Безмолвие

В заброшенной часовенке со скрипучими половицами, полной света и пыли, Лютик рассчитывал дождаться Геральта и немного помолиться, надеясь, что в священном месте, его молитва дойдёт до слуха Бога и голос вернётся к нему чудесным образом. Среди старинных икон, покрытых паутиной, Лютик пытался разглядеть очертания Богоматери. Её ласковый взгляд просачивался сквозь тонкие, липкие нити, проникая в самую душу. Лютику даже стало немного не по себе. «Кто здесь?» Шевеля губами, забыв об отсутствующем голосе, задал вопрос Лютик, вглядываясь во тьму в конце часовни, до которой не дотягивались солнечные лучи. Лютик вооружился лютней и присмотрелся в эту самую тьму. А тьма, кажется, стала всматриваться в ответ. Лютик едва ли, но смог различить переливы двух антрацитовых глаз, неподвижных, пронзающих его в упор. «Ч-что это?» Бард сглотнул и отступил на несколько шагов, отчего нечто в тени засуетилось и выползло ему навстречу. Оно стояло на коленях, а из-за волос, спадающих на неё пролитыми чернилами, было невозможно разглядеть лицо. Солнце коснулось бледной, почти прозрачной кожи её ладони, открывая Лютику вид на острые, как бритвы, когти. Своё оружие, чудище решило продемонстрировать сразу. До Лютика быстро дошло, что оно было голодным и слабым. — С-стой! — взвыло чудище. — Остановись, я приказываю! И Лютик вдруг понял, что не хочет сбегать, будто ему в голову насильно вложили эту мысль. «Что происходит?» Лютик видел, как оно неспеша передвигается при свете, как ползут вслед за ней эти длинные, будто пиявки локоны. Она. Это определенно была она. Девушка. Молодая. Стройная. Лютик не понимал, почему задумывается о красоте этого существа. И вот, оно откинуло волосы, всё это время скрывающие ее лик и взору барда открылось нежное, бледное, девичье лицо, совсем не вселяющее ужаса. «Потрясающе…» Подумал Лютик, подпуская её ближе. — Ты такой сладкий, — наконец, подала голос девушка. Её ладони невесомо легли на его плечи, а рот жадно впился в его шею. Лютик никак не отреагировал на то, что к нему присосалась кровожадная брукса, желающая осушить его до дна. Брукса была слаба и её влияния едва ли хватало на то, чтобы удерживать Лютика. Она вторгалась в его мысли, но он чувствовал, что хотел сбежать от неё. «Кажется, ты так и не сдержишь своё слово… Геральт.» Лютик закрывает глаза. Кажется, всё для него закончится крайне неудачно. Кажется. Кажется. — Эй, брукса. — А? — вампирша отрывает свои мощные зубы от прокушенной шеи барда и её тёмные, как ночь, глаза, видят блеск меча, во мгновение рассекающего воздух и её голову. — Порядок? Лютик немигающе смотрит на обезглавленное тело бруксы и заторможенно кивает. Шея, конечно, теперь побаливала, а внутри чувствовалось какое-то опустошение, сопровождаемое головокружением. — Тебе надо поесть. Лютик снова кивнул, хотя внутри него всё сжалось в тесный ком и желание поесть у него напрочь стёрлось. Он всё ещё был напуган. — Тебя никто больше не тронет, — обещает Геральт, поднимая за волосы голову вампирши. Взгляд Лютика вновь становится по-щенячьи доверчивым. Он не мог спасти себя сам. А Геральт мог, потому он доверял Ведьмаку больше, чем когда-либо мог доверять себе.

***

— Лезь на Плотву, Лютик. Бард поднимает глаза и напарывается на холодный взгляд Геральта. Спорить с ним не было возможности, потому пришлось покориться. — Как ты себя чувствуешь? Лютик кивнул, мол, в порядке, но, на самом деле, он был опустошён. Мерзкая брукса успела набить его кровью своё прожорливое брюхо. Жаль только, что впустую. Столько крови и всё зря. — Мне жаль, я едва ли успел прийти к тебе на помощь. Ты мог погибнуть. Бард улыбнулся: «Беспокоишься, значит?» — Скоро мы доберёмся до трактира, там ты сможешь отдохнуть. «Я не устал.» Лютик с трудом держится на Плотве, а кобылица старается быть тише, будто чувствует его состояние. В этот момент, бард думает, что ему ещё повезло, что Геральт был рядом, иначе вампирша бы точно поглотила его всего. Вот только, кому могло помешать это слабое создание, которое Ведьмак уничтожил без особых усилий. «Если ты спас меня, значит, я что-то значу для тебя, верно, Геральт?» Думает бард упираясь взглядом в его подсвеченные солнцем волосы, которые пахли лесом и можжевельником, самый уютный запах на свете, заключил Лютик прежде, чем уснуть.