Deviation

Наступила зима. Дэн напрочь потерял хоть какую-то концентрацию на учебе, спорте, отношениях с одноклассниками. Его преследовал лишь один до невозможности навязчивый вопрос. Где Федя? Что с ним? Раз за разом Денисенко пересматривал то чертово видео, где его одноклассники доводят андроида до слез из тириума. Почему он тогда ему не поверил? Почему с такой удивительной легкостью профукал того, кого уже отчаялся встретить снова? Может, он невозвратно сломался? Сбежал? Что с ним? В убежище девиантов, про которое ходило столько слухов — и ни одного достоверного? Все эти мысли не давали покоя. Казалось, так и с ума сойти недалеко. Тошнило от всеобщей атмосферы счастья. Тошнило от преданного Ника, каждый чертов день сидящего у постели Леры и, кажется, свято верящего: Фаркаш придет в себя. Тошнило от влюбленных Кати и Макса, буквально излучаших тепло. Интересно, он всегда был таким или превратился в тщедушного мудака именно сейчас, когда осознал, каких дров наломал? А Федя тем временем прижился в Иерихоне. Постепенно привык к этому месту, в которое все стремительнее прибывали новые и новые девианты. Настолько, что возникала проблема нехватки тириума и биокомпонентов. Разбирали тех, кто отключался, но этого все равно не хватало. Становилось понятно: разговоры о революции вот-вот перейдут в действия. Стас смотрел на это с долей горестной иронии, не слишком-то веря в благоприятный исход, и лишь качал головой, сплетая свои пальцы с Федиными. Их отношения все больше набирали какие-то непонятные обороты, и Макаров, пожалуй, даже сказал бы, что ним снова пытаются заместить Сашу. А может, это было просто взаимозамещение пустоты в сердцах, или, вернее сказать, генераторах друг друга. Все равно Феде не давали покоя мысли о Дэне, глупые надежды: он осознал свою вину, просмотрев те воспоминания. Они наладят отношения, когда все это закончится. А Стас… пусть держит его за руку, пусть обнимает, пусть запускает пальцы в челку, если ему от этого легче. Все равно долго это не продлится: они либо погибнут при революции, либо благодаря какому-то снисхождению свыше спасутся, и судьба разметает их навсегда. А пока… пока можно просто сделать вид, что все идет так, как надо. Ольгу из состояния апатии вырвали всего лишь три слова, произнесенные Ильей. Три слова, которые она одновременно боялась и надеялась услышать. — Лера Фаркаш очнулась. Женщина будто пробудилась изо долгого сна: она чувствовала, что Лера — не Друг. Чувствовала, что что-то тут не то, несмотря на все улики. И вот она, возможность наконец-то разобраться во всем. Путь в больницу помнился весьма смутно: Илья снова включил какую-то музыку, строки которой въедались в мозг против воли. «Где ты была эти дни и недели, куда указала лоза, Кто согревал твое в камень замерзшее сердце?» Макарова невольно усмехнулась: как будто про нее строки. Андроид вначале даже предложил переключить, но следовательница отрицательно покачала головой. В конце концов он расслабился и даже начал тихо, но мелодично подпевать. Зачем роботу-следователю столь хорошие вокальные данные, Ольга, хоть стреляй, не знала. «Так где ты была? Я собрал все оружие в самый дырявый мешок И вынес туда, где по-прежнему верят приметам. А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, И дышат на стекла, и пишут, что выхода нет. Хлопок и лён, сколько лет прошло, тот же свет из волшебного глаза Имя имен, Мы смотрим друг на друга, а над нами все небо в алмазах». — Красивый голос. И песня красивая. Илья с усмешкой покачал головой. — Самый обычный. Нам всем такой вшивают. А насчет песни согласен. Особенно эта строка про небо в алмазах. В ответ Ольга лишь улыбнулась, как-то по-особенному тепло и понимающе. Адвокат вместе с родителями девушки и самой Лерой уже ожидали в больничной палате. Изможденная, ослабленная девушка, ни капли не похожая на самовлюбленную мажорку, которой её помнило большинство. — Валерия, вы имеете право отказаться от допроса, если плохо себя чувствуете. Она лишь отрицательно покачала головой. А потом начала свой рассказ. — Все началось с маминой сумки. Я увидела там наркотики. Я попробовала, мне понравилось, и я даже не заметила, как подсела. Нюхала даже в школе на переменах. Побледневшая в один миг мать девушки, напряженный отец. Илья, задумчиво мигающий диодом. И та чертова строчка, оказавшаяся пророческой. «А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый, как снег, порошок, И дышат на стекла, и пишут, что выхода нет». На вопрос, кто продавал Лере наркотики, она рассказала донельзя странную историю. Странную до той степени, когда специально такое просто не придумать. — Сначала я тайком таскала у мамы, но боялась, что она заметит… а потом заметил кто-то другой. В школе. Мне написал какой-то ноунейм и представился Другом. В начале десятого класса. Он сказал мне, что я могу забрать свой подарок в школьном спортзале. Он не просил ничего взамен. Мы просто общались, он понимал меня и иногда давал советы. И все это время я получала от него подарки. Но это не всегда были наркотики. Я очень волновалась перед выборами президента школы, написала Другу, что не могу проиграть какой-то Дудке. И тогда вместо обычного пакетика получила какую-то бутылочку из аптеки. Друг сказал подлить это Полине перед дебатами. Я подумала, что это слабительное потому, что он сказал, что она обосрется. Кто же знал, что так выйдет… Ольга невольно содрогнулась, вспомнив ту видеозапись со школьных выборов, которая была вставлена в предсмертное видеопослание погибшей девушки. «А ведь я всего лишь выпила сок, который ты мне дала». Кажется, это тоже было какое-то психотропное вещество, из-за которого Дудку «развезло» и на сцене она начала нести какой-то несвязный бред и хихикать. Нарушилась координация движений — девушку едва увели за кулисы. — А потом Саша вдруг бросил меня ради неё. И на вопрос, чего я хочу, ответила «чтобы Полина сдохла». Но я не думала, что он правда это сделает. И тогда я поняла, что Друг — маньяк. — Если ты боялась, то зачем позволила Саше поднять себя на крышу? — прервал девушку Илья. — В ту ночь не Саша привел меня на крышу. Я сама пошла с ним потому, что так приказал Друг. Он хотел заманить туда Сашу, Ника и Катю, чтобы вы их там увидели, сопоставили ситуации и повесили на них смерть Полины. Друг обещал, что я не пострадаю, но если бы Ник не защитил меня, я не знаю, что случилось бы. После этого он как будто сошел с ума. Перед аварией он отправил мне видео, говорил, что меня точно обвинят в смерти Полины и посадят, что у него есть все доказательства. — А где то видео, почему ты не пришла с ним ко мне? М-да, в голове сейчас все смешалось окончательно. С одной стороны, Лера звучала крайне искренне. С другой — многие доказательства все еще свидительствовали против нее. — Оно исчезло после того, как я его посмотрела. — Такое может быть, если компьютер ранее был взломан, — кивнул Илья. Почему-то Ольге казалось, что этот Друг — кто-то из знакомых Леры. Снова же, сообщения, отправленные из школы, «подарки», которые он оставлял там же — все указывало на это. Вполне вероятно, что это был даже кто-то из её друзей. — Лера, хорошо подумай: кто из парней из твоего окружения проявлял к тебе чрезмерное внимание? Ты знаешь, о чем я говорю. Девушка на мгновение задумалась. Вспомнила все ссоры, до неприличия натянутые в последнее время отношения, холод и грубость. «Думай, что несешь!» «В жопу пошла!» «Тебе даже твой отец не поможет, крыса!» — Дэн… то есть Денис Денисенко. *** Атмосфера в Иерихоне становилась все более напряженной. Шли споры о революции: часть хотела устроить самое настоящее восстание, а часть топила за мирный протест. Стас, повидавший на своем веку достаточно дерьма, исходящего от людей, яростно поддерживал первый вариант. В какой-то мере после всего, что он прошел, его можно было понять. Только Федя не хотел опускаться до уровня людей, не хотел решать все проблемы бойней, и призывал своего передруга_недопарня к тому же. Успокаивал, мягко сжимая чужие пальцы и уверяя: так они ничего не добьются. Нужно показать, что андроиды гуманны. Что они выше этого. Впрочем, к единому решению все равно прийти никто не мог. Это и оказалось фатальной ошибкой. Одним холодным зимним вечером в Иерихон ворвались люди с оружием, начавшие стрелять во всех девиантов без разбора, проливая драгоценный тириум. Феде и Стасу повезло: они сидели в самом глухом закоулке корабля, переплев пальцы и болтая о какой-то несусветной ерунде. Стены прогнили, проржавели насквозь: кажется, дотронься, вот и развалится. Сначала послышались выстрелы, вбившие обоих парней в ступор. Наконец Стас словно включился. — Надо проломить стену. Мы сможем выскочить. Ржавое железо поддавалось труднее, чем казалось, должно было бы, еще и издавало предательски много шума. Наконец удалось проделать дыру. Правда, узкую, в нее мог пролезть только один. Казалось, оба спасутся. Но в этот момент дверь с грохотом вынесли. Последнее, что Федя запомнил — как Стас с силой вытолкнул его назад, прямо в дыру. А потом прозвучал выстрел. Брызнул тириум. Дальше Макаров не успел увидеть — полетел вниз. Но увидел он достаточно. Стас погиб. Погиб, пожертвовав собой. А дальше — все как в тумане. Глухое падение на асфальт. Бежать, бежать, куда глаза глядят, прятаться. Сам Федя уже сомневался, имеет ли желание жить, но спасался, чтобы жертва Стаса не была напрасной.