Unsphere the stars / Сдвигая звезды в небе

Мы в ответе за тех, кого приручили А.Сент-Экзюпери.

Люди всегда говорят о силе воображения, мечтах, надеждах как о чем-то чистом, добром и что это спасет мир. Гермиона Дирборн же считала, что все эти мудрые старики с их афоризмами в цитатах просто никогда не встречались с Томом Риддлом. Том Риддл был жадным коллекционером знаний, но также был очень специфичен. Он обладал удивительной способностью игнорировать ключевые события или факты, потому что они его просто не интересовали. Он был одержим властью, но не мог сказать вам, кто был министром магии. («Это не сила, — сказал он ей однажды. — Это неуместно».) Он не заметил окончания Второй мировой войны. Он знал самые малоизвестные темные заклинания, но забывал довольно простые, которые казались ему бессмысленными. Точно так же Том не интересовался правилами магии, как их понимала она, напрягая свою, казалось бы, безграничную волю и воображение, чтобы заново поставить цели. Вот почему она получила в целом более высокие оценки, чем он, и вот почему после напряженного момента он рассмеялся и сказал, что ему все равно. —Ты лучше пишешь эссе, — сказал он одним августовским утром, когда они раскрыли свои одинаковые пергаменты. — Кого это волнует? Кроме того, будь ты обычным человеком, меня бы здесь не было. Но Гермиону это волновало: его сила не принадлежала ей, но победа не была бесполезной. Оценки Тома по практике зашкаливали по каждому предмету, и он получил рекордный результат в Защите от Темных искусств, заработав особую благодарность от Министерства. *** Том был дитя грез, но, в отличие от большинства мечтателей, он мог воплотить их в реальность. Его грезы не были заключены в спящую ночь, чтобы оказаться смытыми восходом солнца: он грезил с открытыми глазами и с палочкой в руке, и ничто в нем не препятствовало сомнению обычных людей. Если он хотел что-то сделать, он это делал. Гермиона подозревала, что большая часть его силы исходила от этой беспрекословной уверенности. Именно так он смог подставить Хагрида с Тайной комнатой, своего дядю с отцом, бабушкой и дедушкой. Не было такой черты, которую бы Том не переступил. Но обратной стороной этого было то, что он творил магию, о существовании которой она даже не подозревала. Он верил, и это происходило. Он создавал столько же, сколько и разрушал. Это опьяняло, и она не могла уйти прочь. *** Гермиона Дирборн же придерживалась логики, которая позволяла своему сердцу управлять собой гораздо больше, чем она этого осознавала. Она помнила почти все, чему когда-либо училась, и могла хладнокровно применять это в сложных ситуациях. Гермиона превращала гобелены в камень в разгар битвы. Она разгадывала тайны и поддерживала жизнь Гарри Поттера в течение многих лет, несмотря ни на что. Она шантажировала и использовала других, чтобы делать грязную работу, готовилась к предательству и научилась использовать воображение, чтобы дополнять свою логику. Она могла урезонить морально проблематичные поступки, если они не казались эгоистичными. Она выросла, подвергая сомнению все, кроме правил. Она начала понимать, что невозможное возможно за месяцы, проведенные в палатке с мальчиком, не совсем похожим на того, с кем она теперь делила постель. Иногда ей казалось, что если бы она могла научиться быть такой же безграничной в вере, как Том, при этом оставаясь благоразумной, то ее было бы не остановить. Высокомерие Тома однажды станет его падением. Она знала, что он совершит ошибки, которые сама она бы никогда не совершила, если бы захотела обойти правила. Он не был хорош в планировании или деталях и постоянно недооценивал других людей. Но она знала, что пройдет двадцать пять лет, прежде чем он вернется, чтобы начать восхождение как лорд Волдеморт. И однажды утром в маленькой гостиной Уэльского замка Гермиона посмотрела на него, пока летнее солнце пробивалось сквозь окна, и увидела, как он улыбается одному из ее магловских романов. И задумалась о том, как такое возможно, что этот мальчик, этот мечтательный и опьяняющий мальчик, может превратиться в монстра. — Что читаешь? — спросила она, отвлекаясь от непонятного свитка С-14, который Доминик прислал ей на тему фейри. Это была одна из редких письменных записей об их исчезновении, и она начинала верить в то, что интуиция правильно подсказала ей причину их исчезновения и ту связь, которую она обнаружила благодаря Тому. Год назад она даже не верила, что они действительно существуют. Какой ограниченной она была в молодости, и как теперь благодарна Ксенофилиусу Лавгуду за то, что он когда-то ей на это указал. И благодарна Альбусу за тяжелый урок того, как он ее использовал. — Сердце тьмы, — ответил Том. — Очень хороший, хотя главный герой немного слабоват. Возможно, она обманывала себя, и он уже превратился в чудовище. А также в убийцу, но и она тоже. Ей было интересно, что делает кого-то монстром. И удивлялась, а вдруг она тоже была монстром. — Что ты имеешь в виду? — В нем что-то двойственное. Она призвала кофе, и пока они обсуждали роман, Гермиона размышляла, встретит ли она еще кого-нибудь, кто бросит ей такой вызов, как он. Возможно, монстры нуждались в других монстрах, чтобы чувствовать себя по-настоящему живыми. Они никогда по-настоящему не обсуждали клятву, которую дали, но она что-то пробудила в Томе. Он начал рассказывать ей о своих целях, мечтах и желаниях, даже о своем прошлом. Она была удивлена, обнаружив его план мирового господства гораздо более умеренным, чем того ожидала. Но с заметным и непоколебимым исключением — достижение полного бессмертия. Она не могла рассказать ему, что он сложил два плюс два и получил семь. Что, по ее мнению, он должен остановиться сейчас, на трех. Он не рассказывал ей о крестражах и о том, что убил своего отца, но она думала, что когда-нибудь он решится на это. Том был мальчиком, который постоянно размышлял о смерти, но она позже поняла, что его поглотил собственный страх. *** Большую часть лета они провели вместе в Уэльсе, читая, гуляя и становясь ближе друг к другу, и однажды июльским утром она проснулась с осознанием того, что, когда спит рядом с ним, ее сны — это буйство тепла и красок, и что больше она не боится увидеть свое отражение в темноте. Том сделал мир контрастно цветным, так что серые оттенки страданий ее прошлого и того, что она потеряла, стали расфокусированными, исчезая на заднем плане до такой степени, что она едва могла их видеть. Она была счастлива. *** Шли дни, они читали, катались на лошадях по холмам и долинам, целовались у водопада и катались на лодке по озеру. София и Абраксас посетили их в унылый и невеселый день, который озарил пикник у озера, пустые бутылки шампанского, разбросанные по клетчатым коврам, красное вино, капающее на белую скатерть в освещенной свечами ночи, когда они падали от смеха над шутками Сердика. Сигарный дым, выдуваемый в невозможные корабли, драконы и звезды в ночи. Неделя на юге Франции с Розье, чей второй сын был другом Тома. Ужины с Карадоком, Айви и Анчой в Лондоне, снова сигарный дым и бесконечный смех… И она была счастлива. *** Август подошел к концу, и она покинула его, сдерживая слезы, собрав коробку толстых шерстяных и кашемировых мантий и украшенных мехом плащей. Том отправился в Лондон, чтобы найти злополучную семейную реликвию, которую он так жаждал. Медальон по-прежнему был центром его внимания даже в письмах, полных новостей о поисках. Он лишь вскользь упомянул о диадеме, спросив, не согласится ли Гермиона сопровождать его в будущей поездке в Албанию. («Да, конечно, — ответила она из норвежского замка, где училась Высшей трансфигурации. — Возможно, следующим летом, перед свадьбой. Я не горю желанием ехать туда зимой»). Ей было интересно, знает ли он, что она понимает, зачем ему туда надо. *** Замерзшие пальцы Гермионы крепко держали палочку, пока учителя наблюдали, как она пытается превратить гору в озеро. Летом на острове было довольно холодно, но в середине октября особенно отчаянно, а согревающие чары здесь были запрещены. Гора оказалась единственной возвышенностью на много миль вокруг, на территории ведьм, невидимой для маглов. — Мои предки сгорели заживо на этой земле, — холодно сказала ей Иннегборг Лаурицдоттер, которая была столь же высокой и гордой, сколь и ужасающей. — Почувствуй силу их пепла и крови, пролитой на эту землю. Ее седые волосы отбрасывало назад острыми ножами ветра, налетавшего с океана позади них. Гермиона обратила взор туда, где стояла гора, глядя на расстилающийся перед ней Ледовитый океан. Говорят, что сам дьявол танцевал с ведьмами на ее вершине, прежде чем провести их через вход в ад. Она никогда не слышала таких историй до того, как попала в это странное и пустынное место. Они бывали на этом утесе каждый день в течение недели, и ничто из того, что она пыталась предпринять, даже не потрясало землю. Ее протесты, что она слишком далеко, слишком огромна, были отвергнуты стальным взглядом. Гора стала последней из серии трансфигураций, о которых Гермиона и не могла мечтать. Не то чтобы она раньше хотела превратить целую гору в озеро. Ей и в голову не приходило изучать малоизвестную ветвь Трансфигурации, которую она начала здесь в первые несколько недель. И процесс предотвращения каких-то изменений поначалу ставил ее в тупик, но постепенно начинал обретать смысл. Это, однако, стало первым испытанием ее силы, а не способности понять теорию, которую старшая ведьма давала Гермионе два с половиной месяца, и, честно говоря, ей до сих пор было неловко. Поэтому она попыталась открыть свои чувства, с которыми Ингеборг заставляла ее общаться в течение нескольких последних довольно несчастных недель. Часы медитации, глядя на воду со скал, не были тем, что она представляла себе, думая, что будет учиться магии у самых уважаемых знакомых Альбуса. Но это место, деревня на краю земли, кипело гневной магией жертвоприношения. Здесь казнили две группы ведьм, в общей сложности сотню, которых убили богобоязненные маглы с разницей в десятки лет. Они вернули свою силу земле, изгнав маглов из бесплодных земель. Четыреста лет спустя они стали процветающим магическим сообществом с небольшой магловской деревней поблизости в относительно мирном сосуществовании. Но те, кто жили здесь, не забывали мертвых. — Ты не отделена от горы. Магия — это сила природы, и ты тоже. Не напрягай свою слабую волю этими маленькими толчками... подчини ее своей воле, дитя. Ты и есть гора, озеро и ветер. Ты — пролитая кровь и топор, который ее пролил. Магия есть во всем. Позови ее. Пригласи дикую природу. Пока Гермиона смотрела на твердую, как железо, землю, поднялись темные фигуры, безмолвно исполнявшие команду ее наставника. Они показали ей свою историю: много веков назад здесь впервые появилась Анимагия — секрет, которым они поделились с миром. Затем пришел страх и две ужасные массовые охоты и казни. Она почувствовала их силу и этот страх, сделав это, поняла, что чувствует горький ржавый привкус крови на своем языке, словно она сама поднимается из земли, высохшая до красно-коричневой пыли. Это оседало на ее пальцах, и когда Гермиона снова произнесла заклинание, то земля издала звук, превосходящий раскаты грома, а гора рухнула как симфония чистого разрушения. Стаи птиц с пронзительными криками взлетели в небо в страхе, пока на месте этой горы не разверзлось бурлящее озеро. Вода успокоилась, а затем замерла, и Гермиона поняла, что измученная стоит на коленях, а слезы текут из ее глаз. — Хорошо. А теперь встань и верни все обратно, — сказала ей седовласая королева ведьм, глаза которой были как железо на морщинистом лице. Гермиона до дрожи попыталась еще. Она пробовала и пробовала, пока ее не вырвало на бесплодную землю, но Иннегборг все равно заставляла ее двигаться дальше. — Ты останешься здесь, пока не добьешься успеха, сколько бы времени это ни заняло. И она провела линию из инея. — Ты не сможешь пересечь эту черту, пока там снова не встанет гора. Ты не будешь ни есть, ни пить. Ты не согреешься и не защитишь себя от стихии. Сделай гору, девочка. И потом ушла. Гермиона слабела, голодала и замерзала, слезы превращались в иней на ее лице. Два дня превращались в три. Она думала о Томе, лете и вере. Тени ведьм прошлого поднимались с земли и шептали ей. Она думала о палочке, которая сделает все, что она прикажет. Она думала о жертвоприношении и силе, и магии крови, и … Она подумала о многовековом пепле сожженных ведьм, все еще покрывавшем ее руки, и потянулась к их силе, слишком отчаянная, чтобы сомневаться. Лед озера раскололся, потрескивая на ветру. Земля содрогнулась, вырывая с корнем деревья, вода струилась вниз. Гора снова поднялась вверх, чтобы встретиться с небом. *** В награду Иннегборг позволила ей уехать, чтобы навестить семью. — В тебе больше потенциала, чем я ожидала, — сказала ей старуха. — Ты вернешься. *** «Какой в этом смысл, ну правда?», — спросил Том, прижимая ее к себе перед камином в их номере. Его новый интерес пал на Грузию, так что она отправилась в отвратительную международную поездку из северного конца Норвегии в отель волшебного квартала Праги, чтобы встретиться с ним здесь, а не сразу вернулась домой. Магловская часть города все еще приходила в себя после немецкой оккупации и окончания войны, и она была счастлива провести эти три дня вместе с ним в волшебном квартале. А потом ей предстояло вернуться на пустынный северный остров и в Хогвартс на собеседование для должности, которую он отчаянно хотел, но не мог получить. — Очевидно, чтобы войти в контакт со всей моей силой. Она хочет, чтобы я проникла в самую глубину и выяснила, на что способна. И как позаимствовать силу, когда она тебе станет нужна, но это было не то, о чем Том должен был знать. — Это, — сказал он, целуя ее в макушку, а затем снова за ухом, — кажется очень достойной целью. Ты мне покажешь? — Покажу тебе? Его зубы задели ее ухо, и он прошептал: — Впусти меня в свою голову, чтобы я смог увидеть, как ты рушишь гору. Гермиона замерла. Это казалось ужасной идеей: кто знает, что он мог увидеть, или что он действительно хотел увидеть в ее голове. Она знала, что он был взволнован, наблюдая, как она выполняет сложную магию. И, несмотря на то, что он был движим своими капризами, Том часто делал вещи сразу по нескольким причинам. Конечно, она читала книги Гарри по окклюменции и училась самостоятельно, чему могла: иначе как бы она одурачила Беллатрису? Но впускать Тома в библиотеку ее разума было слишком рискованно. — В моей голове есть вещи, которые я не хочу, чтобы увидел даже ты, — тихо ответила она. — А что, если я случайно покажу их тебе? Он немного помолчал, а потом тихо сказал: «Ты можешь показать мне все, что угодно, никакие скелеты в шкафу не смогут меня отпугнуть. Но, если ты не хочешь, то я найду другой способ». Интересно, что он ищет? Она верила, что он не причинит ей вреда, но и не была глупой. Великая магия, как учил ее Том, требовала больших жертв. Она могла бы обрушить гору своей собственной силой, но это утомило бы ее. Чтобы сдержаться, ей нужно было дать что-то большее. Крестраж требовал жизнь за жизнь, по крайней мере, в первый раз. Она задумалась, была ли ценой сама смерть или потеря невинности. Ей было интересно, что еще это заклинание отняло и отнимет у него. — Если ты найдешь Омут, я покажу тебе свои воспоминания. — Что-что? — Омут памяти, — ответила она. — Они крайне редкие, но у кого-то здесь должны быть. Ты можешь поместить в него воспоминания и взять кого-то с собой, чтобы смотреть со стороны… Альбус подарил мне такой на Рождество, но он в Уэльсе. Том со свистом выдохнул. — Какой интересный подарок. Это та странная каменная чаша в запертом и охраняемом шкафу за картиной у твоего стола? Она рассмеялась, уже привыкнув к его излишнему любопытству, и повернулась, чтобы взглянуть на него. Теперь это стало для нее игрой: прятать что-то по своему дому, чтобы он это находил, укрепив тем самым миф о ее детстве. На сколько шагов впереди него она сможет оставаться в этом танце из тайн. В шкафу он также бы нашел ее детский портрет с Сердиком. Она была почти что рада, что ему удалось проникнуть внутрь, оправдывая усилия, которые приложила, чтобы создать такое укрытие. И была довольна, что не была настолько глупа, чтобы оставить какие-либо компрометирующие воспоминания в Омуте. Он был пуст. Единственным воспоминанием, которое она выкинула из головы и не вернула, был прошлый Хэллоуин. В конце концов, она заберет его у профессора Дамблдора, но пока не спешила снова испытать привязанные к этому событию эмоции. Ей было интересно, изменит ли это ее отношение к Тому. Но не думала, что именно это должно беспокоить ее в данный момент. Голос Гарри в ее голове умолк. Он сдался уже давно. — Да, — ответила она, — это был запертый и охраняемый секретный шкаф, где я храню все свои самые личные вещи. — Не залезай туда больше, тебе может не понравиться то, что ты найдешь во второй раз, — предупредила она. Гермиона подумала, что в следующий раз, когда они окажутся в Уэльсе, она оставит ему маленькое мерзкое проклятие. Что-то более неловкое, а не болезненное. — Я думал, — сказал он, проводя рукой по ее бедрам, — что уже раскрыл все твои секреты. *** Главной достопримечательностью Праги для двух охотников за знаниями стала огромная библиотека. Позже в ее поисках они бродили по извилистым улицам. Это был их первый день в городе после утра, проведенного в уютном гостиничном номере. Волшебный квартал Праги оказался обширным: шумные готические переулки с магазинчиками, торгующими зельями и артефактами, запрещенными в большей части Европы. Город долгое время был убежищем для оккультистов, славившихся своими астрономами и ремесленниками. Гермиона никогда не бывала здесь раньше, и она с удивлением оглядывалась вокруг. Та маленькая часть Лондона, которая все еще была полностью волшебной — намного меньше и менее переполнена. Приятно и удивительно увидеть мир таким полным и открытым, несмотря на войну, которая затронула эту часть Европы всего год назад. — В какую сторону? — спросил Том, когда они подошли к узкой развилке, на которой теснились невероятные здания. — Налево, — ответила она, закатывая глаза. Гермиона-то изучила карту, прежде чем они отправились в путь. — Просто иди сюда. Конечно, это была еще и известная магловская библиотека. Гораздо величественнее, чем ее волшебный эквивалент. В магической версии было несколько приятных, но функциональных читальных залов. Но настоящее чудо простиралось на многие мили, в пещерах глубоко под городом. В них обитали крошечные, довольно демонического вида существа по имени домовые. — Добро пожаловать, юная госпожа и господин, — сказал страж за стойкой. Он был в половину роста Гермионы, с огромными желтыми глазами и бородой, покрывавшей все его тело. — Добрый день. Мы бы хотели… — Следуйте за мной, пожалуйста, мадам, — сказал другой домовой, прервав вежливый вопрос Тома, когда тот появился рядом с ними. — Мы знаем, что вы ищете. Молодого господина тоже скоро сопроводят. Гермиона встретилась взглядом с Томом и пожала плечами. На самом деле ей хотелось уйти, чтобы провести собственное исследование. Так было бы проще. — Встретимся в том баре, что дальше по улице, часов через пять? — «Ведьма и кость»? — спросил он слегка насмешливым тоном. — Именно там, — усмехнулась в ответ она. Она последовала за домовым по каменному коридору в главный читальный зал. Здесь уже было приготовлено место со стопкой древних на вид книг. — Как вы узнали? — спросила Гермиона, поймав глазами тускло-золотой заголовок на корешке верхней книги: «Жертвоприношение Кандиды Когтевран». Гермиона подумала, что он, возможно, улыбнулся из-под бороды, но та была такой густой, что она не могла сказать точно. — Мы всегда знали. Вряд ли это было ответом, но стало еще одной загадкой, а у нее было не так уж много времени. — Что ж... спасибо. Он поклонился и исчез, а Гермиона погрузилась в дневное чтение. Это было не что иное, как откровение. Олливандер рассказал ей, что Кандида Когтевран, Хельга Хаффлпафф и Годрик Гриффиндор закрыли границы Авалона. В уплату они получили семь реликвий: диадему, меч, чашу, древесину для палочки с дерева у могилы Мерлина и три золотых яблока. Салазар Слизерин отказался помочь и предпочел остаться на острове. Яблоки, сказал он, предназначались для Кандиды, чтобы она смогла жить вечно молодой и воссоединилась со своей любовью, если Авалон когда-нибудь снова откроется. Автор этой книги согласился с этой теорией — собственноручно, потому что это был тщеславный переплет древнего текста, который большинство отвергло, сославшись на безумие — и продолжал говорить, что она пожертвовала последним фейри, чтобы закрыть границы Авалона. Это было именно то подтверждение, в котором Гермиона нуждалась, чтобы удовлетворить жгучий интерес того, как Когтевран смогла закрыть целое королевство, что помогло Гермионе принять собственную многообещающую теорию. Автор, Арман Кадо, продолжал рассуждать на теоретические темы о магических жертвоприношениях и жертвоприношениях, которые люди в древности приносили своим богам. Через час она уже мечтала о ксероксе, руки сводило судорогой, пока она делала заметки в закодированной стенографии, которую разработала сама еще в Хогвартсе, чтобы ускорить процесс. Гермиона могла бы повторить его, но это было строго запрещено, и не было никакого заклинания для помощи в написании заметок. Судя по ее часам, время шло быстро, и она успела только оценить основные моменты книги, прежде чем перейти к следующей. Другие книги оказались менее разоблачающими, все сосредоточенные на путешествиях во времени. Хотя и оставались довольно интересными: здесь не было простых ответов. Она быстро сделала заметки, чтобы потом обсудить их с Альбусом, и составила списки других текстов, которые нужно было найти. Они также оказались увлекательными, но расплывчатыми. До тех пор пока она не добралась до самой маленькой. Это был дневник, написанный, откровенно говоря, нелепой ведьмой, которая так часто жаловалась на старение, что Гермиона почти прекратила чтение. Не помогло и то, что ее переводческое заклинание столкнулось с венецианским. При этом другие книги отвечали на ее вопросы — или, по крайней мере, ставили новые вопросы намного лучше. Она листала дневник в поисках того, что могло бы ей объяснить, почему домовой выбрал именно его. В ней не было ничего, но потом появилось это… Купец-колдун прибыл в Венецию, предлагая богатой ведьме нечто невозможное: зелье, останавливающее время. Зелье, которое сохранит ее молодость и красоту. Глупая ведьма понятия не имела, что она пьет, но заплатила за маленький флакончик необычайно много дукатов. Ей дали золотое зелье, и она заявляла, что останется нестареющей до конца книги. Гермиона задумалась о годах, которые будут тянуться до тех пор, пока она не вернется в свое время, и подумала о маленьких золотых флаконах, раздраженно захлопнув книгу. Она не настолько тщеславна, яростно размышляла она. Гермиона понимала, что есть гораздо более важные вещи, о которых стоит беспокоиться. Например, как помешать ее парню найти мифологические яблоки, оказавшиеся как-то случайно спрятанными с предметом, который он однажды отправится искать, и которые даруют истинное бессмертие. Золотые яблоки, которые сделали богов богами. Она не очень-то в это верила, но рисковать не собиралась. Для одной волшебницы было достаточно и проблем с крестражами. *** Она пришла в паб раньше Тома, и ей оставалось гадать, какие тайны библиотека решила открыть ее властолюбивому возлюбленному. Или кем бы они там ни были. Гермионе не нравилось думать о Томе Риддле, будущем Темном Лорде, как о своем парне. Парнем был Рон — невинный, нежный и молодой. Тому Риддлу никогда не позволяли быть молодым, нежным или невинным. Парнями были Виктор и Маркус, в некотором роде. Маркус, которому Гермиона причинила такую ужасную боль. И знала, что в любом случае именно она останется с разбитым сердцем. Гермиона была совершенно уверена, что она была единственным человеком, о котором Том когда-либо заботился, но он не любил ее. Между ними было что-то еще, что-то большее и меньшее, чем любовь. Катастрофическая неизбежность, которая иногда принималась за романтику, а иногда казалась скорее навязчивой идеей или просто потребностью. На дикое существо не надевают ошейник, и под почти нормальным лицом, которое он ей представлял, она видела, как закипает буря. До этого было еще много лет, но она видела это по тому, как темные тучи время от времени пробегали по его лицу... Это было заметно по тому, как белели костяшки его пальцев и сжималась челюсть. Они не спорили с того дня, как она узнала, что Том манипулировал Клэр, не считая строгих академических дискуссий. Теперь она действительно была в шоке от того, что думала, как он хорошо к ней относился. Она позволила себе редкую фантазию о том, что было бы, если бы он не погружался дальше в тьму. Если, несмотря ни на что, он не сойдет со своего нынешнего, в основном законопослушного, пути к адскому спуску в безумие и тиранию. Обычно она была более дисциплинированной, но он был таким очаровательным, и это была такая приятная перемена в нем, что Гермиона ничего не могла с собой поделать. Она все еще грезила наяву в уже более тесном баре, когда коренастый лысый волшебник с темными усами опустился в пустое кресло напротив нее. — გამარჯობა, — сказал он на незнакомом языке. — Меня зовут Якоб Хурцилава... Могу я купить тебе выпить? — გამარჯობა, нет, благодарю, — ответила она вежливо, несмотря на неожиданное приветствие, и опустила глаза на блокнот, который игнорировала в угоду своей фантазии. — Я настаиваю. Никто столь красивая, как ты, не должна пить в одиночестве. Она ответила, не поднимая глаз. — Я жду своего... своего парня. Вам лучше уйти. — Ах да, — ответил он, — твой парень. Я надеялся, что он скоро появится. Он задает неправильные вопросы. — У него, — натянуто отвечала она, встретившись взглядом с темными глазами мужчины, — есть такая привычка. Возможно, вам следует ввести меня в курс дела. — Слышал, он кое-что ищет. Кое-что, что не хочет быть найденным. Гермиона понятия не имела, что нужно Тому, но подозревала, что этот человек, должно быть, следил за ним из Грузии. Так что, что бы это ни было, это, опредленно, было важно. — Это очень помогло, спасибо, что прояснили ситуацию. — Маленькие ведьмочки не нуждаются в подробностях, — он помахал бармену, который был, по крайней мере, наполовину гоблином, и приказал принести бренди. Гермиона не ответила. Если этот человек хочет сразиться с Томом Риддлом, он может быть ее гостем. Он был чрезвычайно груб, и она сомневалась, что ей интересно то, чего они оба хотели. Она начала перечитывать записи, которые сделала днем, немного раздраженная опозданием Тома. Но если она уйдет, этот болван последует за ней. Возможно, Том увидел его и ушел, воспользовавшись тем, что тот отвлекся на нее. Это имело бы смысл. Если бы он в это время продолжал читать, то она бы рассердилась, ведь Гермиона ушла раньше, чем хотела, чтобы не упустить возможность провести с ним время. Она решила не зацикливаться на этом факторе, учитывая, что никогда бы не ушла из библиотеки раньше Рона. — Опаздывает, не правда ли, — злобно прокомментировал грузинский волшебник, осушив несколько стаканов бренди. — Вы можете уйти, — ответила она с очаровательной улыбкой, а затем продолжила. — Интересно, что он может делать, пока вы сидите здесь и смотрите, как я читаю? Что-то, казалось, осенило мужчину, и он усмехнулся. — Он не ищет это здесь, девочка. Я подожду. Гермиона вздохнула и отложила блокнот. — Чего вы хотите? — Просто угостить тебя выпивкой, маленькая леди. — Я бы не стал, — холодный голос Тома прорвался сквозь громкую болтовню переполненного паба, — раздражать ее еще больше, чем ты уже это сделал. — С чего бы это? Том проигнорировал его и встретился взглядом с Гермионой. Они общались молча: извиняющаяся улыбка с его стороны встретилась с насмешливым поднятием ее бровей. Она догадалась, что Том был занят своими книгами. Он прикусил губу, что обычно означало, как тот напряженно думает. А это означало, что Том пришел сюда неподготовленным к тому, что обнаружит здесь этого человека. Также это означало, что ей, скорее всего, придется помочь избавиться от него без применения Обливиэйта на десятках людей, чтобы не заработать ордер на арест. — Ты на моем месте, — сказал Том, и стул опрокинул лысого волшебника на пол. Хурцилава, очевидно, выпил изрядное количество бренди, прежде чем сесть, потому что сразу распластался по плитке. В пабе на мгновение воцарилась тишина. — Пьяница, — сказал Том, пожав плечами и усмехнувшись, и все вернулись к своим разговорам. Темноволосый источник ее раздражения не занял свое место, а встал с палочкой над волшебником грузином, пока тот пытался встать. Сосредоточенно. Слишком сосредоточенно, чтобы заметить другого лысого усатого волшебника в баре, который тут же выстрелил в него заклинанием. Гермиона сразу его заблокировала, раздраженная тем, что ей вообще пришлось вмешиваться, и еще больше взбешенная тем, что кто-то осмелился напасть на них здесь. Конечно, это было по вине Тома, но все же. Это испортило ей отдых. Мгновение спустя полугоблин-трактирщик уже махал руками и левитировал всех наружу. Она была так потрясена этой дерзостью, потому что сражаться с кем-то, кто выбрал нападение, было одним. А нападать на персонал, выполняющий свою работу, было совсем другим. Она позволила старику колдовать и выбросить их на булыжную мостовую, за ними вылетела и ее сумка. А потом началась настоящая драка. Или, по крайней мере, попытка. Волшебники едва ли могли сравниться с Томом в одиночку, так что дуэль не была интересной, ведь оба оказались оглушены и слишком быстро упали на землю. Ворча, посетители паба вернулись за напитками, оставив Гермиону с головной болью и двумя незваными гостями. — Не убивай их, — твердо сказала она. — Ты испортишь нам каникулы. Что ты пытаешься украсть такого важного? — Котел Медеи, — ответил он, смеясь, — который должен был стать твоим рождественским подарком. Медея. В мозгу Гермионы щелкнуло: Колхида, конечно, была из западной Грузии. — Ну, это ужасно мило с твоей стороны, дорогой, но, может быть, в следующий раз просто сходишь в магазин, — с сарказмом ответила она, махнув рукой на двух оглушенных мужчин у ее ног. На самом деле это было мило, хотя и чересчур драматично. Ей не нужен был волшебный котел. Ей нужен был нормальный отдых. — Если мне не позволено убивать их, то что мне позволено делать? — Просто примени Обливиэйт и отправь их восвояси. Они вовсе не угроза! Или скажи им, что котел тебе больше не нужен, и отпусти их. Мне все равно, просто исправь это. Он мучительно вздохнул, но сделал так, как она просила или что-то в этом духе, использовав Империус, чтобы вернуть их туда, откуда они прибыли. *** В напряженной атмосфере они ужинали в довольно симпатичном ресторанчике старинного каменного подвала со сводчатыми потолками и стенами, уставленными вином, и пока она ела, то постепенно успокаивалась. — Мне очень жаль, — сказал он наконец. — Я не ожидал, что за мной будут следить. — Ты действительно был там ради меня? Не могу поверить, что это все, чего ты там хотел. Карие глаза встретились с темно-синими при свете свечей. Он взял паузу. — В Грузии не только ради тебя. Но они боялись именно того, что я это найду. Их называют Живодерами и... они, мягко говоря… Банда идиотов, которые пытаются найти артефакты стран в рамках националистического движения. Если быть до конца честной, то Гермионе было все равно. Что ее действительно волновало, так это то, что она попросила его не убивать, и он не сделал этого. И уже в третий раз Том выбирал другой путь, вопреки своим инстинктам. Сначала Флетчер, потом Клэр, а теперь эти люди. И это заставило ее поверить, что все это правильно: она причиняет меньше вреда, находясь рядом с ним, чем нет. Это давало ей надежду. Было бы самонадеянно думать, что она, по крайней мере, отложила его приход к власти, но это не было невозможно. И если бы он попробовал сделать это раньше, все могло бы быть гораздо хуже, подумала она, уже зная его. Этот человек не был так силен, как мог бы стать, но он был гораздо более здравомыслящим, и это было само по себе опасно. — Тогда давай не будем портить вечер. Как прошел день? — Не так, — задумчиво произнес он, — как я ожидал. Какое странное место. А как у тебя? Она ткнула пальцем в квашеную капусту на своей тарелке и сделала глоток вина, прежде чем ответить. Гермиона знала, как отвлечь его от любых возможных знаний о том, что она прочла... но это может привести к еще одному трудному разговору. — Не так, — согласилась она, — как я ожидала. Одна из книг была дневником венецианской ведьмы, которая утверждает, что приняла зелье, чтобы навсегда вернуть себе молодость... По крайней мере, за те три года, что длилась история в книге, действие не выветрилось. И должна добавить, что это был очень непристойный рассказ. Она так тщеславна и легкодоступна. Она повторила ему некоторые из самых возмутительных историй ведьмы, пока они пили вино. — Я бессмертен, — неожиданно сказал он ей тихим голосом некоторое время спустя. Гермиона прикусила губу. Вот оно, и даже намного раньше, чем она ожидала. — Я убил своего отца, и бабушку с дедушкой, и, как ты знаешь, ту девочку-призрака в школьном туалете… Хотя это был скорее неудачный эксперимент. Он откинулся на спинку стула и сделал глоток темно-красного вина. Она снова подумала, что если он чудовище, то, возможно, так оно и есть. Она убила человека, пытавшегося похитить ее в лесу возле замка, когда тот был связан и безоружен. Возможно, это была провокация, но, тем не менее, это было убийство, мотивированное местью. Когда она убивала в бою, это было легче выдать за необходимость. — Ты ожидаешь, что я буду шокирована после всего, через что мы прошли? Его плечи почти незаметно расслабились. — Полагаю, что нет. Я подумал, что отцеубийство может обеспокоить тебя. Он был маглом. — Так и есть. Конечно, это так, но я не лицемерка... и, я имею в виду, не потворствую этому, потому что это ужасно, и я надеюсь, что ты видишь, что есть другие способы — но он явно оставил тебя гнить в приюте, так что я могу представить, что он был не очень хорошим человеком. Нет, меня больше волнует... — она оглядела гостей зала, не подозревая, что они находятся достаточно близко, чтобы услышать признание в убийстве, — ... другая часть. Однако я не уверена, что это подходящее место для такой дискуссии. Она удивилась, почему он выбрал именно этот момент. Почему он пытался достать ей мифический котел. Она не могла вспомнить, для чего его использовали: ей придется поискать это позже. Медея была интересной женщиной, что ж, она уже задумалась об этом. В детстве Гермиона никогда особо не интересовалась этим мифом, но теперь испытывала некоторую симпатию к обиженной ведьме, и, конечно, Том восхищался бы любым, кто так бескомпромиссно мстил. — Если бы эти люди сегодня причинили тебе вред, — прошипел он, снова выглядя опасным, — я бы убил их. Что бы ты ни сказала. — Том, если бы эти люди причинили мне боль, я, вероятно, убила бы их сама. Я не нуждаюсь в защите. — Но ты могла умереть. Ооо… нет… При этой мысли он выглядел испуганным, сжав нож так, словно мог использовать его сейчас против самой Смерти. — Я не убью кого-то, чтобы жить, как ты. Я могла бы… Я убивала, но никогда ради такого. Так уж случилось, что Гермиона была заинтересована в том, чтобы не умереть, прежде чем проживет достаточно долго, чтобы увидеть своих друзей и семью — других друзей и семью. Но она никогда не сделает крестраж: это было неэффективно, и цена была слишком высока. — Для этого, — сказал он, закатывая глаза, — и был предназначен котел. Теперь она вспомнила: это еще одна вещь, которая якобы даровала вечную молодость. — Думаю, — ответила она, — я как-нибудь сама. Он вздохнул и снова принялся за жареную свинину.