Unsphere the stars / Сдвигая звезды в небе

Как ты думаешь, не загладится ли одно, крошечное преступленьице тысячами добрых дел? Федор Достоевский. «Преступление и наказание».

Палочка Тома была наготове. Он отпустил Гермиону в ту же секунду, как услышал смех сквозь тишину, и они встали плечом к плечу, приготовившись к бою. — Выходи. Выходи, где бы ты ни был, — насмехался он. Том выглядел воспрянувшим и голодным. Гоменум ревелио, беззвучно произнесла Гермиона, испуганная до тошноты. Как глупо было с ее стороны не проверить комнату, прежде чем открывать свою тайну. Конечно, это не самый большой ее секрет. Не тот секрет. Но именно он может навредить людям, которых она полюбила. Скелет в шкафу, который может открыть другой, гораздо более важный. Том послал заклинание, темно-фиолетовое и угрожающее, на дверь, плотно запечатав ее. И был готов напасть на любого, кто осмелится ее открыть. Второе заклинание Гермионы попало прямо в цель — в силуэт человека, мерцающий в левом углу комнаты. Тот выстрелил в ответ — девичий голос выкрикнул взрывающее заклятие. Том отбил его, и Гермиона инстинктивно бросила заклятье сразу за ним, связав девушку. — Фините, — сказала она. — Привет, Клэр. У нас есть небольшая проблемка, не так ли? Девушка не ответила. Гермиона подошла и посмотрела на нее, связанную серебристыми нитями заклинаний. — Акцио, палочка, — добавила Гермиона, поймав ее палочку. И осмотрев ту с любопытством, почти испытывала искушение сломать пополам. — Зачем ты шпионила? — спросила она. Том скользнул на стол рядом с ней, вращая в руках палочку, в его глазах была ярость. — Я хотела узнать, что ты на самом деле задумала, — наконец ответила девушка. — Я тебе не верю, но мне уже все равно, — устало сказала Гермиона. Ненависть Клэр была такой иррациональной и неуместной. Стало даже как-то легче, что все подходит к концу. — Ты разрушила все в моей жизни, когда появилась. Гермиона ничего не могла на это ответить. Она в отчаянии отвернулась. Ситуация выглядела безумно. — Мне сделать это? — предложил Том. — Мы не собираемся убивать ее, Том! — Гермиона резко повернулась к нему, уперев руки в бока. — Есть еще так много других вариантов! — Нет ничего столь же надежного, — возразил он. — Я просто наложу Обливиэйт. Любой урон в магическом мире было так легко исправить. Они словно играли в бога с незначительными последствиями. Неудивительно, что Гермиона считала это место жестоким. — Ее убийство, — добавила Гермиона, — вызовет необходимость в еще большем количестве лжи, а вторая смерть будет очень подозрительной. Это несложный и в лучшем случае слабый ход. Не говоря уже о том, что это не выход. Том улыбнулся прекрасной улыбкой, которая осветила его темные глаза. — Лицемерка, — сказал он. Она проигнорировала его выпад. Гермиона левитировала девушку, которая теперь плакала, пытаясь освободиться от пут. Она точно не была гриффиндоркой. Но, возможно, подумала Гермиона, и она сама больше не такая. — Я собираюсь изменить твои воспоминания о последнем получасе. Даже больно не будет. Перестань, выглядишь нелепо. В комнате было холодно и пыльно, и Гермионе не терпелось выйти отсюда. Тем не менее, чтобы сделать все должным образом, потребуется время. И от одной мысли о том, что она будет копаться в голове Клэр, используя то же заклинание, что и на своих родителях, ее затошнило. Этого было практически достаточно, чтобы она согласилась с решением Тома. Но это путь прямиком к безумию, и как бы безнадежно всё ни выглядело, она хотела, чтобы Том стал лучше. Увидел, что есть и другие способы. — Это займет некоторое время. Можешь заколдовать дверь, чтобы никого сюда не впустить? Не говоря ни слова, он подошел к ней. Наблюдать за магией Тома было чем-то особенным при любых обстоятельствах. Он был лирическим мастером заклинаний, не из тех, кто пасует перед чутьем. И все же он сдерживал себя со скрытой страстью к наживе. В этом чувствовалась какая-то холодная поэзия. Гермиона глубоко вздохнула и села напротив связанной девушки. — Во-первых, ты дашь Непреложный обет никогда не рассказывать о том, что услышала здесь, даже если восстановишь память. — Я не сделаю ничего подобного, — выплюнула Клэр. — Ты отвратительна, и мир должен знать, что ты просто мошенница. Грязнокровка. Гермиона выдохнула. — Ты сделаешь это, или мне придется заставить тебя. — Не буду, — сказала блондинка уже спокойнее. — Я не буду. Просто отпусти меня, и я никому не скажу. Прости, что осталась. Пожалуйста. Том вернулся к своему письменному трону, слегка развалившись на исцарапанном дереве. Рядом с местом, где оказалась его правая рука, на парте было вырезано сердце с крестиком. Само присутствие Тома, очевидно, внушало опасность, потому что Клэр снова начала плакать. Она умоляла их какое-то время, а Гермиона сидела и размышляла. Паника означала бы ошибку. Она же не могла позволить себе сделать еще одну. Гермиона сосредоточилась на своем дыхании, быстро перебирая в уме разные варианты. — В любом случае ты не можешь заставить меня дать обет. Он не работает по принуждению. И я не смогу этого сделать, если потеряю память. Так что просто отпусти меня, и мы забудем обо всем, что случилось. Гермиона не доверяла ОД на пятом курсе. И не собиралась идти на уступки кому-то, настолько открыто проявляющему враждебность. Но слова Клэр навели ее на мысль. — Это так, — согласилась она, — я не могу заставить тебя дать обет. Но я могу заставить тебя принести клятву на крови. — Это незаконно! Гермиона пожала плечами. — Это твой выбор. Она просто хотела как можно скорее выпутаться из жизни этой девушки. Снова мольбы и слезы. Она встретилась взглядом с Томом. Он наблюдал, явно восхищенно. — Тебя даже не волнует, что она грязнокровка? — спросила его Клэр, как будто уже сдалась Гермионе. Том даже не взглянул на другую девушку, когда уголок его рта приподнялся. Он полностью проигнорировал вопрос, как будто никто его и не произнес. Он был прекрасен, как самолет, падающий на землю с горящим хвостом и оставляющий след в сумеречном небе. Прекрасен, как скала ледника в своем самом завораживающем состоянии, перед тем как вот-вот рухнет в море. — Империо! — сказала Гермиона. Клэр взяла нож, который наколдовала Гермиона, и надрезала свою ладонь. — Клянусь кровью своей жизни, что ни в коем случае не выдам истинного происхождения Гермионы Дирборн, — повторила Клэр. — Что я никогда не буду пытаться заставить кого-то другого узнать об этом. Я не буду говорить о том, что узнала в этой комнате. Если я даже попытаюсь, то эта рана откроется и никогда не затянется, и я истеку кровью до смерти. Моя кровь задушит слова в моем горле. После этих слов она улыбнулась. Проклятие Империуса не было похоже ни на что из того, что испытывала Гермиона. Ей никогда не было интересно иметь такую власть над другим человеком. Она чувствовала, как Клэр борется, но это было достаточно слабо. Для своенравной девушки, чье мнение слишком легко было отвергнуть или высмеять, действительно опьяняло, что она даже не сопротивлялась. Она почувствовала потерю связи, когда отпустила Клэр, и нырнула прямо в сознание девушки, чтобы изменить ее воспоминания. Это не дешевенький Обливиэйт. Ей надо перестроить последние полчаса в другие воспоминания — темная и сложная магия. Перебирать их было утомительно, но труднее было ориентироваться в пустом пространстве. Гермиона с любопытством следовала за ними, пока не обнаружила ошибку — прядь, оставленную в пустынном коридоре. Она потянула за нее, напрягая свою немалую магическую волю, чтобы схватить маленький кусочек нити, такой маленький, что она почти его пропустила. Он сопротивлялся, но Гермиона не сдавалась, пока тот не ослаб. Воспоминания обрушились на нее, и они были о Томе. Том, расспрашивающий ее о Гермионе. Том, читающий мысли Клэр. Том, накладывающий Обливиэйт. Том, превращающий ее в озлобленное оружие. Том. Гермиона потянула сильнее, пока они не развязались и не поплыли по пустому пространству в сознании девушки, и она переплела их в безобидные разговоры и простую информацию. Ее собственный гнев отвлекал, но она заперла его подальше. Гермиона не посмеет выпустить еще больше злости в поврежденный разум девушки. Наконец, она нашла крошечное, испуганное воспоминание последнего получаса. Гермиона вспомнила разговоры с Джинни в башне об исцелении и обмене. О заключении мира с Лавандой. Закончив, она, обессиленная и вспотевшая, вышла из головы девушки. Часы показывали, что прошел еще один час. Клэр потеряла сознание, но ее разум исцелится от новых воспоминаний во сне. А когда она проснется, то вспомнит, что осталась в комнате, чтобы помириться с Гермионой, согласившись с тем, что Маркус ужасно обращался с Клэр и что она заслуживает лучшего. Она вспомнит, как осталась в классе и заснула. Она проснется свободной. — Что с ней случилось? — спросил Том. Он все еще не отошел от стола. Гермиона не смотрела на него. — Я думаю, — ответила она, — что тебе лучше уйти. Я очень зла и очень устала. Уходи. Он не ушел, а только подошел ближе. Она подняла глаза, и то, что он увидел в ее взгляде, заставило Тома опустить руку, тянущуюся к ее плечу. — Я не уйду, пока ты не скажешь, почему хочешь, чтобы я ушел, — твердо сказал он. — Ты постоянно шпионил за мной и превратил эту девушку в ту, кто сделал мою жизнь здесь труднее. И это продолжалось месяцами. Превратил ее в ту, кто ненавидит меня. Внезапно ее осенило, и ей захотелось отшвырнуть его прочь. Причинить ему боль. — Кажется, нам нужно многое обсудить, — ответил он и ушел.