***
Ребекка лежала на диване, прижав колени к животу. Она слушала в наушниках музыку. Классику. «К Элизе», Бетховена. Классическая музыка действовала на целительницу успокаивающе. Заставляла расслабиться, вспомнить себя совсем маленькой девочкой, сидевшей на коленях у отца. Отец Ребекки тоже любил классическую музыку. Мама говорила, что Ричард не хотел быть полицейским, а мечтал посвятить себя музыке. Ричард играл на скрипке, он и оставил скрипку в подарок дочери. Интересно, чтобы сейчас отец сказал о ней? Ребекка Эссен должна была беречь мать, а она не смогла. Полюбила человека, страдающего страшной болезнью, вынужденного делить свое тело с жутким, кровожадным Зверем, диким Хищником, неподвластным никаким законам и нормам цивилизации. Ребекка потеряла голову от любви, она была готова принести себя в жертву, даже готова была быть растерзанной на части, лишь бы не расставаться с любимым. Она видела измученного Зверем человека, человека, желающего смерти, чтобы вместе со смертью прекратить инстинкты Хищника убивать других людей. Ребекка и сейчас его любит. И, пожалуй, всегда будет любить. Кто сказал, что любовь — блаженство? Любовь — самое настоящее проклятье, яд, отравляющий кровь обоих. Ее любовь напоминала прыжок в бездну, дарила обманчиво сладкое чувство полета. Вот только за полетом всегда следовало приземление. И теперь Ребекка вся поломанная, с окровавленной душой и гигантским грузом чувства вины на плечах вынуждена жить без Него. А они клялись не расставаться друг с другом до самого конца… Но человеческие обещания так смешны перед лицом вечности. Почему она не умерла вместе с ним и мамой в ту роковую ночь? Хорошо бы сейчас напиться, — подумала Эссен, но сразу устыдилась своих мыслей. Нет, она не станет пьяницей, как Лайла Валеска. Ее дети ни в чем не будут нуждаться. Ради них Ребекка не звонит в полицию, чтобы сдать Джерома Валеску копам. По правде говоря, ее саму заждалась койка в Блэкгейте. Ребекка была бы рада принять тюремное наказание, отсидеть положенный срок. Но молодая женщина очень хотела, чтобы у их с Джеромом детей была мать. Жюли с Виктором такие беззащитные крошки. Им нужна мать. И как она только могла планировать покончить с собой? Нет, теперь жизнь Ребекки Эссен принадлежит ее детям. У Жюли с Виктором будут любящие мать и отец. Пусть мать и отец у Жюли с Виктором настоящие психи. Ребекка, конечно, не наблюдалась в Аркхеме, но, видимо, она после нападения банды психов на полицейский участок окончательно сбрендила. Потому что только либо полная дура, либо сумасшедшая рискнет связать жизнь с больными болезнью, которой болел Вульф. — Привет, док, — Джером появился как всегда неожиданно. Валеска плюхнулся на диван рядом с целительницей, бесцеремонно стащил с нее наушники. — Я соскучился, — объявил он. — Очень за тебя рада, — отозвалась Ребекка, пряча за равнодушным тоном раздражение. (Опять рыжий кретин к ней лезет) — А теперь будь добр отстань. — Читал твой дневник, — Джером демонстративно раскрыл перед лицом Ребекки старую тетрадку. — Ты оказывается шалунья, — Джером шутливо покачал головой, на его веснушчатом лице появилось выражение удовольствия. — В восемь лет едва не совершила убийство. Плохая девочка. А меня только в двенадцать переклинило. — Не трогай мой дневник. Отдай. Ребекка протянула руку, намереваясь забрать тетрадку из рук Джерома. Она злилась. Конечно, злилась. Личный дневник на то и личный дневник, чтобы не каждый мог его прочитать. Ребекка Эссен недавно начала вести дневник. Сама не зная толком, зачем. Наверное, чтобы люди, погибшие по ее вине, оставались живы хотя бы на листах бумаги. В этих листах жила она сама. Невинная, верившая в справедливость девочка Бекки Эссен. К сожалению, с первым убийством прежняя, чистая душой девочка умерла. Из-за нее умерло много людей. Умерла мама. Умер Стив, который очень любил веселую, смешливую Бекки. Стив, женой которого она чуть не стала. Стив, убитый Гринвудом.А он мог жить, мог, если бы не вылез из укрытия, желая спасти любимую девушку из лап мерзкого каннибала. Несколько преступников также умерло из-за нее. Они с Вульфом убили их. — Какая-то ты скучная, — Джером демонстративно зевнул. — Кстати, можешь почитать мой дневник. В Аркхеме я мечтал познакомиться с тобой поближе, — Джером, упершись ладонями о подушку, навис над целительницей. — От тебя пахнет свежей травой, дождем и чем-то таким особенным, бьющим по мозгам. Знаешь, я думал о тебе, когда был мальчишкой. Ты влезла мне в голову. Какие мне с тобой снились сны… Я после них всегда пачкал простыни, — Джером цокнул языком, хитро прищурился, с удовольствием отмечая, как женщина недовольно скривила лицо в брезгливой гримасе. — Ну, ты понимаешь, гормоны. В участке некоторые мои мечты исполнились. Тебе нужно чаще «арестовывать», — заметил он. — А тебе нужно чаще наблюдаться у психиатра, — Эссен уперлась ладонями Джерому в грудь, стараясь оттолкнуть прилипчивого парня. — Завалить бы тебя прямо здесь. — Ты всегда был таким озабоченным? — Ребекка злилась. Злилась и на Джерома, и на себя, и на свой дурацкий организм, требующий секса. От долгого воздержания у Ребекки могли участиться выбросы стихийной магии. И хорошо, если ее магия никого не калечила, а особенно хорошо, если не убивала. В жизни Ребекки было достаточно убийств. Самое обидное магия целительницы считала Джерома Валеску достойным партнером. Организм плохо слушался хозяйку. Гормоны давали о себе знать. С каким трудом Ребекка подавляла в себе мучительные плотские желания перед каждым началом менструации, когда тело буквально горело, настойчиво требуя ласки. Ей приходилось каждый раз прикладывать немало волевых усилий, чтобы не наброситься на Джерома, не опрокинуть его на спину и скакать на нем, скакать до изнеможения… Наплевав на гордость, на все правила приличия. Нанюхавшийся, торжествующий победу мальчишка в полицейском участке стал первым мужчиной Эссен, пробудил дремавшую в пленнице магию вместе с тайными подсознательными желаниями. К сожалению, Джером единственный мужчина, который жил в ее доме, он стал отцом Виктора и Жюли. Конечно, ему доставляло удовольствие видеть мучения молодой женщины, а Ребекка Эссен, собрав всю свою гордость, старалась держаться, не просить о милости, не просить, чтобы Валеска взял ее, желательно несколько раз. Ей приходилось обходиться собственными силами, самой снимать огромное сексуальное напряжение. Но Джером отлично знал: победа за ним, он может взять добычу в любой позе, а Ребекке не хватит внутренних сил ему отказать. Именно поэтому Джером позволял ей порой побеждать в их словесных баталиях: зная, в нужный момент он станет победителем. — Признайся, ты все-таки меня хочешь, — Джером втянул ноздрями воздух, улавливая запах. (Ради одного такого запаха, не задумываясь, можно было убить) Джером желал Ребекку. Он никогда никого так сильно не желал. Парень боролся с собой, боролся с желанием поцеловать соблазнительные губы. Коснуться языком пульсирующей жилки на шее, снять с целительницы ненужную одежду. Чертова ведьма опять манила, влекла его к себе дразнящим манящим запахом, пробуждающими самые пошлые желания. От которых он был сам не свой. — Признаю, у тебя больная фантазия, — Эссен слабо лягнула коленкой Джерома в живот, рыжий поганец все-таки решил лечь на нее. — Слезь с меня. Займись лучше Виктором. Ему нравится, когда ты берешь его на руки. Это была правда. Виктор любил сидеть на руках отца. Бывало малыш стоял, держась за стенки детской кроватки, и улыбался, глядя на Джерома. Виктор всегда оживлялся, когда видел Джерома, тянулся к нему, лепетал что-то на своем малопонятном языке, видимо, прося, чтобы его взяли на руки. Джером с удовольствием возился с сыном, играл с ним, менял подгузники, утверждая, что убирать дерьмо за собственным сыном гораздо приятнее, чем убирать дерьмо за слонами в цирке. — Мелкие в кроватке дрыхнут, — Джером не хотя поднялся с дивана. — Малая, похоже, с сюрпризами. Ей понравилось бить тарелки. Мне пришлось спеть ей песенку, ну, которую пела мне моя мамаша, до того, как у нее вошло в привычку надираться в хлам. Я так люблю свое семейство, — Валеска громко вздохнул, пожалуй, чересчур громко, парень театрально прижал ладонь к груди, демонстрируя, как сильно он любит свое семейство. Ребекка усмехнулась. Да, похоже, Жюли родилась ведьмочкой. Малышке пока нет даже года, а она уже умеет двигать взглядом предметы. Особенно малышке нравятся звуки разбиваемой посуды. Возможно, телекинез — не единственное умение малышки. Кто знает? Жюли пока слишком маленькая. Возраст покажет, на что способна эта маленькая девочка. Разбитая посуда — ничего страшного. Всегда можно купить новые чашки и тарелки. Главное, чтобы ее дочь не покалечилась. — Пойду уберусь на кухне, — решила Эссен. Никуда не годилось, чтобы осколки от разбитой посуды валялись на полу. Мало ли, кто на них наступит. Отдохнуть можно позже. Хорошо, если бы малыши ночью спали. Еще хорошо бы сегодня написать в дневнике хотя бы небольшой абзац ее собственной истории. Пусть даже дневник никто не прочтет. Все должно быть записано. Пусть люди, преждевременно погибшие, останутся не только в ее памяти, (память — вещь крайне ненадежная), но и на страницах старой, потрепанной временем тетради. Когда-нибудь Ребекка Эссен допишет свою историю до конца.***
— Мам, — Ребекка оторвалась от дневника, отложила тетрадь в сторону. Дочь, некоторое время находившаяся за спиной матери, обняла ее за плечи. — Зачем ты спасла папу? Без него было бы легче. Жюли держала в руках надкушенное яблоко и молча ждала ответ. Ребекка не знала ответа. Она не разобралась в себе. Эссен понимала: их связь с Джеромом была порочной. Раньше целительница убеждала себя, что она остается с Джеромом только ради детей. Детям нужен отец. Любой отец. Валеска любил детей, дарил им подарки, учил Виктора драться, а Жюли танцевать. — Ты любишь папу? — Эссен напряженно постучала пальцами по столешнице, ожидая ответа. — Виктор любит папу. Вы бы оба страдали, если бы ваш папа умер. А теперь мы сможем с ним иногда видеться. Ксандер Уайльд не причинит вреда брату. — Но он запрет его в бункере, — Жюли, нахмурившись, капризно топнула ножкой. Девочке не нравился мистер Уайльд. Его холодный изучающий взгляд из-по стекол очков. Настороженное недоверчивое выражение лица, с которым он смотрел на Жюли, когда однажды пришел к ним домой, чтобы увидеть племянников. Экко девочка и вовсе боялась и была настроена к ней враждебно, потому что Экко сделала больно Джерому. Жюли не знала, но чувствовала это, как и чувствовала то, что Экко ненавидит Джерома. — Мам, давай сходим к папе, ему без нас одиноко, — Жюли уселась на коленки к матери, уткнулась носом к ней в ключицу. — Мне так хочется, чтобы папа остался с нами. Почему он чуть не отравил наш город? — Не знаю, милая, — Ребекка крепче обняла дочь, поцеловала ее в макушку. Эссен ругала про себя Джерома. Инфантильный идиот. Ему не стоило обзаводиться детьми. Семейная жизнь не для Джерома. Устав от семейной жизни, он каждый раз уходил, лишь для того, чтобы, насладившись прелестями свободы, вернуться. Очередные уходы и возвращения блудного папаши утомляли Эссен. В самом деле, почему она не позволила ему умереть? Так, наверное, было бы легче для всех. Зачем она ввязалась в дело с воскрешением, создав проблему себе и окружающим? Из-за Джерома всегда было много проблем. Из-за Джерома Ребекка вела полулегальную жизнь. Не будь Ребекка Эссен целительницей, ее бы давно арестовали и отправили в Блэкгейт за помощь опасному преступнику. Не помогло бы ей наличие двух малолетних детей. Но Ребекка Эссен целительница, которая бесплатно лечила неизлечимо больных детей. Арест целительницы вызвал бы возмущение у общественности. Полиция не могла арестовать целительницу, так как сама пользовалась ее услугами. — Где твой брат, Виктор? — спросила Ребекка, испытывая желание остаться наедине, ей стоило заняться домашними делами, возможно, готовкой. Лучше всего готовкой. Она давно не пекла ничего сладкого. Стоило приготовить что-нибудь вкусное, а заодно отвлечься от неприятных мыслей. — Читает книгу. Я ему мешаю, — пожаловалась Жюли, спрыгивая с колен матери. Ребекка поднялась со стула. — Поиграйте во дворе, — сказала она. — Я сегодня испеку лимонные пирожные. А вечером мы сходим к папе. Жюли восторженно завизжала, побежала в комнату к брату — сообщить ему радостную радость. Ребекка осталась одна. Достала из кухонного шкафчика кастрюлю, собираясь готовить. Одновременно женщина гадала: будет ли рад Джером встрече с ней. Ребекку волновала реакция Джерома на появление ее в бункере. Очевидно, Джером был проблемой Эссен, но, к большому сожалению целительницы, Джером был и ее слабостью.