон неприятных встреч и разговоров. Эртур устало опустился в кресло, с удовольствием вытягивая ноги. Голова гудела, плечи ломило, но возбуждение не дало бы уснуть. Покои Эшары были совсем небольшими, не больше той клети, где жил сам Эртур, но зато они принадлежали ей одной, Эшара не делила спальню с другими девушками, как это часто случалось у фрейлин не из домов великих лордов. Обстановка была милая, но довольно скромная, разве что на столе у окна стояла клетка с парой попугаев с Летних Островов — их пестрый окрас казался даже каким-то неуместным. Эшара накрыла клетку тканью, задумчиво опустившись рядом. Эртур с Эшарой внешне были не сильно похожи, во всяком случае, догадаться, что они брат с сестрой, с одного взгляда было, пожалуй, невозможно. Нельзя было и сказать, что они сильно дружили в детстве. Как часто бывает, сблизились они вдали от дома — когда Эшара приехала в Королевскую Гавань вместе с принцессой Элией. Эртур, по правде, ожидал испуганного воробушка, но уже тогда Эшара выделялась и яркой, даже броской красотой, и нежным обаянием. Дейны довольно сдержанно относились к вычурности и тщеславию королевского двора, но Эшара, попав в Королевскую Гавань, больше всего желала остаться здесь. Ее тяга к изысканному и прекрасному сполна удовлетворялась прелестью придворной жизни. И в то же время Эшара не нуждалась в опеке брата. Она не терпела излишеств — отвергала их интуитивно, и большинство слухов, что шлейфом тянулись за красавицей, не имели под собой оснований. Впрочем, сейчас она сидела перед братом в строгом черном платье, задумчиво глядя в полыхавший в закрытом очаге огонь. Волосы собрала на затылке, руки чинно сложила на коленях. Она напоминала в таком виде Эртуру мать, печальную и холодную — столь непохожую на обычно веселую и яркую Эшару. — При дворе сейчас целая делегация дорнийцев, и совершенно зазря, — тихо сказала Эшара. — Отчего же не прибыл Красный Змей? — Принц Доран здраво рассудил, что чрезмерное влияние дорнийцев при дворе для Рейгара станет скорее препятствием, чем помощью. — Плевать на все эти рассудительные речи. При Дейроне Добром никто не говорил о засилье дорнийцев. — Принц Доран всегда отличался сдержанностью. Вероятно, он посчитал, что Красный Змей чересчур вызывающ для налаживания связей с Севером и Западом. — И в нем достаточно доверия к Блэкмонтам и Манвуди? — Блэкмонты и Манвуди — громкие фамилии, чтобы при дворе достаточно расшаркались, — заметил Эртур, с грустной улыбкой глядя на сестру. — Говорить за всех будет Рикассо. Если говорить честно, то он не был даже уверен в благородном происхождении Рикассо. Тот уже был стариком в правление принцессы Лорезы, и Эртур был удивлен тем, что Рикассо не только сносно пережил долгое путешествие с юга, но еще и вполне проявил свой деятельный характер, когда добился аудиенции не только у принца Рейгара, но и у вдовствующей королевы и десницы Мерривезера. Положение Рикассо при Доране Мартелле было весьма неопределенно. Его называли сенешалем Солнечного Копья, но Эртур назвал бы его сенешалем всего Дорна. Старик вполне мог заниматься хозяйственными вопросами жизнеобеспечения замка, но это не делало его менее сведущим в том, что происходило на юге. Люди Рикассо обеспечивали провиантом принца Рейгара и Лианну Старк во время их побега в Дорн. Они же избавились от следа Брандона Старка, который тянулся к покинутой Башне. Известие о том, что принц Эйгон убит, предположительно отравлен, что принцесса Элия еще не оправилась после дозы того же яда, застало посланников Дорана уже в Королевской Гавани. Юный Дагос Манвуди выразил пылкое желание наказать разом весь замок, хромой Блэкмонт растерялся, хотя и пытался это скрыть. Рикассо хорошо знал, что Таргариены наследовали корону по мужской линии, и изъявил желание познакомиться с принцем Визерисом, однако не преминул подчеркнуть, что Элия еще совсем молода и, хоть мейстеры и отмечают для нее смертельную опасность в беременности, не бесплодна. Эшара выглядела по-настоящему испуганной. — Всех, кто хоть как-то соприкасался с королевской кухней, отправили в темницу, — тихо сказала она. — Но убийца ведь так и не найден. Эртур поморщился. Он не хотел бы обсуждать с сестрой такие вещи. — Дознание ведется… не торопясь, — ответил он. — И что будет с северянкой? — спросила она. Эртур тяжело вздохнул. Элии стало плохо в ночь после приема у королевы. Сначала списали все на усталость, и так бы все и осталось, если бы не Эйгон. Сладкий сон убивал совсем незаметно. Его часто использовали как снотворное, но для маленького ребенка было бы достаточно совсем небольшой дозы. Мейстер Агриван считал, что-либо сладким сном опаивали кормилицу, которая, впрочем, не жаловалась, либо его добавляли на кухне в прикорм ребенка. Элия, вероятно, пробовала еду сына, так же как и повар, здоровый мужчина, на недомогание которого внимания никто не обратил. Королева Рейла публично обвинила в отравлении Лианну Старк, которой была бы выгодна смерть законного сына Рейгара, и приказала отправить ее в каменный мешок. «Хотела быть ближе к отцу — пусть получает», — эту сказанную с особой страстью фразу Эртур услышан случайно, и делиться ею намерен не был. Принц Рейгар, проводивший все это время у постели жены, не сразу узнал о заточении Лианны, а когда узнал, в ярости велел освободить ее, с чем, впрочем, поначалу был не согласен Малый Совет. Но Рейгар плевать хотел на чужое мнение. Лианну вернули в покои, лишь выставив стражу. Королева по-прежнему называла именно ее виновной в смерти внука, однако Рейгар, совершенно задвинув в сторону Визериса, все же овладел Малым Советом, прогнув его желания и нежелания под себя. К сожалению, теперь эта лояльность не стоила ломаного гроша. — Ничего с ней не будет, — ответил Эртур. — Посидит взаперти, пострадает, а потом еще и родить умудрится — подходящий момент. Эшара поморщилась от тона брата. — Это рассорило королеву с принцем Рейгаром. Эртур задумчиво смотрел на слабый огонь в камине. Огонек почти совсем потух, и Эртур потянулся за кочергой, желая разворошить угли. Все было несколько иначе, чем представляли придворные сплетники. Королева и вправду обвинила Лианну, но ограничилась не только девчонкой, приписав смерть Эйгона сторонникам Севера, якобы мстителям за Рикарда Старка. Эртур ни капли не сомневался, что сама Рейла не верит в это ни на грош, но мастерски сыгранная роль истерички дала ей возможность оградить Визериса от влияния Рейгара. Ее поведение спишут на беспокойство матери, а не на недоверие к старшему сыну. Джейме Ланнистер рассказал ему, что слышал пересуды камеристок королевы — они практически не скрываясь обсуждали, что Старки не иначе как подложили Лианну под принца Рейгара, отравили его жену и сына, а теперь хотят смерти принца Визериса, любимого сына покойного короля, чтобы впоследствии посадить на трон свою ставленницу. Пересуды служанок — вроде бы чушь, но слушок уже перешагнул порог Красного Замка и во всю гуляет в трактирах города. Завтра об этом начнут судачить солдаты. О да, все это определенно рассорит Рейгара с матерью. — Я слышала, что Рейнис все же могут обручить с Визерисом, — добавила Эшара. — Толку от этого принцу Рейгару? — Так ответил бы любой андальский лорд — а Рейгар воспитан именно в этой культуре. Эртур отложил кочергу в сторону. Если у Элии больше не будет сыновей, то Рейгар возьмется за Лианну, брак с которой весьма и весьма спорен. Валирийские обычаи допускают полиаморию, но оба брака Рейгара — по обычаю веры Семерых, и по северным традициям — не имеют с этими валирийскими обычаями ничего общего, более того, подобное двоеженство для них недопустимо. Эти браки противопоставлены даже друг другу, как противопоставлены старое и новое верования. И все опять сводится к Визерису, пусть даже наследнику после Рейгара — но наследнику не прямому. Эртур закусил губу. Он не законник, чтобы разбираться в этих тонкостях. Его учили разбираться с куда более реальными противниками — бойцами, закованными в броню, убийцами, таящимися в полумраке, мятежниками, поднявшимися против законного короля. Да уж, его воспевают как легенду, а именно в этих своих обязательствах он и потерпел неудачу. Эшара пристально разглядывала его, и Эртуру стало не по себе. В какой-то момент он понял, что кроме сестры, ему и поговорить не с кем. Освелл Уэнт избегал его, не желая влезать в драку, а Ливен Мартелл… Ливена Мартелла избегал уже, к своему стыду, сам Эртур. — Знаешь, я ведь получила письмо от Ульрика, — внезапно сказала Эшара. Эртур не нашел что сказать. Он давно пережил пору, когда старательно делал вид, что совсем не скучает по дому. Элия была права, его подчеркнутая отстраненность от Дорна настораживала, казалась неестественной и, как и следовало ожидать, отвернула от него и его далекую родню. Эртур поймал себя на странной зависти к Эшаре. — Ничего по-настоящему важного, — пожала плечами Эшара. — Пишет о невесте, о малышке Аллирии, о наших старых знакомых. Спрашивал, каково мне тут. Неприятное чувство стало сильнее. — И обо мне ни строчки? — наконец спросил Эртур. Эшара бросила на него внимательный взгляд. — Тебе из Звездопада шлют свое почтение, — сказала она. — Впрочем, что мне еще нужно? — пожал плечами Эртур, откидываясь на спинку кресла и прикрывая глаза. Он слышал, как Эшара встала и приблизилась к нему. — Я думаю, Ульрика задело, что ты не навестил его, когда был в Дорне, — услышал он шепот Эшары. — Я был не на увеселительной прогулке, и Звездопад был не в часе езды, — отрезал Эртур. — Я совершенно с тобой согласна, — неубедительно сказала Эшара. Они помолчали. — Ты могла бы сама съездить на юг, — наконец сказал Эртур. — Познакомишься поближе с сестрой. Эшара присела на подлокотник кресла, оперлась рукой о плечо Эртура. — Я не шучу, — добавил Эртур. — Это было бы хорошим решением. — Предлагаешь мне сбежать из Королевской Гавани? — Именно. — Эртур обернулся к сестре, ожидая ответа. Эшара печально смотрела на него. — Я бы с большой радостью побывала в Звездопаде, но, боюсь, что если уеду туда, то уже не вернусь. — Принцесса Элия всегда может вернуть тебя в Королевскую Гавань, и Ульрику останется только смириться. Эшара покачала головой. — Ты совсем не понимаешь меня, Эртур. Дело не в Королевской Гавани, как бы я не любила этот город. Я не боюсь замужества, которое наверняка навяжет мне брат, не боюсь, на самом деле, и остаться в Звездопаде на неопределенный срок. Я просто не могу оставить Элию сейчас. — Ее есть кому утешить, — возразил Эртур. — Рейгар разбит, но не сломлен, Малый Совет в кои-то веки подчиняется ему. Если он примет брак Рейнис и Визериса, объявит брата своим наследником — у Элии найдется немало забот. — Если только снова не влезет северная девка. Эртур поморщился. Эшара грубила крайне редко. — Принц должен думать головой, а не тем, что у него между ног. — Эшара глубоко вздохнула. — Он сам виноват в том, что случилось. — Эшара… — предупреждающе начал Эртур. — А я не права? Он сбежал на полгода, надутый идиот, на что он надеял… Эртур с некоторым усилием сжал руку Эшары. У той вырвался судорожный вздох, она испуганно взглянула на брата. — Держи свой язык при себе, — отрезал Эртур. — Ты так со мной обращаешься? — удивленно спросила Эшара. — Я пока еще ничего не сделал, но не советую тебе выражать свое крайне неважное мнение. Если терпит принцесса Элия, то тебе тем более следует усмирить свой нрав. — Элия испытывает к этой северянке странную слабость, как бы еще к себе в постель не взяла, — прошипела Эшара. — А тебя ревность распирает? — насмешливо спросил Эртур, впрочем не испытывая желания уязвить Эшару. Сестра отвернулась. — Мне больно, — наконец сказала она. Эртур ослабил хватку, отмечая покрасневшую полоску кожи. Завтра на этом месте останется синяк. — Ты стал груб, — заметила Эшара, потирая руку. — А ты неосмотрительна, — отрезал Эртур. — Никогда не смей обсуждать принца Рейгара, тем более в подобном ключе. Эшара бросила на него злобный взгляд и отвернулась, явно с трудом удерживая себя от ответа. Эртур снова посмотрел на пламя. — Я хочу пить, — наконец сказал он. Эшара молча поднялась, он слышал, как она плеснула жидкость в кубок. — Вода? — спросил Эртур, с некоторым удивлением смотря на поданный напиток. Эшара смотрела на него без всякой нежности. — Ливен что, и с тобой говорил? — надоев играть в гляделки, спросил Эртур. — Элия сказала. Я же совсем не знала, как ты живешь, рыцари Королевской Гвардии обособлены от двора. Мне и в голову не приходило, что ты решишь искать утешение в чем-то подобном. Эртур хотел была выбросить кубок, но удержал себя, представив выражение «так я и думала» на лице Эшары. — Занимаетесь сплетнями? — спросил он, делая глоток. — А теперь свой язык стоило бы прикусить тебе. Ты думаешь женщины молча сидят над пяльцами? Конечно, мы обсуждаем людей из нашего окружения, не будь идиотом. — Эшара покачала головой. — Боги, Эртур, все это совершенно глупо, мы же брат с сестрой, родная плоть и кровь. Я люблю тебя, я беспокоюсь о тебе. Ты ведь даже не представляешь, как я боялась, когда ты уехал с принцем Рейгаром. А потом этот глупый мальчишка приехал, Элия до смерти перепугалась, когда принц Ливен покинул город. — Тебе не следовало говорить с Отисом, — сказал Эртур. Эшара наклонилась к нему, поцеловала в лоб. — Он что же, докладывает тебе? — спросила она. Эртур улыбнулся — впервые мягко. — Конечно же, он не станет передавать мне речи красивой женщины, но я прекрасно могу представить о чем ты его просила. В этом не было нужды. Я не хочу, чтобы ты оказалась втянута в подобное, не нужно. Рейгар не то чтобы навязал ему мальчишку, но достаточно красноречиво обратил на него внимание. После Харренхольского турнира Эртур предложил Кварлтону Челстеду взять его племянника в оруженосцы, и вскоре обзавелся хвостом в виде перезревшего юнца, растерянного, хоть и вполне толкового. Он поручал ему грязную работу, которой сам, будучи в оруженосцах у Ястреба Фаулера, никогда не занимался. К мальчишке Эртур сначала отнесся с долей презрения, не разглядел в нем качеств, которые оценил Рейгар, раз уж взял его с собой в Речные Земли. Эртур хотел предотвратить то, что явилось ему сначала в виде «зеленого сна», сна-галлюцаниции, а после — в виде невысказанных сомнений в дееспособности принца совершать тактически верные решения. Мальчишка Отис же с понятливостью и гибкостью отнесся к конфликту интересов своих кумиров, рискуя жизнью как посланец с письмом для Брандона Старка. Чувство благодарности заставило Эртура пересмотреть свое отношение к собственному оруженосцу. — Я тоже хочу, чтобы с тобой все было в порядке, — прервала его размышления Эшара. Ласково перебирая пряди его волос, она смотрела на него серьезно, даже строго. — Мне глубоко плевать на большинство людей здесь, но, если я могу что-то сделать для тебя — я это сделаю. Эртур почувствовал, что момент как-то быстро становится чересчур сентиментальным, и усмехнулся, подмигнув Эшаре. — Я думал, что Отис тебе все же понравился. Разве он не в твоем вкусе? Несколько молчаливый, с этим их северным простовато-глупым лицом, разве что мелковат ростом. — Ну ты меня прямо в тупик поставил. — Эшара сделала шаг назад. — Он весьма неуверен в себе. — Недостаток временный, он же еще мальчишка. — Бедная сирота. — Племянник мастера над монетой, причем оба весьма отличились на службе принцу Рейгару, — парировал Эртур. — Оруженосец. — И вовсе ерунда. Он рыцарем станет совершенно точно, а на севере… Эщара вздернула подбородок, глядя на Эртура сверху вниз. — Говоришь лишнее, брат. — Эддард Старк женится на старшей дочери Хостера Талли, — резко ввернул Эртур. Эшара не изменилась в лице. — Что мне до этого? — спросила она. — К слову пришлось, — кивнул Эртур. — Этот брак станет поводом для встречи Джона Аррена и, скорее всего, Тайвина Ланнистера. Тот ведь тоже в свое время хотел породниться с Речными Землями. Старки, Баратеоны, Аррены, Талли, Ланнистеры. Подумать только, такой союз распался. Югу пришлось бы несладко. Рикарда Старка отпустят на Север, как только улягутся все войска, Лианну Старк выдадут замуж за какого-нибудь сговорчивого придворного, который дал бы бастардам свое имя. Всяко лучше, чем держать королевской фавориткой незамужнюю девицу из дома Хранителя Севера. Что предложат Баратеонам — хороший вопрос. Девочек на выданье у Таргариенов нет, единственную законную дочь Рейгар прибережет для трона, может, если разум справится с предрассудками, выдаст ее замуж за Визериса и посадит на Железный трон не как консорта, а, по традициям Дорна, как правящую королеву. Эртур устало потер глаза. Сейчас бы забыться, всего-то и нужно, что немного вина… Принц Рейгар себе слабости не позволял. — Знаешь, а я видела Роберта Баратеона в Харренхолле, — насмешливо сказала Эшара. — Интересный мужчина. Красив, как Воин, силен как Кузнец, упрям как старый мул. Женщины всегда падки на таких. — И ты? — Эртур поморщился. — Я — в первую очередь. — Эшара присела в грациозном реверансе. — Жаль будет, если он откажется прибыть ко двору. Это бы меня весьма развлекло. — Я никогда не вмешивался в твои дела, Эшара, — покачал головой Эртур. — Но лорд Штормового Предела… — Так я и не предъявляю на него серьезных видов, упаси меня Дева от такой глупости! — Не зря Ульрик хочет, чтобы ты вернулась в Звездопад, — не унимался Эртур. Он чувствовал, что начинает ворчать, но не мог остановиться. Нрав Эшары годился разве что на поддразнивание, но до дела не доходило ни разу, как знал сам Эртур. Он не был уверен, была ли причина в благоразумности сестры или же в репутации ее брата. Все, что он хотел — спрятать сестру подальше от того, что могло произойти при дворе. — Я не буду бросать свою госпожу, — заявила Эшара, глядя на Эртура с таким же упрямством, которое он чувствовал в себе. — Я же не ты. Он не ожидал от Эшары подобного. Вскочил, в два шага нависнув над сестрой, с трудом удерживая себя от того, чтобы не схватить ее за плечи и как следует тряхнуть. — Ты нашел господина получше, и бросил короля, хорошо понимая, что поступок принца далек от того, что называется дипломатией, — низким голосом сказала Эшара. — С каких пор рыцари Королевской Гвардии стали участниками дешевых любовных авантюр? Обмельчали? Это ли подвиг для сира Эртура Дейна, Меча Зари? Семья доверила тебе Рассвет не для того, чтобы ты похищал разных девиц. — Хочешь уязвить меня? — спросил Эртур. — Что ты знаешь о короле? Что ты видела? Думаешь, пожила в столице и сразу стала самой умной? Балы и приемы не делают тебя сведущей в том, что происходит за дверьми королевской опочивальни. Твоя свобода — исключительно моя добрая воля. — Эртур глубоко вздохнул, желание укрыть Эшару от всех невзгод в мире сменилось лютым раздражением. — Ты не была на моем месте, не видела того, что видел я, не стояла перед выбором, который делал я, не знаешь, о скольких вещах я жалею. Чем при дворе занята ты? — Эртур провел пальцем по тонкой цепочке с небольшим скромным рубином, что украшал шею Эшары. Рубины — символ добродетельных женщин, как он где-то слышал. Он знал, что дорогие подарки сестра всегда отвергала — не желала быть обязанной кому-либо, так ее учили еще с раннего детства. Одаривала ли ее Элия? Эшара порой носила драгоценности, которые их семье не принадлежали. Сестра поднялась на цыпочки, поцеловала его в щеку. — Прости меня, — прошептала она. — Я была не права. Просто все эти события… Они выбили меня из колеи, я всякий раз оглядываюсь и думаю, а что, если бы… — Эшара замолчала. Оба подумали о маленьком погребальном королевском костре. Внезапно лицо Эшары перекосило от гнева. Она вцепилась в брата. — Если северянка попробует хоть слово лишнее сказать при Элии, то, клянусь, плевать на все россказни о ее смелости и умении махать кинжалом, найдут ее где-нибудь внизу лестницы с переломанной шеей! — прошипела она. — Ненавижу всех Старков! — добавила в сердцах. — Зачем я только… Эртур слышал явную боль в ее дрожащем голосе, обнял, прижимая к себе. Несколько минут тишину нарушал лишь треск поленьев в камине и тихое щебетанье укрытых попугаев. Эшара отступила, глаза ее были сухи, губы сжаты в тонкую линию. — Ни слова не говори, — приказала она. — Не напоминай мне, а то и тебе припомню. Эртур, вглядываясь в лицо сестры, поднял брови, выражая смирение. — Какая же ты все-таки стерва, сестрица, — заметил он. — Главное, что убивать с улыбкой на лице и галантными словами на устах мне не свойственно, — съязвила Эшара. Эртур хотел было сказать что-то напоследок, но потом подумал, что пусть уж последнее слово останется за Эшарой. Куда важнее, чье решающее слово будет в переговорах королевского двора и недовольных на севере.