And then the world moves on, but one thing's for sure Maybe I got mine, but you'll all get yours И мир продолжает вертеться, но в одном я уверена точно Может, и я получила по заслугам, но и вы получите тоже Taylor Swift — Look what you made me do
Меня зовут Джулия Хофманн. Я родилась в богатой и влиятельной семье в Стохесе, городе, расположенном за стеной Сина. Я никогда не разделяла взгляды своих чёрствых родителей. Некоторые люди рождены, чтобы умирать, защищая таких, как мы, а некоторые рождены нами, всё просто, — фраза, которую я часто слышу из уст своего отца. Я до сих пор не могу понять её смысл. Почему некоторые люди умирают мучительной смертью за стенами, защищая нас, а мы, в свою очередь, греемся у камина, попивая чай и ни о чем не беспокоясь? Видимо, я какая-то неправильная дворянка, раз считаю иначе. Каждый мой день похож на предыдущий: меня будит служанка, я привожу себя в порядок, затем спускаюсь, молча завтракаю с родителями, которых нисколько не интересует ни моя жизнь, ни то, что я страдаю от почти каждодневных панических атак. Возможно, тут и моя вина, ведь об этом я никому не говорила. После завтрака я так же молча возвращалась в свою комнату и сидела там до конца дня. Меня спасают лишь мои книги, это одно из немногих, что я так люблю в этом пустом и безжизненном доме. Иногда, мне кажется, что я сошла с ума, словно застряла в повторении одного и того же дня. Возможно, вы подумаете, что я «зажралась»? Может быть. Но мне уже невыносимо от жизни, которой я живу. Мне так хотелось чего-то нового, хотелось какого-то азарта, хотелось приключений. Я пыталась, честно пыталась, завести дружбу с ребятами из моего окружения. Многие из них были даже очень неплохие, но стоило мне с ними сблизиться, открыться перед ними, рассказать о своей точке зрения, то они сразу же крутили пальцем у виска, говоря, что я странная. На этом наше общение обычно и обрывалось. Я пыталась снова и снова, но каждый раз был один и тот же исход. Но всё же было пару человек, с кем у меня имелась эта тонкая хрупкая связь, чем-то напоминающая дружбу. Я старалась сделать всё, чтобы не потерять хотя бы их. Где я живу, с кем я живу и как я живу — мне чуждо. Я будто родилась не в том месте и из-за этого хочу уехать отсюда. Сбежать, потому что добровольно родители никогда бы меня не отпустили. Разведчики. Люди, которыми я восхищалась и восхищаюсь по сей день. Да, их жизнь может оборваться в любой момент самым ужасным образом, но они хоть что-то делают для человечества, для его свободы. Это никогда не давало мне покоя. Свобода… Как много значит для меня это слово. Всю сознательную жизнь я чувствую себя птицей, запертой в золотой клетке. Всё могло бы так продолжаться и дальше, пока не наступил тот день, та самая точка невозврата в моей жизни.***
Это утро было удивительно тихим. Людей на улицах слышно не было, как и криков торговцев. Выглянув в окно, я не увидела шумного народа. Всё как будто замерло. И это пугало меня. Люди шли и тихо шептались между собой, боясь, что их разговоры будут услышаны. Закрыв книгу, я спустилась вниз и направилась искать родителей в надежде узнать ответ у них. Вдруг они знают причину такого поведения в городе. Пройдя в гостиную, я нашла их сидящими за столом. Сердце на мгновение сжалось, предвещая что-то нехорошее. Я никогда не видела их такими. Папа выглядел очень напряжённым. Нахмурив брови, он смотрел куда-то в стену или мимо неё. Мама сидела, закрыв лицо руками. Пряди её каштановых волос неаккуратно выбились из причёски. Это было так на неё не похоже. И… Она плакала? Сейчас лицо отца было мрачнее, чем обычно, и я будто видела таковой себя, потому что мы были необычайно похожи внешне. Сердито поджав губы, одной рукой он подпёр подбородок, а другой постукивал по поверхности стола. Казалось, что мне забивают гвозди в голову. — Отец? Мама? Что случилось? Почему на улицах так тихо? И почему ты плачешь? — спросила я, боясь получить ответ, переводя взгляд то на отца, то на мать. Родители повернулись ко мне, будто только сейчас обнаружив, что у них есть дочь. Папа поджал губы и недовольно посмотрел на меня: — Джулия, иди к себе в комнату и впредь стучись, когда хочешь войти. Где твои манеры? Ты же не какая-нибудь деревенщина из Сигансины, — строго сказал отец, не сводя с меня своих чёрных глаз. — Почему я должна стучаться в собственном доме? И я жду ответа на свой вопрос, — меня начало раздражать их отношение ко мне. Я уже не ребенок. Что-то случилось, что-то настолько страшное, что мой равнодушный отец сидел так, будто под ним была заложена взрывчатка. А я всё ещё не знала, что. Мама наконец соизволила поднять на меня глаза, красные и заплаканные. Слёзы скатывались по её щекам одна за другой. Всё её лицо скривилось в какой-то непонятной мне гримасе. Моя мама была королевой драмы. Возможно, сейчас передо мной она и была. — Не смей так разговаривать с отцом, Джулия. Пропустив это мимо ушей, я ожидала услышать что-то ещё. Но они молчали. В гостиной снова наступила тишина. Я чувствовала, как злость начинает растекаться по сознанию, затмевая нормы приличия. — Да почему вы молчите?! — не выдерживаю я, когда родители снова игнорируют меня. — Почему в этом доме я как пустое место?! — Язык, юная леди, — холодно сказала мама, уже вытерев слёзы платком, сверля меня взглядом. Я не могла ничего ответить. Мой рот открывался в порывах сказать что-нибудь, задеть их, но я не знала, как. Я тут же выбежала из гостиной. Родители ничего мне не рассказывали раньше и теперь не станут. Тогда я решила спросить обо всём у мисс Хайт, нашей экономки. Хотя говорить мне с ней совсем не хотелось. Эта персона отталкивала меня своей постоянной натянутой улыбкой и своим вечно счастливым видом, мне всегда казалось, что её лицо вот-вот треснет. Честно говоря, она похожа на дешевую проститутку, но сейчас это не главное. Я нашла Сару на кухне. Она стояла ко мне спиной, нервно перебирающей какие-то продукты в корзине. — Сара? — служанка вздрогнула и обернулась. — Что случилось в городе? Почему все так взволнованы? — О, мисс Хофманн, а Вы не знаете? — удивилась она, при этом улыбаясь. Её улыбка была похожа на оскал. — Если бы я знала, то не спрашивала бы, — я скрестила руки на груди, выжидающе смотря на неё. Иногда её тупость просто заставляла меня хотеть выйти в ближайшее окно. Или выкинуть её в ближайшее окно. — Вы представляете, — начала Сара, — Стена Мария сегодня была… Разрушена… — её голос дрогнул. — Это такой кошмар…! Экономка в отчаянии опустила голову. Я замерла в каком-то оцепенении и непонимании. — Как… Разрушена? Сара, это какая-то шутка? — Если бы, — служанка приблизилась ко мне.— Вы представляете, что теперь будет? Это просто ужас! Теперь люди из Сигансины могут хлынуть сюда, нам придётся отдать им часть наших запасов! Её слова тут же грубым ударом вывели меня из удивления. Я ожидала от неё любую несвязную тупость, но не что-то подобное. Что, мать твою, она только что сказала? Мне не послышалось? — Ты совсем дурная, а? Плохо живется? Ты ешь мясо каждый день и запиваешь его дорогим вином, спишь в мягкой кровати, да ещё и с моим отцом! Не боишься сдохнуть от того, что единственную вещь, защищающую тебя от титанов, разрушат, зато боишься отдавать что-то беженцам! Ты, никчемное, эгоистичное существо! Когда я упомянула отца, лицо Сары побелело от ужаса. Она уставилась на меня, как ребёнок, застуканный за воровством сладостей. — Да, не удивляйся, я всё знаю! И можешь мне ничего не говорить. Всё равно слушать не буду. Я бы могла сказать ей ещё много хорошего, но сейчас Сара была не главной проблемой. В последний раз посмотрев на неё, я быстро удалилась из кухни. Поднявшись в свою комнату, я теперь точно знала одно: пора бежать отсюда, бежать как можно скорее. Собрать всё необходимое и покинуть Стохес. Сейчас или никогда. Больше такого шанса у меня не будет. Сейчас Разведкорпусу как никогда будут нужны новые солдаты. Сейчас самое подходящее время, в другой раз я не решусь. Это единственный шанс, чтобы сделать шаг навстречу мечте. Я достала свою сумку, начав скидывать самую удобную одежду и обувь, взяла все отложенные мною деньги, как вдруг дверь в мою комнату распахивается. Я оборачиваюсь. На пороге стоит разъярённый отец, а за его спиной жмётся Сара, вытирая рукой слёзы. Вот овца, нажаловалась! Я рефлекторно пнула сумку под кровать и сделала самый непринуждённый вид. — Сейчас же объяснись, Джулия! Что это такое? Почему ты доводишь до слёз прислугу? — он стоял, как скала в проходе и смотрел на меня как бык на красное полотенце. Казалось, один неверный шаг и мне конец. Я молча уставилась на отца, склонив голову на бок. Непроизвольно по моему лицу расползлась довольная улыбка, а смешок сам вырвался с моих губ. Мне было смешно наблюдать, как отец защищает эту прошмандовку. — Я не сказал ничего смешного, Джулия, — продолжал давить отец. — И ты не ответила на мой вопрос. — Как и ты на мой, отец, тогда, в гостиной. Я видела, как от злости у него всё сильнее выступают вены на лбу, а глаза его готовы были просто лопнуть в любой момент. — Я знаю в чём дело, папа, и я знаю, чего ты так боишься и почему сейчас не находишь себе место, — я с вызовом посмотрела на отца. В проёме появляется мама. Она непонимающе смотрела на всё происходящее. — Вы отсиживаетесь за стенами. У вас есть деньги. А прямо сейчас в Сигансине погибают невинные люди просто потому, что этих денег не имеют! Погибают дети, такие как я, или еще младше, еще тысячи становятся сиротами. Десятки тысяч людей остались бездомными, и еще столько же военных сейчас умирают, защищая их, защищая нас. Вас это не беспокоит? Вы хоть что-то сделали, для того, чтобы помочь им? Хотя бы материально? Или деньги уже полностью заполонили ваш разум? — я перевела дух и продолжила. Я понимала, что назад уже пути нет. — Вы… Вы просто отвратительные! Вы — худшее, что случалось с человечеством. Не титаны, а такие лживые и жадные люди, как вы!.. Но я не смогла договорить, так как почувствовала удар. Мою щеку сильно жгло, а голова отклонилась в сторону. — Ты глупая девчонка! Мы кормили и воспитывали тебя пятнадцать лет и это то, что теперь получаем в ответ? Мы благородные люди! А ты эгоистка! — в глазах отца пылала ярость. Он правда ударил меня. Я не могла до сих пор поверить в это. — Только у таких эгоистов мог родиться такой эгоистичный ребёнок, — съязвила я. Мне следовало замолчать, чтобы ещё сильнее не усугублять ситуацию, но я не могла. Эмоции взяли надо мной верх. — И раз уж ты такой благородный, поезжай сейчас в Сигансину и отдай часть своих запасов. Еды на всех не хватит, это может помочь! Этим вы можете им помочь! В комнате повисла тишина. Все молчали. — Так я и думала. Конечно, ты не сделаешь этого. Ты слишком жаден, — всё это время мама стояла и смотрела на меня, как на худшего человека в этом мире. Здорово. — Джулия, ты… Ты… — отец чуть ли не задыхался от злости, глядя на меня. Он понимал, что я говорю правду, вот только он никогда себе в ней не признается, а слышать это от своего ребёнка — больно. Очень не жаль, отец. Разъярённый, он быстро удалился, захлопнув за собой дверь в мою комнату. Я вздрогнула. Я чувствовала, как подступают слёзы, что я готова разрыдаться в любой момент. Разрыдаться от того, что мои родители настолько… Отвратительны. В моей душе всегда теплилась маленькая надежда того, что всё не настолько плохо и безнадёжно, что я себя просто накручиваю. В этот день эта маленькая надежда просто умерла.***
Ночь была холодной и безлунной. Я всё дальше и дальше уходила от дома. Много раз я оборачивалась назад, сомневаясь, правильное ли решение я выбрала. Надеялась, что родители поймут, что неправы, заметят мое отсутствие и побегут за мной. Попытаются вернуть меня. Но каждый раз одергивала и заставляла себя больше не смотреть назад. — Иди, иди, только не оборачивайся, Джули. Мне предстоит долгий путь.