Unsphere the stars / Сдвигая звезды в небе

Скольким из нас было бы даровано прощение, если бы наши истинные сердца были им известны? Мадлен Миллер, «Цирцея».

Том Риддл кричал семь месяцев и семь дней, а потом всё прекратилось. Об этом ему рассказали целители. Позже они часами сидели и делились с ним, как пытались заставить его замолчать с помощью заклинаний и зелий, как пытались магически ослабить его голосовые связки, чтобы он не порвал их, и даже пытались вызвать кому. Ни одно из заклинаний не продержалось долго. Он кричал, плакал, умолял, но у них не было ответа. Когда он проснулся, то не мог говорить. Но он помнил. Агонию, подобную которой он никогда не знал. Агонию, которая, несомненно, превзошла все, что он кому-либо причинил. И он вспомнил весь калейдоскоп боли, отданной и полученной, от потери разума с каждым вырванным его кусочком души. Он вспомнил, кем стал, словно вспомнил кошмар, который снова и снова захватывал его сознание. Он вспомнил, и ему стало стыдно. Но у Тома были и другие воспоминания, смутные, которые, он был уверен, никогда не принадлежали ему: воспоминания о любви, утрате и смехе. И он погрузился в спокойный сон. *** Когда Том Риддл проснулся во второй раз, Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер-Дирборн были в его комнате. Они не ссорились, но воздух казался напряженным, как от последствий битвы. И каким-то неземным чувством он понимал, что она сделала. Она вытащила его из вечной агонии, собрала вместе его кусочки души и дала им то, чего у них никогда не было в жизни. Но пока они этого не осознали, чтобы почувствовать, к чему это приведет. Раскаяние, осознал Том. Раскаяние было таким ужасным, и он думал, что утонет в нем. Думал, что скорее умрет, чем вынырнет обратно. Но прежде чем она вытащила его из темноты, он вспомнил, что это она помогла уничтожить осколки его души. — Ты, — прохрипел он, — гораздо лучшая лгунья, чем я мог представить. — Я же говорила тебе, — ответила Гермиона, наклоняясь вперед, — что ты сожжешь весь мир дотла. — Полагаю, ты вернула меня сюда только для того, чтобы сказать это, не так ли? Она рассмеялась, и это был самый красивый звук, который он когда-либо слышал: смех, который мог бы снова остановить его сердце. — Поттер, — сказал он, — я удивлен, что ты несешь вахту у моего ложа. Зеленоглазый мальчик, которого он вспомнил, за это время превратился в мужчину, и эти свирепые глаза сверкали яростью в ответ на его слова. Он встал и, повернувшись спиной к кровати, зашагал к окну. — Он здесь как официальное лицо, — сказала Гермиона. — Мне нельзя навещать тебя без присмотра. Том хотел сказать мальчику «мне очень жаль», но слова застряли у него в горле. — Если вы хотите убить меня, — сказал он вместо этого, — я вас вполне понимаю. Теперь я действительно могу умереть. Уйти навсегда, и все такое. Гарри Поттер удивленно обернулся и уставился на него. Том выдержал его взгляд, когда Гермиона пробормотала что-то о воде и исчезла из комнаты. Ей нужно было сказать гораздо больше, но для этого еще будет время. Он закашлялся и сел. Его горло пылало. — Это должно было звучать как извинение? — недоверчиво спросил тот мужчина. — Ты убил моих родителей, ты пытался убить меня снова и снова, и ты пытаешься извиниться? Можешь говорить, что хочешь, Волдеморт. Если бы я мог, то предпочел бы видеть тебя запертым навсегда. «Если бы я смог» прозвучало довольно глухо из уст молодого героя, и Том подумал, что это даже интересно. Но сейчас было не время давить на него. — Верно. Но все же, это я. И я не буду просить у тебя прощения, но я подумал, что ты все равно должен знать, — он замолчал, пытаясь подобрать слова, выдавить их из своих потрепанных струн души. — Я помню, как был всеми разделенными частями души. Я помню, что был тобой. Или в тебе. Но… это как предупреждение. Или кошмар. Путь, по которому нельзя было идти. — Как мило с твоей стороны. В комнате воцарилась тишина. Она без сомнения была защищена всеми чарами, и Том подозревал, что прекрасный вид из окна и есть волшебный Лондон. И все же это не был Азкабан. Гермиона тоже там не была, хотя, вероятно, должна была быть. Это означало, что они не были уверены в том, что произошло или не могли доказать, что она вернула его сюда намеренно. — Знаешь, она не хотела этого делать, — сказал он, наконец. Конечно, это была она, но пусть это останется втайне. Он и так потерял достаточно времени. — Это был замок. — Хогвартс? Он кивнул, голос мог его подвести. Том с трудом сглотнул и попробовал снова. — Ты уничтожил слишком многое во мне... во время дуэли. Особенно в Тайной Комнате. Видишь ли, это было древнее заклинание. Защита самих основателей. Гарри Поттер уставился на него и присел. — Почему мой шрам не болит? Том пожал плечами. — Я не такой, как он. Как я… раньше. Потенциал, ставший плотью, может быть. Хотя сейчас нет ни одной части тебя, которая не была бы полностью твоей, Гарри Поттер. Дамблдор позаботился об этом. Мы оба… целы. Поттер только кивнул, и Том с любопытством смотрел на него. Том подумал, что его переполняет ярость, но он тоже выглядел измученным. Интересно, кем бы стал Гарри Поттер без него? В конце концов, всем героям нужны свои монстры. Он снова погрузился в сон. *** Когда Том Риддл проснулся в следующий раз, в его комнате было темно, но он был не один. В углу сидел красивый темнокожий мужчина, которого он принял за аврора. Он вспоминал имя, но не мог до него дотянуться. — Проснулся, Риддл? — глубокий, низкий голос мужчины скользил в темноте, как патока. Свет стал ярче. Том представил себе, что в другой день этот резонанс мог бы быть звоном колокола, призывом к оружию, соблазнительным шепотом. Это был голос, за который политики готовы были заплатить что угодно. Голос, которому можно доверять. — Полагаю, что да, — ответил он, потянувшись за водой. Он надеялся увидеть здесь Гермиону, но, возможно, еще не был готов встретиться с ней лицом к лицу. Она помогла уничтожить его, дважды. Теперь он видел, что она поступила правильно, но этот обман вызывал у него одновременно и горечь, и восхищение. А потом она вернула его. Что за женщина! Блестящая и лицемерная женщина! «Шеклболт», — вдруг вспомнил он. Он был одним из самых востребованных членов Ордена. Вот кто был в его комнате. — Он назначил цену в пять тысяч галеонов за твою голову, не так ли? — Том задумался. — Я рад, что ты этого избежал. Это было явно не то, что он ожидал услышать, и Том пристально посмотрел на него. Он подумал, не дали ли целители ему зелья: Том чувствовал себя немного не в себе. Возможно, это была Сыворотка правды. В комнату вошла женщина и села в углу. У нее был вид человека, которого вызвали специально, и ему это не понравилось. — Вы лорд Волдеморт? — Мог бы, но не стал им. — Гермиона Грейнджер вернула тебя из мертвых? — Нет, — сказал он. Это точно была Сыворотка: желание выплеснуть всю правду было ужасающим. Он пытался удержать контроль, но не мог его нащупать. Том не был мертв, но был уничтожен. — Очаровательно, — прокомментировала женщина. Она выглядела довольно величественно. — Я вас не знаю, — сказал он, все еще принужденный к излишней откровенности. — Ты себя-то знаешь? — возразила она с лукавой улыбкой на лице. — Я мадам Сцевола, главный маг Визенгамота. Шеклболт бросил на нее раздраженный взгляд. — Я выбрал тот путь, по которому шел Том Риддл, — ответил он, напрягая весь свой контроль. Том не мог лгать, но мог выбирать, какую правду говорить. — Я его помню. Я помню лорда Волдеморта. — Ты опасен? — спросила женщина скорее с любопытством, чем со страхом. — Только тем, кто будет мне угрожать. — Ты сожалеешь? — Очень сильно. — Усади его обратно, — сказала она Кингсли. — Он владеет своим языком, а я не доверяю избранным истинам. *** Шли недели, и, казалось, у Тома вернулся интерес к жизни. Он горел желанием выбраться из психиатрического отделения больницы. Он хотел, чтобы в руке у него была волшебная палочка, а его кожи коснулись солнечные лучи. Чтобы он посмотрел в лицо Гермионе Грейнджер-Дирборн и сказал ей, что узнал новый секрет, о котором раньше и не подозревал. Допросы продолжались и становились все более назойливыми. Затем, спустя некоторое время, страсть его похитителей начала ослабевать. Его перевели в новую палату, и началась его физическая реабилитация. Эксперты со всего мира приезжали, чтобы исследовать его разум. Ему не оказали юридической помощи, потому что, мол, он больной, а не заключенный. Но Гермиона держалась в стороне, а его дверь строго охранялась. Гарри Поттер приходил, но когда подозрения других постепенно рассеивались, это чувство никогда не покидало мальчика, который выжил и продолжает жить. — Гермиона здесь не бывает, — отметил Гарри однажды в разговоре. Том подумал, что это попытка его уколоть и показаться жестоким, скрывая искренние намерения вопроса. — О, она не придет, пока они не решат, что со мной делать, — сказал он. — Думаю, она считает, что я заслуживаю всего, что получу, если не смогу выбраться отсюда. Том наслаждался тем, как другого мужчину в нем погубила откровенность. Гарри ожидал от него лжи и распознал бы эту откровенную ложь, но он не был достаточно хитер, чтобы понять, что правду можно использовать столь же эффективно как оружие. — Ты знаешь, как тебя называют целители? — спросил его Гарри Поттер. Обычно он не был таким болтливым, но, возможно, скука сказывалась и на нем. Он полагал, что очень мало людей посвящено в эту тайну, и замечал, что его охрана всегда одна и та же. Ротация из трех авроров, плюс Поттер и Шеклболт. — Нет, — ответил Том. — И как они меня называют, Гарри Поттер? — Зловещий. Они не знают твоего имени из соображений безопасности, но могут сказать, что в тебе есть что-то сверхъестественное. Губы Тома дрогнули. Он это поддерживал. — Зловещий. Возможно, я запомню это на будущее. Мне можно читать газеты? — Нет, — сказал Поттер с чем-то подозрительно похожим на улыбку. Том подумал, не совершило ли Министерство ошибку, оставив Поттера охранять его: он был самым свирепым следователем, самым праведным убежденным, что Тома следует запереть на всю оставшуюся несправедливо удвоенную жизнь. Но фамильярность породила коварное принятие. Трудно было видеть в ком-то чудовище, когда его юное лицо смотрело на тебя с больничной койки день за днем. Трудно было видеть, как кто-то кричит и рыдает. — Неужели Министерство надеется, что я покончу с собой от скуки и избавлю их от всех этих хлопот? Гарри Поттер выглядел как человек, изо всех сил старающийся не смеяться. Чтобы развлечь себя, Том придумывал зелье старения, которое он приготовит, чтобы сделать лицо в зеркале более взрослым. Его беглый взгляд на Гермиону доказал, что она была такой же, как и в 1967 году, когда он отдал ей тот пузырек с кровью. Как он был рад, что сделал это. Он забыл об этом, когда его тело было уничтожено его собственным отскочившим проклятием. Однако связь сработала. Должно быть, она использовала кровь, чтобы вернуть его. Но что еще она сделала? Это не должно было сработать. Не после того, как все крестражи были уничтожены. Эта проблема тоже занимала его мысли. Что она там говорила? Тогда, возможно, я использую его для зелья. Планировала ли она это уже тогда? Другой аврор постучала в дверь и передала в комнату кружку ужасного на вид чая и коробку шоколадных лягушек. — Все хорошо? — спросила она Поттера. — Да, спасибо... — он осекся, чуть не произнеся ее имя. Тому не разрешалось общаться с охранниками. Он решил, что это комплимент его убедительности в прошлом. Гарри Поттер, мальчик, который выжил, чтобы охранять его, небрежно открыл шоколадную лягушку. — Николас Фламель, — озвучил он. — И не забывай чувствовать себя виноватым перед ним. — У него было девятьсот лет, Поттер, — не задумываясь, ответил Том. — Я уверен, что… Он остановился. У Гермионы был философский камень, ведь так? Он стер это из памяти, заставил забыть ее навсегда, когда ушел на войну. Но теперь воспоминания возвращались, а у Гермионы Дирборн был философский камень. Неужели она отказалась от вечности ради него? Это была восхитительная и совершенно ужасающая идея. — Уверен в чем? — Не важно, — сказал он, снова укладываясь на больничную койку. — Я бы хотел, чтобы они дали мне что-нибудь почитать. Я хотел бы, по крайней мере, наверстать упущенное. — В коридоре есть несколько журналов, — предложил Гарри, и Том перевернулся на другой бок, подозрительно глядя на него. — Я принесу тебе несколько, когда придет моя замена. Позже Том остался смотреть на стопку «Ведьмополитена», не имея другого выбора, чтобы развеять свою скуку. Один из авроров наблюдал за ним, и этому было еще труднее понравиться, чем Поттеру. Еще один стоял снаружи. Конечно, он задумывался о побеге. Это было бы нетрудно: они уже бездельничают, потому что каждая неделя не доставляла им проблем. Но Гермиона прилюдно вернула его обратно. Гермиона, как он понял, хотела, чтобы его оправдали или не оправдывали вовсе. Поэтому он ждал. А ждать означало либо читать «Ведьмополитен», либо снова спать. Он выбрал поспать. Через несколько дней скука стала невыносимой. Даже журнал должно быть выглядел лучше, чем просто сидеть и обдумывать все те ужасные вещи, которые он совершил, в течение дня. Он поднял стопку. Журналы были довольно потрепаны, как и все похожие в приемных, и очень устарели, и Том с несчастным видом перебирал их. Один был более многообещающим, чем остальные. Обложка была завораживающе красива для человека, который очень долго не видел ничего, кроме своей больничной камеры. Фотография была сделана сзади, на ней была изображена женщина, сидящая за красивым письменным столом. Она не смотрела на открытую книгу на своем столе, а смотрела через огромную открытую арку на террасу и на море. Это была Гермиона. Он понял это еще до того, как фотография повернулась и улыбнулась. Это была ее вежливая улыбка, отработанная и слегка отстраненная. Ей неловко от такого внимания. Он хорошо это знал. МАГИЯ И ТАЙНЫ ИДУННЫ. ВПЕРВЫЕ ЭКСКЛЮЗИВНОЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ Он перевернул и нашел нужную страницу. И снова уставился на фотографии. Даже не читая, он понял, что они обещают нечто такое, что трудно себе представить. И Том был уже поражен ее необыкновенным умом. Это был магический остров, понял он, перелистывая журнал. Волшебная земля и много возможностей, которые только она могла предложить, догадался он: «Аркканцлер Грейнджер-Дирборн по-прежнему скромничает насчет происхождения этого необычного места, но нет никаких сомнений в ее любви к этому острову». Остров с университетом. Том Риддл никогда и не мечтал о таком, никогда не думал, что есть что-то большее, чем несколько публикаций и много уговоров и угроз, чтобы добыть секреты людей. Гермиона перевернула все с ног на голову, избавилась от страха, объединила людей и создала общество, которое было намного лучше, чем он когда-либо хотел, даже до того, как он смог желать только разрушения. Я перестрою мир по своему образу и подобию, сказала она ему, и они будут любить меня за это. «Остров яблок», — говорилось в статье, и он снова увидел эти два сияющих золотых яблока. Как долго она мечтала об этом? И он был благодарен ей за то, что она вырвала его из ада, который он сам же и создал, чтобы увидеть это своими глазами. Какой же он был дурак, что бросил ее и выбрал свой путь безумия, ужаса и гибели. *** Наконец-то, наконец-то он увидел что-то за пределами больницы. Ночью, полностью переодетого, соблюдая большую секретность, его доставили в недра Министерства магии. Там уже собрали группу из семи членов Визенгамота. Это было просто слушание, как ему объяснили позже. У молодого человека явно было мало времени на подготовку, и он был в ужасе от поставленной перед ним задачи. Это не было похоже на простое слушание, когда они читали лист обвинений в его адрес. Имена жертв лорда Волдеморта, погибших и замученных. Нарушение статута секретности. Военные преступления. Незаконный переворот. Геноцид. Ему грозило пожизненное заключение при отягчающих обстоятельствах. Но прежде чем Министерство решит приводить приговор в действие, они должны были доказать, что он совершеннолетний, тогда как каждый магический тест показывал, что неизвестное существо-мальчик пятнадцати или шестнадцати лет. Каждый день в течение трех ночей его перевозили в Мунго и обратно, и Том в очередной раз поразился неадекватности закона. Все в этой комнате знали, что он носит имя и лицо лорда Волдеморта, и все же казалось, что им не за что зацепиться. Он был слишком молод. А потом пришло письмо. Они не читали его вслух, но эффект был сокрушительным. Новая запись в Хогвартской летописи магических рождений. Второй Том Риддл, родившийся 31 октября прошлого года. Вторая запись. Второй шанс. *** И вот, наконец, появилась она. Решение, что делать с Томом Риддлом, заняло три месяца, вдобавок к семи, которые он провел без чувств от боли. Десять лет изгнания, сказал министр Шеклболт, и новое имя. Клятва никогда публично не раскрывать, кто он такой. Министерство предпочло свою репутацию правосудию, но об этом он подумает позже. Он собирался стать свободным, и Гермиона была здесь. — Аркканцлер Грейнджер-Дирборн предложила вам остаться на ее острове, — сказал ему Шеклболт. — Мы пришли к соглашению на определенных условиях. Они находились в кабинете министра. Том сидел спиной к двери, но он чувствовал, как пылающая ярость Гарри Поттера направляется в его спину с того места, где стоял мужчина. Он ходил взад и вперед, но теперь, казалось, остановился. Том подумал, не просматривал ли Поттер журналы, которые он ему дал. Он в этом сомневался. Возможно, это была насмешка в надежде, что он никогда не освободится. Но он был свободен и собирался сам увидеть тот остров. — Ты должен подать заявку на посещение, и тебе не выдадут волшебную палочку, если ты согласишься, — сказала Гермиона. — И любая собственность, которой владеет твоя альтернативная личность, конфискуется Министерством. Том кивнул. Он едва мог заставить себя взглянуть на нее, боясь, что выдаст дикий восторг и отчаяние. Он никогда еще не чувствовал себя менее способным контролировать свои эмоции. — Я принимаю все условия, — ответил он. Он знал, что бороться с ними было бы безнадежно, даже если бы ему было не все равно. Какая ему теперь польза от магической Британии? Он подписывал документы своим новым именем, Томас Элдрич*, без второго имени, снова и снова, а затем Гермиона протянула ему серебряный свиток, и, взявшись за него, мир вокруг них сразу закружился, до тошноты быстро и ярко. Это был ужасный день, ветер хлестал все вокруг, и море бешено бросалось на скалы, но Том смотрел на огромную арку, предупреждающую о входе в опасную землю внутри. Он наслаждался погодой, обжигающим холодом на коже и дождем на лице. Он поднял лицо к небу и тепло рассмеялся. — Добро пожаловать, — сказала Гермиона, — на Идунну. Ворота распахнулись, и он последовал за ней.