Unsphere the stars / Сдвигая звезды в небе

Истинного рассказа не существует. У истины много лиц, а истина подобна старой дороге в Авалон: это зависит от вашей собственной воли и ваших собственных мыслей, куда дорога приведет вас. Мэрион Зиммер Брэдли, «Туманы Авалона».

Война началась с небольшого слуха, как и вторая. Ненависть и нагнетание страха по отношению к маглорожденным усилились, как и ответное насилие. Крайние радикалы, которых Том Риддл когда-то подпитывал с обеих сторон, сделали свой шаг. И тогда переломанные кости общества пробились на поверхность и лежали на земле, обнаженные и кровоточащие. Когда надвигалась война, подвергала людей опасности, а затем началась всерьез, вопрос о втором яблоке остался без ответа. Для Гермионы все это насилие происходило будто на фоне того, о чем она постоянно думала: почему я здесь? Что мне делать со вторым яблоком? Почему я вновь должна страдать? Как мы можем найти способ отправить меня назад во времени после четверти века без реальных зацепок? Гермиона была рядом с Альбусом Дамблдором, когда он воссоздал Орден Феникса из пепла в обществе, где сосед потерял доверие к другому соседу, но она не вошла в сопротивление. Она не могла, из-за проклятой клятвы, которую дала прекрасному парню у озера десятилетия назад. Но даже если бы она могла, Гермиона не была заинтересована в войне, исход которой и каждая смерть которой были предопределены еще до ее участия. — Война — это твоя работа, — сказала она Альбусу. — Мое дело — беспокоиться о том, что будет после. Это была мантра, которую она часто повторяла про себя, когда тел становилось все больше, а время становилось темнее. Карадок исчез, и что-то внутри нее сломалось. Но лорд Волдеморт никогда не выходил в свет, чтобы воплотить свои великие идеи в жизнь, и ее это удивляло. Она, конечно, уже знала, что он этого не сделает. Но совсем другим было видеть призрачный мир ненависти и страха, который он создал. Его миф стал массовым в воображении людей. Он был способен на вещи, о которых мало кто мог даже подумать. Он ничего не выигрывал, оставаясь в тени, и все же по большей части ему все удавалось. Она подумала, не стыдится ли он, каким-то образом, того монстра, в которого превратился. Возможно, не из-за жестокости, но она думала, что человек, которого она знала, возненавидел бы неэффективность этой попытки захватить власть. Он бы ненавидел пустую трату магической крови. И ненавидел тех, кто стоял против него. Война — это не жертва. Война была пустой тратой времени. Война только требовала и никогда не приносила ничего, кроме горя и страха. Гермиона не хотела в этом участвовать. Вместо этого она задавалась вопросом, что нужно сделать, чтобы исцелить страну после того, как все это закончится. И исцелить ту часть общества, которую никто больше не замечал и о которой никто не беспокоился. Все это для исцеления самой магии, которая, по мнению Гермионы, тоже становилась все слабее. И если по холодным следам этой угрозы последует другая, то в каком положении окажутся люди, чтобы противостоять вновь? Образование притупилось со всех сторон, и детей растили на недоверии и страхе. И вот однажды Гермиона Дирборн проснулась от такого яркого сна, что узнала в нем свой разум, давший ответ, который она так долго искала. Поэтому она отправилась в свое самое защищенное хранилище глубоко под замком и взяла блестящее золотое яблоко — оно нисколько не потускнело. Она оставит войну позади, чтобы следовать за своей мечтой, мечтой об Авалоне. *** Позже, вспоминая то время, Гермиона назвала бы 1981 год — самым странным годом в своей жизни. На большей части Великобритании лорд Волдеморт находился на самом пике своего могущества после десяти долгих, кровавых и тяжелых лет. Но начало происходить что-то еще. Гермиона Дирборн, которая жила во многих прекрасных и странных местах и была известна в определенных кругах как чрезвычайно могущественная волшебница, устроила свою жизнь на маленькой яхте и стала в одиночестве плавать по морям и берегам в поисках того, что она видела во сне. Если бы Ксенофилиус Лавгуд увидел ее тогда, ему пришлось бы съесть свою дурацкую остроконечную желтую шляпу. Поиск «Арганты» был ее собственным заданием: все началось с маленькой магловской яхты, над которой они работали в течение нескольких недель с рыбаком-волшебником на Скае. Вместе они подготовили ее к долгому и мрачному морскому путешествию. Корпус был укреплен, а каюты увеличены. У нее была небольшая лаборатория зелий и миниатюрная библиотека, защищенные от губительного морского воздуха. Настоящая кровать, настоящая кухня и ванная сделали бы жизнь более комфортной, но она была ограничена в размерах. Поэтому их улучшили, но те оставались тесными. Ее паруса научились сами лавировать. Веревки отскочат, если их оставить без присмотра. Даже в самый сильный шторм она никогда не опрокинется. Ее сети не поднимались ни слишком полными, ни слишком пустыми, а бочка в задней части была заколдована, чтобы очищать как морскую, так и дождевую воду. Когда ветер утихал или становился слишком сильным, она могла скользить по воде только с помощью магии, так быстро, как птица. Так «Арганта» превратилась в волшебную лодку, и была самым быстрым и удобным судном, на котором Гермиона когда-либо плавала. Тридцать лет исследований еще не сделали ее опытным моряком, но «Арганта» не нуждалась в руководстве по сравнению с магловской лодкой. Она плыла по ветру с инстинктом старого рыбака в бухтах, которые он знал всю свою жизнь, и могла сама справиться со многими сложностями. Самой важной работой Гермионы было бы ориентироваться и, конечно, искать. Но все же это была просто лодка, и, когда они начали свое одинокое путешествие с шотландских островов, Гермиона подумала, не сойдет ли она с ума: может быть, она уже сошла с ума. Они отправились в путь в один из майских дней на рассвете, таком прекрасном, какого она никогда не видела, в сопровождении небольшой местной флотилии рыбацких лодок. «Арганта» нетерпеливо подпрыгнула под направляющими руками Гермионы, ее курс был направлен в никуда, прочь и далеко отсюда. Стоя у штурвала в то первое утро, когда земля и другие лодки исчезли позади нее, она чувствовала себя самой свободной и одинокой за все то время, что она живет. — Где ты? — пробормотала Гермиона в пропитанный солью воздух, резкий утренний ветерок взъерошил ее волосы, покраснели нос и щеки, а слова улетели в небытие. Ответа на зов не последовало: голая скала, которую она искала, еще не обладала магией, способной призвать ее. Но где-то, каким-то образом она ждала ее. Так должно быть. Дни проходили медленно, а потом недели и месяцы. Иногда она замечала другие суда, и если они были достаточно близко, то ей махали и спрашивали, куда она направляется. Поначалу она находила это облегчением в том изнурительном одиночестве, которое приходит с жизнью одной на лодке. Но когда уединение превращалось в одиночество, она чаще предпочитала зачаровывать «Арганту», чтобы та оставалась невидимой и могла проскользнуть мимо. В те летние месяцы Гермиона учила язык моря. Она узнала, где лучше стоять на якоре, а каких мест следует избегать. Однажды она узнала о страшном, мучительном страхе вернуться и обнаружить, что судно соскользнуло со своего слабого швартовного места и уплыло. Но Гермиона была ведьмой и могла бы аппарировать на лодку почти с любого берега, поэтому она продолжала свои поиски. — Что ты ищешь? — спросила женщина со странными глазами, как у Луны, когда Гермиона остановилась перекусить и сделать редкий перерыв на суше одним июльским днем на острове Бардси. — С чего вы взяли, что я что-то ищу? — ведьма ответила ей с улыбкой. Они упаковывали ящик с сыром, мясом, яйцами и свежими овощами, и у нее потекли слюнки при одной мысли о еде. Прошло уже три недели с ее последней остановки на суше, и хотя заклинания могли сохранить все свежим, для всего был предел. — У тебя такой взгляд, будто ты увидела белого кита. — Что-то вроде того. Наверное, я просто гоняюсь за мечтой. — Ну, если ты можешь себе это позволить, — прагматично сказала женщина, поднимая ящик и мешок с мукой на тележку. — Никакая цена не будет слишком велика для надежды, — согласилась Гермиона с загадочной улыбкой, которая, как она знала, понравилась бы жене этого слишком мудрого владельца, хотя и сомневалась, действительно ли это она имела в виду. Эта семья могла позволить себе поделиться лишь малой частью того, что у них было, хотя она охотно переплачивала им за все. Отсюда было всего две мили до материка — и гораздо больше разнообразия еды — но она не отступит, пока не обыщет каждую чертову скалу в каждом чертовом океане. — Зови меня Измаил, — сказала она своей маленькой лодке, когда они снова тронулись в путь, и валлийское побережье исчезло. — Или не надо, потому что, надеюсь, я еще не настолько сошла с ума, даже если разговариваю сама с тобой. Скала из сна Гермионы не принадлежала ни одной нации. Она была достаточно далеко от моря, чтобы полностью скрыться из виду с любой другой земли, но слишком мала, чтобы когда-либо быть населенной кем-то кроме птиц. Точная форма ее отпечаталась в сознании, как будто Гермиона слишком долго смотрела на что-то освещенное, и закрыла глаза, чтобы обнаружить, что оно долго горело на ее сетчатке. Скала была ее надеждой и мечтой, и она плыла все дальше и дальше, всегда вне поля зрения берега, если только ей не требовалось больше еды. Всегда за пределами границы на карте магической Британии, которую она украла из архива Министерства. Сквозь поздние летние штормы, оглядываясь назад, чтобы убедиться, что она покрыла каждый дюйм. Когда она потеряла счет дням, то нашла скалу, но знала, что время года давно сменилось осенью. Предыдущая ночь была такой бурной, что ее сбросило с койки на пол. Обычно корабль такого размера, как «Арганта», не годился бы для такой погоды в открытом море, но магия сохраняла ее в безопасности. И ночь прошла с сухой палубой, но ушибленным бедром. Долгое и бесплодное путешествие начинало сказываться на ней, и Гермиона поняла, что не уверена, как справится одна зимой в море. Вдобавок к ужасной и бессонной ночи, это означало, что слезы все еще смешивались с брызгами, поднятыми сильным ветром, когда она взяла румпель в то утро. Ничто другое не выделяло этот день, как особенный, проведенный где-то между Ирландией и Америкой. Далеко на суше магловские дети по ту сторону Атлантики одевались в костюмы и вырезали свои последние тыквы. В конце дня солнце пробилось сквозь облака, и именно это указало ей путь: осветив скалу, которая так ярко горела в ее памяти. Надежда и магия вспыхнули вместе, посылая «Арганту» лететь по воде, чтобы достичь крошечного скалистого выступа, прежде чем свет полностью погаснет. Она бросила якорь и аппарировала на единственную опору, которую могла видеть, карабкаясь, чтобы добраться до вершины. Когда свет погас, Гермиона увидела, что земли как раз достаточно, чтобы посадить яблоко, как и в ее сне. Ведомая одной лишь магией, как и несколько раз до этого, Гермиона подожгла самый редкий в мире ингредиент своим самым мощным огненным заклинанием. Она велела венам на запястье раскрыться и позволить крови выплеснуться на горячий пепел, и, слабая и плачущая от облегчения и усталости, она соскребла кровь и пепел вместе в пятно грязи. *** Скала уже выросла, когда Гермиона проснулась от яркого рассветного солнца, а в горле у нее пересохло.