***
Поехали на видавшем виды УАЗике. Всё начиналось относительно неплохо, но только Макс никак не мог расслабиться. Он всё думал об этой жестокости, застрявшей в зелено-голубых глазах, об этой отчужденности. Максу всё чаще думалось, что он потерял своего мальчика. — Ты чего такой грустный, м? — вёл машину Женька. — А? Да так… Я вообще думал, ты ещё кого-нибудь прихватишь, — Макс оглянулся на пустующий пассажирский салон. — Да ну их! Охотники они откровенно говоря хреновые… А тебя ещё научить можно. Макс тихо усмехнулся, скорее не от веселья, а из-за приличия. Пока они гнали по трассе, Евгений честно пытался справится с радио, но когда они наконец свернули к полям, пропахали одно своими мощными колесами и свернули в густой ельник, всевозможная связь с цивилизацией сошла на нет. Макс закинул мобильник в бардачок, всё равно на ближайшие дня два он никак не пригодится. Проносящийся пейзаж за приоткрытыми окнами отвлекал, болтовня Женьки тоже. Мало-помалу Макс повеселел. Чтобы описать всю прелесть сибирской природы не хватит и нескольких книг. Зарецкого завораживали объёмные лапы елей, заслоняющие небосвод, сквознячок заносил в транспорт запах сырой хвои, листьев папоротника, грибов. Кстати, можно было бы и отправиться поискать, баб Маня была бы рада пожарить опят с луком или лисичек. Макс воспылал каким-то теплом. Ему стала близка эта добрая женщина, и лес становился гостеприимным с той же головокружительной скоростью. Ехали чуть меньше двух часов, Женька успел тяпнуть из карманной фляжки и затянуть «Отчего так в России березы шумят». Получалось настолько хреново, что Макс ржал до самого прибытия. Крепкое охотничье зимовье встретило их почти таинственным молчанием. Какой-либо солнечный свет едва проникал сюда, пели птицы, где-то шумела одна из целой системы упрямая речка. Внутри же царил тяжёлый покой, который был грубо нарушен громогласной дурнотой Евгения. Располагались недолго, решено было охотиться завтра рано поутру, а сегодня намутить шашлык. Макс всё чаще смотрел на подвыпившего друга, ловил его искрящийся взгляд, широкую, клыкастую, как у Воробья, улыбку и думал: «Хорошо, что мы встретились». Следующим утром Влад чувствовал себя более отдохнувшим, потому что удалось купить новое снотворное. Эффект был изумительный, жаль, что с привыканием и скоро придётся бросать. Генка всё утро о чём-то буйно базарил по мобильнику. Влад скептично наблюдал за этим, молча попивая горячий чай. Блин, вот выспишься и сразу жить как-то охота. Даже жрать захотелось и не абы-чего, а сосисок. Вот прямо чтобы с кетчупом и мазиком, никак иначе! Воробей сгрёб манатки, потопал в магазин. При выходе со двора невольно вспомнился вчерашний визит Зарецкого, причем, особо неудачный. Владику со стыдом подумалось, что зря он так. В этих смутных терзаниях дошёл он до нужного места. Внутри пованивающего помещения он повстречал баб Маню. — О, доброе утро! — даже улыбнуться смог. — Ой, Владик, здорово! — старушка ковыляла к кассе, Влад вызвался помочь. — А чего ж вы сами, где ваша бородатая горилла-помощник? Совсем обленился? — не смог устоять Воробей. — А, так уехал же, — безразлично отозвалась бабулька, озабоченная только замочком на своем древнем кошельке. Она даже не заметила, как лицо собеседника нездорово побелело, как его жилистые руки стиснули корзину с покупками. Подъём в пять утра дался Максу с трудом. Зато Женька, беспросветно пьющий всю ночь, стоял огурцом, ещё и поторапливал. Зарецкий без всякого стеснения заявил, что никакой охоты ему не надо и вообще, «ложись обратно, болван, в твоей лачуге холодновато». — Ага, так, значит, понравилось со мной спать в одних плавках? — крамольно подметил Женя, но всё-таки пнул Макса ещё разочек. Тот поднялся наконец. Среди многовекового, мрачного ельника было ещё холоднее, не спасали даже две кофты, поддетые под камуфляжную куртку. Стоял плотный утренний туман, Макс едва не поцеловался с какой-то очаровательной молодой елочкой. Периодически бесили гнусы, и ружьё отдавливало плечо. Да чего вообще такого в этом издевательстве?! — Ну-ну, пупсик, не куксись, в самом деле! Сейчас доберемся до нужного места и… — многозначительное молчание. Макс не оценил. Всё-таки, он был дитя цивилизации. Дошли до «нужного места». Женька едва ли не закопался в торф, извалялся в грязи и Максу велел, тот угрюмо надел капюшон на голову и на том порешил, что хватит. Затаились. Макс успел закимарить, но его чудный сон был зверски спугнут громким выстрелом. Пока он очнулся, Женька уже счастливый тащил к их местечку полуживого тетерева, совсем мелкого. Но удивлению городского не было предела. Затем Женька начал без конца поучать, мол, пришёл твой черед, ученик мой. — Так ты меня и не учил ничему! — с обидой стиснул Макс чужое ружье. И Женька принялся с упоением учить. Почему-то все эти охотничьи прибаутки и мелочи мгновенно вылетали из головы. Но нужно отдать должное, о Владе Зарецкий даже не вспомнил. Дебют Макса было решено отложить до завтра. Этого момента Макс не ждал совсем. Смотреть, как это делают другие — легко, даже немного увлекательно. Однако самому мочить зверушек… Мягко говоря не горело. Надо ли говорить, что Макс спасовал в самый последний момент, из-за этого заядлый стрелок Женька упустил жирного зайца-русака. Почему-то Зарецкий чувствовал себя погано. И не из-за просраного шанса стать настоящим убийцей. Не хотелось ни пить, ни есть и какая-то тревога волнами накатывает. Женя заметил упадок товарища, стал, как всегда, лезть с расспросами. На этот раз Макс только подозрительно отбрехался и скорее ушёл спать. Следующим утром Макса огорошила новость о их задержке ещё на день. — А что, твоя смена ещё через два дня, я у Филлипыча узнавал. Зависнем, сегодня охотиться не пойдём, так и быть! Дабы унять непонятную тяжесть на сердце, Макс напился и улегся скорей на боковую. Снилась ему занятная ересть. Лес сегодня был особенно размытым, этот вонючий туман мешал даже дыханию. Макс шагал, ему на встречу попадались разные животные. Он впервые увидел дикую белку лицом к лицу, услышал фырканье лисицы и кажется, даже запечатлел кончик её хвоста, исчезающего в молочной дымке. Где-то стучал дятел, это давило на мозги, словно размеренное тиканье часов. Тик-так, тик-так, тик-так. Макс вышел на небольшую опушку и туман стал мгновенно рассеиваться. Вот, в нескольких метрах Макс видит зайца. Он почему-то ослепительно белый, только кончик хвостика сереет среди зеленого лужка. Макс не знает, зачем, но он падает на живот, выпростав оружие перед собой. Раздаётся выстрел. Не его. Макс поворачивается вбок и видит ликующего Женьку. Тот орёт: «Гляди, какую птичку подстрелил!» или что-то вроде этого. Макс смотрит туда, куда указывает палец товарища. То, что через секунду видит Зарецкий, заставляет его мигом проснуться. Там, приваленный к дереву, сидел простреленный Влад. Уже мёртвый. — Макс! Макс… Ты чего? — над ним висит всклоченная голова Женьки. Тот держит его за плечи, глаза его наполнены непониманием. Макс резко сел на кровати, начал судорожно натягивать штаны. — Быстро поехали. — Куда? — фыркает Евгений, расслабленно плюхнувшись на кровать. — Домой, — чеканит Макс, встаёт, натягивая мятую футболку. — Куда торопиться, ещё только восьмой час… — Я сказал: собирайся, — не глядя на него бросил Макс и выскочил на улицу. Женька задумчиво посмотрел ему в след, потом тягостно вздохнул, его пальцы с силой сжали отброшенное Максом во сне одеяло. В поселке были уже к обеду. Макс не евши, не мывшись, рванул прямиком к дому Воробья. Сердце его отплясывало чечетку. Не зря был этот сон. Что-то случилось. Надо же, на пару дней оставил это несчастье. В глубине души Макс надеялся, что это был всего лишь дурной сон и что его предчувствие подвело. Но Влад не нашёлся спокойно попивающий чаек. Дом был пуст и не заперт. Макс наспех обошёл все комнаты, в одной из них поймал его запах, сердце болезненно сжалось. Зарецкий вылетел во двор. Ни в огороде, ни в гараже его не было. Мотоцикла тоже. Собравшись уж было носиться по всей деревне, Макс распахивает калитку и сталкивается с Генкой. — О, ты чо тут? — охает парень, замирая в проходе. — Влад где? — набрасывается на него Зарецкий. — Хотел бы знать! Сам ищу его второй день! С ног сбился — пиздец! — Генка устало оседает на скамью. Максу становится ещё тревожней. Осмотрев небритую харю Геннадия, его серьезные синяки под глазами, он тоже присаживается. — Что-то случилось? Ты что-нибудь знаешь? — Нет, он… Видел его в последний раз позавчера, он пьяный пришёл, отрыл свою заначку и смылся куда-то, нихрена не сказал… Ни ключей, ничего! Он пропал, а мне ехать в город надо! Страховка, все дела… Блять. Воробей пропал. И даже лучший друг не знает, где он. Зашибись. — А у Серого спрашивал? — суетился Макс. — Ему похрен… Любка всех против него настроила. — Кто? — Баба его… бывшая, — Макс вскинул бровь, игнорируя задорного червячка радости, заворочавшегося в груди, — Походу, поскандалили напоследок, она и взбесилась. Дура! Генка сплюнул, потер переносицу. Максу показалось, он даже схуднул. Видно, действительно носился тоже, искал. — Думай, Ген, где он может быть? Где ты уже искал? — Генку накалял этот вездесущий городской, но он слишком часто терся рядом с Пичугой. Только поэтому Геннадий решил ему довериться. — Да везде! У реки, где он рыбачил, на «Красном», всех наших знакомых обошёл! Он, блять, пропа-… Стоп. Не всех. Этого, м-м-м… Брата Любы! Черт, как его… Антон! Антон! Он постоянно лип к Пичуге, будто тот медом намазан. Блять! Он точно у него, отвечаю! Генка подскочил с места, начал размахивать руками и вылуплять на Макса свои поросячьи глазки. Зарецкого прошибло холодом. Как он мог проморгать какого-то мутного типа, имеющего такой лютый интерес к Владу? — Где я могу его найти? — устрашающе пробасил Макс. — Без понятия… Может, Любка знает? Макс взял машину и по адресу Генки поехал искать бывшую Воробья. Геннадий больше не мог принимать участия в поисках, ему нужно было срочно уезжать по документным делам. Ха, милый домик. С голубыми ставнями, полисадничком, утопающем в цветах. Макс громко постучался, залаяла какая-нибудь Жучка. Первое время никто не выходил, он помучил хлипкую дверь снова. Вскоре послышался девичий голосок. Рыжая выскочила в одном пижамном комплекте, улыбнулась, сощурившись. — Эм, мы как-то виделись… — На вечеринке. — Ха-ха, да, точно… Ты что-то хотел? — немного дерзко спросила та и закрутила на пальце локон. — Хотел. Не подскажешь, где живет твой братец? Антоном звать, — Макс подошёл ближе, вальяжно подпёр одну из балок дверного проёма. Жучка продолжала рвать глотку. — Тася, цыть! — прикрикнула девушка, Жучка-Тася соизволила заткнуться. Люба продолжила кокетничать, — Хм, ну, он мой брат, да, только… Зачем это тебе? Не припомню, чтобы он был таким общительным. — А вот стал… — пока ты с Воробьем скандалила. Как же Максу хотелось сломать ей что-нибудь. И впервые не из ревности. Она, эта любвеобильная, ветреная девица, смогла так задеть Влада, что тот начал спиваться… Макс банально завидовал. — Ну, а что мне будет за эту информацию? — прикусила дева нижнюю губу. «Твои зубы останутся на месте», — подумал Зарецкий. Сейчас было абсолютно параллельно, какого она возраста и пола. Макс задумался. Ответ пришёл сам-собой. — Я помирю вас с Владиком Воробьём. Макс оказался в соседней мелкой деревеньке у какого-то крепкого, но засранного домины. Всё вокруг него, даже воздух, был серым. Ничего изнутри двора не было слышно, только смех ребятишек на соседней площадке. Зарецкий не стал церемониться, миновав кучу хлама, раскиданного по углам, нагло вошёл в дом. Там воняло, не пойми чем, целой смесью перегара, мокрой псиной и пылью, а ещё… свежесваренным земляничным вареньем. Макс оглядывался, искал среди убогой обстановки родного человека. Мебель вся старая, убитая. Всюду ворохи каких-то шмоток, банок. В грязной кухне и правда нашёлся целый таз ещё горячего ягодного варева. Зарецкий скептически осмотрел все эти нарушения санитарных норм и прошёл в гостиную. Работал телевизор, но без звука. Стояли цветы, но неживые. Спал Воробей, но даже не сопел. — Малыш, — кинулся к нему Макс, стал гладить почти зеленое лицо, тормошить за плечи. Его руки бесконтрольно гладили его тело, хватали за одежду, мужчина был просто рад, что нашёл это несчастье. Воняло от Влада просто жутко. Что он пил в эти дни, можно было только гадать. Футболка на нем была в чём-то липком, руки тоже. А сам парень был тупо в отключке. — Алкаш, — констатировал Макс, начиная поднимать эту тушку бездыханную. Выволок на своём горбу из этого ада, в дверях столкнулся с… Антоном? — Ты кто? — вылупились ужасающие глаза. — Конь в пальто, посторонись! — Макс нагло пошёл на таран, выходя из грязной ограды. Свинцовое небо давило. — Э! Э! Ты куда его тащишь?! — кинулся следом собутыльник Воробья. Макс спокойно уложил Влада в салон машины, взглянул на него с негодованием и повернулся на злого Антона, тот попятился. — Чтобы я тебя с ним больше никогда не видел, — смуглая кисть вцепилась в толстовку наглеца, — Уяснил? Антон едва заметно кивнул. Макс отшвырнул его, быстро сел в машину и вырулил оттуда. Внутри всё горело. — Несчастная любовь у тебя, да? Да когда ж ты успел в натуралы-то записаться?! — причитал Зарецкий, меняя дислокацию Влада, без его собственного ведома. Соседи косо посмотрели на это. Быстро сообразив, как вернуть это нечто во вменяемое состояние, Макс протащил его мимо крыльца, устремляясь ко внутренним постройкам, где никто не увидит. Первым делом нужно было вывести всю ту дрянь, которой тот успел налакаться. После пары пощечин Воробей открыл глаза, правда, они тут же слиплись обратно. Но это уже второе дело. Воробей в сознании, но ещё не в адекватном. — А теперь пошире рот, дорогой, — Макс злился, но бросать его не собирался. Два пальца в рот и вся отрава на лужайке. Рвало Влада страшно, Макса даже свело судорогой жалости. Но он лишь вытер его слюни и потащил в баню. Воды было мало, да и холодная, но это тоже не главное. Зарецкий с большим трудом стащил с этой амебы одежду, усадил на полок и, придерживая одной рукой за отросшие волосы, начал поливать из ковша. Ледяная водичка смогла помочь в отрезвлении. Воробей что-то замычал, попытался отстраниться, но Макс с силой сжал его затылок и Влад унялся. Вымыв невменяемого, Макс утащил его голого и дрожащего домой. Свалил в кровать и обнаружил, что и сам весь вымок. Воробей же, видно, узнав родную постель, опять что-то замычал, повернулся на живот и тут же заснул. Макс чертыхнулся, снял мокрые вещи и повесил, куда фантазия позволила. Постояв немного на улице, пока не начался дождь, он вошёл внутрь и, помедлив, вернулся к Воробью. Присев на край кровати в одних черных боксерах, он осторожно облизал взглядом голую, ещё влажную, спину, ягодицы и ноги, покрытые золотым пушком. Затем, не осознавая, он протянул руку и самыми кончиками пальцев коснулся его между лопаток. Чувствовалось размеренное дыхание. Постепенно Макс опустил всю ладонь, впитывая прохладу его кожи. Как хорошо… Он укрыл Воробья одеялом, а затем опять уселся, стал наблюдать и думать. Неужели Влад правда любит её? Так кисло становится во рту при этих мыслях. Всё сходилось. Он шипел на Макса просто потому что их многое связывало, но теперь, у Влада другая жизнь, другая любовь. Влад даже напился до чертиков из-за ссоры с Рыжей. Зарецкий резко повернулся перед собой, будто Влад мог увидеть его накипающие слезы. Нервно облизнувшись, он сцепил руки в замок. Надо было что-то решать. — Хорошо, я сделаю, как ты хочешь. Макс оделся во влажную, холодную и противную толстовку, вышел на крыльцо. Шёл ливень, едва ли было видно что-то сквозь толщу воды. Вот так наступала осень. Было трудно дышать. Влад так близко, в паре метрах, но в то же время он далеко, дальше, чем ебаная Китайская Стена. — Это конец, — повторил себе Зарецкий, чем убил себя окончательно. Ноги подкосились, он свалился на одну из ступенек. Некоторое время он не двигался, даже шея затекла. Дождь утихал. Краем глаза Зарецкий вдруг заметил сигаретку, рядом пачку спичек. Владик любил тут курить, видимо. Макс взял сигарету, зажал зубами, начал чиркать спичечкой. — Ну и каково это? — спрашивал Макс. — Что? — прозрачно улыбался Влад с сигареткой во рту. — Курить, — Макс завороженно следил за сухими, тонкими и нежными губами, выпускающими сизый дым. — А ты не пробовал? — удивленно поворачивается к нему ученик, сколько же неподдельного восторга в этих омутах. И как бы Макс хотел почувствовать этот взгляд на себе вновь. Макс хотел научиться у Влада, он хотел быть испорченным только от его рук, как и Влад, только от его, — Попробуй. Макс улыбается, вспоминая это, докуривает сигарету, но не хочет, чтобы она кончалась, ведь ему придётся уйти. Но никотиновая палочка истлела.***
Влад просыпается разбитым, несчастным. Первая мысль: его нет. Его снова нет. И на этот раз Влад сам виноват. Он лежит ещё долго, тело ноет и ему тоже хочется выть. Но вскоре жажда начинает душить сильнее, приходится вставать. Вдруг он замечает высокий графин с водой на полу у кровати. Жадно выпив его, Влад пытается понять, как оказался дома. Ещё и голый. Так и не вспомнив, он переключается на другое. На страдания. Весь следующий день он ничего не ест, только курит и смотрит в окно. Потом, к вечеру приходит в себя и несётся кормить кур. Перед сном глянул на календарь… Три дня жизни теперь покоятся в бездне алкогольного беспамянства. И Влад бы предпочел похоронить там остаток жизни. — Ведь без него её просто нет… Макс в очередной раз простился с Филлипычем, Баб Маней, Женьке решил сказать по телефону, когда будет уже в городе. С ним прерывать общение он не планировал, ему нужны друзья, пусть и на расстоянии. Оставалось одно: помирить Влада с Рыжей… Он сделает его счастливым, как и обещал. Сам уж перебьётся. — … Не дави на него, извинись сама, мол, переборщила, погорячилась… — Но он тоже хорош! Вот… — Цыц! Ты хочешь вернуть его или как?! — эта глупая женщина его доканает. — Хочу, — потупилась Люба. — Вот и попроси кого-нибудь из его близких пригласить его, куда тебе нужно. А там извинения и ещё пара фраз сыграют своё, — раскладывал учитель всё по полочкам, — Не требуй. Постепенно он сам отойдёт. — Пф, откуда ты так уверен во всём этом? Вы не так давно общаетесь! — сложила она руки на груди, Макс закатил глаза. — Я психолог, умею читать людей. А его особенно, — встретились они в парке у администрации поселка, на нейтральной территории. — И что, это всё?.. Скажи конкретнее, как мне себя вести! — истерила особа. — Я же говорю: без истерик, резкостей. Извинись и будь терпелива… Дальше он ответит взаимностью… Боль. В этот день она была особенно сильна. Наверное, ничто не сравнится с этой сосущей пустотой на месте, где было сердце, душа. Теперь там одна черная дыра, все ткани и клетки отмерли. Но тогда что же болит? Макс в последний раз ужинал с баб Маней, она что-то рассказывала, он слушал, улыбался и смотрел на часы. У них уже как десять минут идёт свидание. — Будь счастлив, малыш… — шепчет Макс в чашку с котлетой и жареным папоротником. Влада куда-то вёл Антон и твердил, что они жутко опаздывают. Воробей находился в прострации и даже знать не хотел, куда его тащат. Антон пригнал его Яву и сейчас вез куда-то. Влад трясся за его спиной и только с опозданием понял, что может узнать, кто же его забрал с попойки. Хотя… Не так уж и хотелось. Безразличие ко всему постепенно пропитывало его. Они выехали на объездную дорогу, чтобы не рыскать по переулкам и замедлились на повороте. Влад рассматривал небо, поле, черную машину с подозрительно знакомым лицом… Опять он мерещится. Уже второй раз за это утро. Влад помотал головой, вздохнул. Они приехали к дому Любы, Влад опешил. — Нахер? — апатично спросил он, не спускаясь с сидения, в то время как Антон почти вспорхнул с него. — Надо, пойдём, — собутыльник начал возиться со шлемом, ключами, параллельно спрашивая, — Кстати, чего этот Макс о себе возомнил, а? Практически выкрал тебя и из моей хаты. Воробья как обухом оглушило. Он открыл рот, как рыба, выброшенная на берег и медленно повернулся к беззаботному Антону. — Макс? — выдохнул он не своим голосом. Казалось, шлем давил на мозги. — Ну да, тот городской. — Стой… Ты уверен? Он не уехал? — надрывно чеканил Воробей слог за слогом. Его глаза безумно выпучились на Антона. — Я не настолько снюхался. Это точно был он. Огромный, бородатый и жуткий. Из калитки вышла Люба в каком-то провокационном алом платье. — Мне долго вас ещё ждать?! — Да веду уже! — крикнул Антон, вдруг чувствуя, как у него выхватывают ключи. Взревел стальной конь и от Влада тут же и след простыл. Он нёсся на бешеной скорости, куда, не знал. Ветер свистел, но не мог заглушить рой гудящих мыслей. Он видел его на объездной, припаркованного у обочины. Может ещё не поздно! Он успеет! Найдет его и… Макс поначалу ехал медленно, уже выехал на трассу, мимо лениво мелькали знакомые просторы, где-то ещё виднелись клочки домов, зданий и засеянных полей. Макс укорил себя. — Пытаешься передумать? — пронзает его голос тишину салона, — Знаю, хочется… Но он дороже. Зарецкий упрямо нажал педаль газа. Пейзаж начал нестись мимо. Макс злился на всё подряд, пытался выплеснуть всё горе из себя, ускорялся ещё. Вихрь эмоций грозился сплющить его черепушку. Он ехал в никуда. Вдруг его окатило волной страха. Он был настолько поглощен, что заметил мотоцикл, несущийся по полевой дороге перпендикулярно к нему только тогда, когда тот уже выскакивал на дорогу… Визг тормозов, машину крутануло так, что Макс чуть не выблевал недавний ужин. Мозги встряслись, грохот, он резко дернулся и встал. Глаза открывать было страшно. Зарецкий медленно вышел из тачки, сделал шаг, замечая сбитую «Яву», он сглотнул, понимая, что груда железа слишком знакомая… Сердце суматошно долбилось о ребра. Нет, нет, нет… Нет! Макс выбегает, почти падает на колени, как его за грудки кто-то хватает и не даёт этого сделать. — Я блять так ненавижу тебя! Уёбок! Трижды, нет, четырежды самовлюбленный уебан! — брызжет целый и невредимый Влад слюной. У него рассечена бровь, руки, которыми он держит джемпер Макса все в царапинах и трясутся толи от напряженья, толи от ярости, — Чего молчишь, сука! Опять хотел меня кидануть? Так нахуя приезжал вообще? Макс не дышит, смотрит и не верит. Как же он рад его просто слышать. Он не может ничего сказать, словно онемел от радости. Грудь под руками Воробья заходится в частом дыхании и вдруг его сметают в крепкие объятия. Макс сначала оглаживает всю его спину, потом сминает джинсовку в кулаках. Его нос проводит от шероховатой щеки до виска, жадно вдыхает запах и он замирает. Влад тоже, только руки дрожат, но Воробей этого не замечает. Отлегло у обоих. Стоит ощутить человека в своих руках, рядом, сразу становится спокойнее, ведь есть опора. Макс начинает смеяться. Поначалу тихо, точно смущенно, но потом его начинает потряхивать от неприличного ржания, и Влад живенько выпутывается из его рук, отскакивает, как шуганутый зверек. — Смешно, умник? — шипит он змеей. Макс смеется ещё недолго, потом выпрямляется и, не унимая какой-то безумной улыбки, говорит: — Какого хрена ты не у своей Рыжей? — Какого хрена я должен быть у неё? — выгибается светлая бровь. Камень с души Макса потихоньку исчезает, но появляется другой. — С того хрена, что ты её любишь! — вдруг орёт он совсем не дружелюбно. Влад даже пятится, спотыкаясь о лежащий мустанг. Первое время он не знает, что ответить на эту обиженную агрессию, но требовательный взгляд Макса так и нудит сделать это побыстрее. Но что он может ему сказать? — Тебе ли не знать, что я пидор… — тихо срывается с его губ. Лицо Зарецкого такое суровое. Он просто злой, напряженный. И Влад не понимает, откуда взялись эти перепады настроения. Может, они два сапога — пара? Воробей не знает, что ещё он может сказать. Но Зарецкий смотрит с явным требованием, яростью, с какой до этого его прожигал сам Влад. — Знаешь, что… — взвинчено рявкает Макс, делая шаг к нему, — Я устал. Я устал, Влад. И больше не могу. Зачем ты приехал? Зачем кинулся под колеса и сейчас смотришь на меня так? Зачем это всё? — опять кричит, глаза блестят, темнеют всё больше. — Ты чт- — Я делаю всё ради тебя. Позволь мне сделать тебя счастливым! Позволь уже! И всё, я уеду! Не глупи ради Бога! Я больше не могу… — Макс резко срывается на шёпот, всё внутри дрожит. Это слишком, его суровая, стальная душа не выдерживает. Он вляпался в такое дерьмо, он потерял любимого, тут же мать, тут же стремление к жизни. Он вернулся, чтобы всё исправить. Не выходит. Единственным своим искуплением он считал возможность загладить вину перед этим мальчиком. Его повзрослевшем, милым мальчиком. Хватит его мучить. Он не может. Всё. Эти странные глаза смотрят на него со страхом, Макс чувствует, что он на пределе. Резко разворачивается, он чувствует брызнувшие слёзы. Он кусает губы. Всё зашло в тупик. Не показывать своей слабости сложно, особенно, когда сил не осталось. Они молчат. Вечер тихонько крадется по серому небу, веет прохладным ветром по злаковым полям. Владу жаль Макса, впервые за всё это время. Теперь он почти уверен, что всё сказанное любимым — правда. И если это так, то ему хуже, чем Владу. «Хватит! Ты здесь не жертва!» — звучит его голос в голове. Это добавляет решимости. — Мне с тобой плохо… — слышит Макс, жмурится от ещё одной раны на сердце, — Но без тебя ещё хуже. Зарецкий стоит, не утирая слёз, органы съежились, он едва дышит. Сзади тихонько приближаются, рука Влада цепляется в ткань джемпера где-то у поясницы, и он говорит севшим голосом: — Твой уход не сделает меня счастливее… Но я тоже не знаю, что нам делать… Исправить всё кажется невозможным. Я даже боюсь пытаться… Макс медленно разворачивается, Влад не поднимает головы, позволяет опять обнять себя, чувствует, как его чмокают в макушку. Сердце прямо-таки скрипит, он скучал по этим прикосновениям, по запаху его одежды, по его теплу. — Хватит этих мыслей, — шмыгает Макс носом, — Нужен перекур. Они стояли неподвижно, пока мимо не пронеслась иномарка с оглушительным визгом клаксона. Стемнело стремительно. Ехать к баб Мане было поздно и неловко. — Я не буду докучать, честно, — присел Макс на диван, где раньше ночевал Генка. — Угу, — тяжело вздохнул Влад. Почему-то он жутко вымотался, глаза слипались, он почти наощупь искал в низенькой тумбе свежее постельное бельё. Макс рассматривал окружающее пространство. Уютно, немного пыльновато, но в целом обычная обстановка сельского домишки. Ни одной пепельницы и даже запаха нет. Порой уважение Владика к окружающему поражало. — Так ты простил меня? — не хотелось мутить воду, но Макс просто не уснет без выяснений чувств. Влада будто пригвоздили к полу. Он остановился на полпути с сиреневым комплектом в руках. — Ты сам сказал, что нужен перекур от этого всего, — во рту пересохло. Макс опомнился, потупился и кивнул. Влад положил бельё на подлокотник, мысленно вопрошая: чем же он думал, пуская бывшего к себе на порог? Не став провоцировать новые вопросы, он пошёл к коридору, как его остановили: — Но ты хотя бы подумаешь? — в комнате горел только старенький торшер и глаза Макса зеркалили этот тусклый, трогательный и одинокий огонёк. — Да, — сипло ответил Влад и вышел. В кровать он свалился мешком картошки.***
Проснулся Воробей рано, около шести утра. Рассвет был скупым и прохладным. Похлопотав по хозяйству и заварив крепкого чаю с абхазскими травами, он осмелился заглянуть в гостиную. Макс спал на боку, без футболки и обнимая во сне кусочек одеяла. Господи, какой он красивый. Очередной укол боли под ребра, Воробей поспешил уйти. Вдруг нашло неотвратимое желание что-нибудь приготовить. Макс давно не просыпался настолько лениво. Перевернувшись на другой бок, и забавно причмокнув губами, он вдруг вспомнил, где ночевал. Подскочив, он продрал глаза и принюхался — разыгрался аппетит. — Доброе утро, — Влад лопатками почувствовал этот сонный, робкий взгляд. Сказать он пытался как можно бесцветнее. — Доброе утро, — отозвались в ответ. Влад облизнулся, не поворачиваясь от плиты. Как себя вести, он не знал. Макс ещё немного помялся в дверях, потом самовольно свалил умыться. А когда вернулся, его уже ожидал завтрак и Воробей, сидящий, словно на иголках. Зарецкий осторожно присел, точно одно лишнее движение и они взлетят на воздух. На тарелке, чуть сколотой по краю, лежали два горячих бутерброда… Макс часто готовил их. Кусок обжаренного хлеба, а на нём ещё шипит маслом колбаса, яйцо всмятку и золотистая корочка сыра. От дивного аромата текут слюнки. Макс так гордился своим незамысловатым творением. В то утро всё было прекрасно. — Прикинь, мне бабушка такие делала! — на его личике возникает прелестный, почти детский восторг. — Правда? — улыбается Макс. — Бабушка часто готовила… — выдавливает Воробей, пряча лицо в кружке горячего чая. — И я, — незнамо, зачем ляпнул Макс, тут же осекся. Влад же остался непоколебим. — И ты, — почти траурно повторил он, не поднимая глаз. Казалось, уже ничего не способно разбудить в них доверие, надежду… Теперь они чужие люди. Неужели время и горстка каких-то ошибок способны перечеркнуть всё, что они создавали долгое время. — Я курить, — не выдержал Воробей, подрываясь. Его тревожность сводила с ума. Что поделать, побочка наркоты. Макс не стал его останавливать, сглотнул, уставившись в тарелку. Есть без него не хотелось, но и с ним кусок бы в горло не полез. Воробей стоял на крыльце, заполошно любовал сигарету. В башке всё смешалось в одно, и вычленить из всего этого бреда хоть толику полезного было непосильной задачей. Влад потерялся в чертогах своего разума и осекся только тогда, когда под воротами завозились. Парень привычно нахмурился, пошёл разведать обстановку. Наверняка, вороватые мальчуганы заигрались, хотят петард подложить или ещё чего. Воробей вышел, уже открывая рот, чтобы гаркнуть на сорванцов, но увиденное заставляет замереть и выронить недокуренную прелесть. — Ну, здравствуй, Пташка, — улыбался Саня.