Все претендуют на то, чтобы быть «свободомыслящими», но немногие люди переходят черту в выразительные территории, которые могут нанести ущерб собственному социальному благополучию. Крисс Джами, «Киллософия»
Весна и лето 1946 года. После окончания рождественского сезона, вместе с большей частью своего нового генеалогического древа, Гермиона обосновалась в тихой жизни замка, вперемешку с поездками в Лондон, чтобы оставаться с Томом. И именно в промежутках между исследованиями и визитами Гермиону впервые потянуло в мастерскую Сердика. Она не понимала, почему это заняло так много времени. Возможно, дискомфорт от того, что она казалась обязанной ему, что в значительной степени исчезло с тех пор, как он удочерил ее год назад. Невозможно было чувствовать себя чужой, когда она ощущала особую магию поместья, пульсирующую в ее крови. Теплый прилив приветствия, когда она возвращалась домой и особенное шипение, которое дом посылал ей, когда приходил Том. Как замок мог чувствовать, куда она хочет пойти, и дверь открывалась на лестницу, которой раньше не было, чтобы провести ее в комнату в другой части замка, или даже в огороженный стеной сад, где они выращивали ингредиенты для зелий. А Кнопочка здесь ухаживала за аккуратными рядами салата и раскидистыми малиновыми тростниками. И в самом деле, это было по вине замка, что однажды она встала после чтения особенно увесистого средневекового тома и открыла дверь из гостиной, чтобы увидеть каменные ступени, ведущие вниз в огромную мастерскую внизу, а не в зал. Вздохнув, она спустилась по ступенькам вниз, вспомнив, что ее интересовало освещение в старом тексте огня и красной розы. Это был не алхимический текст, и все же: она читала о магии времени, но было что-то странное в изображении, что напоминало ей и работу Сердика, и что-то еще, чего она не могла определить. Когда она вошла в мастерскую, на нее обрушился штормовой серно-озоновый запах, пробиваясь сквозь мягкий аромат розмарина и других сухих трав и слегка затхлый, влажный, который сохранялся даже в разгар лета. Он сидел и смотрел на большую стеклянную банку, с которой, на взгляд Гермионы, совершенно ничего не происходило. Она села рядом с ним и стала ждать, радуясь их близости к огромному горящему очагу. Внутри кувшина было огромное переплетение металла, серебра и золота. Словно два дерева, которые соединяются стволами, а затем снова расходятся, чтобы вырастить свои листья в разных местах. — Алхимический брак, — сказал он, наконец, — но ты видишь, как он распадается после заключения союза? Это еще одна неудача. Он вытряхнул содержимое и встал, чтобы очистить большой хрустальный кувшин. — Ты мог бы путешествовать во времени с помощью алхимии, — спросила она, — или смог бы только приостановить время? — Ах, — сказал он после долгой паузы. — Что за странный вопрос! Это не было ответом, поэтому она нахмурилась и стала ждать. — Возможно, — продолжил он, — принципы алхимии можно было бы объединить с чем-то еще, чтобы бросить вызов течению времени. Но остановить его может только камень, да и то только в человеке, а не в самом мире. У меня есть друг... — он сделал паузу, и это казалось борьбой, или даже предательством, чтобы продолжать, — у кого есть... кто остановил его для себя и жены. Однако это скорее вопрос великого исцеления, чем истинной остановки времени. Ты этого хочешь, дочь моя? Остановить течение времени на своем теле, пока ты, скажем так, не выросла в другом времени? Это был самый близкий момент к признанию, что он уже знал о том, что она из будущего, и Гермиона почувствовала, как струйка страха пробежала по ее спине, а затем рассеялась. Это ведь Сердик: она могла доверять ему, как никому другому. — Мне кажется, — сказала она, — я знаю последний ингредиент. Снаружи уже наступила весна, но здесь, внизу, под замком, всегда была зима, сырая и прохладная, как в Венеции в декабре. Сердик тяжело опустился на свой рабочий стул, но спокойно встретил ее взгляд. — Я считаю, — сказала она, — что это требует огромной жертвы. И я думаю, что знаю, где такую найти. — Какого рода, — спросил он хриплым от тоски голосом, — жертвы? — Чтобы обрести вечность, возможно, ты должен навсегда отказаться. Ответ пришел ей на страницах обманчиво простой книги, на которую она наткнулась совершенно случайно: дневник разочарованного алхимика по имени Николас Фламель, который, как и ее приемный отец, продвинул зелье достаточно далеко, чтобы создать золото из угля. А потом он писал, что нашел последний ингредиент. Он сделал камень, с помощью которого мог создать зелье, которое сохраняло его вечность. Целебное зелье, настолько продвинутое, что восстанавливало жизненные силы больше, чем любое другое. Эликсир жизни. Она даже не искала такую информацию. Пока Гермиона была в поисках дороги домой, она заметила дневник среди стопки книг Тома, и узнав, что это такое, тайком вынесла его из квартиры. Обычно ей было трудно покидать лондонский дом Тома, но в тот день это оказалось легче, ведь правильный вопрос наконец-то возник в ее голове, и она нашла ответ. — Яблоко, — прошептала она впервые вслух, — яблоко, которое сделало богов богами, превратило кровь в ихор. Золотое яблоко. У Сердика внезапно перехватило дыхание, и она поняла, что была права. — Думаю, я знаю, по крайней мере, одно такое. Если я найду его... если я найду, то ты сможешь сделать камень? Ответом была слеза, скатившаяся по его обветренному лицу. *** Поэтому, когда Том пробормотал что-то о поездке в Албанию, Гермиона ухватилась за возможность сопровождать его. Она снова отложила свое возвращение в Норвегию, спланировала, исследовала и составила маршрут, который включал бы дикие земли страны, но у нее было достаточно других остановок в Европе, чтобы никто не счел подозрительным путешествие на вражескую территорию, если бы кто-то что-то заметил. На самом деле она была уверена в двух вещах: во-первых, у нее было более точное представление о том, где может быть дерево, которое они ищут, чем у него, и во-вторых, она должна была добраться до него первой. Несмотря на свою удивительную красоту, Албания не была гостеприимной для туристов страной. Она опустошена нацистской оккупацией во время войны, и ее новое социалистическое правительство начало долгое наступление против религии, пытаясь ускорить модернизацию. Не было поездов, царила полная безграмотность, и большинство людей были бедны. Чтобы попасть в страну, потребовалось несколько крупных взяток магловскому коммунистическому контрабандисту в раздираемой гражданской войной Греции и неудобная и непростая поездка на лодке. Магическое сообщество Албании подавлялось османскими правителями так долго, что едва ли было более изощренным, чем крестьянство. Формального образования было мало, и те, кого они встречали, были в основном доморощенными ведьмами и волшебниками, которых уважали и ненавидели общины, где те проживали. Сомневаясь в том, что маги будут рады им больше, чем коммунистическая власть, Гермиона и Том избегали людей и путешествовали переодетыми. Магловская супружеская пара, заколдованная ровно настолько, чтобы не привлекать внимания. Однако они знали, что любое слишком сильное использование магии будет иметь противоположный эффект, и поэтому больше полагались на взятки, чем на свои палочки. Это была жалкая поездка. Ориентироваться в стране, обездоленной и разделенной, где они (как жители Запада) были врагами, не имея общего языка, оказалось более чем непросто. Но Гермиона знала, что приближается Холодная война и путешествовать по Албании будет не легче, а труднее, и поэтому упорно продолжала двигаться вперед, пока они не оказались в огромных горных северных лесах на границе с Югославией. Потребовался почти месяц, чтобы добраться до Драгоби, последней деревни, где они могли купить еду и кров, прежде чем отправиться в дикие земли. Это была горная страна, жестокая, суровая и непреклонная, и, несмотря на неприятный маршрут, Гермиона влюбилась в нее. Когда май сменился июнем, и они занялись поисками, разбили лагерь и охотились, пили из альпийских ручьев Проклятых гор, она задумалась, не оставить ли его здесь навсегда. Даже бледная кожа Тома стала темнее в лучах раннего летнего солнца, которое отражалось на вечно белых, мерцающих и величественных вершинах на северо-востоке. Они встречались с пастухами овец, лесорубами и немногими другими по мере того, как проходили дни. И они шли, поднимались в горы и разбивали лагерь, пока эти маглы рассказывали истории о месте в лесу, куда те не могли пройти. И именно это место привлекло внимание Гермионы и Тома. Это сузило бы их поиск, но было все еще слишком обширной областью. И не было никакого заклинания, которое бы просто отметило мощный магический объект. Кроме того, со слов призрака Гермиона знала, что та хорошо защитила дерево. Даже с информацией, которую Елена Когтевран дала Тому, поиски могли занять несколько недель, если повезет, или месяцы и даже годы без нее. Маглы также рассказывали истории об опасной женщине, которая могла причинить вред или защитить путешественников. Перевод их историй был долгим и трудным, полагаясь на итальянский, который был широко распространен, да и Гермиона знала лишь ограниченное количество слов. Однако слово «зана» или «занаш» достаточно часто повторялось вместе с итальянским «фата», и маленький словарь, который у нее был, давал примерно перевод: поблизости жила какая-то фея, и они должны были ее опасаться. — Я думаю, это должна быть эта область, — сказала она, соединяя маленькие крестики, которые она отметила вместе с маглами, чтобы выделить, возможно, волшебную зону. Она не была полностью уверена, что пастух, который только что ушел, мог читать карту, но он нарисовал конкретное скальное образование для них, которое стоило проверить. И Гермиона вспомнила, что уже видела его во время предыдущей прогулки. Они сидели у костра. Сумерки уже давно удлинили тени и охладили воздух, но уходящее солнце освещало вершины к востоку от них, обещая свое возвращение, и она не могла представить себе более прекрасного места. Том в глуши снова стал другим Томом. Это был Том, ничем не обремененный и агрессивно настроенный. Том, не нуждающийся в защите. Надо сказать, что он не испытывал такого же восхищения той местностью, где они находились, в отличие от Гермионы, но в его поведении была свобода, которой она раньше не замечала. Он откинул волосы назад. За тот месяц, что они провели в Албании, те стали длиннее, и то, как пряди спадали, выглядело, честно говоря, почти невыносимо сексуально. У него уже была небольшая бородка, последний раз он брился в деревне. Ей это даже понравилось, и, когда он оторвал взгляд от карты, она поймала его взгляд. Левая сторона его невыносимо красивого рта изогнулась, и она сократила расстояние между ними. Он поцеловал ее по-другому, пока солнце опустилось за западные вершины гор, здесь, в глуши, где не было никого и ничего, кроме волков, коз, птиц и деревьев. Здесь было легко забыть, что в мире есть что-то еще, кроме них. Даже магия исчезла от его прикосновения, требовательного давления его губ, прикосновения его языка к ее пульсу, унося прочь все мысли и воспоминания о чем-либо еще. Здесь они были Адамом и Евой, вместе покидающими Эдем в неизвестность.Но теперь веди, Последую немедля; ни на миг Не задержусь. Уйти с тобой вдвоем — Равно продленью пребыванья здесь, В Раю. Остаться же одной — равно Утрате Рая. Для меня ты все
Она чувствовала себя Евой, лежащей в его объятиях на траве, обнаженной и бесстыдной. Луна была темной, и поэтому созвездия сияли все ярче, усеивая небеса бесчисленными и вечными звездами. Гермионе не нужна была змея, чтобы соблазнить ее обманом и взять яблоко, и действительно, возможно, она была хуже Евы, потому что никогда не предложила бы ему кусочек. — Пойдем искать фейри? — пробормотала она, пока Том копировал созвездия на ее освещенной огнем коже. — Полагаю, так будет лучше. Фейри может знать, где находится дерево, а если нет, то, по крайней мере, если мы ее искали, она на нас не нападет. Разделимся завтра, чтобы пройти больше. На мгновение у нее перехватило дыхание. Наконец. Это было частью игры, в которую они иногда играли. Она не думала, что он будет нуждаться в этом здесь, и все же Том просил ее еще раз доказать, что она достойна. На этот раз она привела его сюда и улыбнулась в темноту. — Хорошо, дорогой, если ты считаешь, что так будет лучше. *** Так уж получилось, что прошла неделя с момента, как они разделились, и ее ждало еще больше блужданий по горным лесам (куда более утомительных без его компании), прежде чем Гермиона нашла фейри. Та купалась обнаженной в ручье, выставляя напоказ свою красоту и, конечно же, была не «просто» фейри. В одной из немногих книг перед поездкой в эту странную и изолированную страну Гермиона читала о «зана» и «малит», и сейчас попала именно на ее гору. Она почтительно опустилась на колени и ждала внимания волшебного существа — в ней покалывал адреналин, предупреждая быть очень осторожной. Наконец, она вышла из ручья, а ее длинные темные волосы развевались на едва уловимом ветру. — Обладательница палочки, — сказала женщина, хотя Гермиона понятия не имела о языке, который услышала. — Прошло много лет с тех пор, как один из вас пришел в мои земли. Мгновение, и Гермиона поняла, что «зана» ожидает ее ответа. — Жаль, — сказала она, — ведь эта гора прекрасна. — Не говоря уже о сокровище, которое она прячет, — сказала фейри с чем-то похожим на понимающую улыбку. — А ты храбрая, не так ли? Знаешь, я могу почувствовать это. Оно или она шагнула вперед, уже каким-то образом высохшая после купания, и уставилась на Гермиону. — Ну что ж, храбрая юная ведьма, я благословляю тебя продолжить. — Где то сокровище? — спросила Гермиона, не успев даже моргнуть, как они оказались на поляне, далеко в глубине леса. Здесь, за деревьями, которые казались такими же древними, как и глаза фейри, поток ветра был еще яростнее. Создание улыбнулось ей. — Остерегайся, юная ведьма — если у лабиринта нет сердца, его никогда не разгадать. А потом она испарилась, и Гермиона осталась одна. Она чувствовала магию этого места: это была приторно-удушающая магия, которая пахла смертью и болью. Елена умерла здесь, и проклятие ее смерти все еще отдавалось эхом спустя тысячу лет. Перед ней было дупло дерева, Гермиона встала и подошла к нему. Оно все еще казалось живым, а внутри было достаточно места для человека, куда она шагнула. Дерево оказалось заколдованным, но не остановило ее, и там, в тусклом темном пространстве, с выступа небрежно свисал старинный кожаный рюкзак. Она взяла его и осторожно расстегнула, прежде чем заглянуть внутрь. Диадема мягко мерцала в тусклом солнечном свете, проникающем сквозь пространство вокруг, и рядом с ней лежало два яблока, золотых и блестящих, не похожих ни на что, что она видела прежде. Этот блеск был не металлической, а живой, и Гермиона поняла, что пока не увидела эти яблоки, до конца не верила, что те существуют. Слегка дрожащими пальцами она вытащила их и аккуратно спрятала глубоко в свою магическую сумку. Диадема подмигнула ей, красивая и очаровательная, и Гермионе так хотелось забрать предмет и оставить на его месте копию. Поймет ли он? Том был достаточно высокомерен, чтобы подвергать сомнению то, что он бы нашел. И достаточно самовлюблен, чтобы однажды превратить это сокровище во что-то злое. Но она вспомнила, как его пальцы вырисовывали звезды на ее коже, закрыла сумку и повесила ее обратно на дерево. Она задержалась еще на мгновение, чтобы проверить несоответствия или любой признак того, что здесь кто-то был. А затем развернулась и аппарировала с поляны. Этого уже было достаточно, чтобы он не стал богом. Он мог бы получить эту безделушку. Теперь же они принадлежат ей. Гермиона могла отплатить Сердику за его доброту. Она не откусит ни кусочка, как Ева, но сохранит их для более высокой цели. Бессмертие не привлекало ее: история и литература диктовали, что людей, играющих в богов, ждет смертный конец. Но Гермиона не была похожа на тех мужчин, и у нее была идея получше. *** День был бы вполне удачным, если бы один из маглов-пастухов не подстерегал ее по возвращении. Конечно, он не мог найти саму палатку: в их отсутствие она под защитой магии, но здесь все еще были остатки костра. И скорее всего, этот человек спрятался бы здесь даже и без наличия палатки, чтобы ограбить кого-то, зная, что они не отдадут такое хорошее место легко. В долине царило затишье, и место было защищено от ветра и любопытных глаз скалистым выступом и горой, поднимающейся прямо над линией деревьев. Рядом росли прямые зеленые стебли папоротника, а примерно в двенадцати метрах отсюда журчал родник, спускаясь к озеру, где они мылись, ловили рыбу с помощью магии и плавали. Идеальное место для лагеря. И он мог поспорить, что они вернутся за бедным крестьянином, который изо всех сил пытался себя прокормить, не говоря уже о семье, выживающей после долгой войны и конфискации земель. И теперь, когда он столкнулся с двумя иностранцами, которые выглядели богатыми и находились слишком далеко в горах, чтобы позвать на помощь, нельзя было упустить хорошую, как казалось для него, возможность. Его жадность оказалась его же смертным приговором. Он ловко спрятался, а Гермиона вела себя самонадеянно, бросив рюкзак на землю в нетерпении снять сапоги и дать распухшим ногам отдохнуть. Некоторые простые вещи невозможно сделать с помощью магии. Но это оказалось ее ошибкой, хотя она вряд ли могла такое предвидеть. Ее компас выскользнул из топа, и поэтому, наклонившись, она пропустила предупреждающий знак от него, пока не стало слишком поздно. — Më jepni paratë tuaja, vajzë, — послышался голос, и она подняла голову, чтобы увидеть направленный на нее пистолет. Ее волшебная палочка была заткнута за пояс сзади. Как необдуманно. И она не могла до нее дотянуться. Ей было интересно, сколько беспалочковой магии она могла бы сотворить. Она должна это проверить, ведь ее сила выросла, но не сейчас. Гермиона не понимала, что говорит мужчина, хотя тот повторял одно и то же. «Пара» — это же деньги, вдруг вспомнила она, и чуть не рассмеялась. Она указала на сумку и потянулась за ней, но он что-то крикнул и дико замахал пистолетом, так что она остановилась. Мужчина шагнул вперед и наклонился, чтобы взять сумку. Ее сердце замерло от страха. Яблоки были не единственной драгоценной вещью, находившейся внутри, но они, безусловно, были самыми важными. Поэтому ее реакцией на зеленый свет, сбивший мужчину с ног, когда тот упал на бок, уставившись на нее ненавидящими глазами, было поначалу облегчение. Затем последовала тошнота. — Гермиона, — прошипел Том, хотя казался вполне спокойным, — ты в порядке? — Я в порядке. Тебе не нужно было ... — она замолчала, задыхаясь. — Сегодня утром я прочел его мысли. У него на уме были и другие делишки и воровство. Поверь мне, мир стал только лучше без него. — О чем ты? — спросила она, глядя в остекленевшие глаза мужчины. В них был такой голод, а теперь… совсем ничего. — Он хотел поймать тебя. Один. Я здесь жду весь день. Он думал, что поможет тебе и тем самым себе, а еще раздобудет золото. Ей стало плохо, и это было почти облегчением, что она все еще могла чувствовать. Смерть и ее перспективы изнасилования выглядели ужасающе, несмотря на человека рядом, с которым она сама решила разделить постель — сознание Гермионы наткнулось на эту мысль и вытеснило ее. Гермиона уже забыла, когда так дрожала, пока всплеск адреналина не начал отступать. Пока она пыталась разрушить его планы, он ждал, чтобы защитить ее. И все же, была ли смерть лучшим ответом? Она уже ничего не понимала. Гермиона верила ему: у него не было причин ей лгать, ведь она стояла рядом с ним, когда убила человека за попытку похищения. Но она не могла заставить себя сказать ему «спасибо» за это, поэтому просто взяла палочку и осмотрела тело. — Нам надо уходить. Это заклинание привлечет внимание властей. Не знаю, почувствуют ли они его здесь, но мы не можем рисковать. Неужели ты не мог использовать что-то менее заметное? Она снова ощутила вес магии и ту силу, которую она им давала. Но у магла тоже была своя сила — пистолет, направленный ей в голову. Возможно, она бы успела схватить свою палочку и вывела бы его из строя. Возможно, ее изнасиловали бы и убили. Она никогда этого не узнает. Но она была рада, что этого не случилось. — Я уже собрал палатку. Нам придется вернуться в другой раз. Но я хочу сохранить тело. Я могу использовать его, когда вернусь. Это был албанский крестьянин, которого он только что убил, чтобы создать из диадемы крестраж. Ее снова затошнило. Ради нее он убил еще одного человека. И осознанно подорвал свои шансы найти диадему в этот раз. Поэтому Гермиона придержала язык за зубами и упаковала оставшиеся вещи, пока Том заколдовывал тело в яму из камней. Не то чтобы в пещеру, но достаточное укрытие, чтобы спрятать там мертвеца. Она наблюдала за ним, не в силах не восхищаться его действиями, даже когда все было сделано с такой грязной целью. Он сохранил тело, чтобы потом создать крестраж. Она потеряла счет заклинаниям. Заклинания, которые скрывали его. Заклинания, которые сохранят это тело. Заклинания, которые заблокируют запах. И заклинания, чтобы люди держались подальше от этого места. — Куда мы аппарируем? — спросил он, обливаясь потом от усилий, которые он предпринял, чтобы произнести такие сложные заклинания как можно быстрее. Гермиона уже достала карту. — Здесь граница магической Албании с Югославией, она немного выше магловской, так что мы можем рискнуть, но я думаю, что там будет труднее пройти незамеченным. У нас есть только один шанс, потому что мы здесь не зарегистрированы, так что... Я думаю, — она помолчала, обдумывая план, — я думаю, что нам следует аппарировать обратно на побережье, но в Италию, а не в Грецию. Это долгий путь, но если мы украдем лодку, а я знаю несколько заклинаний… и еды у нас хватит на несколько дней, если вдруг возникнут проблемы. Но нам понадобится вода. Он ухмыльнулся, легко стряхивая с себя мрачные события этого дня, и она уже знала, что было в этой улыбке. Улыбка Бонни и Клайда, выражающая доверие и партнерство. Улыбка, которая ставила ее рядом с ним, а не ниже по статусу. Улыбка, которая скользнула под ее кожу и заставила ее почувствовать себя живой и больной одновременно. — Это большой скачок. Пойдем, пока не появились авроры. *** После того, как они тайно покинули Албанию, Гермиона и Том вместе провели неделю за границей в Италии. Когда они сбегали с места в горах, то слышали отдаленное потрескивание, и в целом, все было небезопасно. Но каким-то чудом им удалось с помощью довольно-таки нелегальной магии призвать маленькую лодку к скрытой от глаз бухте на Адриатическом побережье. Они разбили там лагерь на ночь, по очереди наблюдая за любым возможным преследованием, прежде чем решили, что двигаться дальше безопасно. У них была еще неделя до того, как международный портключ доставит их обратно в Англию. И это было невообразимо дорого, но необходимо. Попасть в Албанию — это одно, а вернуться вовремя на свадьбу Малфоев — совсем другое. Она точно не знала, где они окажутся, поэтому выбрала самонаводящийся портключ, который выдавали только дипломатам и шпионам. Но галеоны есть галеоны, а Абраксас знал нужных людей. Не то чтобы он поинтересовался целью поездки, конечно, но он знал, что лучше не спрашивать. Гермиона выбрала место на озере Комо для недельного пребывания в Италии, просто потому что это первое место, которое пришло ей на ум. Том помог ей сделать несколько телефонных звонков, которые должны были сбить с толку возможных преследователей. — Да, это наш медовый месяц. Отель, в котором мы остановились, неожиданно закрылся, — объясняла она, благодарная за англоязычного портье. — Номер для новобрачных уже забронирован, но у нас есть еще один свободный номер, миссис Ричардс. — Спасибо. Мы должны прибыть из Милана в четверг в четыре часа. Том еще больше возмутился, когда она настояла, чтобы они использовали как можно меньше магии, чтобы добраться туда, наколдовав достаточно багажа для убедительной маскировки. И Гермиона настояла на том, чтобы они продолжали притворяться маглами. Большое преимущество путешествия таким способом заключалось в том, что немногие ведьмы или колдуны заподозрили бы их, если бы они были в розыске. Даже в ее время мало кто мог одеться слишком по-магловски, не говоря уже о том, чтобы пользоваться свободно валютой и передвигаться незамеченными. Для нее же это было просто. А любые ошибки, которые она совершала, пока они ехали на северо-запад автостопом, поездами и такси, Том списывал на то, что она выросла в чистокровной семье, а не была путешествующей во времени маглорожденной. Это держало их подальше от внимания магических властей. Они провели неделю в саду Гранд-отеля «Тремеццо». Возможно, в другой ситуации они бы поссорились с Томом по-настоящему, но прикрытие медовым месяцем связывало их еще больше. Она позволила себе притвориться, что они просто обычная, богатая пара, остановившаяся в одном из самых романтичных мест на земле. А ее зацелованная летом кожа потемнела под июньским солнцем. Отель был достаточно тихим: он не прекращал работать во время войны, но туризм вряд ли интересовал тогда людей, поэтому они легко избегали общения с другими гостями. Окна их комнат выходили на озеро, и было легче позволить красоте этого места успокоить ее, чем беспокоиться о будущем. К тому же, несмотря на то, что он закипал от мысли о том, что надо играть в маглов, взгляд Тома становился все более напряженным, когда он смотрел на нее. Что она бы могла такого сказать сейчас, чтобы он ее отпустил? Неужели она действительно этого хочет, размышляла Гермиона, наблюдая с балкона, как солнце садится над озером, с шампанским в руке, в мантии, превращенной в магловский шелковый халат, развевающийся на ветру. Это их приключение испытывало ее так, как не было со времен войны. И такая подготовка сделала ее мастером преступлений. Двое убийц прячутся у всех на виду. Она тайком привезла их в одну их самых изолированных стран Европы. И это сделала она, а не Том. Она подозревала, что Том нашел бы другой способ. Вероятно и почти наверняка, тот, который стоил бы больше жизней. И она улыбнулась навстречу солнцу, которое одно знало ее тайну. У нее были яблоки. И они были настоящими. — Где ты хочешь поужинать сегодня вечером? — спросил он, подходя к ней сзади, скользя рукой по гладкой коричневой коже ее рук и останавливаясь на талии. — Наедине, — ответила она немного хрипло. — Позвони и скажи, что сегодня вечером мы поужинаем здесь. Она почувствовала, как его улыбка коснулась ее шеи, а рука скользнула вниз к подолу платья. Она позволила ему раздвинуть ноги шире, когда он поднял ее юбку. — Есть несколько магловских вещей, которые мне нравятся, миссис Ричардс, — прошептал он ей на ухо, пока его пальцы начали свое исследование, — но я должен сказать, что наслаждаюсь тобой в такой одежде. *** В итоге они вернулись в Англию без каких-либо последствий. Просто выехали из отеля, сели на поезд и позволили портключу переместить из туалета кафе в Милане. Это было слишком легко, и оттого опьяняло. Он прижимал ее к стене в своей квартире, когда они, спотыкаясь, поднимались по лестнице, отбрасывая в сторону магловскую одежду. — Я так чертовски рад быть дома, — пробормотал он потом, с удвоенной силой произнося заклинания, чтобы осветить комнату, добавить огонь в камине и убрать пыль, скопившуюся за почти три месяца отсутствия. — Мне больше нравилось озеро Комо, — возразила она, вытаскивая из сумки дневной халат. — Но я просто умираю с голоду. — Все эти маглы. Это было уже слишком. И напомнило мне... — он резко замолчал и с очередным яростным заклинанием поджег свою кучу магловской одежды. — О чем? — тихо спросила она, положив руку ему на плечо. Он напрягся, но сразу же расслабился. — О моем проклятом детстве. Все эти богачи в своих нарядах разгуливали по городу, а мы не спали от голода и холода в этом ужасном месте. — Волшебный мир тоже не так добр к беднякам. Он пожал плечами и отмахнулся. — Как бы бедны они ни были, никто не умрет с голоду в сточной канаве, если у него есть магия. Это было похоже на правду, поэтому она оставила его наедине с мыслями и продолжила исследовать состояние остальной части его квартиры. А место было похоже на мечту любого ученого с большим количеством книг, пергаментов и котлов, которые собирали как можно больше пыли. Том жил в бывшем особняке времен короля Якова, защищенном от Великого пожара с помощью магии и потому редко встречающемся в другой части Лондона. Его превратили в апартаменты для богатых, неженатых молодых волшебников. Комнаты здесь были сплошь обшиты темными панелями, окна со средниками и тяжелые персидские ковры на деревянных полах. Внутри была еще спальня, кабинет под лабораторию зелий и гостиная-столовая. Кухни здесь не было, и хотя она никогда не говорила ему об этом, но все было похоже на то, как жили богатые молодые аристократы в восемнадцатом веке. Общий домовой эльф обеспечивал всех едой и убирался, но в остальном они обедали вне дома или заказывали еду в местной таверне. Том любил это место за магию, историю и статус. Гермионе тоже нравилась история особняка, хотя она была менее очарована атмосферой старого мужского клуба. И была не в восторге от ванной комнаты, которая появлялась, когда это было необходимо, с разной степенью точности. Но ей нравилось, как он обустроил все и наполнил своей магией. Том был коллекционером по натуре: он собирал артефакты, секреты и людей с тем же энтузиазмом, с каким собирал знания и силу. — Все это было проверкой? — спросила она его несколько часов спустя, когда они уселись на балконе, чтобы отужинать пирогом. Она вздохнула, когда эльф появился с ним, уже скучая по прекрасной Италии. — Проверкой? — слишком невинно спросил Том, наливая себе красного вина. Она сердито посмотрела на него. — Верности? Способностей? Или и того и другого? — на самом деле это был даже не вопрос. — Разве твой маленький магловский отпуск не был таким же испытанием? Да, Гермиона, конечно, я мог бы использовать другое заклинание, да. Я мог бы убить его простым Оглушающим, если бы правильно прицелился и швырнул его в один из этих камней. Может быть, — его голос был низким и мелодичным, — это как-то улучшило бы ситуацию? Более приемлемо, только потому что я бы не использовал якобы темное заклинание? Я мог бы провернуть то, что ты так ловко сделала в прошлом году, выбрав заклинание для исцеления. Это было бы больше в твоем вкусе? — Да, и ты бы спасал собственную задницу. Ты сорвал свою же поездку только для того, чтобы устроить мне дурацкий тест! Он пренебрежительно махнул рукой и сглотнул. — Мы скоро вернемся. Для тебя все было так просто. Именно это я и проверял. Как твой блестящий ум решает практически любую сложную задачу или проблему, — он взял ее за руку, пристально глядя на нее. — Это твои сильные стороны, а не мои, и я ими восхищаюсь. И разве мы не испытываем друг друга? — Только не ценой чужих жизней, Том. — Но он действительно собирался... — Том слегка заикался, и она ему поверила. — Ладно. Хорошо. — Я прошел твой тест? — он ухмыльнулся. Гермиона закатила глаза. Он прошел, хотя она не до конца осознавала, что это была проверка, прежде чем он сам не указал на это. *** Она не возвращалась к этому до следующего утра, когда уже ее мир резко пошатнулся. Гермиона проснулась раньше Тома и читала в кабинете в тот момент, когда из спальни донесся его голос, полный сарказма. — Гермиона. Что это такое? Она напряглась, а ощущение холода в животе ответило на ее вопрос. Гермиона спрятала яблоки просто в свою сумку, потому что все, что было под хорошей защитой, всегда привлекало его внимание. Она засунула их в сумку, где хранила тампоны и шампунь, и надеялась на лучшее. — Что-что, дорогой? — крикнула она в ответ, лихорадочно соображая. Он появился в дверях кабинета, сверкая глазами и держа по яблоку в каждой руке. — Перекусим? — предложила она. — Не будь такой чертовски остроумной. Она вздохнула и отложила книгу в сторону. — Я встретила фейри, — неуверенно начала она, но с облегчением заметила, что он не направил на нее волшебную палочку, — я ей понравилась, она сказала, что я храбрая, и отвела меня к дереву. Диадему я оставила там. Я пришла только за ними, и они принадлежат мне. Он слегка расслабился. — Что это такое? — Алхимический ингредиент. Очень редкий, — ответила она. Это было не ложью, но и не до конца правдой. Если он укусит одно из них, то они никогда не одолеют его. Если он откусит кусочек, последует ли он дальше по темной тропинке, ожидающей его, или выберет другую дорогу? Том положил их, и она поняла, что ожерелье все еще оставалось холодным на ее коже. Это придавало ей уверенности. — Если ты предала меня... — голос его был напряжен, а руки вцепились в край стола. — Это не так. Я отдам тебе воспоминания, когда мы будем в Уэльсе, чтобы ты смог найти ту поляну. — Позволь мне увидеть их сейчас. Он был бледным под загаром, стиснув челюсти, с палочкой в руке, но не направленной на нее. Она гадала, может ли он все-таки причинить ей боль. Но не могла впустить его в свою голову. Альбус сказал, что заклинание защищает ее разум, но как далеко распространялась эта защита, оставалось загадкой. — Том, убери ее. Я покажу все в Омуте. Мы все равно будем там уже сегодня, так какая разница? Он все еще выглядел напряженно и хмуро, но положил палочку на стол и небрежно опустился на другой стул. — По крайней мере, я не наскучила тебе, — напомнила она ему, делая вид, что возвращается к своей книге. Она очень, очень хорошо осознавала, что золотые яблоки неестественно блестят. В этой темной, обшитой панелями комнате, где солнце едва пробивалось сквозь узкие окна, они выглядели, как деталь картины Виллема Кальфа. И они были тем, чего не хватало этой комнате, внезапно поняла она. Единственным произведением искусства на стенах был жуткий и довольно болтливый портрет аптекаря, который умер в 1638 году и остался от предыдущего жильца. Она отвлеклась от этих мыслей, когда Том тяжело вздохнул. — Так и есть. Но иногда ты бываешь хитрой сукой, Гермиона. Она улыбнулась, подошла к его креслу и наклонилась. — Позволь мне загладить свою вину перед тобой, — прошептала она, скользя руками по его бедрам, пока ее глаза были полны обещания, обернув против него его же собственные трюки.