Unsphere the stars / Сдвигая звезды в небе

У меня есть тайна, можешь ли ты сохранить ее? Поклянись, что эту тайну ты сохранишь. Лучше спрячь ее у себя в кармане. The Pierces — Secret

Клэр совершенно точно не приглашали на собрание — она просто последовала за всеми, услышав разговор. Встречи никогда не проходили без нее. Она спряталась в глубине небольшой группы семикурсников. И, конечно, знала, по какому поводу они встречаются — об этом сказали предельно ясно. Гермиона Дирборн начала свою речь, сидя на парте в пустом классе по Чарам, скрестив ноги в своих слегка скандальных брюках, которые она носила по выходным, начиная с Рождества. — Я повторю то, что мы узнали, чтобы все поняли друг друга, — сказала она, раздраженно перебрасывая свои темные волосы через плечо. — Решение запретить детям — а именно такой термин используют в Министерстве для всех, кто моложе семнадцати лет — практиковать магию был навязан правительству европейцами. Они же ввели его как меру в противостояние Гриндевальду, чтобы другим волшебникам было видно, что они хоть что-то предприняли. И сделано это, чтобы контролировать кто, как и где использует свою магию. Франция, Германия и другие страны, действительно сильно пострадавшие от войны, сейчас пытаются объединиться и решать вопросы вместе, чтобы не допустить повторения войны. Во многих отношениях это замечательно, и обмен информацией очень необходим, — она странно улыбнулась, — но недостаток в том, что некоторые особенно дерьмовые законы будут затрагивать нас, возможно и в будущем. Ее голос звучал так высокомерно. Клэр хотелось вырвать ее голосовые связки. — Короче говоря, это политическое решение, которое наше Министерство должно было принять, чтобы вступить в партию. Причина, по которой я назвала это дерьмовым законом, заключается в следующем. На стол упала стопка пергаментов. — Спасибо, София. Это копия результатов исследования, на которых основан закон. Они неубедительны и прискорбно лишены применения какого-либо критического мышления. И если этого еще недостаточно, то эта группа так называемых адептов тестировала группу из десяти детей в течение шести месяцев. Последняя часть сообщения озадачила Клэр, и, оглядев комнату, она увидела то же замешательство и на других лицах. Дирборн обменялась с Риддлом раздраженным взглядом. — Чтобы получить хотя бы отдаленно достоверные данные на такую тему, я думаю, нужно было изучать детей в течение хотя бы нескольких лет. И понадобился бы гораздо больший выбор, и, конечно, контрольная группа. В магловском мире такое исследование было бы расценено как чудовищный бред. — В магловском мире? — прервала ее Элейн Фоули, нахмурившись. Девушка со Слизерина усмехнулась. — Да, — ответила Дирборн, опасно улыбаясь, как будто она с нетерпением ждала этого вопроса. — У маглов гораздо лучшие исследовательские процедуры, чем у нас. Они контролируются по всей строгости и эффективны. Это называется наукой, и с ее помощью они делают самые невероятные вещи. Постарайся вспомнить хотя бы события последних ста лет или около того, Фоули. Клэр заметила, что Том Риддл смотрел на Гермиону с выражением, которое можно было бы назвать только восхищением. Она нахмурилась: раньше Том рассказывал ей о маглах только ужасные вещи. Возможно, ему просто нравится смотреть, как Гермиона кого-то выговаривает. — Но... аргумент, что это опасно, кажется, захватил воображение людей, и с этим будет очень трудно бороться. У меня есть кое-какие идеи, но сначала давайте поговорим о другом более убедительном аргументе — о том, что неравенство в этом мире увековечивается тем фактом, что маглорожденные дети ничего не знают о магии до того, как им исполнится одиннадцать. Насколько я понимаю, в этом и есть проблема. И прежде чем мы сможем бороться с законом на научных основаниях, у нас должен быть жизнеспособный план, чтобы справиться с такой проблемой. Все перешло в длительную дискуссию, от которой Клэр просто отключилась, просто наблюдая за Гермионой Дирборн. Она научилась не обращать на это внимания — такие разговоры обычно вызывали у нее горечь и негодование из-за уродливой грязи в собственной крови. Вместо этого Клэр наблюдала за группой самых элитных учеников Хогвартса, со всех четырех факультетов, которые внимательно слушали ее соперницу. Раньше такое она видела только в те моменты, когда что-то говорил Том. Гермиона излучала легкое напряжение, которое покалывало ее нервы и было похоже на плед, скрывающий плечи молодой девушки — хорошо выполняющий свою функцию, но все еще не полностью согревающий. — Но разве они не крадут магию? — хмуро спросил Роджер Крэбб. Клэр напряглась. Это было то, что люди произносили только шепотом. Но Гермиона Дирборн рассмеялась. — Как, — язвительно отвечала Гермиона, — мог немагический ребенок украсть магию, не используя магию? Парень в форме покраснел. — Но они это делают! Это то, о чем нам рассказывали. — И ты тоже веришь в сказки о Баббитти Рэббитти? — спросила его София. — Честное слово, Родж. Повзрослей. Сейчас на повестке много реальных проблем с маглорожденными, разве мы не можем просто придерживаться этого? — Одна из таких проблем, — впервые заговорил Том, и Клэр почувствовала тот странный холодок в сочетании с желанием прислушиваться к нему, заставить его ее заметить, повиноваться ему, как она всегда делала, слушая его низкий шипящий голос, — это опасность разоблачения. В отличие от Гермионы, я не очень слежу за текущими магловскими делами, но, как многие из вас знают, я вырос в том мире. И я встречал мало людей, если вообще встречал, которые смогли бы простить власть, которой мы с вами обладаем. Охотников на ведьм уже нет, но это только из-за недостатка веры. Проявление спонтанной магии в детстве слишком опасно. Опасно рассказывать об этом родителям. Также как и опасно находиться с такими детьми рядом. Маглов просто невообразимое количество по сравнению с нами. У меня нет желания быть порабощенным или попасть под преследование из-за использования силы. Традиционно многие семьи волшебников брали детей грязнокровок и усыновляли, как своих собственных. Так они росли на наших традициях, и в нашем мире. — Но они же грязные, — снова запротестовал Роджер Крэбб. — Это совсем другой вид. — Это не так, — вмешалась Гермиона Дирборн. — На самом деле все не так. Я лично думаю, что более удивительно, когда кто-то рождается с магией в семье немагических родителей. Тебе не кажется, что это что-то особенное. Что-то такое, чем мы должны дорожить? Все магические существа священны, Роджер. А люди без магии — все равно люди. Она потеряла их внимание и веру, Клэр заметила это и улыбнулась. — К чему такая ярая защита маглорожденных, Дирборн? — вмешалась она. — По многим веским причинам. У скольких из вас есть родственники, которые магически слабы, неустойчивы, отвратительно безумны? В комнате внезапно воцарилась тишина. Никто не говорил о таких вещах. Это было не принято. — Это инбридинг. Посмотрите на Тома. Полукровка, только с частью чистой магической крови. И он более могущественный, чем кто-либо из вас. И это несмотря на часть его магловской крови. Это из-за ее наличия. Лицо Тома Риддла на мгновение вспыхнуло яростью, но он не стал ей возражать. — Это возможно, но не доказано. Хотя, — он улыбнулся, и руки Клэр задрожали,— я, безусловно, могуществен. — Возвращаясь к насущной проблеме, у меня есть решение, но, боюсь, оно не будет краткосрочным. Несмотря на противоречивые слова этой ведьмы и хмурые лица некоторых в зале, все ее слушали — даже Эйвери и кузены Блэки, яростнее всех выступающие за чистоту крови. — Придется провести альтернативное исследование, которое будет проводиться в огромных масштабах в течение нескольких лет. Я хочу, чтобы адепты изучали детей в каждой стране, где магия запрещена вне школы и такое же количество детей в странах, где такого запрета нет. Их наследственность, физическое состояние, успеваемость, сила — все это должно изучаться в течение, по крайней мере, пяти лет, если все пойдет по плану, и я смогу найти достаточно адептов без предубеждений в двадцати или более странах. Мы должны рассмотреть как краткосрочные, так и долгосрочные перспективы для тысяч детей. А не основываться на данных о десяти детях разоренной войной общины. — Ну, — сказала София Селвин после долгой паузы, — ты можешь делать все, что захочешь. Но кто это оплатит? — Я собираюсь обратиться в Министерство за финансированием. Скорее всего, они откажутся, но если будет так, то мы обратимся к Пророку. Я обеспечу все расходы на оборудование и лаборатории — мой отец уже обсуждал это с несколькими уважаемыми учеными. И я ожидаю, что так мы обретем финансовую поддержку. Но я действительно думаю, что это важно. Глядя на эту кучу хлама, — она указала в сторону другого кабинета, — я на самом деле боюсь, что такое ограничение магии вредно. Кто-нибудь обходился без применения заклинаний в течение длительного периода? Я думаю, что это может быть связано с неконтролируемой магией — насколько я могу судить, маглорожденные дети чаще всего испытывают случайные магические выбросы. И я думаю, что это потому, что у них нет возможности применять ее долгое время. Если это так, то важность этого исследования нельзя преуменьшать. Также как и важность поиска решения одиннадцати лет невежества. Дети, обладающие магией, убивают себя случайными магическими выбросами. Мы не можем этого допустить. *** Гермиона захватила внимание половины аудитории на дискуссию о финансировании и о том, чьи родители готовы пожертвовать больше всего средств на столь радикально новый вид исследований. Она одержала огромную победу, своего рода мини-просветление, и этого было достаточно. Кроме того, наблюдая за тем, как Том спорит со своими сверстниками, она поразилась, как мало ее стал заботить тот факт, кем он станет. Все уже меняется. Всего два дня назад Гермиона проснулась и поняла, что вставать с постели было бессмысленно, поэтому она оставалась там, часами глядя на балдахин. Гермиона пыталась читать, но это тоже было бессмысленно. Она лежала в постели, думала о родителях и не могла плакать. Пока не появился Том, тайком пробравшийся к ней во время обеда. Некоторое время он молча лежал рядом с ней, а когда ушел, оставил у ее кровати яблоко. Он вернулся, когда остальные были на ужине, а она все еще не притронулась к еде. Том оставался с ней, пока она не заснула. Его молчаливое присутствие тронуло ее больше, чем любые слова, и она проснулась, чувствуя, что снова может смотреть в лицо миру. Это был не первый из ее серых дней: на последнем курсе в Хогвартсе таких было несколько, и только Джинни видела Гермиону в таком состоянии. Ее метод состоял в том, чтобы уговаривать, кормить и дразнить. Такие дни обычно не длились долго, и становились все реже по мере того, как угасали воспоминания о жестокости войны. Пока остальные ученики выходили, она наблюдала за ним. И когда Том взглянул на нее, она отвернулась, и комната для нее уплыла куда-то в менее интересное место. Она хотела только его. Всего. Когда все ушли, он присел на стол, склонив голову набок. Его темные волосы были безупречны, мантия отглажена, а лицо безмятежно. Только лукавый блеск в его темных глазах и насмешливая улыбка в левом уголке губ выдавали его человечность. — Пожалуй, я пойду в библиотеку и проведу кое-какие исследования, — пробормотала она, делая ложный шаг к столу, на который бросила сумку. Его рот чуть сдвинулся вправо, когда он молча наблюдал, как Гермиона собирает свои вещи. — Что ты собираешься делать сегодня? — Думаю, что-то проблематичное и зловещее. — Тогда, может быть, мне стоит остаться и отвлечь тебя? — она собирала стопки бумаг, теперь уже совсем близко от него. Не говоря ни слова, он сбросил все на пол и, просунув руку за пояс ее брюк, притянул Гермиону к себе. — Думаю, так намного лучше, — все еще удерживая ее, пробормотал он, пока изучал ее лицо. — Бог знает, что бы я в противном случае натворил. Гермиону бросило в дрожь, а игра еще не закончилась. Том медленно расстегивал первые две пуговицы ее блузки. — Дверь заперта? — спросила она. — Нет. Она отстранилась, но Том схватил ее за запястья. — Я скоро ее запру. Не двигайся. Она послушалась его. — Мне нравится смотреть, как ты строишь планы по изменению мира с помощью логики. Мне нравится смотреть, как ты искажаешь предубеждения людей против них самих, — сказал он, медленно проводя пальцем по коже ее спины под рубашкой. — Мне понравилось смотреть, как ты разделалась с этими идиотами. — Они — твои избранные идиоты. Он ухмыльнулся, но ничего не ответил, просто притянул к себе, обхватив коленями ее бедра. Том все еще не поцеловал ее, но Гермиона была достаточно любопытна, чтобы подождать и сыграть в кошки-мышки. — Я хочу тебя, — сказал он, наконец, — по-настоящему. Всю тебя. Сегодня. Гермиона с удивлением выдохнула. Пришло время сделать выбор. Но она и не подозревала, что уже сделала его. Честно говоря, ей совершенно не шло обманывать. Не перед тем, о ком она сейчас так заботилась. — Я тоже хочу тебя. Но сначала, — она сделала паузу, подыскивая правильные слова, — я думаю, пришло время рассказать тебе мой секрет. Она не смогла бы сделать этот шаг без его ведома, не зная, имеет ли это для него какое-то значение. — Но ты должен дать обет молчания. — Ты мне не доверяешь, Гермиона? — Это не только мой секрет. Дамблдор подделал ее записи о рождении. Сердик тоже был в этом замешан. И Гермиона действительно доверяла ему. Они уже стояли бок о бок и убили двоих. — Я тебе всецело доверяю. Это была правда, и, возможно, он понял ее, потому что в ответ протянул палочку. Без связующего они не могли дать непреложный обет, но так даже лучше. — Клянешься ли ты не повторять никому того, что я сейчас скажу, ни на каком языке и ни в какой письменной форме, намеренно намекая или каким-либо иным образом пытаясь подвести кого-либо к раскрытию этого секрета? — Клянусь своей магией. Струйка золотого света полилась из его палочки, обернувшись вокруг запястий, прежде чем исчезнуть. Она почувствовала, как его тепло проникло в ее руку, и глубоко вздохнула. Смелее, дорогая. — Меня удочерили. Мои родители, — она даже немного рассмеялась, не веря собственным ушам, — мои родители были маглами. Были. Не являются сейчас. Они были. И будут снова. Она отогнала эту мысль, ведь серый густой туман, который следовал за этими мыслями, был всегда пустой и бессмысленной тюрьмой. То, что она почувствовала, было облегчением. Абсолютная и бескомпромиссная свобода. Одной ложью меньше. Том ничего не сказал, но и не пошевелился. Его лицо стало бледнее, чем она когда-либо видела. — Теперь ты знаешь, — сказала она и начала отстраняться. Его колени сжались сильнее, удерживая ее на месте. Но что бы он ни хотел произнести, его прервал сдавленный смех из глубины комнаты.