***
Оставив машину во дворе, под любопытные взгляды ещё не успокоившихся жильцов обхожу жилой комплекс по кругу, рассматривая вьющиеся отовсюду парковые тропинки и густые кустарники. Территория огорожена хилым забором из сетки рабицы, в большинстве своём дырявым и покосившимся. Везде натоптано, кой-где поломана растительность, но определить, друг или враг прошёлся — невозможно, хотя подозреваю, что основной ущерб всё же нанесла полиция, изображая бурную деятельность. Камер видеонаблюдения, ожидаемо, тоже нет. Скорая умчалась почти сразу, забрав старика и его пожилую супругу. Госпожа Чхве с такой скорбной безысходностью взирала на Читтапона, что тот пообещал оплатить лечение и реабилитацию. Женщина чуть ли не на коленях благодарила и едва не целовала руки своему благодетелю. Хотя благодетелю ли? Не знаю, насколько существенны его доходы, но медицина довольно дорогая, а такой широкий жест всё равно не делает ему чести. Сегодня эти люди признательны, а завтра, когда паника слегка уляжется, все будут говорить, что это его вина, и от благодарности не останется и следа. Разочарования не избежать. Полиция уехала примерно полчаса назад, выжав из нас все соки. Мы рассказали о встреченной по пути сюда машине, о том, что она была идентична моей, и даже предоставили номер. Как мне показалось, патрульные не придали этому особого значения, мол, таких седанов по Сеулу пруд пруди, за год данную модель приобретает около полутора сотен тысяч людей, так что ничего удивительного, что две похожие машины встретились. Тем более в столь богатом районе. Они посовещались и решили, что, скорее всего, нападавший пришёл со стороны парка и туда же ушёл незамеченным. Я едва удержался от насмешливого фырканья. Читтапон тоже едва сдерживался, однако, к моему удивлению, не стал рассказывать о давлении со стороны владельцев соседних территорий. Подумав, понял, что он поступил правильно. Вряд ли органы правопорядка отнесутся лояльно к тому, кто обвиняет серьёзных и уважаемых людей. Приехал какой-то иностранец и теперь права тут качает. Это лишь добавит ему проблем. У меня тоже накопилось достаточно вопросов к нанимателю, но решил их отложить на «ужин». Домой поеду поздно вечером, когда проверю, всё ли в порядке и безопасности в Зелёнке. Как оказалось, местные жильцы дали такое название своему микрорайону, утопающему в зелени, в противовес соседним многоквартирным высоткам-апартаментам, залитым бетоном и с редкими издыхающими клумбами. Уверен, Читтапон, несмотря на всю показную браваду и злость, сильно напуган. Мы ещё не обсуждали это, но «послание» и так выглядит слишком красноречивым. «Ты хромой? Так вот мы сделаем так, что ты вообще ходить не сможешь». Именно так мне виделась ситуация, и, думаю, не мне одному. Даже мурашки по телу пробегаются после осознания этого. Хорошо, что жизни старика ничего не угрожает, но, скорее всего, он останется инвалидом, а это порой даже хуже смерти… Изучив округу, все тропинки и пути отхода, выхожу за шлагбаум, где уже сидит замена господину Чхве — толстая серьёзная тётка с безумной, торчащей во все стороны завивкой. В окне вахтёрки её голова выглядит как огромный ком кудрявой овечьей шерсти. Соседние дома возвышаются примерно за сотню метров от границы «нашего» района. Между ними просторная спортивная площадка и широкая дорога, ведущая от Зелёнки вглубь соседнего микрорайона, чуть дальше она расходится в две стороны. Тут, в непосредственной близости от занюханного жилого комплекса моего нанимателя располагается совсем другой мир. Там не видно ни одной припаркованной машины — справа от въезда во двор, как раз рядом с шикарно отстроенной проходной есть съезд на подземную парковку. В микрорайоне через дорогу то же самое. Вместо шлагбаумов, поднимаемых вручную, серьёзные ворота — чужая машина легко не проскочит. В любой двор легко попасть пешком через открытые калиточки, но почти везде стоят камеры: на фонарных столбах, у входа в подъезды и над дверями редких магазинчиков и салонов на первых этажах. Я прохожу несколько кварталов прогулочной походкой, стараясь не привлекать лишнего внимания, и почти не чувствую себя идиотом — большая часть мужского населения в это время на работе, потому мне встречаются лишь старики, женщины с детьми, да редкие папаши «в декрете», чьи зарплаты оказались ниже, чем у их жён. Последние поглядывают на меня с особой неприязнью, возможно, от зависти, что я без спиногрыза, а может, подумали, что я собрался наведаться к одной из мамаш, пока её муж вкалывает на работе. Обойдя пару микрорайонов, где, предполагаемо, проезжала интересующая меня машина, понимаю, что всё это бесполезно. Шляться по округе и просить записи видео с камер я не стану, скорее всего, мне самому вызовут полицию. Район богатый — приедут и упакуют быстро. Опрашивать прохожих тоже нет смысла: в каждом дворе есть хотя бы один чёрный седан, и проверять каждый — гиблое дело, хотя охрана запросто может прогнать номер по своей базе, но кто я такой, чтобы они сделали это для меня? Так ничего и не добившись от своей прогулки, разве что местность разведал, возвращаюсь обратно, срезая через один из дворов, и уже выхожу напрямую к Зелёнке, и, опа, кто тут у нас? Ну да, сейчас же каникулы! Спугнув стайку подростков, притаившихся в одном из закутков зданий в окружении густых деревьев, иду прямо к ним. Пацанва лет по четырнадцать-пятнадцать отчаянно втаптывает окурки в землю подошвами дорогих кроссовок и прячет руки в карманы. Лишь один, такой толстый, что даже на пасеке его не тронули бы пчелы, решив, что уже трогали, беззастенчиво продолжает сосать свою сигарету. Не вынимая её изо рта, будто дракон он выдыхает клубы дыма через нос. Физиономия у него наглая, но симпатичная, наверняка, под слоем жира скрывается настоящий красавчик. Толстый смотрит прямо на меня цепким взглядом будущей акулы бизнеса. Уверен, он сынок какого-нибудь прокурора или другой очень важной шишки. Хитрый, с завышенной самооценкой и, наверняка, слегка обозленный на весь мир — дети в школах не любят богатых и уже тем более жирных. Судя по его взгляду, он прекрасно понимает, что я чужак, потому даже не дёргается и не прячет сигарету. В руках у него пульт, а под ногами компактный квадракоптер. С камерой. Узнаю модель буквально сразу — у нас в агентстве используют такие же для разведки. Ну, или просто как прикольную радиоуправляемую игрушку, пока начальство не видит. Жутко дорогая штуковина, быстрая, бесшумная и с отличной камерой. В голове рождается идея, и я лишь жалею, что на мне сейчас дурацкий костюм и галстук вместо джинсов и бейсболки, в которых вполне сошёл бы за обычного студента. — Здоров, ребята, — машу им рукой, нацепив слегка дурацкую улыбку. — Сигарета лишняя найдётся? — А у тебя своей нет? — насмешливо спрашивает толстый, опуская все уважительные приставки, и наносит серьезный удар по самолюбию. — Вроде, не лох. — Девушка не любит, когда курю, — продолжаю прикидываться дурачком. Пусть жирдяй считает себя королём положения и растит авторитет в глазах товарищей. Ещё бы! Так неуважительно разговаривать со взрослыми! — А, значит подкаблучник, — безапелляционно ставит он мне новый диагноз. Мы оба хмыкаем, я — от столь категоричных выводов от желторотика, он — насмешливо, будто открыл мне глаза на вселенскую истину. Затем пацан протягивает мне пачку Парламента и зажигалку. Выпендрёжник, но в меру. Подкуриваю и делаю пару глубоких затяжек, вспоминая подзабытые навыки курения и слегка офигевая от накатившего головокружения, к счастью, быстро исчезнувшего, а затем выпускаю сизое облако дыма. Смотрю на коптер. — Классный. Далеко летает? — Далеко. И быстро, — всё также насмешливо отвечает мне толстяк. Его друганы молча греют уши с открытыми ртами, пока их главарь ведёт «серьезные разговоры». — Снимает в 4K. — А сегодня снимали? — Когда? — С двух до трёх примерно. В этом районе, — верчу пальцем в воздухе, будто обозначая нужное место. Толстый чешет затылок, что-то просчитывая в уме. И это явно не время. Скрещиваю пальцы. Хоть бы какая-то зацепка! — Снимали? — он обращается к одному из своих, и тот неистово кивает так, что голова сейчас отвалится. Потом солидно отвечает мне. — Ну вот, снимали. А что? — Дашь посмотреть? Не даром, конечно. Лезу в карман за кошельком, где лежит кредитка, которой никогда не пользовался, но отказаться от неё рука не поднимается, и в ужасе прикидываю, сколько бабла придётся отвалить малолеткам за видео, на котором, возможно, ничего полезного не увижу. Ну, ничего, все расходы пусть покрывает наниматель, это в его интересах. — Да не нужны мне деньги, — презрительно бросает пацан, правильно поняв мой жест. — Лучше расскажи, на фига тебе оно? Если будет интересно, я подумаю, чем смогу помочь. Такой поворот я ожидал, но всё равно надеялся, что он не спросит, потому что интересных историй у меня в закромах нет. Обращаюсь за помощью к своей мифической девушке — к сожалению, история про бойфренда звучала бы правдоподобней, но мне немного стыдно перед малолетками, что я предпочитаю хот-дог вместо вареников с вишенкой. Не то чтобы я не люблю сладкого, но… — Кажется, у моей девушки завёлся новый друг. И когда я возвращался домой, заприметил его машину. Хочу рассмотреть его наглую рожу, ну, и узнать, куда он поехал. Толстый фыркает. — Отец говорит, что все проблемы от женщин. Особенно от красивых. А твоя красивая? Покажи фото. В этот момент холодею. Чего-чего, а вот фотографий девчонок у меня нет, я вообще не храню личные фото на рабочем телефоне. Разве что… Ох, прости, сестренка…. Скрепя сердце, роюсь в переписке с Юнджин, сохраняя несколько фотографий, включая в домашней одежде с оголенными плечами. Любопытная детвора собирается плотнее вокруг меня, и я чувствую себя каким-то порнодиллером, а ещё мне безумно стыдно перед сестрой. — Только тебе покажу, — киваю толстому, и остальные недовольно гудят, отступая. Тот берет телефон и пристально смотрит, увеличивая изображение, в его взгляде не вижу ничего похотливого, лишь любопытство, будто он подсматривает за чьей-то жизнью, не имея возможности завести такую же. На фотке, где Юнджин в маечке, он мило закусывает губу, а потом смотрит на меня. — Красивая, — выносит он свой вердикт, вздыхая, и отдаёт телефон. Его друзья следят завистливыми взглядами за нашими руками. — Очень красивая. За такой, наверняка, нужен глаз да глаз! Вздыхаю в ответ. — Вы, кстати, чем-то неуловимо похожи. — Нам часто это говорят, — чуть не закатываю глаза. — Ладно, мне не жалко, смотри запись. Хёк, дай ноут, — один из парней вытягивает макбук из рюкзака, и они по блютус подключают к нему камеру коптера. Потом в убыстренном режиме на экране мелькают крыши зданий, люди на балконах, дорога и парк, где на лавочке целуется парочка подростков. К ним коптер подлетает совсем близко, снимая крупным планом, и девчонка визжит от испуга, оттолкнув своего дружка, а тот грозит кулаками и ругается в камеру. Видео настолько качественное, что видно, как на солнце переливаются блёстки на его губах, оставшиеся после поцелуя. Мои новые знакомцы смеются, называя имена этих двоих, и продолжают хихикать, хотя на экране уже не происходит ничего интересного. Коптер уходит в сторону и долго кружит над пустым стадионом и дорогой, совершая крутые виражи и мёртвые петли. Изредка в поле зрения появляется Зелёнка и крашенная в красную полоску будка вахтёра, торчащая из густой растительности как кусок пирога из зеленого крема. Дорога отлично просматривается во все стороны, далеко и чётко, но из-за виражей в кадр попадает не так часто. — Мы хотим своё кино снимать, — поясняет толстый, — а для этого надо уметь классно управлять этой машинкой. Она очень маневренная, но чувствительная. Приходится много тренироваться. Уважительно киваю. Ну вот, а я думал, они только подглядывать за чужими подружками умеют. Оказывается, ребята делом тут заняты. В кадре мелькает черный седан, я не успеваю сделать замечание, как толстяк понятливо сбавляет скорость видео. Камера на миг замирает, обнаружив новый объект в поле зрения, но быстро теряет к нему интерес. Пару раз мелькает будка вахтёра и седан около неё, но они слишком далеко, нужно приближать и рассматривать, что там происходит. Толстяк пару раз подозрительно смотрит на меня, а его дружки, что торчат у него за спиной, продолжают обсуждать недавнее приключение с девчонкой и ничего не замечают. Видео снова замирает, когда в кадре появляется мой Хюндай. Коптер опускается ниже, успев четко заснять курносый профиль Читтапона, наши разминающиеся машины и две физиономии за рулем уезжающего седана. Покружив, коптер тыкается то в одну сторону, то в другую, видимо, не в состоянии определить, за кем погнаться, а потом сворачивает к соседнему дворику, снижается, и скоро на видео приближаются уже знакомые мне подростки, а затем всё тухнет. — Ну как? — с любопытством спрашивает толстый. — Тебя как зовут? — задаю встречный вопрос. — Сун. Пак Сун. — Что же, Сун, благодаря тебе, я теперь знаю, что эти ребята не доехали до моей подружки. И знаю, как они выглядят. Ты же скинешь мне видео? — А они что, вдвоем к ней ездили? — задает он логичный вопрос, и мне снова становится неловко. Моя воображаемая девушка-сестра падает в глазах окружающих всё ниже и ниже. Хочется заехать этому не в меру любознательному подростку по шее и сказать, чтобы он не был таким любопытным. И не лез в дела взрослых. И не рассуждал так, будто знает обо всём на свете, при этом не разбираясь ни в чём и не имея жизненного опыта. Но нельзя бить чужих детей, даже наглых или слишком хитрых, и тех, которые неуважительно разговаривают со старшими, и уже тем более детей богатеев. А ещё мне нужно это чёртово видео. Ради него я почти совершил виртуальный инцест и пожертвовал честью сестры! — Сун, не знаю, — устало выдаю я, стараясь выглядеть честно. — Может, его друг подвозил. Может, это вообще кто-то другой, и он не имеет никакого отношения ко мне. Хочу повнимательней рассмотреть дома их физиономии, вдруг узнаю кого? — Ладно. Скину тебе запись, но ты купишь всем нам пива. Можно прямо вон в том магазине. — А чего сами не купите? — справедливо возмущаюсь от такой наглости. Ещё не хватало детям за алкоголем бегать! — А кто нам продаст? — вставляет свои пять шекелей один из пацанов, на которого слово «пиво» подействовало волшебным образом: глаза сразу загорелись, и даже голос прорезался, хотя до этого он молчал. — Оk, — сдаюсь я. Сегодня ради дела мне пришлось обманывать, совершать инцест, показывать неприличные фотографии и угощать алкоголем. И всё это с несовершеннолетними. Если попаду в ад, то виной будет именно этот день. — Но только по одной бутылке. Стройное, но негромкое «ура» оглашает наш небольшой круг заговорщиков. Сун демонстративно вырезает нужный кусок видео и подключается к моему телефону. Пока видео перекачивается, совершаю набег на местный магазинчик, где покупаю запечатанный пак с шестью банками пива — пусть будет небольшой бонус, компенсация за ещё один мой обман, и возвращаюсь обратно. Там забираю телефон, вручаю ребятам свой «презент», на который они набрасываются словно стая оголодавших шакалов на обессиленную добычу. Не такие они и плохие ребята, может, будет с них толк в будущем, а выпивка и курение… кто из нас в пубертатный период не совершал ошибок? Благодарю Суна за сотрудничество и быстрым шагом отправляюсь прочь, слыша за спиной сначала щелчки открываемых банок, а через десяток секунд возмущённые возгласы: — Вот козёл! Оно безалкогольное!***
Уже у знакомого шлагбаума у меня звонит телефон. На экране высвечивается «Лукас». Принимаю звонок. — Ты когда домой? — сходу спрашивает напарник. — И тебе здравствуй. — Да брось, мы сегодня утром здоровались уже. Вечером увидимся? Вот ненасытный. На мгновение умолкаю, прислушиваясь к ощущениям, хочу ли сегодня «увидеться». Мозги мои подустали, как и язык — болтать и думать сегодня пришлось немало, а ведь день ещё не закончился! Можно сказать, эмоционально я выжат. Зато тело вполне себе бодрячком — поужинаю, и снова полон энергии… Лукас молчит, пока я взвешиваю все «за» и «против». — Ты чего молчишь? — первый не выдерживаю паузу. Непривычно, что он настолько терпелив. — Знаешь, мы ведь теперь будем реже видеться, а хороший секс должен быть регулярным, иначе он потеряет свою ценность. Просто секс с регулярным партнёром, Тэён, ты ведь это прекрасно понимаешь, — Лукас цокает языком после своего уточнения. — Так что не нервничай. Я не собираюсь к тебе переезжать и знакомиться с твоими родителями. Хмыкаю, чтобы заполнить паузу, ведь в этот момент думаю именно об этом, и мне становится стыдно. Лукас не такой глупый и ветреный, как сначала могло показаться. У него в голове рождаются вполне логичные мысли, и он неплохо меня читает. Кажется, этот парень становится слишком удобным… Пытаюсь обратить всё в шутку: — Мои родители жутко хотят внуков. Так что радуйся, что я тебя с ними не знакомлю. — Эй, а чего это вдруг это должно меня волновать? Намекаешь, что роль мамочки досталась бы мне? — Конечно. И даже не пытайся спорить. Я старше, и я сверху, — на том конце трубки слышно насмешливое фырканье, красноречиво обозначающее, куда я могу засунуть свои умозаключения. — Насчёт вечера… не уверен точно, когда вернусь. Тут кое-что произошло, возможно, мой наниматель задержит меня допоздна. — Что случилось? Ты в порядке? Помощь нужна? — волнуется товарищ вполне искренне. — Всё ok. Я в порядке, помощь не нужна, — смеюсь в трубку и тушуюсь под любопытным взглядом новой вахтёрши, которая сканирует меня не хуже рентгена. Прикрываю рот ладонью и отворачиваюсь, почему-то кажется, что она ещё и по губам читать умеет. — А что у вас? Когда ты сможешь рассказать мне хоть что-то? — Ох, не знаю. Могу сказать лишь то, что Чэнлэ в бешенстве. Ему нужно в Китай, но он не может уехать из-за случившегося — нужно контролировать ситуацию на месте. А ещё у него что-то не заладилось с его малолеткой, слышал, как они ссорились по телефону. К сожалению, о чём именно, не понял, хотя пытался. Подождав, пока Лукас насмеётся, задаю давно волнующий вопрос: — Так он всё-таки несовершеннолетний? — А чёрт его знает, по этим намакияженным-наманикюренным фиг поймёшь. Говорят, он то ли модель, то ли актёр, у Чэнлэ режим ревнивого папика включается, когда тот с другими общается. — Хреновый с тебя информатор, и сплетни ты так себе рассказываешь. — Я талантлив в другом, ты же знаешь. Кстати, как раз напротив нашего офиса разместили гигантский экран, на котором крутят рекламу. Так вот там этого цыплёнка показывают в паре с каким-то красавчиком. Рекламирует духи. Я тебе отвечаю, выглядит почти как порнография! Ты бы видел физиономию Чэнлэ, когда он обнаружил этот «подарочек». Из окна его кабинета как раз отлично видно. Мы до сих пор боимся ему на глаза показываться. — Да ладно? Не везёт сонбэниму, столько всего навалилось и с парнем, и с этим рейдерским захватом… — Даже не пытайся. Ничего не расскажу. И вообще, он сказал, чтобы ты в офисе не появлялся. «Пусть разбирается со своим тайцем сам. Не до него сейчас», — вот слова начальника. Дословно передаю. Ну, и надеюсь, что ты позвонишь позже, у меня накопилось много фантазий, которые я бы хотел воплотить… Так ничего толкового не узнав, сворачиваю разговор, пока он не ушёл в ненужное русло. Напоминаю, что сначала мне нужно разобраться с нашим «бизнесменом», обещаю перезвонить вечером и, если всё срастётся, заехать за ним домой. Пожелав удачи, Лукас отключается. К этому времени я уже добираюсь до апартаментов господина Личайяпорнкула и стучу в дверь. Тот без вопросов открывает и, развернувшись, хромает обратно на кухню. — Разве тебя в детстве не учили, что надо спрашивать «кто там»? — Я в глазок посмотрел. — А вдруг я там не один? Или меня заставили? — А ты не один? — он оборачивается и с наигранным любопытством заглядывает мне за спину. — Ты пьян? Сразу улавливаю алкогольный шлейф, витающий в помещении. Пахнет чем-то крепким и мятным. — Йо-хо-хо и бутылка рома! — он берет со стола гигантский гранёный стакан, на дне которого перекатывается лёд с зеленью, и фальшиво поёт. — Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо, и бутылка рому! Пей, и дьявол тебя доведёт до конца. Йо-хо-хо, и бутылка рому! Их мучила жажда, в конце концов, йо-хо-хо… А у нас сегодня будет йо-хо-хо? Читтапон запрокидывает голову и осушает остатки пойла, а потом со стуком ставит стакан на стол. — Ну и где тебя носило так до… — его попытка с крутого разворота осуждающе ткнуть в меня пальцем с треском проваливается. Ноги, до этого вроде как неплохо его державшие, заплетаются в нечто немыслимое, и он, будто камень пущенный из рогатки, летит лицом вниз, в полёте мелодично растягивая «о». Мчусь к нему, едва успевая поймать уже около самого пола. Он повисает в моих руках как тряпичная кукла. — Чёрт. Мне и смешно, и неловко одновременно. Поднимаю его и тащу к дивану, где аккуратно усаживаю, и он подтягивает к себе больную ногу, начинает с силой растирать. На лице смесь боли и разочарования, которые он маскирует за великодушным жестом, рассказывая о своём коварном плане: — Вот, пытался притвориться бухим, чтобы не думать о плохом. Получилось не очень. И я там тебе мохито приготовил. — Я не пью. Сильно болит? — Безалкогольный. Алкоголь закончился. Просить тебя сгонять за ещё одной бутылкой мне стыдно. И да, болит. Приму таблетку. — Это не входит в мои обязанности. Зато, если ты упадёшь в моё отсутствие и сломаешь себе шею, виноват буду именно я. С алкоголем не стоит принимать лекарства. — Ты ж мой рыцарь в сияющих доспехах. Значит потерплю, — его голос до безобразия серьёзен, ни единой нотки сарказма или издёвки. И выглядит он совершенно трезвым, не таким как несколько минут назад, когда напевал пиратскую песню. Видимо, действительно пытался притвориться пьяным. — Что узнал? Подхожу к окну и в щёлку через жалюзи смотрю наружу. Внутри, в комнате совершенно неуютно. Всё не на своих местах, повсюду коробки, уже слегка покрытые пылью, и это сводит с ума. Зато снаружи в лучах заходящего солнца сияют осенние листья, всё ещё зелёные, но уже чувствующие приближающуюся смерть, местами они будто объяты пламенем. Красиво. И место тут красивое, живое. Жаль будет, если здесь вырастут очередные безликие небоскрёбы, закрывающие собою небо и цепляющие верхушками облака. Мне нет смысла скрывать от него правду, но рассказывать детали не хочется. Слишком много переменных. Вдруг он надумает действовать самостоятельно? Будто прочитав мои мысли, Читтапон откидывается на спинку дивана и обещает: — Да не стану я никуда лезть и нарываться на неприятности. Ты ведь сам видишь мои способности. Я могу лишь наблюдать и действовать законно. Не хочу уподобляться… этим. Как оказалось, он забыл ноутбук в машине, и мне едва не пришлось побыть мальчиком на побегушках, но потом обнаружился большой нераспечатанный телевизор, который мы прислоняем у стены, и я даже без последствий для техники подключаю его. — А ты не так плох, как о тебе говорят, — внезапно хвалит меня Читтапон. Видимо, чтобы прервать затянувшуюся тишину. — В смысле? — Хотя господин Чжон говорил, что тебя лучше не подпускать к хрупким и бьющимся предметам, но, видимо, с техникой ты иногда справляешься. — Ах, это… — тяну я, пытаясь понять, где в меню телевизора врубается блютус. — Что он ещё говорил? — Что ты один из самых ответственных сотрудников, — охотно перечисляет мой наниматель, и я замечаю, как подрагивает его голос, хотя он пытается это скрыть, — что ты очень внимателен и всё подмечаешь, но при этом никогда не лезешь не в своё дело. Ты идеальный бодигард для тех, кто беспокоится о своей жизни и о своих тайнах. — А у вас, господин Личайяпорнкул, много тайн? — спрашиваю с максимальной серьёзностью, смотря на него в упор. Ясное дело, что этот парень многое недоговаривает, но секретики у людей бывает разные: у кого-то в шкафу пластиковый скелет спрятан, а у кого-то вполне себе настоящий с остатками подгнившей плоти. Ещё меня интересует его загадочное хобби, упомянутое Ёнхо, но задать вопрос не успеваю. — Как и у всех, — он пожимает плечами и грозит мне пальцем. — Когда ты столь официален, мне становится не по себе. Ну какой я «господин»? Мало того, что я младше, так ты ещё и присматриваешь за мной. Тем более я привычен к более неформальному обращению, просто по имени. Видео наконец подгружается, на экране появляется огромное изображение спортивной площадки, дороги и кусочек жилого комплекса, внизу которого отчётливо виднеется будка вахтёра и даже старик Чхве с маленьким розовым пятнышком за ручку — своей внучкой. Читтапон смотрит на эту картину с нескрываемым ужасом. — Ты платишь моему начальству и мне, а я выполняю свою работу, поэтому ты «господин». Но так как ты главный, а я вполне себе толерантный парень, который считает, что клиент всегда прав, можешь называть меня, как угодно. В пределах разумного, конечно. Никаких котиков, зайчиков и душек, — пытаюсь пошутить я, заговаривая ему зубы, и улыбаюсь максимально искренне, чувствуя, как сильно он напуган. Пока я отсиживаюсь на полу, он сидит на стуле, подогнув здоровую ногу под себя, а больную вытянув слегка вперёд в мою сторону. Его пальцы нервно сжимаются, мнут ткань на брюках, комкают и собирают гармошкой, обнажая щиколотку и невольно приковывая мой взгляд к оголённой коже. Мне видится там уродливый шрам, аккуратные хирургические стежки и, почему-то, бинты. Но там, конечно, ничего нет — обычная щиколотка, тонкая и худая. — Хорошо, — выдавливает он и вымученно улыбается, — никаких душек. Буду звать тебя по имени, ты ведь не против, Тэён? — Не против. — А ты зови меня Тэн. Так зовут меня друзья. Порой люди не могли правильно выговорить моё имя, потому ещё в детстве я придумал себе другое. Ладно, включай. Пора посмотреть на этих… Он запинается, не в силах подобрать нужное слово, а я, зажав язык меж зубов, киваю. Не слишком ли быстро он пытается сблизиться? Или это в нём говорит западный менталитет? Нажав на кнопку воспроизведения, запускаю видео, и мы в молчании наблюдаем за происходящим. Вот в кадре мелькает прогуливающийся с внучкой старик — оба далеко, но, зная, как они выглядят, несложно узнать их по фигурам и цвету одежды, затем там уже никого нет, и так несколько раз. Потом в кадре появляется знакомая машина, и Читтапон напрягается, подаётся вперёд, опираясь руками о колени, и замирает с прищуренными глазами. Седан тормозит у шлагбаума, господин Чхве спокойно выходит — мы оба уверены, что он принял незваных гостей за нас, и тут начинается: из машины выскакивают двое, старик отскакивает назад, его хватают за руки, и в этот момент коптер снова задаёт крутой вираж, в кадре появляется стадион, пустая дорога и деревья. Обернувшись, вижу, что Читтапона трясёт, его губы плотно сжаты, а ноздри трепещут, будто у животного, учуявшего добычу. Он не отрывает взгляда от экрана телевизора, смотрит пристально на удаляющуюся машину, на то, как мы с ней пересекаемся и в тот момент даже не подозреваем, что упускаем преступников. — Приблизь! — командует он, но подскакивает сам, выхватывает у меня пульт, долго тыкает кнопки, заставляя видео дёргаться туда-сюда, пока находит самый удобный ракурс, где хорошо видны лица, и увеличивает на максимум. Картинка слегка искажена, однако я узнаю одного из них, и от этого волосы становятся дыбом. Как он вообще здесь оказался? Или я схожу с ума? У меня отличная память на лица, я не могу ошибиться, но что здесь делает «Широкий»? Ещё вчера он участвовал в рейде на агентство и точно был задержан, а сегодня ломает ноги человеку моего нанимателя. Обессиленно упав на свой стул, Читтапон скрючивается и прячет лицо в ладонях. Похоже, он его не узнаёт, и я выдыхаю, потому что представления не имею, как бы смог это объяснить. — Ты как? — неловко хлопаю его по плечу. — На месте старика должен быть я. Это послание мне, понимаешь? Мне! Они сломали ему ноги, чтобы сказать: «Видишь, сегодня ты просто хромаешь, а завтра и вовсе мы тебя прикончим». Зачем я во всё это ввязался… Боже, они убьют меня, и никто даже не дёрнется, чтобы выяснить правду. Я теперь и так калека… Мне хотелось начать новую жизнь, хотелось помочь этим людям, но что я могу? Мне страшно… Продолжая сжимать его плечо и кусая свои губы, я отчаянно просчитываю варианты. «Ты очень внимателен и всё подмечаешь, но при этом никогда не лезешь не в своё дело» — сказал про меня Чэнлэ. Не было ли это намёком лично мне? Мол, даже если что-то заметишь, не лезь. Иначе почему меня отстранили от деталей случившегося? Не удивила бы секретность, если бы в операции участвовало несколько человек, но, чёрт подери! Половина сотрудников в курсе происходящего, а от второй тоже особо ничего не скрывают, хотя и не посвящают в детали. Тайны на уровне детского сада. Стоит ли во всё это ввязываться? Не лучше ли как обычно выполнять свою работу, оставив странности без внимания? — Не волнуйся… Тэн, я тебя защищу. Я же твой личный телохранитель, — сегодня банальности лезут из меня как вата из разорванной игрушки. Порой хочется стукнуть себя ладонью по лбу, чтобы больше не позориться, но, кажется, я делаю всё правильно, потому что Читтапон начинает извиняться. — Прости. Я не должен вести себя как размазня, — он трёт лицо и натянуто улыбается, глядя мне в глаза. — Не хочу потом жалеть о том, что мог сделать, но не сделал. Мы ещё побарахтаемся! Спасибо за поддержку. Его ладонь благодарно ложится поверх моей, порождая момент неловкости. Чувствую, как перекашивает мой рот, и пытаюсь превратить эту гримасу в улыбку. — Конечно. Могу я ещё что-то для тебя сделать? Он задумывается ненадолго и кивает. — Останься сегодня со мной. Не хочу ночевать один. Надеюсь, на моем лице не дрогнул ни один мускул, потому что в этот момент я как раз думал о том, что не готов переходить к столь близкому «общению», но тот сразу уточняет детали, заставив устыдиться от таких неприличных мыслей: — Можешь лечь на диване, а ещё есть футон. Надо только найти, в какой именно он коробке. И никаких «йо-хо-хо», если ты вдруг об этом подумал. От этой незамысловатой шутки мы оба неловко смеёмся. Заказав на дом еду и выпивку, ужинаем, Читтапон ещё и напивается, хотя и ведёт себя вполне адекватно. Болтаем ни о чём. Потом разбираем несколько коробок и освобождаем место в гостиной на полу, где расстилаем футон, и к одиннадцати, отчаянно зевая, мой уставший и чуть бухой наниматель отправляется на боковую, замотавшись в своё вульгарное леопардовое покрывало и уткнувшись носом в подушку. Чисто формально звоню Лукасу, который уже и так наверняка догадался, что ему сегодня ничего не обломится, потому как давно завалился спать. Узнав, что я ночую «на работе», он лениво отпускает пару сальных шуточек, и мы прощаемся. Потом отправляю смс-ку сестре, сообщая, что у меня всё прекрасно, и не стоит ни о чём волноваться. Засыпая в чужом доме, ворочаюсь с бока на бок, чувствуя себя хозяйским псом. Это ощущение усиливается близостью двери спальни. Ну точно собака. Какой же неудобный этот Читтапон. Надеюсь, подобные ночёвки не приобретут постоянный характер, всё же я предпочитаю собственную постель в собственном доме, ну, или хотя бы соседний номер в отеле. Соглашаясь на эту работу, никак не рассчитывал, что окажусь в центре некоего заговора с человеком, которого постоянно надо успокаивать. Не так уж и плохо было присматривать за капризными дамочками… к ним я хотя бы не испытывал жалости. Умный будильник привычно поднимает меня без пяти семь. С минуту пялюсь в потолок, не совсем понимая, где нахожусь, принюхиваясь к непривычным запахам и присматриваясь к незнакомым очертаниям интерьера. Хочется кофе и на пробежку. Понимаю, что вчера не додумался принести из машины сумку с вещами, которую храню там на случай вот таких непредвиденных ночёвок вне дома, и мне даже нечем почистить зубы. Двери в спальню нанимателя закрыты, потому на цыпочках подкрадываюсь, прислушиваюсь к звукам с той стороны. Тишина. Ни посапывания, ни храпа. Какой тихоня. А он вообще там? Борюсь с желанием заглянуть внутрь и проверить, в итоге слегка нажимаю на дверь, и она абсолютно бесшумно открывается. Читтапон спит на спине, раскинув руки в разные стороны, под ногу подложена подушка, видимо, чтобы удобнее было, а моё любимое вырвиглазное покрывало откинуто в сторону и свисает на пол, будто шкура диковинного животного. Поза человека во сне говорит о многом, и, всматриваясь, не вижу следов тревоги на его лице, оно спокойно и безмятежно, дыхание ровное, а руки расслаблены. Вчера он выглядел таким подавленным, прячась с головой, обнимая подушку и сжимаясь в позе эмбриона. Неужели, за ночь забыл о своих тревогах? Если это так, то прекрасно. Утешение несчастных — не мой конёк, хотя ради хорошей зарплаты я готов немного потерпеть. Затворив за собой дверь, иду умываться и кое-как привожу торчащие волосы в порядок — не хочется, чтобы меня заметили в слишком уж неприглядном виде, беру ключ от квартиры с тумбочки, засовываю телефон в карман и трусцой, перепрыгивая сразу через несколько ступенек на лестнице, направляюсь к машине. По дороге встречаю незнакомых жильцов, собирающихся на работу, которых заношу в свою личную «картотеку», мы кланяемся друг другу, будто настоящие соседи, а у входа замечаю четыре новых, неучтённых ранее авто — видимо, их владельцы приехали поздно вечером или ночью. Открыв багажник, копаюсь в вещах. Жутко хочется домой. С кислой миной достаю сумку, закидываю на плечо, и тут звонит телефон. Кому я нужен в такую рань? Оказывается, это Читтапон, и, подняв голову вверх, вижу, что он стоит у окна и смотрит на меня. — Тэён, прости за причинённые неудобства, и за то, что заставил остаться на ночь, не создав нормальных условий. Господи, ну что за театральность? — Я тебя разбудил, когда выходил? Что-то случилось? — меня напрягает его внезапный звонок. — Только что звонили из полиции, сказали, номер машины липовый. Я спросил их, не настораживает ли подобное, а они отмахнулись, сказав, что мы неправильно запомнили. Так что это тупик. Мы ничего не можем сделать. — Подожди, я сейчас поднимусь, и мы обсудим… — Не надо. Хочу сегодня остаться один. Надо отдохнуть и подумать, что делать дальше и нужно ли вообще делать. Может, я приму предложение господина Со, в данной ситуации это наименее болезненное решение. — Но… — Обещаю не покидать квартиру. Как ты мог заметить, героизм не моя сильная сторона. Но если вдруг мне приспичит прогуляться, я позвоню. Ключи оставь себе, пусть будут, у меня есть дубликат. И ещё, мой ноутбук. Пароль «Зелёнка», — он усмехается. — Там прямо на рабочем столе есть папка с фотографиями и заметками. Изучи её. — Хорошо, — вздохнув, в глубине души радуюсь, что смогу вернуться домой, и вдруг решаю спросить. — Скажи, о каком хобби говорил господин Со? Что он имел ввиду? Читтапон хмыкает и отходит от окна, опустив жалюзи. Я его больше не вижу. — Биатлон. В Америке я занимался биатлоном. Скорее любитель, чем профессионал, хотя и участвовал в соревнованиях. Это же идеологическое клише, что все обиженные судьбой биатлонисты становятся народными мстителями или психами, убивающими своих врагов. Странно это осознавать, но, похоже, он намекал на: «Убей всех своих конкурентов!» Как-то так. — Ясно… — мне хочется спросить, там ли он получил свою травму, но Читтапон скомкано прощается и отключается. Стою под его окном как отвергнутый любовник, с сумкой в руках и помятой физиономией. Судя по его тону, тема ему неприятна, но всё равно нахожу эту историю очень занятной. Запрыгнув в машину, покидаю территорию. Через шлагбаум меня пропускает совершенно незнакомый мужик. Незнакомый для меня, а вот я для него явно известен, потому что здоровается он буднично и даже дружески машет рукой. Сорок минут в пути, и я буду дома. Это время трачу на то, чтобы решить, чем заняться по приезде, но в итоге проезжаю мимо своего района и еду дальше. Неведомая сила тянет меня в сторону офиса, я даже забываю, что до сих пор с нечищеными зубами, не причесан и во вчерашней, несвежей рубашке. Покупаю по дороге китайской еды и два стакана кофе, потом заезжаю на заправку, где трачу последние свободные деньги, чтобы залить бак под пробку, и вскоре прошмыгиваю на парковку офиса, примостив машину в самом отдалении подальше от входа. Я знаю, объективы камер достают и сюда, и что Юта, скорее всего, уже заметил меня, даже жду его звонка. Но ничего не происходит. Еда давно закончилась, как и кофе, а я всё сижу и жду непонятно чего, пролистываю файлы на ноутбуке Читтапона. Там собрана целая база данных на всех его недоброжелателей-конкурентов с фотографиями и описаниями, в которых в основном ничего ценного, так, вырезки из новостей или статьи из интернета. Но к каждому есть ещё его личные пометки, видимо, после встреч или переговоров, и в основном все они связаны с чем-то неприятным, угрозами или оскорблениями. Главный злодей среди этой кодлы — Чо Бон Ам, президент Kingdoms Group, владелец соседних с Зелёнкой кварталов, который превзошёл в своей наглости всех остальных вместе взятых. На его фоне Со Ёнхо милая белая овечка, и даже заметки под его фото самые приличные и беззлобные. Глядя на фотографии таких уважаемых людей, испытываю к ним отвращение. Понимаю, деньги не пахнут, и даже если они в крови или дерьме, это не имеет никакого значения, но всё равно злюсь. Не хотел бы я иметь дело с подобными тварями. Захлопнув крышку ноутбука, откладываю его в сторону. Ну и что мне теперь делать? Около девяти часов у офиса тормозит белый BMW, из которого изящно вываливаются нагруженные ланч-боксами две знакомые тётки. Они уверенно двигаются ко входу, оттуда внезапно появляется Джехён и преграждает им путь. Между ними завязывается спор, в котором не остаётся победителей. Тётушкам начальника не удаётся проникнуть внутрь, но они не остаются в долгу и лупят по всем местам своего незадачливого родственника коробками. Некоторые не выдерживают натиска и лопаются, извергая в стороны кусочки разноцветной пищи. Издалека мне кажется, что я вижу рис, креветки и зелень. Джехён стоически терпит, прикрывая то голову, то пах. Резко развернувшись, дамочки бросают всю снедь на пороге и опять засовываются в машину. Дав по газам, они уезжают. Я успеваю заснять на телефон большую часть представления и жалею только об одном — что кино немое. А ещё надеюсь, в одной из коробок были столь «любимые» Чэнлэ тысячелетние яйца. Отмыться от такого будет нелегко! Потоптавшись на пороге, Джехён качает головой, отряхивается и уходит, а я сохраняю видео в противоречивых чувствах — поржать ли с ребятами с этой сценки или припрятать уникальную улику на чёрный день и потом шантажировать ею? Через минуту у входа появляется уборщица и всё быстро убирает. В итоге утро не приносит мне ничего толкового, кроме новых вопросов. Почему в здание не пустили тёток? У нас запрет на посещения, или это личная инициатива начальника, который задолбался от их навязчивой заботы и насмешек подчинённых? А может, чрезвычайная ситуация? Звоню Лукасу, потом Юте, но никто не берёт трубку, и это сводит меня с ума. Колеблюсь, стоит ли позвонить Джехёну, но не решаюсь — вряд ли он сейчас в настроении. Проходит ещё несколько минут, прежде чем осознаю, что просто параноидальный идиот. Ну что мне не сидится дома? Мог за это время сделать кучу дел, и вообще ко мне это всё никак не относится. Завожу машину, как в тот же момент входная дверь открывается, оттуда выходит Чэнлэ и ещё трое мужчин представительского вида. За их спинами маячит Юта, он, вроде, не смотрит в мою сторону, но успеваю заметить его быстрый взгляд исподлобья. Он знает, что я здесь, но делает вид, что его это не касается. Хотя не это поражает и даже шокирует, а то, что один из мужиков, с которым так любезно ручкается мой благородный и всегда честный начальник — президент Kingdoms Group.