***
Рука тянется к молочной коже торса, проводит вниз, отчего любимое тело чуть подрагивает, подается навстречу. Макс чувствует прохладу сухих губ, проводит по ним языком, прежде чем ворваться в горячее нутро чужого рта. Его кожа такая мягкая, словно бархатная, тело знойное и гибкое. Макс видит в этом смысл. Быть рядом. Для него нет ничего важнее. Руки партнера осторожно касаются его, гладят, сжимают бицепсы рук, ощупывают каждую мышцу на сильной спине. Макс чувствует, как его притянули ближе, начали ненасытно отвечать на ласку. Это сводит с ума, в животе мигом закручивается спираль, от этого стягивает все органы, а в груди разгорается пламя. Усмирить его никак, поэтому Макс покорно позволяет этому чувству разъедать его тело, выжигать все мысли. Но это не может длиться вечно. Место между этих стройных ног — его самое любимое на всей земле. Он прижимается ближе, призрачными, дразнящими касаниями гладит бедра, сминает их нетерпеливо и грубовато подтаскивает раскрытое тело к себе. В ответ получает кокетливое хихиканье. Как же ему нравится играться с перевозбужденным мужчиной. Первое движение в тугом нутре всегда самое болезненно-сладкое. Медленно, с оттяжкой Макс даёт ему привыкнуть, чувствуя неслабую хватку тонких пальцев на своём плече. Нежная кожа за его ухом немного пахнет никотином, совсем чуть-чуть легким одеколоном и им самим. Макс спускается дорожкой влажных поцелуев по шее, прикусывает, ощущая соль на губах. Он уже не в силах себя контролировать, по виску катится крупная капля, но не может отвлечь от происходящего. Толчки учащаются, тело под ним вздрагивает, рвано выдыхает. Руки обвевают горячее тело, царапают лопатку короткими ногтями-бритвами. Макс обожает, когда он так делает, это пробуждает в нём остроту восприятия, заставляет вернуться в реальность. Вернуться, поцеловать в засос постанывающее тело, ставшее ему слишком дорогим, и опять раствориться в этом безумии. Всё время кажется, что он сейчас пропадет из рук, исчезнет и Макс его больше никогда не увидит. Поэтому мужчина наощупь находит любимые губы, касается их снова и снова, гладит поджарые бока, переплетает пальцы с его и что-то шепчет иступлено. В голове бардак, вокруг, словно туманом всё поддевается. Связь с реальностью пропадает, Макс может чувствовать только тесноту любимого, его запах, вкус. Влад трется щекой о его щетину, глаза его закрыты, из губ изредка вырываются тихие, милые уху, стоны. От них у Зарецкого по загривку бежит табун мурашек и скручивает кишки. Вдруг Влад отстраняется. Макс едва находит в себе силы открыть глаза и взглянуть на него. Тот прозрачно улыбается, щеки его горят. — Катись отсюда, — его улыбка становится шире, оголяет провокационно острые клыки. Макса резко встряхнуло. Зарецкий смотрит в сатиново-серый потолок. Его тело горит, руки дрожат, как у наркомана при ломке. Он медленно садится, тело ломит, голова гудит. Он спит в чьей-то кровати. Не сразу он понимает, что заночевал у Жени. Пора бы переставать так пить… Макс смотрит под легкое одеяло. В штанах бугор. Дерьмо… Выполз Макс только спустя час. За это время он умолял неуместные фантазии сгинуть, а детородный орган усмириться. Воздержание сказывается на нём. Женя нашёлся на кухне, готовящий завтрак в одних бриджах. По помещению плыл аппетитный запах жареного. — Тебе очень идёт «утренний» вид, — игриво сказал Евгений, не оборачиваясь. — А ты, гляжу, совсем чего-то не «утренний», — зевнул Макс, пытаясь расчесать смятые волосы пятерней. Женя обернулся на него, сияя голливудской улыбкой. — Я просто встал давно. Проходи, ванная налево и завтракать. Макс сидел перед тарелкой с глазуньей и домашними, свежими оладьями. Он был голодный, честно. Но сейчас он кормил себя только мыслями о своем недавнем сновидении. Всё казалось таким реальным… — Да не отравлю, не боись, — хихикнул Женя, обмакивая оладью в земляничное варенье и откусывая. Макс стушевался. Ему было неприлично выделываться, но и принять такую доброту как положено, он был не в состоянии. — А где брат твой? — со вчерашнего дня о Сергее ни слуху, ни духу. А они ведь живут вместе. — Он на смене… Я ж тебе говорил о нашем графике ненормированном, — темно-розовая капля варенья потекла по пухлой губе друга, стремясь к подбородку. Женя не спеша дожевал жирную оладью и широким жестом слизнул её. Макс едва смог проглотить кусочек глазуньи… На месте Евгения тут же представился Влад. Напряжение в штанах начало нарастать. — Когда следующая туса намечается? — поспешил сменить тему мужчина, нападая вдруг на еду, лишь бы занять озабоченные мозги. — Не знаю, когда всем приспичит, — хищно улыбался Женька, поправляя выгоревшую челку, — Думаю, надо чаще собираться с молодым поколением. Мы и сами, конечно, не старики… Но с ними прикольней. Вон, драки, интриги всякие. Макс вспомнил конфликт Владика и Жени. Зарецкий не хотел видеть вражду между ними, нужно попытаться помирить их. Макс хмыкнул сам на себя. Ему бы самому с Воробьем помириться…***
В обед припёрлась Люба, пришлось делать приветливый вид. Вот только приперлась она не одна. Влад посторонился, впуская прямо-таки летящую деву, за тем Генку, насупленного Серого и… — Ты блять, что тут забыл?! — воскликнул Влад, едва не потянувшись за метлой, дабы прогнать того самого нарика-Антона. — Полегче, дружок, я с миром! — парень стянул кепку с копны тёмных торчащих волос и поднял руки, доказывая свою безобидность. — Птенчик, ты чего? Это брат мой, — подскочила Люба. Её поначалу растерянное лицо озарилось истинно глупой радостью, — Ой, а вы уже знакомы, получается? — Знакомы, — прошипел Влад, оставляя метлу в покое. — На вечеринке виделись, — умело сконструировал Антон легенду. Влад не понимал, чего тот от него хочет. Странно всё это. — Хрен с вашими родственничками! — влез науськанный Серый, — Ты мне лучше скажи, почто ты так с моими? — А? — вякнул Воробей и только потом вспомнил, что нагрубил Шумилову-старшему. — Там на самом деле всё так неоднозначно вышло, — вдруг вступился за него Антон, — Женя первый начал, склонял Влада выпить. А желание людей нужно уважать, твоему брату это, увы, не дано. Вот и вспылили. Воробей посмотрел на этого нарика, будто у того вместо глаз были вшиты пуговицы. Но потом спешно закивал. Проблемы с Серым были первоначальными по важности. — М-да? — уже тише протянул Серый, почесывая подбородок, — Ладно, поверю. Но сильно не зарывайся, брат Любы! Ты здесь новичок! Серый удалился под небольшой навес, рядом с сараем, прихватив с собой неодупляющего Генку. Люба унеслась следом, решая чуть-чуть побороться за честь парня и брата. Влад смерил Антона убийственным взглядом. — Ждешь «спасибо»? — Пожалуйста, — посмотрел на него Антон. — Она знает? — отвернулся Влад от сцепки глазами. — Я ничего никому не говорил. Сам скажешь, если посчитаешь нужным. — А сюда за каким хреном пришёл?.. Я завязал, даже не пытайся… — Бывших нариков не бывает, дружок, — перебили его, — Сам знаешь. — Иди к черту, — устало выдохнул Влад, заходя в ограду и оставляя калитку открытой.***
Утренний туман, словно пенка парного молока, ещё медленно плыл по сочно-зеленым полянкам. Среди него было прохладно и немного грустно. Мир спал. Людишки ещё не вылезли, а природа баловала себя редкими минутами абсолютной тишины. Лягушки, насекомые, густые поросли камыша молчали. Лишь вода иногда хлюпала о берег, подгоняемая движениями его резиновых сапог. — Доброе утро! — Макс ничуть не постеснялся нарушить это благостное состояние мира. Влад, стоя почти на середине протока какой-то речушки, вздрогнул, чуть не выронил удочку. Оглянувшись на Зарецкого, он нахмурился так мрачно, как только мог и тут же отвернулся. — Как дела? У меня не очень! Я тут уж вторую неделю маюсь, а мой любимый человек даже выслушать меня ленится! — Зарецкому резко захотелось глотнуть самого черного и горячего Американо, дабы согреть свою озябшую душу, — Не знаешь, почему? А Макс умел выводить из адекватного состояния. Влад скрипел зубами, но молчал, хоть и понимал, что никакой рыбалки уже не выйдет. Благородный баритон гремел под сонным небом, пугал гармонию этого места и возбуждал в парне яростное негодование. Задергался уголок левого глаза. — Если что, живу я у баб Мани Копыловой! Милая женщина, мы быстро поладили, она мне и о тебе рассказывала. Ну как… Не сама, я спрашивал! — Макс специально орал. И не потому что Влад стоял от него в десятке метров, а чтобы тупо надавить ему на мозги, — Мне тут нравится. Люди добрые, небо чистое! Река вон, рядом! Только вот незадача… Для кое-кого я пустое место. И пока это так, я буду продолжать здесь околачиваться! Влад даже не следил за леской, за мирным течением речушки. Он делал вид, что не слушает, но на самом деле ловил каждое слово. И каждый слог, вылетевший из этого тупого продолжения шеи, бесил. Так продолжалось ещё дня три, потом Влад перестал рыбачить. Макс упрямый, но и Влад не лучше. — Тебе жить надоело или как? — Воробей меланхолично рассматривал острые скулы Антона и темные круги под ангельскими моргалами. — Я кепку забыл у тебя в тот раз, — Антон скользнул во двор, направился к навесу, под которым подразумевалось нечто вроде летней кухни. Влад фыркнул, пошёл за ним. — Ты так и ищешь повода помозолить мне глаза! — Вовсе нет, — провокационно нагнулся парень за сырой диван, выискивая свою вещь. Из кармана черных джинсов торчал прозрачный пакетик с чем-то непонятным. Воробью захотелось пнуть его под зад. Антон вдруг обернулся, серьезно вцепившись в фигуру Влада взором. Провокатор. Этот чистый, небесный взгляд выводил Влада из себя. — И с Любой вы совершенно не похожи! — воскликнул Влад, складывая руки на груди. — Мы троюродные. — Вы-ме-тай-ся, — этим взором можно было проткнуть насквозь даже кирпичную стену. Антон бесстрашно сел на диван, сложил руки в замок. — Да не притворяйся. Если бы ты действительно не хотел меня видеть — уже давно выгнал бы взашей… Влад потерял дар речи, задохнулся от такой наглости, хотел было, возразить. Но почему-то не смог. — Я лишь хочу подружиться, — пожал плечами изнуренный гость. — Мне такой дружбы не надо… — Значит и твоим друзьями тоже, — вдруг поднялся Антон. Влад разинул рот, шагнул на него. — Что? — этого он и боялся, но до последнего думал, что у тощего наркомана не хватит духу на подобное. — Я не хочу обманывать сестру, — прикрывался святой невинностью этот черт, бесстыдно рассматривая растерянное лицо Воробья. — …Я всё равно бросил, какая уже разница? — Это они сами решат, — гость собрался уходить. — Стой! Антон остановился, забавно качнувшись на носках кроссовок, словно пружинка. — Чего ты хочешь? — вздохнул Влад. Макс устроился пастухом. Смешно, аж самому не верится. Аспирант крупнейшего в стране ВУЗа, биолог со стажем, призванный учитель… пасёт коровёнок. — Это всё баб Маня! — оправдывался Макс Эдуарду, — Тять, я и не понял, как она меня в колхоз притащила! — Скинь хоть фото, хоть где-то тебя с телочками увижу! — ухохатывался старик, — У тебя давно не было практики в верховой езде. Думаешь, справишься? — У меня был хороший учитель, — улыбался Макс, вспоминая, как в первый раз взял поводья в руки. Эдуард довольно хмыкнул, а потом вдруг затих на какое-то время. — Как там он? — Тяжело… — Ему? — Нам. Первый рабочий день вышел странным. Макс перенимал у Филипыча узды правления. Филипычем звали местного конюха, который, по сути, являлся разнорабочим. Если покос — он там, если вакцинация буренок — он тут, если стакан водки — здесь. Мужик в общем добрый, усатый, со странной привычкой слать всё и вся на три советских буквы. Как на зло солнце палило именно в этот день. Макс боялся схлопотать солнечный удар, а потому немного сместился с запланированного маршрута и вместо привычного животным холма, позволил пощипать свежую травку у леса. Из-за этого и припозднились. Яркий горячий диск плавно исчезал за линией горизонта, заливал поля оранжевым, буйствовал красками на летнем приветливом небе. Прогретый, пыльный воздух было приятно вдыхать. Макс неторопливо вёл стадо по проселочной дороге, рядом с кукурузным полем. Стоило им выйти к колхозу, дорогу им резко пересек ревущий мотоцикл. Подняв вверх солому, раскиданную по обочинам, он устремился дальше быстрее, чем ветер. Макс узнал эту полинявшую джинсовку. И чего это его мальчик так разгонялся на ночь глядя? Пара дней прошли незаметно. Максу нравилась его деятельность. Коровы хоть местами и туговаты, но на них даже орать не приходится, не то, что на людей некоторых. Уже согнав стадо и раздав рогатых хозяевам, Макс вальяжно цокал в сторону конюшни. Конь у него был зрелый, спокойный, но всё такой же сильный. Звали Федей. Макс с детства любил лошадей, посему Эдуард Аверьянович долгое время учил его всяким премудростям конного спорта. Макс быстро поладил с Федей. Решив ещё немного продлить свою прогулку, он пошёл прямо по сельским улицам. Здесь явление это было не новым, да и Федор был не против. Макс сомневался, что такому жеребцу интересно простаивать в тесных условиях загона. По левую сторону пустой дороги показалось большое кирпичное строение. Рядом была автобусная остановка, за черной оградкой благоухали цветы. Школа. Зарецкий едва не уронил челюсть, когда увидел Владика, торопливо пересекающего школьный дворик. Воробей же не стремился замечать мужчину, упорно листая какую-то папку набегу. Макс суетливо подогнал Федора и поравнялся с увлеченным парнем. — Добрый вечер, — чуть склонившись со скакуна, пробасил Макс заговорчески. Настроение играло. Воробей шарахнулся, едва себя помня от неожиданности. Первым делом он заметил шикарного коня, а распознав в седоке Зарецкого, чуть было не сорвался с места. Но обескураженность взяла верх. — Твою мать!.. Ты спиздил коня? — Влад встал в ступоре. Макса раззадорил хоть какой-то вопрос. — Почему сразу так… Это мой служебный конь. — И где служишь? В конной полиции пидоров? — Воробей постарался уткнуться обратно в бумаги и выжать максимум безразличия. Но Макс не вызывал у него безразличия, теперь нет. И Владу оставалось утешать себя лишь тем, что пока он ощущает к нему лишь неприязнь со злостью. Макс не терял настроя, радуясь этому диалогу. — Примерно и я только что обнаружил ещё одного кандидата в наши ряды. Влад промолчал на эту остроту. Он уже жалел, что вляпался в этот разговор. Единственным выходом был только игнор. — Что читаешь? — из-под носа нагло стащили папку. Влад очумел натуральным образом. — А ну верни! — Воробей потянулся к охамевшему Зарецкому, но тот задрал руки выше, читая название на титульном листе. — «Учебный план на год»… Ты что, в школе работаешь? — на Влада воззрились расширенные в восхищенно-ужасающемся любопытстве глаза. — Не твоё собачье дело, придурок! Отдай! — Влад чуть подпрыгнул, но и этого не хватило. Что конь, что Зарецкий были слишком здоровыми. — Отдам, если позволишь довезти тебя до дома. — Может тебе ещё и отсосать, раз на то пошло! — сорвался на крик Воробей, тут же осекся на мирных прохожих. Макс откровенно злорадствовал. — Ну, если сам так просишь, — почти прошептал он, наклонившись. Скривившееся в злобе лицо Воробья вызывало в Зарецком такие всплески эндорфинов, потому что он знал, Воробей злится на его превосходство, а не их прошлое. Но недолго длилось его счастье. — Охуевший! Даже после всего произошедшего в тебе есть силы издеваться надо мной! — Влад от души пнул коня по лытке. Животное взбесилось, едва не скинув Макса, вмиг растерявшего свою гордость. — Федора-то за что? — только и крикнул Макс фигуре, растворяющейся тени тополиной аллеи. Утром Влад вышел кормить кур и нашёл свою папку, перекинутую через забор и какой-то конверт без адреса. Не нужно обладать какими-то ясновидящими способностями, чтобы понять, кто его принёс. Первой мыслью было: сжечь. Однако Влад уселся на деревянное пыльное крылечко и закурил, жмурясь на активном солнышке. Любознательность взяла верх. «Я поступил как идиот… Впрочем, как и всегда. Пишу, потому что ты не хочешь так слушать. Хотя, сомневаюсь, что ты прочтешь. Но так у меня появится хоть какая-то надежда. Я действительно рад, что ты собрался учить детей. Тебе бы пошло, ты очень добрый на самом деле, я знаю. Правда, когда ты успел получить педагогическое? Я столько упустил. Прости меня.» Внутри заклокотала неприятная пустота, словно недовольная бездна требовала её чем-то заполнить. Влад перечитал последнюю строчку, сердце судорожно трепыхнулось. Он хотел почувствовать это вновь, но вместо самоистязания смял письмо, поджег зажигалкой и положил на бетонную плиту ограды. Огонь разъедал все фальшивые фразы, списанные из какого-нибудь примитивного российского сериала. Знал бы он, что Макс выводил эти строки всю ночь, перевел полпачки бумаги и даже прослезился.***
Второй месяц лета близился к разумному завершению. Пышные изумрудные кроны деревьев беспокойно шумели, день скоро пойдет на убыль. У Саши день рождения. Макс прознал об этом ещё за неделю до праздника. И вместе со всеми погрузился в пучину подготовки. Отмечать собрались у Лысого на хате. Та была ещё совсем новостройкой и стояла на окраине села, на совсем не обжитом куске пустыря. Хорошо, хоть забор, какой-никакой был. Двухэтажный, состоящий из обструганных брусьев и не шибко уютный, но просторный. Подруги Сашки припаслись шариками, заставили парней измотать свои легкие. Затем друзья расклеивали дурацкие, детские надписи с поздравлениями, подбирали хлам по углам. Приглашено было едва ли не полсотни человек. Столько ящиков водки Макс сроду не видел, даже в студенчестве. Весь день у Макса свербило в груди, он мечтал, чтобы младший-Шумилов непременно возжелал поздравить подругу брата, а вместе с собой припёр всю свою свору. Макс облегченно выдохнул, завидев тачку, подкатившую к дому, а за ней громкодырую «Яву». Поздоровавшись и обменявшись парой слов, все принялись ждать виновницу торжества. В восемь вечера во двор зашла Саша в потрясном мини-платье алого цвета. Все орали как сумасшедшие. Девушка плакала. Начали пребывать остальные приглашенные. Вечеринка обещала прогреметь на всю округу. В этот раз Владу было легче находиться в одном помещении с Зарецким, как бы он не хотел этого признавать. Он сидел на одном из кучи пуфиков и мрачно цедил пиво. Люба яро дрыгалась среди таких же пьяных девиц, Серега пытался завести новые, влиятельные знакомства. Генка же тусил на улице, Колян вовсе не пришёл. Прошло достаточно времени, но Макс почему-то даже не подошёл к нему, это раздувало в сердце неуёмную обиду. Хотя, с чего бы? Влад не заметил, как рядом с ним плавно опустилась чья-то фигура. — Привет, — улыбнулся Женя, сверкая зубами в приглушенном свете комнаты. Влад опешил. — Привет, — устало буркнул в ответ, ожидая выяснения отношений. В принципе, ему было плевать на этого Женю, он не испытывал никаких угрызений совести. Но и раздувать очередную ссору, как и затягивать эту он тоже не хотел. — Как дела? — продолжал так же миролюбиво Евгений, стреляя своими веселыми глазами по людям. — Нормально. — А должно быть отлично, — чуть придвинулись к нему. Владу вдруг стало жарко, он не ответил, — Может, тебе чего поприличнее налить? — Ты споить меня хочешь, или что? — откровенно недопонял Воробей, губы пересохли. — Вовсе нет… — потупился Женя несколько стыдливо, — Просто выпить с тобой хочу, а ты в штыки. Влад сглотнул слюну. Поникнувший Женя немного помял в руках стакан, затем решил уходить. — Блин, ладно! — выпалил Влад, не зная, отчего чувствуя небывалую неловкость, — Взрослый вроде дядька, а расстраиваешься из-за ерунды. Женя улыбнулся на это ворчание, попросил дать ему секунду и метнулся к столику с напитками. Вернулся он с двумя высокими стеклянными стаканами, наполненными чем-то тускло-розовым. Влад принюхался к этой жиже, сверху которой, кажется, были взбитые сливки. — Это… — Это ягодная наливка! — с энтузиазмом сказал Женя, — А со сливками я придумал, круто, да? Прямо как в лучших барах. Влад выгнул бровь, думая, что Евгений просто не был в лучших барах… Даже в худших, наверное. Жидкость переливалась в мерцании диско-шара, стакан холодил ладонь. Влад с неуверенностью смотрел на неё. Напиваться он не планировал. — На брудершафт? — перекричал Женя гам музыки и толпы. Влад пожал плечами, а мужчина самовольно скрестил их локтями, — До дна! Пищевод зажгло, но на языке остался-таки приятный, сладковатый привкус малины. Влад пытался слизнуть остатки сливок с верхней губы, но в голову ударило тут же. Женя, наблюдая за его кошачьими повадками, ласково рассмеялся. — Дай я, — он большим пальцем вытер уголок губ парня, Влад завис. Что-то странно всё это. Макс был необратимо вовлечен в толпу. Его цепляла то именинница, то её бесконечно одинокие подружки, то Лысый Юра сталкивался с ним лбом, пытаясь корректно унизить. Он продолжал недолюбливать городского, неизвестно почему. А сейчас Макс и вовсе был в его доме, поэтому негодование этого бильярдного шара росло в геометрической прогрессии. Вырвавшись из лап товарищей, Зарецкий решил отыскать Воробья. Пока у Макса не было плана, он просто собирался маячить неподалёку. Ему верилось, что Влад сам сделает первый шаг к нему, когда созреет. Он просто не должен прошляпить этот момент. В хаосе днюхи он едва выцепил Воробья. Тот сидел поодаль от танцпола, а к нему привалился… Женя. — Здорово, — Макс одной рукой подтащил ещё пуф, плюхнулся на него и воззрился на Влада, который едва смог различить, кто перед ним. — Максимилиано! Какая честь, выпьешь с нами? — икнул Евгений, поднимая пустой стакан. В их ногах стояла початая бутыль чего-то непонятного. — Ты его так напоил? — Макс продолжал терроризировать тихого Влада взглядом. — Тц, да мы чуть-чуть! — Вы же вроде в ссоре были? — сощурился Зарецкий, удивляясь, что Влад не стремиться заткнуть его или сбежать. — Ключевое слово «были»! — Женя пьяно рассмеялся. — Я принесу ему воды. Никуда не уходите, — рванул Зарецкий куда-то. Стоило ему скрыться, растолкав толпу, Женька резко стал серьёзным. — Пичуга, эй, — он схватил лицо Влада в обе руки и развернул на себя, — Слышишь? — Не глухой, — буркнул Влад, отцепляя чужие немного влажные ладони от себя. — Скажи-ка мне, что ты думаешь о Максе? Внутри всё завязалось в узел, но мозги были настолько расслаблены и расфокусированы, что Влад и не смог понять, когда его начали «прощупывать». В голове закрутился вихрь воспоминаний. Их первая встреча, первый поцелуй, первый секс… Всё он помнит до мелочей. И сейчас человек, деливший с ним целую жизнь стал его врагом… Во рту стало кисло, едва не подкатили слёзы. Под алкоголем тело легчает, эмоции тяжелеют. Влад не хотел вспоминать ту зверскую тоску, с которой жил это время. Он же её победил, научил себя ненавидеть, ведь так легче. Но сейчас… Кто же знал, что бросить Макса тяжелее, чем наркотики. — Эй, ты чего? — Женя пристально впился в опущенную голову, ссутуленную спину. В его глазах горел какой-то азарт, опасение, — Не спать, посмотри на меня! Женя хотел было опять схватить это фарфоровое личико, но Влад вдруг встал и, покачнувшись, пошёл вон. Евгений чертыхнулся, но следом не кинулся, завидев несущегося Макса. — Где он? — карие глаза с испугом обратились к нему. — Сказал, по Любе соскучился, — улыбнулся Женя, видя, как Макс оседает на пуф, — Выпьем? Влад оказывается в ограде, пытается справиться с напором чувств. Поездка в Индию, их совместные вечера и завтраки — всё вертится каруселью. На заднем дворе никого нет, Воробей валится на землю, пробороздив спиной по деревянной стене дома. Тяжко. Хочется вернуться в прошлое, когда всё было хорошо. Влад с ужасом и горечью понимает, что сорвется. Вернется, простит. Но хочет ли он этого? Ледяные руки прижимаются к горящим щекам. Нет, нельзя. Ты же обещал, вспомни, как тебе было плохо, как ты вообще оказался во всем этом дерьме, вспомни! Ну же! — Привет, — Воробей вздрагивает, Видит перед собой Антона. На том, как всегда, нет лица, руки в карманах. Он молча садится рядом. — Нахуй пр-риперся? — К тебе. — Захуй? — Забыл моё условие? — Влад нервно прыснул, — Я не прошу ничего сверхъестественного. Мы будем просто коллегами. Я же не сую тебе иглу в вену. Влада повело от этих слов, он часто дышал. Это подобие дружбы его настораживало, если не сказать, что откровенно пугало. Зачем он сдался этому безликому существу с бесстыдно-голубыми глазами? — Истерика? — меланхолично спрашивает Антон. — Отъебись. — Значит, да… Почему? — Завали я сказал! Чего ты пристал вообще ко мне, Господи! Как же всё заебло! Одни утырки вокруг! — Влад вдруг подскочил. Сонливость испарилась, он начал пинать остатки строительного мусора, орать и даже содрал пару костяшек о ребро дома. — М-да-а, — протянул Антон, доставая какую-то странную сигарету. Он прикурил, потянулся густой дымок. — … Дурь что ли? — одними губами выдал Влад, замирая. — Могу поделиться, — пожал плечами Антон, продолжая пялиться в пустоту. — Совсем совесть потерял? — тело Воробья сковал лютый холод. — У меня её и не было… Тебе полегчает, если присоединишься. Ты же хочешь. — Я тебе уебу. — Понял, ты ещё не готов. Влад хотел было опять начать орать, может даже стукнуть это тело разок-другой. Потому что он ненавидел этого типа всем сердцем. Он его шантажирует, вынуждает совершить старую ошибку. Влад тоже думал, что полегчает, тогда, три года назад. А нихуя. С болью живешь всегда, просто бывают моменты, когда она чуть притупляется. И лучше привыкнуть, чем бегать от своих проблем. Так вот, от этой драки его спасла другая драка. Неподалеку послышались крики, грохот. Влад распознал вопли Генки и не думая, кинулся на звук. Не столько волнение за товарища сыграло с ним, сколько желание скрыться от Антона. Эта точно дохлая тушка его несоизмеримо напрягала. Влад ему не доверял и опасался. За оградой, среди их автопарковки, схлестнулись Генка и Лысый Юра. Парни валялись по земле, грозились отбить друг другу яйца, печень и не только. Никто не спешил разнимать этот комок. Влад заорал что-то, сам не понимая, что именно и бросился оттаскивать друга. Геннадий орал зверем, пытался отпихнуть друга и кинуться обратно, хоть уже и запыхался изрядно. Юра был сильным противником и многие понимали, за кем будет победа, но все терпеливо и расслабленно ждали конца боя. Владу захотелось плюнуть каждому присутствующему в лицо. Вскоре подскочил ещё народ. Влад мало что различал, он был пьян, перед глазами плыло, он не успевал реагировать на агрессивные действия нарушителей порядка. Боковым зрением он замечает орущего Женю, который тоже не кидается разнимать, только вопит о чем-то. Влад хмурится, пытаясь понять, зачем тот завёл разговор о Зарецком… Ему же это не привиделось? Тут Генка куда-то девается из его окоченевших рук, Влад заторможено смотрит перед собой и сильный удар выносит его мозги из черепной коробки. Воробей чувствует горячую кровь на губах, боль в переносице. Затылок щекочет колючая трава, и неведомая легкость заставила его потеряться среди пространства.***
Влад просыпается весь влажный на кипенно-белых простынях. Ночи в Индии порой такие же душные, как и день. Он не спеша принимает душ, точно зная, что Эдуард и Макс вернутся только через час-два. Эти двое любили объезжать по утрам все маленькие городские рынки в поисках чего-нибудь диковинного на завтрак и в надежде разузнать у местных, о самых злачных местечках, о которых пока не прознали остальные туристы. Нью-Дели прекрасен. Владику очень нравилось рассматривать его с третьего этажа их не шибко дорогого отеля. В целом, возможно, город и был, словно муравейник. Он пыхтел, горел до самой ночи, да и ночью тут не утихала возня: местные круглосуточные кафешки с ужасно пряными блюдами, ревущие мопеды и громкодырые индусы-работяги. Памятники архитектуры, конечно, поражали. Такого великолепия надо ещё поискать. Может, Владик-то великолепия и не так много повидал, но… Теперь будет с чем сравнить. Сейчас они остановились неподалёку от центра. От каждодневных экскурсий кружилась голова, впечатлений: — Хоть жопой жуй! — верещал Влад вечером в трубку матери и Алексею. Те смеялись, просили выслать фото. В Дели им осталось быть всего пару дней, далее, по маршруту Эдуарда, их ожидает Варанаси. Там они уже остановятся у знакомого. Влад не мог дождаться познакомиться с семьей Варма, с их культурой, традициями. Влад вообще считал эту нацию очень интересной, даже общительной и самую малость любопытной. На удивление, пока Индия казалась процветающим государством, о глобальной нищете и грязи Влад судить пока не смел. Эдуард Аверьяныч говорил, что всему своё время. Не подумайте, что он наговаривал и пугал Воробья почем зря. Он наоборот, пытался предупредить молодых любовников, что, несмотря на такие проблемы, Индия — это колыбель древних культур и цивилизаций. За это её и нужно ценить. В общем, Владику не терпелось увидеть город «между двух рек», окунуться в щедрость давних друзей Эдуарда и наконец, познать ту самую суть религии, за которой все и рвутся в эту диковинную, даже чуть диковатую страну. В их двухместный номер возвращаются два бывалых путешественника. Макс ставит на небольшую тумбу шуршащий пакет и сует нос Владику через плечо, мурлычет доброго утра. — Привет, — уголки губ косятся, когда его виска касаются сухие губы. Макс задумчиво рассматривает карандашные наброски в мизерном блокноте Влада. — Ты «Храм Лотоса» по памяти фигачишь? — ещё больше улыбается Макс. Влад довольно угукает, — Мощ-щь! В следующую секунду Зарецкий, весь потный, но почему-то всё такой же желанный, заваливает Воробья на кровать, начинает обнимать и тискать. Влад шипит на него змеей, сквозь придурковатую улыбочку. Воробей не любил миловаться при Эдуарде, всё-таки он считался с его мнением больше всего и хотел выглядеть в его глазах так же безупречно. Весь день они бесцельно бродили по городу, стараясь напороться на новые знакомства и приключения. Глобального ничего не случалось, но так или иначе приходилось иногда узнавать дорогу, или просить погладить чьего-нибудь игривого пса. Ласковый и бесконечно тёплый закат щекочет лицо, когда они провожают его на смотровой площадке. Влад ощущает увесистую ладонь на своём плече. Внутри немного щекотно, когда он подчеркивает в мыслях, кто стоит рядом с ним. Воробей доверчиво жмётся к молчаливому Максу, словно благодаря, за всё эти приключения, за его любовь и заботу. Зарецкий это замечает, не меняется в лице, тихонько и удовлетворенно вздыхает, утыкается лбом ему в макушку, словно люди вокруг исчезли. Висок Воробья опаливает горячее дыхание мужчины, хватка на боку становится крепче. Сильные пальцы словно ток пускают в его по уютному уставшее тело. Влад чувствует себя живым, нужным и счастливым. В жизни нет другой цели. Ведь пока он рядом с этим здоровяком, всё хорошо. Вскоре к их милой компании присоединяется Эдуард, приносит мороженое.***
Боль повсюду. В теле, в душе. Влад жалеет, что вообще проснулся. Сесть получается только с третьего раза. Очумелым взглядом опухших глаз он обводит типичную комнату. Мятные занавески, письменный стол в углу, изгаженный детскими наклейками, шкаф и кровать-односпалка, на которой он сейчас и сидел. Владу стало в разы хуже, когда он понял, чья это комната. — Ой, доброе утро! — от этого восклицания у него ещё долго звенит в ушах, — Как ты? Рядом опускается обеспокоенная Люба, силится заглянуть ему в лицо. Воробей уворачивается, прекрасно зная, что сейчас он выглядит страшнее, чем атомная война. Через какое-то кошмарное время он сидит умытый на кухне. Люба сует ему под нос кофе, пряники и рисовую кашу на молоке, которую она варила всё утро. Влад смотрит на всё это и ему хочется блевать. — Что вчера произошло? — сипит он. Нос щиплет, а переносицу стягивает пластырь с глупыми узорами. — Ты вообще ничего не помнишь? — Влад помнит только как Женя дал ему этот ужасный, приторный «коктейль». Потом вроде Антон, потом Генка… — Я же Генку спасать бросился. — Да, а потом этот свинтус очень ловко увернулся от удара. Юра этого не понял, ну и кулак достиг цели… только не той. Если бы Влад мог усмехнуться, он бы это сделал. — А потом такое началось! — Влад сморщился от девичьего визга, — Этот городской… Максим! Точно, он бросился на Юрку и чуть до смерти его не зашиб, представляешь! Влад захлебнулся горячим кофе, отчего разбитый нос вспыхнул новой порцией боли, загудели даже мозги. Он кашлял так, что закружилась голова. — А он-то чего полез?.. — выдал парень. — Говорят, напился… Да и они с Юркой изначально чего-то не поделили. Сашу, может. Влад проследил, как девушка заправляет рыжую прядь за ухо. Ему становилось хуже с каждой секундой. Очевидно же, из-за чего Зарецкий кинулся на рожон. Идиот тридцатилетний. И Влад тоже, разве что помладше будет. Потому что он не понимал, для чего делает это… Забрав мотоцикл, он отправился к Копыловой Марье Ильиничне. Милый домик на сей раз выглядел посвежевшим. Влад давно не навещал старушку, раньше хоть бабушка таскала его сюда, а теперь… Стало стыдно. Влад знал, что стучаться в двери бесполезно, поэтому вошёл в ограду. Меж ребер скребло и ворочалось. Тревога отныне его постоянный сопровождающий. Эту дурь не выбить из башки. А благодаря всем недавним встречам и знакомствам, она только заполоняет все измученное естество парня. Баб Маня находится в сенцах, потрошащая шкаф. Влад громко здоровается, старушка даже не пугается, словно привыкла, что изо дня в день всякие долговязые бледные и побитые молодые люди без просу заходят в в её дом. — А-а, Воробей, день добрый! Чего пожаловал? — щурится женщина, поправляя свои мутные очки. — Да я… — Влад хочет соврать, что зашёл поинтересоваться её здоровьем, но не может тянуть время, — Хотел попросить позвать мне вашего сожителя нового… Он же у вас кантуется? — Максимка шоль? — усмехается бабушка. — Он самый, — с неким сожалением выдыхает Влад. — Здесь живёт, здесь. Ой, ты знаешь, такой интеллигент, умный, зараза, сильный! Один кулак с мою голову будет! — как-то ласково защебетала баб Маня, бросив свои дела. Влад удивился, с каким теплом женщина говорит о нём, — Только вот порой ночевать не приходит, но теперь всегда предупреждает. А то ишь, чего! Сёдня утром, батюшки святые, побитый пришёл! Я уж и так и этак, говорю, мол, случилось поди че. А он только башкой своей смольной вертит… — …Так он тут? — А? А, нет, на работе. Пришёл, йодом намазался по уши и ушёл, даже есть не стал, — баб Маня тяжко вздохнула, чамкая обескровленными губами. — А какая у него работа? — тихо подкрался Влад к сути. — Да пастушок он теперь. В колхозе. — Спасибо, — Влад смылся до того, как баб Маня начала расспрашивать про его синяки. Нет, Влад считает себя круглым дураком, раз делает это. Но ничего другого на ум не приходит. Да и смысла бегать уже нет. Зарецкий упрямая сволочь, но он человек, который обязан понимать прямой донос. Состояние было шаткое, голову периодически обносило. А солнце палило так, что Воробья не спасал даже ветер, бивший в лицо, пока он несся по пыльным полевым дорогам, к обыкновенному пастбищу этих краев. Нашёл Влад скопление коровёнок нескоро, Зарецкий, гадина, отклонился от привычного маршрута. Транспорт пришлось оставить на дороге, а до пастуха, прикорнувшего в тенечке перелеска, идти пешим. Сердце выделывало сумасшедшие кульбиты. Макс без стеснения, едва не пересрался, когда по голени увесисто пнули. Он стянул на затылок потрепанную канотье, выданную баб Маней и подтянулся, принимая строго сидячее положение. При любом движении всё ломило. Одним глазом (второй был сильно подбит) мужчина узнал Влада и тут же обомлел. Выглядел его любимый чуточку лучше, чем он сам. Нос был синий, искусанные губы сжаты в одну тонкую полосу, глаза красные и какие-то совершенно убитые. — Доброе утро, — живенько выдал Макс, игнорируя внезапную боль в разбитой губе. Честно, ему было стыдно предстать пред Воробьем в таком виде… Влад не ответил, стоял, без стеснения рассматривая каждый синяк на смуглом, уставшем теле. Макс неуклюже поднялся, прихрамывая. Рядом занервничал Федя, почуяв движения хозяина. Влад мазнул взглядом по черному лохматому хвосту коня и обратно воззрился на Зарецкого, тот почему-то уже стоял едва ли не впритык. Влад неконтролируемо отпрянул. — Пришёл, чтобы опять строить недотрогу? — в голосе приезжего, ставшего уже здесь своим, прозвучала обида. Влад не понял. — Опять? — Я здесь сто лет в обед… Всякую чушь творю… Коров пасу, спиваюсь… Бью людей. — Можно подумать, я просил тебя об этом, — фыркнул Влад. Он уже начинал жалеть, что приехал. Не на то он надеялся. — Можно подумать, ты не знал, что я так просто не сдамся. Только вот интересно, что ты будешь делать, если я всё же уеду? — Макс не знал, в какой момент он потерял силы. Ему было больно. Влад видел жертвой только себя, он не думал о том, каково Максу. Никто не знал, как Зарецкому плохо. И сейчас эта наглость душила в нём всё рвение. — …Я сразу сказал, что не держу тебя, — голос дрогнул, Влад почти заалел щеками. Почему эти слова причиняют такой вред? Он стискивают нутро так, что слышно хруст костей. — Тогда скажи мне… Скажи… — тихо и ядовито начинает Макс, но его перебивают: — Я видеть тебя больше не хочу! — выкрикивает Влад. В одну секунду щемящее чувство сменяет горячий гнев. Он уже не знает, почему злится, это привычка. — Нет, не так, — грустно усмехается Зарецкий, делает ещё шаг. Его опухшее лицо облизали горячие лучи, — Скажи, что не любишь меня. Сердце вдруг замирает, а потом надрывно лупит по ребрам, словно качнуло не кровь, а мизерную дозу смертельного яда — предательства. Макс видит, как презрительный прищур сменяется растерянностью. Даже напряженные плечи Воробья вдруг упали, словно он сейчас не устоит на ногах. Зарецкий знал точки, на которые нужно надавить. Он знал Влада. Глупец. Зачем он только пришёл. Знал бы, что попадётся в такую западню… Любит? Он его ненавидит всеми фибрами души, будь такая возможность, Влад бы запинал Макса до смерти. Но почему он не может этого сказать? — Уезжай, — хмурится уже не со злости, а от боли, грызущей душу. — Почему? Скажи это, я хочу знать причину, — Макс словно мажет свой большой палец солью и прислоняет к кровящей ране. — Причину? Ха, ты блять, предал меня! Вот в чем причина нахуй! — срывается Влад на крик, уже не может стоять на месте. — Выслушай меня, может, после этого ты изменишь мой приговор! — Макс кидается следом за удаляющейся фигурой. Он не чувствует ломоты костей и болезненную пульсацию мозга. Он просто хочет найти какое-то решение, хоть и понимает, что изначально поступил неправильно. — Нихуя я менять не буду! Ты урод, просто конченный! Не трогай меня! Уж задел я твои чувства, конечно, из-за меня ты побил какого-то алкаша, уж прости! Никто не просил тебя об этом! Ты сам! Тебе обидно, ущемляю твою гордость, всезнающая горилла? Да похуй мне! Ты со мной поступил гораздо хуже! И я не могу этого простить! — Воробей остановился и выпалил всё это в лицо Максу. Он часто, рвано дышал, но после мелкой передышки заорал вновь, — Хотел знать? Я любил тебя! Ты был центром моей ебаной вселенной, я… Я бы даже попытался как-то справиться со всем этим, узнай твои душераздирающие подробности! Влад замер, открыв рот. Макс давился комком в горле. Если в начале этой баталии он думал, что виноваты оба, то сейчас… Да как он может просить о прощении Влада, если он сам себя никогда не простит. — Но ты бросил меня, — словно припечатало Зарецкого к земле. Он смотрит на эти блестящие глаза, — А вернулся слишком поздно… Слышно только трепет полевой травы, качающейся на знойном, пыльном ветру. Коровы машут хвостами, отгоняя мошек. Пронзительно-голубое небо словно начинает неминуемо приближаться к земле, плющить пространство, убивать. — Значит, всё? — за этот тон голоса Макс хотел бы придушить себя. Влад переминается с ноги на ногу, бросает обездоленный взгляд куда-то в сторону леса, шмыгает носом и затравленно подтверждает: — Всё.