ID работы: 8979870

Unsphere the stars / Сдвигая звезды в небе

Гет
Перевод
NC-17
Завершён
3505
переводчик
Svetsvet бета
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
516 страниц, 58 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
3505 Нравится 668 Отзывы 1804 В сборник Скачать

Играя с огнем

Настройки текста

Возможно, я мог бы устоять перед большим искушением, но что-то все равно потянуло меня вниз. Эдит Уортон

Она держала себя в руках ровно до того момента, пока не вернулась в свою комнату. Общая гостиная в башне была пуста. Гермиона практически взлетела по лестницам перед тем, как рухнуть на кровать в слезах. Она уснула перед Томом Риддлом в безлюдной части школы почти в полночь. Она никогда, никогда в жизни не чувствовала себя более глупой или уязвимой. И хуже всего было то, что она совершенно не знала, сделал ли он что-нибудь. Ведь он мог сделать что угодно. Она была полностью в его власти. Он мог бы прочитать в деталях каждую ее мысль. Но нет, Дамблдор говорил, что она защищена от таких заклинаний. А потом до нее дошло — гораздо более пугающим было то, что на каком-то уровне подсознания она чувствовала себя достаточно комфортно рядом с ним, чтобы уснуть. Он был убийцей, он убил собственного отца и однажды захочет убить ее саму. И она спала рядом с ним. Может быть, она была под влиянием вечера, который они провели вместе, но это уже совсем другое дело. Она представила лицо Гарри, если бы у нее был шанс сказать (не то, чтобы она реально сказала бы это): «Да, я знаю, что он кровожадный психопат, Гарри, но дело в том, что он действительно отличный студент и прекрасный партнер по учебе и мне понравилось с ним разговаривать». Черт. Еще реже можно встретить такого симпатичного парня, который к тому же читает. И этот его голос... Я просто на пару часов совершенно забыла, кто он на самом деле. Совсем забыла. Гермиона совсем не одобряла ненормативную лексику, но сейчас для нее было самое место и время. Как она могла допустить такое? Упрекая себя за идиотизм, она лежала без сна, чувствуя, как адреналин постепенно покидает ее тело. В эту ночь ее сны были самыми ужасными за всю неделю — сны о доме и чудовищах с ее лицом. Эта ситуация настолько выбила ее из колеи, что Гермиона провела следующие несколько дней погруженная в свои мысли, замкнутая и взволнованная. С одной стороны, она знала, что Том Риддл опасен, в чем она убедилась на своем опыте. Но с другой стороны, парень в библиотеке еще не был лордом Волдемортом, и, конечно, будет подозрительно — полностью избегать его, когда он, казалось, проявил к ней интерес. В этом все и дело. В глубине души Гермиона понимала, что ей очень льстит его интерес. Она уделяла ему пристальное внимание в течение месяца, проведенного в Хогвартсе, и в основном он держался особняком. Он был вежлив и обаятелен, когда к нему обращались, был образцовым учеником в классе, но по большей части работал один, сидел один и занимался один. И по какой-то причине, возможно из любопытства или потому что она бросила ему вызов в классе, он проявил к ней интерес. Она никогда раньше не видела, чтобы он с кем-то работал в паре, и, если она правильно его поняла, его это тоже удивляло. Что-то в ней заинтриговало Тома, и да поможет ей Бог, это чувство опьяняло. Тем не менее, она была невероятно глупа, когда позволила себе расслабиться настолько, чтобы заснуть. Одно дело — вести себя так, будто она ничего не знает о его прошлом, и поэтому быть вежливой, как с нормальным парнем. Но совсем другое — позволить себе развить хоть какой-то уровень доверия. Из своего опыта она знала, насколько убедительным и каким манипулятором он может быть. Она все это знала. И все же ее действия были противоположными. *** Утром в пятницу на Трансфигурации она чувствовала себя измученной после очередной ужасной ночи. Несмотря на это, Гермиона восхищалась уроком: это настоящее удовольствие — учиться у Дамблдора. Его присутствие в классе ощущалось совсем по-другому. Такое воздействие оказывал разве что профессор Снейп, только с противоположным чувством. «В этом эссе есть несколько хороших моментов, Хокинс, но я рекомендую тщательнее подходить к исследованию вопроса в следующий раз...» — сказал профессор Дамблдор, отлевитировав довольно тонкий свиток пергамента на стол ученика, сидящего перед Риддлом. Она остро ощущала его присутствие, как и всегда, ожидая, что он сделает и как отреагирует. Небольшая часть ее мозга переключилась на режим «опасность». — Молодец, Том. Это твоя лучшая работа. Я не уверен, что полностью согласен с твоим аргументом, но все безупречно выстроено. Десять баллов Слизерину. Она с удивлением наблюдала за тем, как Дамблдор улыбнулся Риддлу, и увидела, как лицо Тома менялось от определенного недоверия до искреннего удовольствия, чего она раньше за ним не замечала. Его глаза светились, и он выглядел так, будто собирался по-настоящему улыбнуться впервые с тех пор, как она вернулась в Хогвартс. Однако это выражение быстро испарилось, скрывшись за одной из его фальшивых улыбок. Но все же на мгновение он потерял бдительность. Он взглянул на нее, и тогда она внезапно поняла, что Том Риддл — просто мальчик-сирота, который никогда не знал любви, привязанности или доброты, что он жаждал этого от профессора Дамблдора больше, чем от кого-либо еще. И, как говорил ей Гарри, отношение Дамблдора к Риддлу было чересчур предвзятым и несправедливым, поскольку Том тогда был всего лишь ребенком. А любой ребенок, даже тот, который вызывает чувство тревоги, заслуживает сочувствия, а не постоянные подозрения. Его ведь даже оставили одного в Косом переулке. Ребенка-сироту. В течение многих лет они считали, что Том родился уже злым, потому что, в отличие от Гарри, с которым тоже плохо обращались, он вырос ужасным человеком. Но первый год жизни Гарри был полон любви, Том же никогда не прижимался к материнской груди. Гарри жил с родственниками, какими бы ужасными они ни были, а Тома бросили одного в достаточно жестоком магловском приюте в послевоенном Лондоне. И конечно, он не понимал, что такое «любовь». Наверное, по отношению к нему люди не оказывали даже искренней доброты. Его никогда не учили любить. Она знала, что наука и психология в магловском мире ее времени ушла далеко вперед от волшебного мира. Мир маглов в 1920-ых годах был не таким. Никто и не думал тогда о любви или привязанности к ребенку. Его мать была голодна и больна. И все эти травмы всегда будут препятствовать его способности к сочувствию и привязанности. Она почти не слышала, какой балл Дамблдор дал за ее работу (но точно меньше, чем у Тома), потому что боролась с мыслями. На нее нахлынула волна сострадания и жажды справедливости, которая раньше подтолкнула ее взять никому не нужного кота или бороться за права эльфов. Черт, серьезно? А после урока, когда она шла на Нумерологию, Том догнал ее. И хотя он ничего не говорил, но она почувствовала, как что-то изменилось. Теперь, несмотря на все действия, которые он совершил, на то, что она знает, кем он станет, на уже готовые два крестража на пути к его безумию, Гермиона сочувствовала ему. Впервые с тех пор, как она узнала его имя, когда еще одиннадцатилетней девчонкой пыталась сбежать от одиночества, погружаясь в книги о волшебстве. И таким же волшебным и важным, должно быть, был этот мир для Тома Риддла. Как способ сбежать от жизни, в которой было так же мало радости, как и любви. А профессор Дамблдор относился к нему подозрительно и отстраненно, даже оставил его одного покупать вещи в Хогвартс. Как все могло бы измениться, если бы он проявил к мальчику такую же привязанность и заботу, как к Гарри. Она увидела это по выражению его лица, хоть и всего на секунду. Неудивительно, что Том Риддл ненавидел Альбуса Дамблдора. Она знала, как глубоко чувство отверженности проникает в сердце, и каково это вечно носить с собой яд, гораздо более сильный и разрушительный, чем ненависть. *** — Не думаю, что это справедливо, Риддл. Он получит двойку в этом проекте, если ты не заставишь его остаться и помочь, — она по-настоящему рассердилась, потому что это уже второй раз, когда Том позволил Элджи Лонгботтому уйти. Сейчас они сидели в подземельях и разговаривали, впервые на этой неделе после Трансфигурации. Было утро пятницы, она, уставшая, растерянная, совершенно разочаровалась в своей роли. Все это было сложно и утомительно. Она не могла представить, как Снейпу удалось продержаться так долго. — Ну, он сам виноват, что сбежал поиграть с метлами. Кроме того, зачем он нам вообще нужен? Это самая простая часть проекта, за которую я когда-либо брался. Любой из нас смог бы сделать это даже во сне. Все, что нам нужно — сидеть и читать рядом с нашим котлом в течение двух часов, пока мы изучаем материалы следующего семестра. Я думаю, что Слизнорт обленился. Он должен был учить нас. — Но ведь Элджи не читает и изучает, не так ли? Ты же староста, ты должен постараться хоть как-то повлиять на него! И это же профессор Слизнорт! — Ладно, ладно, ладно. Я поменяю тактику, чтобы он не получил «Т», тогда ты успокоишься? — Значит, теперь ты собираешься обмануть его? — Боже, ты невыносима! Это не твоя проблема. Ему точно все равно. Почему же тебе нет? Почему ее это волнует? Она не имеет понятия. — Потому что я не бесчувственный призрак, который с радостью бросает всех на съедение волкам? Потому что я могу признать, что люди не всегда знают, что для них лучше? — ее голос становился все настойчивее, и она забеспокоилась. Она не сможет просто заткнуться и позволить ему жить своей жизнью. — Этот разговор просто смешон. Я ухожу в библиотеку. Она не могла поверить, что в гневе убежала прочь, как будто он был Роном или Гарри. Но она так рассердилась. Это было так безответственно — злоупотреблять его влиянием старосты и позволить кому-то дать слабину, оказывать медвежью услугу. В тот вечер он не присоединился к ней в их особенном уголке в библиотеке, а сидел со своими однокурсниками. Однако, что странно, оказалось, что он услышал ее. И на следующий день, когда она сразу после завтрака зашла в кабинет проверить зелье, то была удивлена, увидев Лонгботтома, сидящего там со стопкой книг по зельям. И старосту, развалившегося в том нелепом кресле на другом конце комнаты с книгой в руках. Она задержалась у прохода, так как ее еще не заметили. — Том, а как насчет этого? — Лонгботтом, я здесь не для того, чтобы делать за тебя домашку. Я выполнил свои обязанности, заставив тебя проявить хоть какой-то интерес, остальное зависит от тебя. Было бы несправедливо, если бы я помогал тебе еще и в этом. — Конечно, прости. «Вот гадюка», — с удивлением подумала Гермиона. Он нашел способ угодить ей, независимо от того, какие там цели преследует. И сейчас использует все в своих интересах, показав себя как старательного, милого Тома, непревзойденного старосту. Черт возьми! — Доброе утро, ребята, не ожидала встретить вас здесь. Этого нет в нашем расписании, — Том нахмурился и ничего не ответил, вернувшись к своей книге. Она стояла в некотором недоумении. — Ну что ж, пожалуй, оставлю вас. Сегодня такой чудесный день, что стыдно потратить его впустую, — с нотками веселья сказала она. — Увидимся. Хорошего похода в Хогсмид! Вопреки распространенному мнению (ну, мнению Рона), Гермиона, на самом деле, не возражала против полетов на метле. Она не была прирожденным игроком и никогда не будет в чьей-либо команде по квиддичу, но у нее было достаточно умений. В первый раз она преодолела страх полетов, пытаясь поймать ключ на пути к философскому камню. И потом, глупо было бояться, тем более после полетов на гиппогрифе, драконе и фестралах. Не говоря уже о том, что теперь она знала, как аппарировать в случае падения с большой высоты. Именно эти случаи показали, как побороть страх. Это были те моменты во время войны, которыми она особенно гордилась. Тем не менее, она никогда не чувствовала потребность полетать в одиночестве. Возможно, потому что полеты всегда больше любили Гарри и Рон, а позже и Джинни. Это не было тем занятием, к которому ее бы пригласили присоединиться. Гермиона удивилась тому, что пошла из подземелий не в библиотеку, а к месту, где хранятся метлы для полетов. Такой интерес к хорошей погоде был совершенно для нее нехарактерным. Облака уже собирались на горизонте и угрожали разрушить чары солнечных дней этой недели. Вполне возможно, что это последнее солнечное недождливое утро. Конечно, она могла бы заняться поисками информации о способе возвращения домой, но сейчас ей просто хотелось сбежать на часок или два перед тем, как снова играть роль новенькой и удивляться Хогсмиду (деревне, которую она знала лучше, чем кто-либо здесь). Ее ждет утомительный день — девочки из Когтеврана обещали провести ей экскурсию, а она вряд ли бы смогла отказаться. Ведь предполагается, что она никогда не посещала ее раньше. Иногда вся эта ложь становилась просто невыносимой. Она улетела далеко за пределы Хогвартса, достаточно уверенная в своих дезиллюминационных чарах, и продолжила полет над горами. Она не знала точно почему, но мысль о том, чтобы попасть в неприятности из-за этого, не внушала ей особого страха. Какая теперь разница, если она получит наказание? Что они могли сделать с ней такого, о чем она могла бы волноваться? Было что-то такое мрачное и величественное в Северном нагорье, тумане и вершинах, которые переливались от пурпурного до коричневого и зеленого. Наконец она долетела до красивого водопада, падающего в небольшое озеро, примерно в двух часах езды от замка, и неуклюже приземлилась там. Место было совершенно пустынным, если не считать небольшого стада оленей, пасущихся вдалеке, и щебета птиц в серебристых березах, листья которых сверкали полированным золотом, оттеняя влажную красновато-коричневую зелень папоротника внизу. Это была поистине прекрасная картинка. Она сидела на камне, глядя на водопад и позволяя красоте пейзажа принести ощущение покоя. Но, как бы ни была прекрасна эта картинка, она не могла остаться: сейчас были выходные в Хогсмиде, и ее не было в замке уже почти три часа. Девочки из Когтеврана будут ждать ее в башне, а ей нельзя опаздывать. Она аппарировала в пещеру за пределами Хогсмида, где когда-то жил Сириус, и быстро полетела обратно в замок. Она удивилась тому, как ей понравилось летать, но начала задаваться вопросом, в какие именно неприятности теперь попадет. Ее слегка затошнило. Гермиона уже много раз нарушала правила, попадала в невообразимое количество неприятностей, но обычно на это были весомые причины. Сейчас это было эгоистично. Во время полета она не задумывалась о том, насколько смущена действиями Тома, но сейчас ей было не все равно. Она очень хорошо умела нарушать правила, но ей это не нравилось. И действительно, профессор Дамблдор стоял у сарая в ожидании ее возвращения. Она спрыгнула с метлы, снова споткнувшись (она действительно не была опытным летчиком, да и метлы значительно улучшились к тому времени, когда она научилась), и уже ждала своего наказания. — Гермиона... — начал он, но она перебила его. — Мне так жаль, Альбус, я не знаю, что на меня нашло. — Где ты была, дитя мое? — Я просто продолжала лететь и мне просто... просто захотелось сбежать от всего этого, — он заметно смягчился. — Я полагаю, что мне придется наказать тебя, но сейчас ограничимся разговором. Пожалуйста, больше не покидай территорию замка, не поставив меня в известность. — Спасибо. Не буду. Мне очень жаль. Значит, я все еще могу пойти в Хогсмид? — Не вижу причин, почему нет. Постарайся не попасть в беду. Увидимся вечером на уроке, а я поговорю с директором о твоем наказании. Теперь, я думаю, твои друзья заждались тебя. Иди. Она еще раз поблагодарила его и поспешила обратно в башню, как раз вовремя, чтобы успеть поправить растрепанные ветром волосы и переодеться перед встречей с девочками. После двух часов экскурсии по деревне она зашла почитать в книжный. Однокурсницы оставили ее там, при условии встретиться через час в пабе. На самом деле, ей не нужны были новые книги. Впервые в жизни она прошла так далеко вперед программы, если точнее, то на 54 года вперед. Дамблдор разрешил ей пользоваться собственной библиотекой для поисков по их (пока еще неудачному) проекту, связанному с путешествиями во времени. Поэтому Гермиона подошла к небольшому отделу магловской литературы в самом конце магазина. По иронии судьбы он был рядом с разделом темных искусств. С того момента, как она получила письмо из Хогвартса, она никогда не тратила много времени на чтение обычной литературы, хотя в детстве жадно поглощала новые истории и читала все подряд. С одиннадцати же лет ее внимание полностью сосредоточилось на магии. «Слишком уж сказочно», — подумала она, глядя на множество классических названий, которые прочла бы любая начитанная магловская девушка двадцати лет. Возможно, пришло время заполнить книжные полки в ее спальне. По крайней мере, у нее будет, чем занять бессонные ночи, кроме попыток решить, когда Том Риддл узнает ее секреты, за чем последуют неизбежные пытки и убийства. Она купила почти все — от Остин, Чосера и Мэлори до Толкина, Вульфа и Джойса. Поэзия и проза, от средневековых до самых современных вариантов, которые у них были. Отдел был небольшой в силу отсутствия интереса, но ей хватило. Она взяла «Потерянный рай» (по какой-то странной причине одну из немногих магловских книг на полках в гостиной Когтеврана), и чтение напомнило ей о чем-то потерянном внутри — о возможности уйти с головой в другой мир. По мере того как ее жизнь и жизнь ее друзей подвергалась все большей опасности, стремление к знаниям стало ключевой частью борьбы за выживание. У нее совершенно не было времени на интерес к обычной литературе. Гермиона с трудом могла припомнить, когда в последний раз читала роман ради удовольствия. У волшебников тоже была художественная литература, но обычно это были смешные романы или глупые и нереалистичные эпопеи. На самом деле, все искусства в волшебном мире, как музыка, изобразительное искусство, литература, были имитацией их магловских собратьев. Магия, как оказалось, останавливала полет творчества. — Все эти книги, мисс? Вы выбрали около сотни, — ошеломленно посмотрел на нее поверх очков продавец за прилавком. — Да, — твердо ответила она. — Я хочу их все. Не волнуйтесь, моя сумка больше, чем кажется. Она расплатилась наличными, оставив слегка шокированным владельца магазина. Это была, вероятно, самая большая покупка за последнее время, тем более магловской литературы. Гермиона в который раз поблагодарила свою волшебную сумку, пока шла на встречу с соседями в «Три метлы». Удивительно, сколько книг она прочла, которые здесь еще даже не были написаны. Это необычно. Она размышляла на эту тему, пока не заметила на другой стороне улицы самый мощный источник хаоса в ее жизни. Он тоже направлялся к «Трем метлам», но не стоял около бара. Значит вышел из пустого переулка позади. Интересно. Скорее всего, он был совершенно в другом месте, а не в Хогсмиде, но она не собиралась это выяснять. Не говоря уже о том, что она была совершенно уверена, что не хочет этого знать. Знание того, что он задумал, создавало для нее этическую дилемму: сказать и рискнуть очень-очень малой вероятностью того, что каждый путешественник во времени ошибается и что она может изменить будущее, или промолчать и причинить вред другим. В последнее время она делает это достаточно часто. — Увидел что-то интересное? — спросила она, добавляя в свой голос дразнящие нотки, которые дались ей гораздо легче, чем следовало бы. Она не могла избежать встречи с ним, в такую погоду на улице было почти пусто. — Ничего такого, что я бы порекомендовал. Я погрузился в свои мысли и свернул не туда. Как тебе твои первые выходные в Хогсмиде? — его голос прозвучал невероятно убедительно даже для нее. — Здесь все прекрасно. И странно. Я была в книжном магазине. — Конечно, — улыбнулся он, и эта странная искренняя улыбка действительно коснулась его глаз, та самая, которая так удивила ее накануне. — Собираешься в «Три Метлы»? Вот-вот начнется гром, подозреваю, что там уже будет вся школа. — Думаю так. Неужели больше некуда пойти? Не люблю слишком многолюдные места. Но я обещала Анче и остальным встретиться здесь, — она сморщила нос и посмотрела на небо, жалея, что не может просто вернуться в свою комнату. В животе у нее тихо заурчало, и она поняла, что ужасно проголодалась. Возможно, паб — не такая ужасная идея. В этот момент, по чистой случайности, Анча и Клэр вышли из «Трех метел» и заметили ее. Гермиона почувствовала облегчение от того, что их прервали. Непринужденная беседа с ним все еще казалась предательством и сильным испытанием. — А вот и ты, Гермиона! Мы уже собирались пойти на твои поиски, подумали, что ты заблудилась. Внутри полно народу, но нам удалось уговорить их выделить комнату наверху. Все уже там. Теперь-то понятно, почему ты опоздала. Привет, Том! — добавила Анча немного застенчиво. — Ты можешь присоединиться к нам, если хочешь. Он выглядел немного озадаченным. Гермиона не знала, что сказать. Если она не ошибалась, то прозвучал недвусмысленный намек. И если Том присоединится, то только раззадорит все слухи, которые ей совершенно не хотелось начинать. — Очень любезно с твоей стороны, Анча, — сказал он с очень фальшивой улыбкой, которая, тем не менее, заставила студентку Когтеврана покраснеть, — Но я должен встретиться со слизеринцами в «Кабаньей голове». Эйвери подумал, что там будет спокойнее, хоть и немного мрачновато. Я уже пойду, — начался дождь, и по цвету неба любой идиот мог понять, что он скоро превратится в ливень. Том сделал паузу, будто собирался что-то еще сказать, но только добавил: — Увидимся позже, Дирборн. Она не была уверена, было ли это нормально, но почему-то почувствовала себя разочарованной его отсутствием. Неужели она на самом деле хотела, чтобы он пошел с ними? Получить комнату на втором этаже оказалось отличной идеей, и весь седьмой курс Когтеврана собрался там, прячась от проливного дождя. — Гермиона! Тебя не было целую вечность. Пойдем выпьем, — сказала София, вставая со своего места рядом с Маркусом, который тоже поприветствовал ее. — Извините, я задержалась в книжном магазине... Я принесу что-нибудь выпить, не вставайте. Что ты будешь? — Я буду тоник, спасибо, Гермиона. — Хорошо. Маркус с его теплыми карими глазами и слегка веснушчатым носом сильно отличался от Тома, с которым она разминулась на улице, и от Рона, которого она оставила в будущем. Она задавалась вопросом, получится ли у нее достаточно забыть его, чтобы позволить кому-то еще сблизиться с ней. Он был милым, умным и привлекательным, и все же... Она никогда не могла по-настоящему довериться кому-то, так что, конечно же, это было бы невозможно. Возможно, ей суждено навсегда остаться наедине со своими книгами. Утешительная мысль. Когда они все сели за стол, Гермиона была счастлива тарелке тыквенного супа, как никогда. Это в какой-то мере избавило ее не только от голода, но и от чувства пустоты. — Где ты была во время обеда? — спросил Маркус. — О, я пошла немного полетать, и потеряла счет времени, — ответила она. Ей совершенно не хотелось признаваться в нарушении правил, но это был Хогвартс, и скоро узнают все. — Вообще-то я покинула территорию школы, поэтому возникли небольшие неприятности. — Я и не знал, что ты любишь летать. Может быть, когда-нибудь полетаем вместе? — спросил он, прежде чем добавить. — Какие неприятности? — Наказание. Вообще-то обычно я не люблю летать, но сегодня утром поняла, что соскучилась по дому. Он бросил на нее сочувственный взгляд, но, к счастью, оставил эту тему, потому что кто-то привлек его внимание. Теперь к ним присоединились другие семикурсники, но она не видела в толпе ни одного слизеринца. Гермиона доела суп, радуясь возможности просто насладиться вкусом. — Почему слизеринцы так часто держатся особняком? — невинно спросила она, когда Маркус снова повернулся к ней. — Такие они есть, наверное. Они могут быть немного неприятными, так что это не большая потеря. Но думаю, что Риддл держит всех под контролем. В основном они очень заинтересованы в чистоте крови. — Кстати, о Риддле, Гермиона, о чем вы там разговаривали? — перебила Клэр. — О, мы говорили о книжном магазине, ничего интересного, — ответила Гермиона, поворачиваясь к ней лицом. — Тебе повезло, Гермиона. Талия Ньюболд сказала, что видела, как вы занимались с ним в библиотеке на днях. Том такой тихий, ты же знаешь, и он никогда ни с кем не учился, что очень обидно, потому что он такой умный, — на этот раз ответила София, небрежно откинув назад свои темно-русые волосы, и нахмурилась, как будто на самом деле так не думала. — Но такой красивый, умный и загадочный... Хотя на самом деле он немного жутковат, — добавила Анча. — Жуткий? — заинтересованно спросила Гермиона. — Жутко совершенный, вот что она имеет в виду, — со смехом добавила София, и Анча нахмурилась. Гермиона все еще думала, что София, скорее всего, может ударить кого-нибудь в классе. Но немного смягчилась. Ее пронзительные серые глаза оценивающе смотрели на Гермиону. — Обычно он не очень разговорчив. Но ты ему, кажется, нравишься. Гермиона не думала, что именно так показывают симпатию. Она все еще не была уверена, почему он проявлял к ней такой интерес. Но у нее было чувство, что это из-за близости с Дамблдором. Как бы он отреагировал, если бы узнал правду? Что она маглорожденная, которая будет помогать в победе над ним через 50 лет? Что она вообще-то маглорожденная… — Ой, это только потому что я сидела в его любимой части библиотеки. Разве нам не пора возвращаться? — У нас есть еще полчаса или около того. Может, ты еще куда-нибудь хотела сходить? — спросила Анча. — Я бы с удовольствием купила немного шоколада... — на самом деле она просто хотела закончить этот разговор. — О, и я тоже! Пойдем в «Сладкое королевство», Гермиона, — сказала Клэр с улыбкой. Клэр была голубоглазой блондинкой, очень симпатичной полукровкой. И казалась довольно милой, хотя и немного скучной рядом с Софией Селвин. — Не против, если я тоже присоединюсь? — спросил Маркус, и Гермиона внутренне вздохнула. Похоже, рано или поздно ей придется столкнуться с романтическими отношениями в прошлом. Рон... Рон был очень далеко, но Гермиона задавалась вопросом, не была ли она технически все еще в отношениях с ним? Она любила его и не была уверена, что готова смириться с тем, что может не увидеть его в ближайшее время. Прошло всего два месяца. Но его лицо уже начинало исчезать из ее мыслей во время пробуждения. И ей не хотелось вечно оставаться одной. Просто невероятно глупая ситуация. Она уже знала, что причинит боль этому парню и никогда не сможет в достаточной мере поделиться с ним своими тайнами, мыслями, кошмарами и болью. Он никогда не узнает, что она сражалась на войне и победила, но эта победа досталась ей ужасной ценой. Но быть такой одинокой тоже было ужасно, и темные глаза Риддла вспыхнули в ее сознании. Ей стало нехорошо. — Конечно, не против. Кто-нибудь еще? Там кошмарная погода, наверное, нам придется переждать... — сказала Клэр, и еще несколько человек пошли на выход. «Или наложить простое заклинание», — подумала Гермиона, но ничего не сказала. Ветер выглядел действительно свирепым. Возможно, это немного отвлечет ее. Она никогда не любила шотландские штормы, но когда они вышли на улицу, то почувствовала, как ветер будоражит ей кровь. Ей стало интересно, насколько она изменилась, куда подевался этот «книжный червь»? На самом деле, ей не нужен был милый парень как Маркус, чтобы составить ей компанию или полетать на метле. Чего она действительно хотела, так это борьбы. *** Ее урок с профессором Дамблдором после ужина был самым интересным из всех, которые когда-либо были. Он учил ее более изощренным приемам заклинаний, практиковал беспалочковую магию и обсуждал теорию магии. — Гермиона, прости меня за столь личное обращение, но мне кажется, что ты все еще не укротила свою палочку. Я уже писал об этом Олливандеру, и мы полагаем, что для этого тебе потребуется экстраординарное волшебство. Он также упомянул, что вполне возможно, что способ, которым ты победишь свою палочку, повлияет на ваши отношения с ней навсегда. — Палочка прекрасна, хотя немного менее мощная, чем моя старая, — возразила она. — Думаю, это просто потому что мне немного грустно. И я взволнована, — но произнося эти слова, Гермиона знала, что он был прав. Ее новая палочка была как чужая. И эти мудрые голубые глаза профессора смотрели на нее так, будто читали ее насквозь. — Гермиона, послушай, почему ты боишься соединиться с новой палочкой? Возможно, это символ той жизни, от которой ты отказалась, но не готова отпустить? Или ты достаточно начиталась о волшебных палочках, чтобы бояться ее? Она кивнула, внезапно почувствовав, что вот-вот расплачется. Если она сделает это... это означало бы, что она никогда не вернется, что все это происходит наяву, а не во сне. Что она должна двигаться дальше. И что у палочки были те же составляющие, что и у Беллатрисы. Если она примет это, то о чем это скажет? Станет ли она на шаг ближе к этой темноволосой женщине, полной ненависти, которая смотрит на нее во снах? Она знала, что эта комбинация была в руках многих злых волшебников, многих блестящих, но ужасных. Как такая палочка вообще могла выбрать ее? — Я верю тебе, дитя. Ты подчинишь свою палочку и не позволишь ей управлять тобой. Мистер Олливандер упомянул, что именно эта палочка имеет интересную историю изготовления. Он не поделился этим со мной, но я действительно думаю, если ты хочешь узнать немного больше, он будет рад получить твое письмо. Это поможет успокоить твой разум. А теперь, перейдем к делу! Сегодня я обучу тебя заклинанию, которое мало кому удавалось за всю историю. Я полагаю, что у тебя, также как и у меня, есть склонность к стихии огня? Интересно, откуда он это знает? — Да, наверное. На первом курсе я создала свой собственный тип огня… — Покажи мне. Гермиона взмахнула палочкой в сторону стакана с водой, стоявшего на столе, и молча создала внутри языки пламени. — Они водонепроницаемы и будут нагреваться только вверх, что действительно полезно для зелий. Я пользовалась этим, чтобы держать руки в тепле, — улыбнулась она от воспоминаний. — Это очень впечатляющая магия для первого курса, Гермиона. — Спасибо, — просияла она. Никто никогда не комментировал ее стихию, кроме Рона, и было приятно, что ее наконец заметили. Она этим гордилась. — Сегодня мы попробуем создать Губрайтов огонь. Однако наличие такой магии в Хогвартсе приведет только к странным вопросам, поэтому я считаю, лучше вернуться в Девон. Конечно, я не думаю, что мы добьемся успеха за столь короткое время, но... Я предвижу определенный ущерб, вероятно, лучше не сжигать замок. На этот раз я попросил у директора разрешения на выезд, — подмигнул он ей. — Кроме того, если ты захочешь выполнить домашнее задание, то можешь остаться там на ночь и вернуться завтра вечером. — Я бы с удовольствием... я... подождите, Губрайтов огонь? Это же невероятно сложно, только пять человек в истории смогли создать его! — у нее никогда не получится это сделать, хотя с таким учителем было гораздо больше шансов. Кто знает, какие чудеса может сотворить Альбус Дамблдор? И до сих пор не было ни одного заклинания, которое бы ей не давалось. — И со временем, я надеюсь, что ты станешь одной из них, — он махнул рукой в сторону камина, который вспыхнул пламенем. — Беги и собирай свои вещи, дитя. Мы скоро должны уехать. Я позову Джинго, чтобы она помогла тебе. Она оценила драматизм момента и поспешила в башню, чтобы забрать свою пижаму и книги. Это было большим облегчением — вернуться в дом, настоящее убежище от всего мира. Но у нее было мало шансов наслаждаться покоем, потому что они сразу вышли в небольшой сад. Ей было интересно, кто следит за ним, пока они в Хогвартсе. Они остановились у небольшого озера. — Признаюсь, я немного обеспокоен теми шагами, которые мы предпримем, чтобы создать заклинание. Это то, чему очень редко учат, ибо методы являются строго охраняемой тайной. Чтобы сделать это в одиночку, тебе, как и мне, понадобилось бы несколько лет. Но я буду направлять тебя. Сначала ты должна научиться абсолютному контролю над стихией огня. И я говорю даже о самом мощном пламени. Пока он заставлял ее практиковаться по всему списку общих заклинаний стихии огня, Дамблдор рассказывал Гермионе об истории Вечного огня. Изобретенный греческой ведьмой Гестией, он мог быть зажжен только как знак надежды в темные времена — и требовал большой жертвы от заклинателя. Чтобы создать Губрайтов огонь, заклинатель должен был что-то отдать пламени. Это полная противоположность Адскому пламени, которое предназначено для истребления и разрушений. Губрайтов огонь должен был нести свет в самые темные места, быть источником, делиться дарами тепла. Он ничего не потреблял и отдавал себя снова и снова. В тот вечер она в изнеможении упала на постель, задаваясь вопросом: в тот момент когда он направил этот огонь на великанов, это означало его надежду на лучший мир после Волдеморта? А что она могла предложить в таких же масштабах, чтобы огонь горел вечно? Она заснула, и ей приснились огонь и жертвоприношение: сожжение заживо и чувство холода, который за этим последует.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.