Дым сентябрьского огня

      Хватило нескольких недель, чтоб всё изменилось до неузнаваемости. В городах был введен комендантский час, телевещание не прекратило показ развлекательных передач, но значительно увеличилось количество информационных. На телефоны часто приходили СМС с информацией. В новостных эфирах назывались номера, сообщениям с которых следует верить — уже встречались попытки дезинформирования населения. Все соц.сети блокировались. Открывались уже заранее разработанные специальные сети, пользование которыми ограничивалось. Их открыли буквально через несколько дней после объявления войны: он были готовы заранее и лишь подшлифовались для конкретной ситуации.       Обстановка накалялась. Еще несколько дней назад можно было спокойно поехать в другой город, теперь же на федеральных трассах стояли блокпосты, и переезд стал довольно проблематичным. Убедительно рекомендовалось оставаться в своих населенных пунктах и избегать поездок куда-либо. На улицах городов увеличилось количество патрульных, на плечах которых болтались автоматы. В городах, уже попавших в котел, кричали сирены.       Дезертиров разыскивали, но чаще безуспешно: дома их, разумеется, не было, а на поиски просто не было времени. Пока все силы были брошены на стабилизацию обстановки на фронтах. Военное положение полностью оправдывало свое название. Был снят мораторий на смертную казнь, и дезертирам она грозила в том числе. Уехавшие из своих городов в первые дни не возвращались на места прописки — просто переписывались в муниципальных органах, особенно это касалось детей. Создавались списки вновь прибывших и убывших.       Связь с родственниками ушедшие на фронт поддерживали старым и, как посчитали, наиболее безопасным от утечек информации путём: бумажными письмами, а вот для работы, связи со штабом, получения нужной информации военнослужащие получали служебный телефон с уже забитыми номерами и планшет, в котором уже тоже были загружены необходимые материалы. Доступ в интернет был, но только лишь в те определенные сети. А вот похоронки высылали СМС-сообщениями на места, где были прописаны те, кому военнослужащий пожелал сообщить о своей смерти. Списки спускались раз в неделю сначала в региональный центр, а уже затем все тем же электронным письмом распределялись по районным центрам и уже затем — по муниципальным образованиям. На каждого бойца была выслана также отдельная бумага в электронной форме, которую распечатывали уже на месте и в которой должен был расписаться родственник, друг — за неимением родственников или глава администрации — за неимением никого.       Особо обильно они стали приходить всего несколько дней как. Сначала было на удивление тихо, а вот на второй неделе всё будто обезумело. Дьявольская машина набрала обороты, всё завертелось, закрутилось, как в воронке смерча. Вооружение пусть и было новым, но страны Армады были готовы именно к этой войне. Они уже проработали планы и пути, в то время как наша армия могла лишь гадать, куда они планируют наступать дальше, их каналы обладали пока слишком высоким уровнем защиты и хакерам не удавалось взломать их. Старая добрая разведка работала, но пока это не приносило больших результатов. Нужно было что-то предпринимать. Еще до официального объявления войны велась работа по взлому сетей Армады, но доступ не был получен до сих пор. Чего как раз и ожидали, так это того, что главный удар будет нанесен по Дальнему Востоку: туда уже заранее были стянуты силы. Так и получилось. Каким-то чудом удалось избежать паники. Может быть, из-за противоречивой информации, о которой кричала желтая пресса, у населения и не получалось сложить ясную картинку происходящего, а ждать войну было вещью не новой — со времен Холодной войны еще.       К работе над стратегиями привлекались старые мастера военного дела — особо ценные кадры, даже если те и были уже довольно преклонного возраста: на войне все равны. Многие из них добровольно соглашались на работу в Штабе — из идейных соображений, остальные понимали, что выбора у них нет, да и рычаги давления у тех ведомств имелись. И даже этими профессионалами было признано: тактика Армадой используется очень хитрая и запутанная, здесь нужно только одно — их карты, записи, планы. Только тогда можно будет предугадать действия противника. Они не работали за компьютерами, не писали хитрые программы, вирусы, они пользовались лишь головой и опытом.       Активно проводилась эвакуация из особо горячих точек. Правда в этот раз не знали, куда и кого везти. Любая точка страны в скором времени могла стать горячей и действовали, можно сказать, на авось, свозили всё также — вглубь страны. Боевые действия развивались стремительными темпами. Практически вся страна горела. Пока всё так же более ожесточенные бои шли на Восточном фронте, который раскинулся уже до Хабаровского края и грозился перейти в Якутию и Амурскую область.       Большинство компаний приостанавливали свою деятельность, замораживая активы. Государству передавалась монополия на владение топливом, оружием, некоторыми другими видами сырья и продукции. Кому-то запрещался выезд из страны. Партизанские отряды хоть и формировались по примеру Великой Отечественной войны, но пока особых результатов не давали: другие методы, другое время.       Также фермерские хозяйства теперь передавали продукцию не магазинам или поставщикам, а напрямую государству, которое уже потом распределяло всё. Это называли вынужденной революцией. Возмущения были незначительными, все понимали обостренность ситуации и то, что радикальные ситуации требуют радикальных мер. Пока продуктов хватало всем. Цены также устанавливало государство. Пока что эти цены были в денежном эквиваленте. Всё менялось очень стремительно. Буквально за несколько дней и ночей от привычного мира не осталось и следа. В стране начинались настроения, что это — начало конца.

***

      Свиридов сидел в небольшом темном кабинете учебной части, из света была лишь небольшая настольная лампа. За окнами было темно. Стрелка на часах то и дело подрагивала и показывала уже второй час ночи. Напротив него сидел крепкий мужчина лет пятидесяти в камуфляжной куртке и штанах. Сам подполковник Свиридов был в такой же одежде. Оба молчали, что-то высматривая в бумагах, иногда откладывали бумаги и задумывались ненадолго, делали глоток остывшего кофе и принимались дальше за мозговой штурм.       Прошло несколько недель нахождения Андрея в учебной части. Совсем скоро курс подготовки должен был закончиться, и ребята отправились бы на фронт. Вместе с ними, впервые взявшими в руки оружие, здесь проходили переподготовку и те, кто был в запасе. Они пойдут на Западный — и это уже успокаивало. Всех, кроме самого Свиридова, кажется.       — Ты думаешь, они готовы? — наконец подал голос мужчина, сидевший напротив.       — У них, да и у нас выбора нет, Егор Савельич. Война ждать не любит, разыгралась Армада, и на Западном, вот увидишь, мясорубка начнется еще похлеще Восточной, — Свиридов постучал ручкой по столу и увидел, как Егор Савельич провел ладонью по волосам, а затем уперся локтем о стол.       — Ты же понял, о чем я. Не о фронте. Ты просил меня присмотреться к нескольким. Я согласен насчет Корнеева и Конева, но Гордеев… — он сжал губы и помотал головой из стороны в сторону. — Прости, Григорий Тимофеевич, но…       — И всё-таки я настаиваю. И на бойцов надо смотреть не в учебке, а в бою. Вот увидишь…       — Что увижу? Кровь, смерть — увижу, — Егор Савельевич перебил Свиридова, начал резко, затем смягчил тон и продолжил. — Мы не в тотализатор играем, Григорий, не ставки делаем, как ты не понимаешь. Да, соглашусь, что пока выводы делать рано, люди новые, непроверенные, и мне это вообще кажется безумием, но…       — А на проверенных досье лежит у каждого Армадского генерала. Тебе оно надо? А в эти легенды уже в прошлом веке не верили. Нет, нужны как раз такие, — теперь перебил уже Свиридов. — Пусть безумие. Война, знаешь, вообще мало пикник напоминает. Здесь сплошное безумие.       — Зачем мы вообще этим занимаемся? Хлеб у хакеров отбираем, это их работа.       — Если ты забыл, мы им и помогаем.       Свиридов встал из-за стола и прошелся по кабинету, подошел к шкафу, где стояли тонкие папки с личными делами троих — Виктора Конева, Павла Корнеева и Андрея Гордеева. Взял все три и положил на стол перед Сохриным. Тот разложил их все так, чтоб фотография каждого бойца смотрела на него. Затем пролистал, вчитываясь, одно личное дело за другим, отложил и вновь пробежался глазами по фото каждого. В этих папках было собрано всё, что только смогли узнать о каждом из троих. Где родился, учился, когда женился, кто родители, бабушки-дедушки. Какие-то характеристики, вытащенные их специалистами, будь то школьная олимпиада или причина увольнения с места работы.       — Гордеев — это?.. — с прищуром посмотрел Сохрин. — Поэтому за него просишь?       — Гриша, не в ту сторону смотришь. А лучше к парню присмотрись.       — Да дохлый он, твой Гордеев! Он в первый же день скопытится на фронте, а ты хочешь!       Андрей проходил мимо кабинета Свиридова, когда услышал пусть и пытавшегося быть сдержанным Сохрина. Этот полковник смотрел на него всегда как-то так, будто уже сейчас видел в нем не больше, чем пушечное мясо. Сжав кулаки, Андрей прошел мимо. Отбой был уже несколько часов назад. Не спалось сегодня совершенно. Послезавтра или чуть позже они уже отбудут на фронт. Свиридов и Сохрин вроде как тоже. Андрей и так понимал, что он тут не самый сильный и изворотливый, но что ж ему теперь, застрелиться сразу? Ну вот такой уродился у отца-героя. Официально Виктору Гордееву никакое звание присвоено не было, но сослуживцы всегда называли его именно героем.       Вот и прогулялся в позднее время, нагулял сон. Выходить было, конечно, запрещено, но Андрей быстро уболтал курящего на крыльце лейтенанта, тот предложил поделиться сигаретой, но Андрей отказался. Да, может быть, и пора начинать курить, особенно хотелось выпить. Напиться нормально так, как Андрей еще никогда не напивался, и уснуть в пьяном дыму и бреду. Можно даже выкурить пару пачек сигарет. Но держался. Он не Витька. Витька…       Первым делом в первый день всех призывников собрали в спортзале на построение. Сначала нужно было рассказать, что от них вообще требуется и куда они попадут по прохождении курса подготовки и переподготовки. Отправлять людей, не державших в руках оружие совсем или державших много лет назад, было бы преступлением. Здесь были люди разных возрастов и даже полов. Две девчонки выбивались из общей мужской картины, но взгляд Андрея вдруг оказался прикован ни к той, ни к другой. Он выискал глазами знакомое лицо: Витька! Его сосед по комнате!       В этот момент Андрей испытал смешанные чувства. Вроде и человеческих отношений у них никогда не было, едва ли не в открытую оскорбляли друг друга. Андрей правда чаще принимал позицию: «я умнее, я промолчу», а вот Витька лил всё, что только думал о своем соседе, в том числе и при ребятах из группы. Тем не менее на душе стало как-то теплее, что здесь он видит знакомое лицо, знакомого человека, которого хотя бы знает как зовут. Хотя кто знает. Может, это станет весомым минусом.       Пока Андрей пытался убедиться, что это точно Витька, тот уже поспешил к нему и с ядовитой улыбочкой встал напротив.       — О, Андрюха. Не ожидал, — Витька улыбнулся, теперь уже по-детски наивно, и протянул Андрею руку для рукопожатия. Тот, недолго думая, пожал ее.       Все их противоречия будто стерлись у обоих из памяти. Они были по одну сторону баррикад теперь, они знают друг друга и у них общий враг и общая цель. А беда сближает. Им теперь предстоит долгий и суровый путь, и неизвестно, вернутся ли они из него. По крайней мере, пока они будут вместе.       — Были одногруппниками, будем однополчанами? — хохотнул в своей манере Витька, а Андрею подумалось, что в любой другой ситуации он бы начал искать подвох в таком теплом общении Витьки с ним, а теперь это было как-то… естественно? Он знал, что тот сейчас не сложится пополам от смеха, из-за двери не выскочит Оксана, что-то там говоря про него сквозь смех. Не закатят глаза Аля и Вера. Не съехидничает Лиза.       — Типа того, — кратко ответил Андрей и вздохнул. Берцы были удобными, но, надев их, как-то особенно остро почувствовалось, что теперь он долго не наденет кроссовки и ботинки. Не вернется домой.       Скоро в спортзал вошли Свиридов и Сохрин. Свиридов не подавал вида, что знает Андрея. Андрей принял эту же манеру поведения. Да впрочем, они и не были знакомы, так, пересеклись волей случая. Сохрин выглядел сурово. Седина уже ударила в волосы, он был хоть и старше Свиридова, но такой же крепкий, форма на нем сидела как влитая. Вот они — настоящие бойцы. Андрей вдруг почувствовал себя ребенком рядом с ними. Мальчишкой, который заигрался в войнушку. А вот Витька бодрился, для него это будто пока еще была забава, интересный аттракцион.       «Интересно, такие, как Витька, вообще взрослеют?» — подумал Андрей и перевел взгляд на Свиридова. Теперь он показался ему еще более статным и мужественным. Военная форма, крепкий голос, выправка — вот настоящий военный, вот он — офицер.       Прошла перекличка. В мужское сознание врезались два тонких, но крепких женских голоса, отвечающих на свои фамилии, но Андрею почему-то запомнилась одна: Агата Самохина. Вторую он, честно говоря, и не запомнил. Она была где-то в конце списка, там Андрей уже не слушал. Голос Агаты был такой твердый, решительный, но в то же время женственный, что Андрей на миг даже потерялся. Она стояла далековато от него и видеть ее лица он не мог, но отчего-то захотелось. Захотелось узнать, как она выглядит, обладательница такого голоса и такого сочетания имени и фамилии.       Вместо того, чтоб идти спать, Андрей вновь вышел на улицу и сел на крыльцо. Лейтенант уже ушел. В кабинете Свиридова все еще мерцал свет лампы. Какая-то фигура с сигаретой во рту стояла чуть поодаль от него. Дымок взвивался вверх, на землю падали тлеющие остатки бумаги и табака. Андрей узнал ее сразу: Агата. Опять покурить пошла. Она часто вот так выходила ночами: подыметь, подумать. Свои знали практически все, начальству не доносили. Девчонка лет двадцати, с идеальной осанкой, высокая, с хорошей фигурой, которую теперь скрывали бесформенные камуляжные штаны и куртка. Волосы собраны. Ее никогда не видели с распущенными.       Сейчас она мало волновала Андрея. Он глотнул прохладного ночного воздуха и оперся о перила головой. Он знал, что он не такой боец, который за месяц станет офицером, а за год — майором. Но услышать в открытую, что он ни на что не годен, что он — просто кусок мяса, который или подорвется, или будет расстрелян (да мало ли способов) в первый же день… Как бы Андрей ни был готов к этому, услышать это вот так было тяжело. Да еще и накануне отправки на фронт. И никуда ведь не деться. Тошно было и от того, что он — сын своего отца, что он не стоит его и не достоин.       Ребят не щадили. Вузовская физра показалась легкой разминкой перед тем, как их гоняли здесь. Это была даже не армия. Это была война. Терпкая, суровая, не терпящая слабости ни моральной, ни физической. И первой, возможно, даже сильнее. Нужно было научиться обращаться с оружием и хоть немного освоить рукопашку. Конечно, в современном мире с таким высокоточным оружием вряд ли навыки рукопашного боя будут крайне необходимы, но чем черт не шутит. Тренировать выносливость в идеале надо бы, но время, время поджимало! Нужно было за минимальный отрезок времени сделать максимум, но все понимали — основное придет лишь на поле боя. В теплом спортзале отрабатывать приемы куда проще, чем в грязи, измотанным, усталым, голодным.       Андрей старался. Честно старался изучить устройство автомата, понять суть приемов, но получалось не с первого раза. Витька ухватывал куда быстрее и в этой науке был намного острее Андрея. Его это злило. Чисто по-человечески злило, что Витька оказался впереди, что ему действительно нравится то, что он делает, и он разбирается в этом, может Андрею лекцию прочитать по устройству автомата.       — Гордеев… — Сохрин смотрел в бинокль на мишень, в которую стрелял Андрей. — Если бы это был Армадец, он бы умер. Со смеху. В молоко. Все патроны.       Андрей почувствовал, как покрывается красными пятнами, а злость усилилась, когда он услышал, что у Витьки Армадец тоже умер. Но не от смеха, а от прямого в голову. Витька уделал его! Витька! Даже не стремясь этого сделать! Тот, кого Андрей и за человека-то не считал особо, сделает для их страны больше, чем он — сын своего отца! Андрей и не помнил, когда в нем так бушевали эмоции. На кону стояло слишком много: жизнь и будущее. А он болтался балластом между жизнью и смертью в первом же бою.       — Тренируйся лучше, боец, — мимо него прошла Агата с винтовкой на плече. — Может, и научишься в прицел смотреть.       — Ну, с приемами у тебя получше, чем со стрельбой, — оказавшийся рядом Свиридов констатировал это и встал около Андрея, ожидая ответа.       — Угу, как сказал бы мой препод по анатомии: «Только избранным дано назвать бедренную кость «хумерус»*       Андрей поджал губы и, больше ничего не говоря, пошел сдавать оружие. Свиридов молча посмотрел ему вслед, покачал головой и сказал: «Ну-ну».       Совершенно неожиданно около него очутилась Агата. Она все еще курила. Села рядом и толкнула плечом, затем спросила: «Чего не спишь?» От нее, естественно, пахло табаком, но это не отторгало Андрея, хотя совсем недавно он готов был убить Витьку, когда их комната наполнялась запахом сигаретного дыма. Ситуация изменилась.       — Да не спится, — отмахнулся Андрей, не настроенный на душевные разговоры. Нахождение здесь Агаты вообще слегка напрягало его. Он хотел побыть один, а не с ней.       — Будешь? — она протянула ему пачку, на что Андрей поморщился и помотал головой. Агата убрала пачку в карман, сказав: — Ну как знаешь, спортсмен.       А Андрей просто хотел оттянуть начало курения. Он понимал, что на войне придется всяко и это хоть какой-то способ снять стресс, но начинать сейчас, а впрочем, что он теряет? Его убьют в первый же день, как сказал Сохрин. Так смысл беречь здоровье? Чтоб помереть с чистыми легкими?       — А хотя… Давай, — он еще немного погонял мысль в голове и попросил сигарету.       Агата достала сигарету из пачки, затем и зажигалку, подожгла сигарету Андрея, потом — достала еще одну себе и тоже подожгла. Но если Агата курила, будто смакуя момент, раздумывая о чем-то, то Андрей, сделав первую затяжку, закашлялся и чуть не свалился со ступенек крыльца, схватился за перила и, не вытащив сигарету изо рта, хотел было захватить свежего воздуха, но удалось — лишь дым от их с Агатой сигарет, отчего кашель лишь усилился. Агата не обращала внимания. Чего ожидать от спортсмена?       — Ладно, Андрюх, я спать пойду, ты это, живи, — она похлопала его по плечу и ушла, а Андрей выхватил сигарету изо рта и втоптал в землю.       Дыхание вроде приходило в норму, кашель успокаивался, а вот голова начинала ныть: и от курения, и от мыслей о войне и своей ничтожности. На улице было прохладно. По коже начинала бегать мелкая дрожь, вдобавок заморосил дождик. В кабинете Свиридова погас свет. Андрей, прислушавшись, нет ли шагов, пошел в казарму. Бежать было некуда, путь у него один. Даже Агата — и та чего стоит. Девчонка. А он «дохлый», в первый же день «скопытится». Покорно ждать гибели он, конечно, не будет. Будет выгрызать возможность жить из лап врага, но… Пусть будет, как будет. От него теперь зависит лишь то, как он будет себя вести.       Он бы хотел быть не таким, быть как отец, но не получалось, не мог. «Физуха слабая, но башка работает», — как говорил о нем теперь Витька. А толку от головы? Война-то не информационная. Тут выносливость, сила нужна, физподготовка. А у него «башка работает». Ну хоть какая-то часть тела.       — Спасибо и на том, — пробурчал Андрей, накрываясь одеялом и морщась от предстоящей участи.