Unsphere the stars / Сдвигая звезды в небе

Мне снилось, что со мной все в порядке, Что я не сумасшедшая, а святая. Лана Дель Рей — I Can Fly

Она почувствовала, как он прошел через магический оберег почти на час раньше, но заранее попросила Кнопочку проводить его, отвести переодеться и тому подобное. Перед тем как выйти из комнаты, нервничая из-за предстоящего вечера (и не только потому, что она собиралась на вечеринку с Томом Риддлом и его веселой компашкой чистокровных фанатиков), она еще раз взглянула на письмо, которое прислал Маркус. На самом деле ей и не нужно было этого делать — слова отпечатались у нее в памяти. Я люблю тебя... Я сделаю все, что угодно... Пожалуйста, давай попробуем еще раз... увидимся в канун Нового года... Это больно, она причиняла ему боль. Но как она могла позволить себе любить, когда просто ждала возвращения своей прошлой жизни? Гермиона осторожно спустилась по крутой лестнице. Хотя шлейф ее платья был зачарован, чтобы не споткнуться, она все еще опасалась и не привыкла носить такие прекрасные наряды. Красное платье было сшито из тонкого шелкового шифона, скроенного в самом классическом колдовском стиле, с прозрачными, развевающимися до земли рукавами, которые выглядели как огромные крылья. Как красные дьявольские крылья, если она поднимала свои руки. Платье было ало-красным, даже кроваво-красным, гриффиндорским, с расшитой бисером грудью, которая яростно сверкала в свете огней. Это было такое платье, которое она никогда раньше не носила. Слишком женственное. Платье ведьмы. Он уже ждал ее у подножия лестницы, повернув к ней свое красивое лицо. У нее перехватило дыхание, и она почувствовала головокружение. Головокружение, которое возникало в его присутствии: ее сердцебиение эхом разносилось по всему телу, будто оно билось вдвое быстрее обычного. — Привет, — тихо сказала она, пытаясь скрыть предательски широкую улыбку и выдох возбужденного дыхания. — Гермиона, — сказал Том, окидывая взглядом ее тело, потемневшее в тусклом свете гостиной. Его глаза говорили то, что, как она знала, он не произнес бы вслух искренне. Это заставляло все в ее желудке подпрыгивать. Она скучала по нему. В течение трех дней, прошедших с тех пор, как Том ушел, он был в ее мыслях, выходя на передний план в темные часы. Голос Гарри в сознании пропал, сменившись глупыми, нелепыми фантазиями о Томе. Том был хорошим, Том менялся. Фантазии, где Том научился лю… — Ты выглядишь великолепно, — сказал Сердик, выглядывая из-за угла двери. — Пойдем что-нибудь выпьем, пока Кнопочка готовит экипаж. — Спасибо, отец. Том последовал за ней в маленькую солнечную комнату рядом с холлом. Раньше ее почти не использовали, но было очевидно, что они сидели там уже некоторое время: недопитая бутылка шампанского, два использованных бокала на маленьком ореховом столике, свиток, отодвинутый в сторону. — Мне нравится этот мальчик, — сказал Сердик после ухода Тома. — Он довольно проблемный, но, по крайней мере, не скучный. И он очень тобой дорожит, моя девочка. Это были странные отношения, но Сердик был необычайно терпим, и добр. И Тому очень нужен был кто-то вроде отца. Она приняла бокал шампанского и на мгновение задержалась, чтобы оценить фигуру Тома Риддла, одетого в парадную мантию теперь, когда они были на свету. В отличие от большинства волшебников, которые все еще выглядели немного нелепо, на ее магловский взгляд, Том выглядел солидно: его угольно-черная мантия оттеняла темные глаза, и когда он двигался, она заметила несколько звезд с внутренней стороны — будто внутри сшита целая далекая галактика на темной шелковой подкладке. Это была самая яркая вещь, которую он когда-либо носил, хотя все еще выглядел консервативно рядом с Сердиком. Он же в тот вечер был одет в довольно роскошную розово-золотую комбинацию и собирался на званый обед в дом Дамблдора. — А теперь, дитя, у меня есть кое-что для тебя, — сказал Сердик, взяв с каминной полки коробку. — Я подумал, что ты должна надеть это сегодня вечером, чтобы выглядеть соответствующе и все такое. В мое время девушки постоянно надевали это к такому наряду как у тебя. Гермиона открыла коробку, и ее брови от удивления чуть не коснулись линии волос. Диадема, которую Молли одолжила Флёр на свадьбу, была очень красивой, но выглядела бы неуклюже по сравнению с этой. Золото на ней было так тонко выковано, будто его почти и не было, позволяя бриллиантам говорить самим за себя. Нежно, сдержанно и довольно красиво. — Она принадлежала моей матери, — добавил он, словно извиняясь за то, что не купил ее. — Она прекрасна, — прошептала Гермиона, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы от смущения, принимая всю доброту этого человека, который относился к ней с первой встречи как к родной, — спасибо. Папа. Его взгляд сверкнул от удовольствия. Она никогда не называла его так. Папочкой был Ричард Грейнджер, и это звучало так по-магловски. Слишком современно. — Моя дорогая, — пробормотал он и налил себе еще, — лучше попросить о помощи Кнопочку, — он махнул рукой. — Она знает о волосах и прочем. Она поставила коробку на стол и поймала взгляд темных глаз Тома. Гермиона почти что, всего на секунду, забыла о его присутствии. В его взгляде было что-то такое, чего она не могла понять, и застенчиво ему улыбнулась. — Как прошла твоя поездка? — спросила она. — Безуспешно. Естественно, она знала, что так и будет. Медальон, который он искал, был спрятан в коллекции жадной старой Хепзибы Смит. Но однажды — напомнила себе Гермиона, глядя на его красивое лицо — он будет тем, кто убьет за этот медальон. Гермиона задумалась о том, не было ли это для него точкой невозврата. Она почти ощущала в нем возможность искупления, и с трудом могла смириться с этим молодым парнем. Каким бы испорченным, полным кошмаров, нелогичным, несговорчивым и безумным он не был. — Мне очень жаль это слышать, — солгала она. — Я продолжу поиски. На это у нее не было ответа. Она едва ли могла посоветовать ему не делать этого или умолять его бросить поиски и забыть о своей жажде найти семейную реликвию. Она печально промолчала, и они немного поговорили. Сердик вспомнил о вечеринках в молодости. Насколько знала Гермиона, грандиозные вечеринки волшебного мира представляли собой смесь традиций волшебников, напоминая средневековье и викторианскую эпоху маглов. Она изучила это с помощью воспоминаний Сердика и прочитав, к своему стыду, старые выпуски светской рубрики «Ведьмополитена». Несмотря на то, что ее воспитание считалось эксцентричным, Гермиона намерена провести вечер незамеченной в окружении врагов, замаскированных под друзей. Научный интерес, говорила она себе. Все это было ради научного интереса, чтобы узнать, как живет другая половина волшебного мира сегодня. Чтобы потом в будущем, она смогла восстановить мир. С тихим треском появилась Кнопочка. — Карета готова, мастер Сердик, — сказала она с легким поклоном. — Чудесно, благодарю. Давай, Том, проходи, пока Гермиона поправляет свою прическу. Лицо Кнопочки просияло при виде диадемы. — Тиара госпожи, о, юная мисс, Кнопочка сделает вас самой красивой. Садитесь, садитесь. — Спасибо, Кнопочка, — сказала она, послушно присаживаясь в кресло. А маленькая эльфийка начала что-то напевать, укладывая ее волосы. Закончив, она наколдовала маленькое зеркальце и протянула ей. Половину ее волос собрали и заплели в сложные косы по обе стороны. А диадему закрепили спереди, уложив спадающие позади локоны волнами. Даже Гермиона заметила, что эффект оказался прекрасным: все выглядело элегантно и просто. — Спасибо. Кнопочка проводила ее к карете. Последние дни эльф была гораздо увереннее с ней, потому что семейные узы имели свою силу. Однажды Сердик признался, что он был в восторге от того, что в доме снова появилась хозяйка. Это все еще ее не устраивало, но битва за права эльфов еще впереди. — Это для тебя, — сказала она, протягивая ей маленький мешочек, который спрятала в потайном кармане платья. Ее глаза стали еще шире, когда она открыла мешочек, чтобы увидеть сверкающие серебряные монеты внутри. — Я подумала, что ты захочешь купить себе что-нибудь вкусненькое в следующий раз, когда пойдешь погулять, — сказала ей Гермиона. Она не передала ей золото, потому что это могло вызвать ненужные вопросы. Хотя эльфов часто посылали с поручениями, потому что они отвечали за запасы еды в замке. К ее ужасу, огромные слезы хлынули из глаз эльфийки, когда она схватила Гермиону за ноги. — Мисс Гермиона слишком добра ко мне… Кнопочка никогда бы не осмелилась… — пробормотала она почти бессвязно. Она погладила Кнопочку по маленькой головке, ее сердце сжималось. Гермиона не могла освободить ее: та спрятала где-то свою одежду, и фактически она не принадлежала ей, чтобы иметь право освободить. Но Гермиона могла попытаться сделать ее жизнь лучше. И еще узнать, что на самом деле нужно эльфам для лучшей жизни. В этом времени она узнала, что давным-давно волшебники научились привязывать эльфов к домам, выходя за рамки бескорыстной помощи. И когда-то эльфы приходили в дома добровольно, с возможностью уйти, если они захотят. Гермиона намеревалась когда-нибудь вернуть им этот выбор. Карету запрягли самыми быстрыми крылатыми гарнийскими скакунами, которые пролетали около 160 километров меньше, чем за час. Она молчала, пока они летели, наблюдая за проплывающими внизу облаками. Сердик и Том вновь заговорили о свитке, который рассматривали перед тем, как она спустилась вниз. Гермиона снова нервно задумалась о встрече с Маркусом и о том, каким отчаявшимся он показался ей в письме. И какой жестокой была она. Какой жестокой она должна быть сегодня, чтобы разлучить его с собой. «На мгновение, я увидел свое будущее рядом с тобой», — говорил он. Красивые слова, которые вызывали у нее тошноту, а должны были — трепет. И к тому же, нервозность, потому что она собиралась посетить Малфой-мэнор. Место, которое не связано с приятными воспоминаниями. Та ночь все еще преследовала ее, хотя уже не так часто как раньше. На самом деле, размышляла она, Гермиона не видела этого во сне уже несколько месяцев. — Странно думать, что у Дамблдора есть свой дом, — сказал Том. Когда они подвезли Сердика, случился, мягко говоря, неловкий момент. Альбус был чрезвычайно удивлен, увидев Тома Риддла в карете, и Гермионе на мгновение стало стыдно, как будто он все знал. Но тот улыбнулся им и пожелал ей и Тому счастливого Нового года, прежде чем попрощаться. Наконец, они подъехали к Малфой-мэнору, и карета мягко выехала на дорожку перед воротами. Том выскочил из кареты и, к удивлению Гермионы, протянул ей руку, чтобы помочь спуститься. Она всегда выходила из равновесия, когда он вел себя по-рыцарски, и в своем длинном, струящемся красном платье Гермиона благодарно взяла его за руку. — Ты бывал здесь раньше? — спросила она. — Нет. Абраксас и я были… не слишком близки, пока он учился в школе. «Тогда почему он пригласил тебя именно сейчас», — хотела спросить она, но промолчала. Все-таки, сегодня был его день рождения, хотя ей еще этого не подтвердили. Но не было никакой необходимости напоминать о том, что он был кем-то вроде изгнанника на собственном факультете в течение многих лет. Большие ворота были открыты, а подъездная дорожка к дому украшена летающими серебристыми огнями. Мороз — которого, конечно же, не было за большими воротами — пронизывал тисовые изгороди, и земля хрустела под ногами. Когда они проходили через ворота, эльф поклонился им и проверил приглашения, взяв под конец их вещи. — Просто попросите проводить вас в ваши комнаты, когда вы будете готовы, — пропищала эльфийка. — Это все немного… э-э... — она запнулась, когда они проходили мимо одного из белых павлинов. — Так по-малфоевски? — предположил Том, забавляясь. Она улыбнулась и расслабилась. Гермиона поняла, что он тоже нервничает, хотя и хорошо это скрывает, но, как это ни странно, сейчас она была рада его присутствию. Они последовали за другими волшебниками и ведьмами к дому, где большие входные двери были открыты, и откуда уже доносились музыка и смех. — Шоу начинается, — пробормотала она, и, к ее удивлению, Том предложил ей руку. Абраксас и София приветствовали гостей, стоя рядом с теми, кто видимо были старшими Малфоями. — Гермиона! — с восторгом приветствовала ее София. — О, ты прекрасно выглядишь. Привет, Том, — она легкомысленно поцеловала его в щеку и указала взглядом на Гермиону. — Дирборн, выглядишь великолепно. Отец, мама, это Гермиона Дирборн и Том Риддл. — Добро пожаловать в Малфой-мэнор, — сказал высокий блондин, пожимая Тому руку. — Тиберий Малфой. К смущению Гермионы, он наклонился и поцеловал ее руку. Оказалось, что миссис Малфой была француженкой, и Гермиона заметила, что она говорила с сыном на родном языке и ожидала того же от Софии. С благодарностью за свои бесконечные каникулы в доме родной бабушки во Франции, Гермиона в знак приветствия поцеловала ее в обе щеки с фразой: «enchantee, Madame». Гермиона поняла, хоть он и не подавал виду, что подобное поведение заводит Тома. Она предполагала, что в отличие от нее, его магловское образование не было связано с изучением языков. И на самом деле, она не уверена в своем французском, но хорошо владела им на разговорном уровне. Ей было комфортно следить за тем, что миссис Малфой говорит Абраксасу и Софии, в то время как мистер Малфой вел светскую беседу с Томом до прихода следующих гостей. В основном она отпускала едкие комментарии и критику в адрес приходящих. И Гермиона решила для себя, что миссис Малфой — не особенно приятная женщина. Часть светской беседы она оставила на Тома. В конце концов, Гермиона не заинтересована в том, чтобы произвести хорошее впечатление, как бы ей ни нравилась София или как бы ни был очарователен Абраксас. Тем не менее, Тиберий Малфой, казалось, был более заинтересован знакомством с ней, чем она ожидала — еще одно напоминание о коварной силе богатства. Было ясно, что он много слышал о Томе от своего сына и относился к нему со смесью мягкого почтения и притворного интереса. — Пойдем, немного выпьем. Ты была последней из тех, кого я ждала. Так что теперь, я свободна, — прошептала София через несколько минут, и они ускользнули к одному из многочисленных парящих подносов с напитками. — Мне так понравился твой подарок! Мы наняли фотографа на сегодняшний вечер, — сказала блондинка Гермионе, практически протаскивая ее и Тома на другую сторону прихожей. Она неохотно позировала в присутствии Тома. И чертовски надеялась, что фотографии будут храниться только в семье, и никто их никогда не увидит. Фотограф поймал ее, пока она улыбалась Анче, а кадр ликующей Гермионы Грейнджер, стоящей с Томом Риддлом, был не совсем тем, что она хотела бы показать в будущем. Не то чтобы это когда-либо произойдет, конечно. Но Драко Малфой был бы к ней гораздо добрее в школе, если бы увидел такое. Хотя, Гермиона предполагала, что в красном платье, с бриллиантами гоблинской работы в волосах — она была едва узнаваема. Это был невероятный праздник. Торжество богатства, власти и избытка, которое вылилось во что-то недостаточно элегантное и холодное, каким могло быть. Но вышло не слишком пышным и безвкусным, как бывает в волшебном мире. Бальный зал был просто огромен, и Гермиона задумалась, что возможно тот заколдован, чтобы при необходимости увеличиваться. Надо будет за этим понаблюдать, или просто позже спросить Софию. София же проделала какой-то чудесный трюк с рассадкой гостей, и Гермиона оказалась далеко от Маркуса. Сейчас она сидела между Томом и Арктуром Блэком, с которым она мельком встречалась на обедах у Слизнорта, но так и не поговорила. Анча сидела по другую сторону от Тома, а София и Абраксас — чуть дальше. Это была веселая компания. Другие знакомые ей лица смешивались с незнакомыми, которых она приняла за школьных друзей Абраксаса: уверенные и холеные молодые мужчины и женщины в ярких нарядах. Ужин был, как и следовало ожидать, великолепным: сначала гребешки, а затем буйабес. После чего подали больших жареных гусей на золотых блюдах, груды экзотических овощей, сырное суфле и пряную тыкву среди множества других блюд. Такой вид, вероятно, повернул бы даже симпатию Рона в пользу Малфоев. Тому, как заметила Гермиона, нравились все блюда. Она отметила это и раньше, когда он навещал ее в замке. К ее удивлению, он был не слишком привередлив к еде. Это был до ужаса человеческий и мальчишеский аспект его личности, который, казалось, совершенно не соответствовал образу в ее голове. — Эти блюда, — пробормотал он в какой-то момент, — даже лучше, чем в Хогвартсе. — Да, гораздо лучше, — согласилась она, уже навеселе от выпитого шампанского. — Вообще-то я считаю хогвартскую еду немного… тяжелой. Как будто они никогда там не слышали о существовании салата. — Салат! — в ужасе воскликнул он. — Зачем тебе салат, если можно съесть... буйабес? Он заколебался, произнося это слово, и ее сердце сделало то раздражающее сальто, которое, казалось, происходило всякий раз, когда Том был не уверен или находился не в своей стихии. — В детстве я ела больше французской кухни, — сказала она ему. — Это мое любимое блюдо. — Да, ты же там родилась, не так ли? — быстро подметил он, и они оба напряглись. Она никогда не рассказывала ему об этом. И была абсолютно в этом уверена. — Видимо, ты выполнил свое домашнее задание, — сказала она после неловкой паузы. — Ты была для меня загадкой, — ответил он, как будто это было приемлемым объяснением, и Гермиона поняла, что никогда, никогда еще не была так благодарна Дамблдору за изысканно исчерпывающую предысторию для нее. — Ну, я тоже свое сделала, — сказала она ему и прищурилась, глядя на его проклятое кольцо. В какой-то момент он перестал его носить, но сегодня кольцо тускло блестело на его левой руке. — Я знаю о твоем происхождении. — Мы поговорим об этом позже, — прошипел он, и она была поражена диким проблеском гнева в его темных глазах. — Не будь таким лицемером, — прошипела она в ответ. — Я же говорила, если ты попытаешься разгадать то, что считаешь моими секретами, то я раскрою твои. Они игнорировали друг друга до конца ужина, и Гермиона неожиданно обнаружила, что очарована Арктуром Блэком. Он оказался не единственным слизеринцем с действительно хорошим чувством юмора, которого она когда-либо встречала, но своими черными волосами и блестящими серыми глазами напоминал ей Сириуса. После ужина мистер Малфой встал и объявил о помолвке под радостные крики. Как только они поздравили Софию и Абраксаса, на этот раз с еще большим количеством розового шампанского в честь этого события, столы оторвались от земли и поплыли назад, освобождая место в центре. — Дуэль, — сказал Арктур. — Ну, конечно. Он закатил глаза и налил Гермионе, а затем себе еще бокал вина. Защитный пузырь медленно расширялся вокруг аудитории, а мужчина и женщина в ярких одеяниях вышли на расчищенную площадку под крики поддержки и приветствия. Все это было довольно по-средневековому, но Гермиона внимательно наблюдала за ними, пока те разминались. — Пятнадцать галеонов на Тутхилла, — предложила девушка рядом с Арктуром. — Я принимаю пари, — сказала Гермиона, хотя в принципе не одобряла азартных игр. Тем не менее, она видела, что женщина, которую объявили Клиантой Орпингтон, сдерживается. — Гермиона Дирборн, — представилась она. — Дирборн… ну хорошо. Аалия Шафик. — Поддерживаю спор, — повторила Гермиона, улыбаясь и пожимая ей руку. Но улыбка сошла с ее лица двадцать минут спустя, когда Клианта Орпингтон жестоко покалечила своего противника, разрезав его руку с палочкой, под кровавые брызги и одобрительные возгласы. Гермиона приняла свой выигрыш неохотно. — Когда драться будем мы, — сказала она Тому, — ты не должен отсекать конечности. Его лицо просияло, и их недавний спор на мгновение забылся. — Гермиона, — сказал он, и при ярком свете свечей она увидела, что его глаза, которые Гермиона всегда считала темными, были темно-синими. Такими темными, будто в них была почти полночь. Синими, как небо после заката, — я бы никогда не отсек у тебя конечности. Они слишком хорошенькие. — Ты пьян, — смущенно пробормотала она, на что он улыбнулся. — Да, немного. И ты тоже. И ты потанцуешь со мной. — Вопреки здравому смыслу, — согласилась она. — Почему с тобой так трудно? Она пожала плечами. — Разве тебя не это заинтересовало? Он раздраженно зашипел, и она торжествующе ухмыльнулась, поворачиваясь к Арктуру. — Значит, ты и есть тот славный Блэк, — сказала она, соглашаясь с тем, что возможно выпила достаточно шампанского и вина. Он улыбнулся ей в ответ. — Если ты так хочешь, — кокетливо парировал он. Она склонила голову набок. Было заманчиво флиртовать в ответ. Он был красив, и забавен, и... Но... Она не будет это продолжать, чтобы вновь заставить ревновать другого парня. Или чтобы показать, что независимо от того, что он делает, думает или хочет, она останется независимой. Гермиона была слишком честна и слишком боялась причинить боль еще одному человеку. Она хотела Тома Риддла. И у нее было ужасное, сокрушительное, тошнотворное чувство неизбежности того жестокого нечто, что связывало их. Поэтому Гермиона закатила глаза, глядя на Арктура Блэка, и, после того как София и Абраксас последовали за родителями на танцпол, приняла руку Тома и позволила ему вывести ее. Он крепко обнял ее, сначала сердито, пока классическая группа перешла на вторую песню. Затем постепенно расслабился, когда квикстеп подошел к концу и танец стал меньше походить на учебную демонстрацию правильных шагов. — Спокойнее, — прошептала она. — Я в порядке, — ответил он. — Ты злишься на меня, и у тебя нет на это никакого права. Это не моя вина, что связь семьи Мраксов со Слизерином задокументирована. Притормози. — Ты права, — сказал он примерно через десять тактов. — Мне очень жаль. Гермиона… Но то, что он собирался сказать, прервали Абраксас и София, когда песня подошла к концу. — Поменяемся? — спросил Абраксас, словно бросая вызов Тому, и Гермиона слегка улыбнулась темноволосому парню. — Да, хорошо, — согласилась она и, прежде чем оба мужчины поняли, что она делает, взяла Софию за руки, хихикая, и увлекла девушку прочь. — Не думаю, что он это имел в виду, — сказала София, когда их шаги перешли в вальс. Гермиона рассмеялась. — Конечно, нет. Но мне не нравится, когда волшебники обращаются со мной так, будто у них есть право голоса. И Том сердится на меня. — Почему это Том сердится на тебя? — София взяла на себя инициативу. — Потому что я сказала ему, что знаю о его происхождении, — ответила Гермиона. Она доверяла Софии. Раньше она этого не замечала, но теперь точно поняла. И она устала от секретов. — Ты хочешь сказать, что он наследник Слизерина? — осторожно спросила девушка. — Да. — Что ж, неудивительно, что он зол. Я думаю, он хотел быть мистером совершенством для тебя, а теперь ты ушла и разрушила это. Гермиона не сказала, что Том уже убил человека у нее на глазах, так что не похоже, чтобы он действительно что-то скрывал. Вместо этого София продолжила: — Вот так он и победил слизеринцев… Он отвел Абраксаса и еще пару человек в комнату. Ты не должна никому об этом рассказывать, но я знаю, что не будешь. Будь осторожна. Кто-то умер, Гермиона. Думаю, это был несчастный случай. Он не говорит об этом. Но как бы то ни было, Том говорил, что он наследник, и никто ему не поверил. Тогда он показал им… Заставил их всех стоять там перед Василиском. Василиском, который и убил девушку. Они стояли с закрытыми глазами в тишине, а потом он велел повернуться, и кто-то посмотрел, и… Ну, ты можешь себе представить, полагаю. Они не знали, что там, но слышали его шипение. — Мерлин, — выдохнула Гермиона, следуя за Софией, когда песня закончилась. — Он такой… Она не смогла закончить фразу, потому что он был кем-то другим. И это нельзя выразить словами. Потенциал и его прошлое слились воедино. — Все не так уж плохо. Он не специально натравил его на них. И они вели себя ужасно по отношению к нему. Думаю, Абраксас сожалеет о тех днях. В этот момент прямо перед ней появились Маркус и Клэр, Гермиона неловко остановилась. — Гермиона, — выдохнул Маркус хриплым голосом и окинул ее взглядом. Она изобразила на лице вежливый интерес. — Маркус, Клэр. С Новым Годом! — Да, и тебя тоже. Мы ведь собирались потанцевать, да, Маркус? — спросила блондинка, прищурившись. Гермиона отступила в сторону и пропустила их, избегая взгляда Маркуса. — Не очень-то по-гриффиндорски, — прозвучал голос Гарри в ее голове. «Ты долго молчал», — подумала она. — Ну, — с сарказмом подметила София, — Это было тепло. Довольно по-дружески. — Он писал мне... — мрачно ответила она. — Я чувствую себя ужасно. — Не будь смешной. Не твоя вина, что ты такая привлекательная. Пойдем, поболтаем с французским Министром магии. — Полагаю, тебе это показалось ужасно смешным, — сказал он, и она напряглась. Гермиона вышла на улицу полюбоваться садом, красивыми серебристыми огнями, и чтобы подышать свежим воздухом. Вдалеке было много людей, восхищавшихся каким-то волшебным зрелищем, возможно, с участием животных, но сама терраса была блаженно пуста. — Думаю, да, — согласилась она. — Гермиона, — сказал он, мягко притянув ее к себе. — С Днем рождения, Том, — прошептала она, чувствуя себя полной дурой. А потом он снова поцеловал ее, и это было намного, намного, намного лучше любого шампанского. Опьяняюще и остро. Он пронзал ее насквозь, заставляя разум вращаться по орбите, и, возможно, завтра она будет винить во всем шампанское, как до этого несколько дней назад винила адреналин. Но прямо сейчас она таяла рядом с ним. И не существовало ничего. Ничего. Кроме Тома. — Ты такая красивая, — пробормотал он, наконец, отстраняясь. — И ты тоже, — призналась она, покраснев, — кем бы ты ни был, — добавила она с горечью. Он разочарованно вздохнул, прижимая ее к себе, опустив свою голову на нее. — Я не могу смириться с тем, — ответила она через мгновение, — что ты бываешь неотразимым, а затем каким-то другим. Ты… ты можешь быть нехорошим человеком, и я не знаю… Я не могу этого понять. Как можно быть таким одновременно? Он долго ничего не говорил, просто держал ее в объятиях. Тепло его тела не до конца противостояло ледяному воздуху, в то время как последние мгновения декабря сменились январем. — Ты единственный сияющий свет в этом ужасающем мире, — сказал он, наконец, его теплое дыхание и тихие слова коснулись ее уха, и двинулись ниже, обжигая всю ее изнутри, заставив пошатнуться. Гермиона еще раз подняла свое лицо вверх, чтобы встретиться глазами, и потянулась к нему. Она снова поцеловала его. Она ощутила на языке вкус его желания и почувствовала мощную волну собственного. Такую сильную, что это было похоже на американские горки, или как будто она снова летала на драконе. Безрассудную, пугающую и волнующую. — Я так и знал, — послышался ожесточенный голос, и она со стыдом отстранилась. Маркус. — Я так и знал. Гермиона, как ты могла? Его добрые, теплые карие глаза были опустошены, лицо исказилось от горя. Сломленный. Что это была за новая сила, которой она обладала, способная уничтожить кого-то? Что она натворила? Гермиона уже хотела ответить, но Маркус только покачал головой. — Я люблю тебя, — сказал он ей. — Я ведь люблю тебя. А потом он ушел, резко развернувшись к ней спиной, и она осталась с Томом на террасе при свете звезд. — Пойдем немного потанцуем, — предложила она, когда вдалеке взорвались фейерверки. «По крайней мере, рядом с ним я причиню вред только себе», — подумала она.