***
Одиннадцатилетие встретило Эссен первой менструацией. Девочка очень испугалась, когда, зайдя утром в туалет, обнаружила кровь на трусиках. К счастью, мама быстро ее успокоила, сказав, что первая менструация — естественный процесс взросления и каждый месяц у обычных девушек или женщин репродуктивного возраста идет кровь. Это значит, Бекки уже может забеременеть. Но она не забеременеет, потому что ей всего одиннадцать лет. В одиннадцать лет незрелый организм девочки точно не готов выносить ребенка. А Бекки даже противно думать о поцелуях, не говоря уже о дальнейших действиях, которые девушки и парни совершают друг с другом, собираясь доставить наслаждение. О менструациях Эссен вычитала в детской энциклопедии. Вдобавок дочь и мать часто разговаривали. Сара Эссен хотела, чтобы дочь не беспокоилась об изменениях, которое претерпевало ее юное тело. Бекки Эссен постепенно превращалась в подростка. Это было естественно и необратимо. Единственное, что пугало женщину, с возрастом в ее девочке неведомое нечто становилось сильнее. Это нечто сегодня заставило сломаться электрический чайник и уронило висевшую над мойкой полку с посудой. Многие тарелки разбились. Их придется покупать. Напуганная Бекки убежала в спальню. Забралась в кровать, натянула на себя с головой одеяло. Сара последовала вслед за дочерью в спальню, чтобы обнять ее, успокоить. Бекки всегда тяжело давалось осознание того, что она отличается от других детей. По правде говоря, Саре тоже.***
— Мам, я чудовище? Бекки со страхом ждала ответа. Конечно, чудовище. Разбивающее посуду, заставляющее перегорать электрические лампочки чудовище. Ведьма, — именно так сказала о ней сестра двойняшка Николаса. Ты тоже ведьма и рано или поздно должна это признать. Иначе произойдет большой бух. Что означает «большой бух»? Бекки опасна для окружающих? Может, однажды она убьет кого-нибудь? Эссен зажмурила глаза, вспомнив, как несколько лет назад едва не задушила агрессивного мальчика, обвинившего Эрика в воровстве и собирающегося побить уличного воришку. Нет, лучше не вспоминать. Иначе будет слишком страшно. — Бекки, — голос Сары Эссен звучал мягко и успокаивающе. Сара осторожно положила руку дочери на плечо. — Послушай меня, ты не чудовище. Конечно, ты немного отличаешься от других детей. Но вместе мы преодолеем все трудности. Я хочу, чтобы ты понимала, что не одна. Я буду с тобой рядом и всегда помогу тебе. — Мама, прости меня. Я заставила сломаться чайник, перебила кучу посуды, — Эссен села на кровати, потерлась щекой о руку матери. — Тебе придется покупать много вещей. Почему я такая идиотка? Раз не могу разобраться с собой. Сара села рядом, обняла дочь, погладила по непослушным, кудрявым волосам. Бекки положила голову матери на плечо, ища защиты, невольно вспоминая моменты, когда она была совсем маленькой. В раннем детстве все все казалось иначе. Проблемы представлялись решаемыми, а мама знала очень много и всегда была готова прийти на помощь дочери. Мама и сейчас была готова ей помочь. Но интуитивно Бекки понимала: с собственной силой она должна разбираться сама. Ей никто не поможет. Никто. — Это просто вещи. Их можно купить. Главное, ты не пострадала, — Сара старалась говорить убедительно, не выдавать страха. Не за себя, за Бекки. Сара ненавидела дремлющее в дочери нечто, отличающее ее от других детей. Бекки могла случайно пораниться, покалечить себя. А если бы чайник взорвался или в нем был налит кипяток? Хорошо, на этот раз обошлось. Но вдруг не обойдется в другой? Как спасти дочь от случайных увечий, провоцируемых растущим организмом? — И не вини себя, — Сара крепче обняла дочь, поцеловала в макушку. — Не каждый может разобраться в себе, особенно в одиннадцать лет. Иначе почему в мире существует столько психотерапевтов? — А они помогают? — Бекки напряженно ждала ответа на вопрос. Вдруг случится чудо и ей помогут. Кто знает? Может, среди психотерапевтов встречаются волшебники, настоящие профессионалы своего дела. Оставаться один на один с проблемой так страшно. Неужели никто в Готэме не знает, как справляться с нежелательными приступами? — Кому-то да, кому-то нет. Какая ты у меня лохматая, — Сара попыталась пригладить непослушные кудри дочери. — Давай я заплету тебе косички. Бекки повернулась к матери спиной, молча давая согласие. Мама иногда расчесывала ее волосы. Осторожно. Это было одно из проявлений их душевной близости, эмоционального доверия. Напоминания о временах, когда Бекки была совсем маленькой и не умела себя обслуживать. — Иногда человеку не с кем поговорить, обсудить проблемы, — Сара взяла в руки лежавшую рядом на столике расческу. — Тогда на помощь приходят психотерапевты. — Я могла бы стать психотерапевтом, — подумав, ответила Бекки. — Или врачом, или полицейским. Я хочу помогать людям. Она действительно хотела помогать людям. Быть полезной обществу. Это так здорово приносить пользу. Когда твоя жизнь не просто жалкое существование. Как было бы здорово, если бы люди чаще помогали друг другу. Возможно, тогда в Готэме не было бы столько преступников. Когда у человека нет другого выхода, он решается на преступление. К примеру, Эрик и Николас — хорошие мальчики, но воры. О них не заботятся родители. Им приходится воровать, чтобы выживать. Разве они виноваты? Люди должны помогать друг другу. Это необходимо для выживания человеческого общества. — Чтобы помогать людям, необязательно работать в полиции, — Сара положила расческу на столик, села напротив дочери, взяла ее за руку. — Ты не будешь работать в полиции, Бекки. Я не смогу потерять тебя, как потеряла твоего отца. Обещай мне, что никогда не пойдешь работать в полицию. — Обещаю, — нехотя произнесла Бекки. Ну вот, она дала новое неприятное обещание. Обещание, вынудившее Эссен отказаться от мечты далекого детства.***
Мама ушла в магазин, и Бекки осталась дома одна. Девочка читала книгу Джонатана Свифта о приключениях Гулливера в стране лилипутов. Честно говоря, сосредоточиться на книге у Эссен слабо получалось. Мешала боль в животе, неприятные ощущения между ног и поднявшаяся температура. Не очень приятно заболеть во время менструации. Особенно, если менструация первая и организм пока не привык к новым ощущениям. Шум внизу заставил Бекки отложить книгу. Кажется, в дом через открытое настежь окно забирался вор. Окно специально открыла мама, чтобы проветрить комнату. Эссен не знала, как поступить. У нее под рукой не было оружия. Ну, разве только книга, которую можно швырнуть в грабителя. А окно закрыть вовремя Бекки бы не успела. Девочка осторожно поднялась с кровати. Быстро придумав план действий. Она скинет вора со второго этажа в цветочные клумбы, а затем вызовет полицию. Бекки подошла к окну, прижалась к стене. Когда чужие пальцы показались на подоконнике, она замахнулась книгой, собираясь ударить по ним. Но, заметив знакомую каштановую макушку и серые печальные глаза, вовремя остановилась. — Какого черта, Эрик? — выругалась Бекки, протягивая руку товарищу, чтобы помочь ему забраться на подоконник. — Ты тяжелый, — пожаловалась девочка. — А если бы тебя увидели соседи? — Тебя не было на улице, — Эрик залез на подоконник, спрыгнул на ковер. — Я волновался, мелкая. И я принес тебе подарок, держи. Мальчик протянул подруге слегка помятый альбом. В альбоме находился рисунок, портрет Бекки, нарисованный карандашами. Конечно, нарисованный вид Эссен отличался от реального. Эрик только учился рисовать. Но для двенадцати лет у него получился вполне неплохой рисунок. Бекки было приятно получить подарок. Ее раньше не рисовали. Получить первый портрет было немного волнительно. — Ты настоящий талант, — призналась Бекки, обнимая мальчика. — Но тебе следовало быть осторожным. Хочешь я сделаю тебе бутерброд? — Ты вся горишь, — Эрик приложил ладонь ко лбу девочки. — У тебя температура. Ложись лучше в постель, Белка. Бекки открыла рот, собираясь что-то сказать, но Эрик прервал ее. — Не волнуйся, я не голодный, — сообщил мальчик, зная: подруга будет рада его накормить. — Мы с Николасом обворовали парочку магазинов. Теперь у меня есть, в чем ходить зимой. Николас тоже хотел тебя навестить. Но к ним с Магдой пришла мамаша. Улизнуть Ники не удалось. — Почему ты зовешь меня «Белка»? Бекки послушалась Эрика легла в постель. Эрик уселся на краешке кровати. Он с интересом рассматривал комнату. Рисунки Бекки на стенах, голубые обои, шкаф напротив кровати, где хозяйка комнаты хранила вещи. — Ты очень любопытная, хорошо лазаешь по деревьям и у тебя пушистые волосы, — Эрик сгибал пальцы, считая. — Как видишь, я насчитал целых три повода, чтобы назвать тебя Белкой. А я Волчонок, — заметив непонимающий взгляд подруги, Браун пояснил. — Постоянно огрызаюсь. Мы, пока тебя не было, решили с Ники дать клички членам нашей команды. Кстати, от тебя вкусно пахнет домашним печеньем. Прямо точь-в-точь печенье, которое делала мама на Рождество, когда я был совсем маленьким. Вкуснотища. — Но мама не пекла печенье, — хотела добавить Бекки, но осеклась, увидев настороженный взгляд друга. Эрик, взяв альбом под мышку, и осторожными крадущимися шагами направился в сторону окна. Оседлав подоконник, мальчик помахал подруге рукой, прощаясь. Затем он, перекинув вторую ногу через подоконник, спрыгнул вниз. Эссен очень надеялась, что Эрик не прыгнул в клумбы. Иначе мама будет недовольна. Девочка была уверена: ее друг не ушибся. Эрику отлично подошла бы кличка Обезьяна. Возможно, даже больше, чем Волчонок. Бекки уткнулась в книгу, чтобы себя не выдать, изображая хорошую невинную девочку, в спальню которой точно не полезут бродячие мальчики. Дверь в комнату отворилась, в дверном проеме показалась Сара Эссен. — Ты с кем-то разговаривала, Бекки? — рассеянно спросила женщина. — Нет, мама, — Бекки помотала головой. — Просто читала книгу вслух.