Телохранитель киллера

      В одном я точно уверен: я умер и попал на Великий Суд. Небесный хор, восседая на пышных, ватных облаках, аккомпанирует себе на гуслях и поёт на разные голоса, восхваляя своего Создателя.       Передо мной возвышается гигантский трон, на котором сидит старец с хитрющими глазами, облачённый в белоснежные одежды. В руках у него маленький молоточек судьи, которым он постукивает по ладони.       — Ангел Тэён! — его звучный голос разносится отовсюду, заставляя вибрировать каждую клеточку тела. — Верно ли ты выполнял свою миссию на Земле? Честно ли отдавался своей работе, верно ли ты служил мне, своему господину?       — Нет у меня господина, и никому я не служу, — ответ звучит неестественно, даже голос чужой, и, кажется, я сам в шоке от того, какая ересь вылетает из моего рта. Будто не я управляю собой, а некто другой дёргает за ниточки. Будто я просто зритель.       — Неужто? — божество хохочет, насмехаясь над жалкой букашкой у его ног. Морщины на лице двигаются, складываются в причудливые формы и делают его похожим на печёное яблоко. — А это что тогда?       На плечи давит непосильна тяжесть, прижимая к земле, вдавливая коленями в острые камни. По обе стороны возникают воины в золотых доспехах, они держат цепи, тянущиеся к моим рукам, и разводят их в разные стороны, натягивая до упора. Вою от боли и вижу, что руки мои больше не руки, а крылья. Они черны́ как сажа, а кончики перьев испачканы алым, будто кровью. Земля дрожит, подкидывая меня, как букашку в банке, которую трясёт исполинский ребёнок, и тот, кто стоит напротив, наверняка, того же ничтожного мнения обо мне.       — Ты был взвешен, ты был измерен и был признан никуда не годным, — выносит судья свой вердикт, глядя на меня насмешливо. Но взгляд его тяжелеет, когда он не видит в моих глазах должного раскаяния, там лишь недоумение: какого чёрта, о да, я богохульствую прямо в чертогах божьих, здесь происходит?       — Рубите крылья!       Подскочив от вскрика, ударяюсь лбом о нечто твёрдое и рикошечу назад, приземляясь ухом.       В горло забивается пыль и едкий запах бензина. Вокруг темно, жарко, как в геенне огненной, дышать нечем, уши заложены, а рук вообще не чувствую. В какой-то момент чудится, что лежу в гробу с отрубленными руками-крыльями, но потом различаю шум мотора, а повернув голову, рассматриваю тонюсенькую скачущую полоску света. Руки на месте, просто стянуты строительной стяжкой за спиной, а сам я по закону подлого жанра — в багажнике машины, спешащей в неизвестность. Меня похитили и условия создали соответствующие. Совсем неромантично. Чтобы вспомнить и осознать случившееся, хватает нескольких секунд.       Судя по боли во всём теле, треску в голове и чему-то липкому и неприятному на лице, пока я был в отключке, меня пару раз уронили, скорее всего, специально, но в целом серьёзных повреждений не ощущаю. Морщусь, проверяя лицо: на скуле чувствуется пока ещё липкая корочка крови, но она не полностью засохла, значит времени прошло совсем немного.       Раз всё на месте, и ничего не отбито, мозг моментально отключает лишние мысли, выдвигая на передний план рефлексы: ёрзаю, чтобы хоть немного размять затёкшее тело, понять, насколько основательно связан и смогу ли развязать руки. Чем дольше мы едем, тем больше шансов освободиться и придумать способ побега. С другой стороны, чем дальше едем, тем более вероятно, что от меня собираются избавиться окончательно.       С некоторой долей усилий, скукожившись в три погибели, мне удаётся вывести руки из-за спины вперёд, а потом я в экспресс-режиме расшнуровываю кроссовок и мастерю на концах шнурка две петли. Ни хрена не видно, от напряжения в замкнутом пространстве задыхаюсь и обливаюсь потом, но вскоре петли готовы, и, перекинув шнурок через стяжку на руках, надеваю петли на носки ботинок и, изображая «поездку на велосипеде», в несколько движений перетираю пластик наручников. Старый как мир способ работает на ура, на все манипуляции уходит не больше пяти минут.       Теперь могу свободно исследовать своё узилище. Проверяю наличие рычага или кнопки, которыми открывают багажник изнутри. Кнопка находится сразу на том же месте, что и в моей машине. На ходу вываливаться наружу не собираюсь, потому с некоторой долей подозрений шарю руками вокруг себя, приподнимаю в одном из углов край коврика и нащупываю в ложбинке ранее спрятанный там складной нож. Его туда запихнул ещё во времена покупки машины, так, на всякий случай. Вот и настал он…       Получается, некто напал на меня, вышвырнул вещи из багажника, запихнул меня внутрь и укатил на моей же машине. Просто эпический уровень наглости! Который, впрочем, играет мне на руку. Когда выберусь отсюда, свалить от погони проще на своей машине. Потом нужно будет срочно лететь домой за сумками, ведь в них находятся мои самые ценные вещи! За своё барахло я переживаю чуть ли не больше, чем за свою жизнь, потому что знаю, хоть камеры наблюдения стоят во дворе, они не лучшего качества, а соседи не все порядочные — район дешёвый и не самый приличный. Разворуют бесхозное добро, растащат. Чего только хозяин моей квартиры стоит! Вполне возможно, что он стоял и смотрел в окно, пока меня «упаковывали», и даже полицию не вызвал…       Машина замедляется и уходит под уклон, сворачивает, и так несколько раз, обозначая, что мы куда-то приехали. Борюсь между желанием вывалиться наружу прямо сейчас на ходу, чтобы как можно меньше рисковать жизнью, и желанием прикинуться дурачком, чтобы посмотреть, к чему приведёт незапланированное приключение. Побеждает чувство самосохранения: как только выдастся возможность, я сразу сбегу без всяких там разведок и геройства. Жизнь назад не отмотаешь.       Багажник несколько раз подскакивает, когда колеса угождают в выбоины или наезжают на препятствия, и я снова чуть не ударяюсь головой — ну куда больше? Успеваю подставить руки, а потом машина останавливается и несколько раз дёргается, похоже, пассажиры покинули салон. Запихиваю нож за резинку носка — устроить резню всегда успею, но лучше пока по старинке — кулаками. Напрягаюсь, сжимаюсь в пружину, чтобы в любой момент быть готовым к движению, и жму на кнопочку, приоткрываю капот, чтобы было незаметно. Я собираюсь использовать старый и простой трюк, выскочив, как чёртик из табакерки, когда выдастся нужный момент. Главное, чтобы сразу не пристрелили, а то обидно будет!       Выпускать меня не спешат. В тонкую щёлку вижу чужие спины и слышу беспечную болтовню. Они реально думают, что я до сих пор без сознания? Снаружи доносится запах сигарет и ещё чего-то такого горько-солёного и затхлого, будто рядом валяется протухшая рыба. Может, мы приехали в док? Но по времени в дороге, вроде, не похоже, не успели бы добраться до моря.       К сожалению, не видно, что находится вокруг, потому некоторое время сомневаюсь, стоит ли нападать сейчас, но другого столь удачного момента может и не представиться. От неудобной позы у меня снова начинают затекать руки, и болит живот, а ещё жутко не вовремя захотелось в туалет — дома я выпил кофе и бутылку воды, теперь они просятся наружу.       Медленно приподнимаю капот, готовлюсь к прыжку, одновременно осматривая округу. Это не док, а рыбный склад или цех, узнаю место — конкретно здесь не был, но пару раз проезжал мимо, вижу приметные яркие крыши знакомых производственных зданий. Что же, меня и вправду завезли недалеко, но, похоже, территория частная, закрытая, хозяева могут творить тут что угодно. В случае чего даже выстрелы можно будет списать на какие-нибудь технические работы или ремонт.       Двое типов передо мною пока ни о чём не догадываются, но вдруг откуда-то справа доносится истерическое:       — Сзади! Сзади!       Ну вот, дождался удобного момента… Оба синхронно поворачиваются назад, разинув рты и выбрасывая сигареты. Я выпрыгиваю, извернувшись в воздухе, и тот, что стоит ближе, ловит удар с ноги в ухо, отлетает в сторону, падает и больше не поднимается. Второй тянется к кобуре, но потом вдруг усмехается — он здоровяк, наверняка, обманывается моей тощей фигурой. В его глазах я ему не противник. Он кидается вперёд, атакуя хуком снизу в челюсть, промахивается, сразу наносит удар справа и мощный апперкот в печень. Снова мимо. Боксёрские выпады резкие и сильные, умелые, я успеваю уклоняться лишь потому, что легче и приучен к не менее молниеносному бою.       Удар с разворота, и моя нога почти врезается ему в голову, он прикрывается, и через секунду второй ногой врезаюсь ему в грудную клетку. Затем в пах. Хекнув, он сгибается пополам. Обхватываю его за голову и в то же время наношу частые выпады коленом по рёбрам. В один момент слышу, как хрустят и проминаются под коленом кости, а у противника подкашиваются ноги, и он падает на землю и хрипит.       Всё заканчивается слишком быстро, даже не успеваю запыхаться толком, но в мою сторону уже бегут несколько парней в робах со свирепыми рожами и битами наперевес. Мне ничего не остаётся, как быстро обшарить карманы поверженных врагов. Забираю у здоровяка свой пистолет. Может, это он меня душил? По ощущениям очень похоже! Через секунду я со всех ног гоню в сторону складских помещений. Было бы неплохо найти укрытие и отстреливаться оттуда.       Перепрыгнув через бетонный парапет, несусь во весь опор, сбиваю по пути рабочего с тяжёлым контейнером, тот выпадает из его рук, раскалывается, оттуда вываливается рыба, присыпанная льдом. В нос ударяет густой рыбный запах, а мужик матерится и бросается вслед.       Врываюсь внутрь склада и бегу вдоль стеллажей и заполненных контейнеров, едва сдерживая рвотные позывы. Запах просто ужаснейший. В руках сжимаю рукоятку пистолета, вроде как заряд уверенности, но помогает мало, за мной уже целая толпа.       — Далеко собрался?       Не успеваю среагировать, нарываюсь на такой же удар в грудину, которым недавно отправил в нокаут противника. По инерции отступаю на пару шагов назад и падаю на колено, сжимаюсь, обняв себя руками, и сразу вскакиваю, расправляя плечи и делая глубокий вдох. Это немного помогает восстановить сбитое дыхание. В груди клокочет, но так просто меня не возьмёшь. Вскидываю пистолет.       Из-за стеллажа показывается мой знакомец. Широкая ухмылка на лице «Широкого» выглядит до противного любезной и искренней. За его спиной стоит тот самый мужик, которого я видел на записи квадракоптера, только сейчас замечаю, что у него на переносице длинный горизонтальный шрам, и одет он не в простые брюки и рубашку, как в прошлый раз, а в дорогой костюм. Такой обычным исполнителям точно не по карману. В руках он уверенно держит пистолет, дуло которого направлено прямо на меня. Судя по его холодному, я бы даже сказал, безразличному лицу, он, не сомневаясь, выстрелит.       Ситуация критическая. Сзади уже подтянулись другие: парочка в костюмах, остальные — грузчики отсюда в робах и с разнообразными тяжёлыми предметами в руках. Численный перевес становится настолько очевидным, что мне делается не по себе.       — Босс, — обращается Широкий к напарнику, — можно я его немного помну?       Тот молчит, изучая меня, видимо ждёт, когда соберутся все обитатели этого места, чтобы задавить загнанного зверя морально, а потом и физически. Наверняка, на многих срабатывает. На мне вот уже сработало, но выручает выдержка, потому маскирую страх за ехидством.       — Классный шрам. Это тебя в детстве с люльки головой вниз уронили?       Провоцирую. Нужно, чтобы он заговорил, услышать его голос, и тогда смогу проверить одну догадку. Пригодится ли она мне — дело десятое, но не воспользоваться моментом нельзя. Заодно и время выиграю.       — Бессмертным себя возомнил? — дуло пистолета медленно опускается ниже, и громкий выстрел бьёт по ушам, заставляя отскочить на шаг назад. Пуля выбивает крошку из бетона почти на том самом месте, где я только что стоял. Он не пытался попасть в меня, только спугнуть.       — Ну, я же ангел.       На лице Шрама намечается едва заметная ухмылка.       — Даже ангелы умирают. Просто чуть дольше, чем обычные люди.       — Чего тебе нужно? — тяну время, обдумывая варианты отступления, и не нахожу их. Противников слишком много, и я совершенно не понимаю, чего они хотят, почему ничего не предпринимают. Хотя одно уже выяснил — тот человек, что говорил со мной перед нападением — не Шрам. Кто-то другой. Похоже, Шрам действительно обычный исполнитель, но зачем вырядился под босса — другой вопрос.       — Ты перешёл дорогу не тем людям. Не догадываешься, кому?       — Ох. Так и думал, что ты просто мальчик на побегушках, — улыбаюсь ему не менее искренне, чем недавно он мне. — Только вот понять никак не мог, зачем так вырядился. Во что шестёрку не наряди, всё равно видно, что шестёрка.       Шрам невозмутим. Кажется, его нельзя прошибить ничем, и уж глупые подначки его точно не задевают. Или он крайне умело это скрывает.       — Выстрелишь — умрёшь. Лучше станцуй, ты это умеешь. Ату его, Лукá.       Широкий, будто пущенная стрела, бросается на меня. Он здоровый, мускулистый и быстрый, что при его комплекции довольно необычно. Он практически не использует руки, зато ноги у него работают словно мельница. Удар за ударом, я ухожу в глухую защиту, постепенно смещаясь в центр помещения на открытую площадку, а все остальные окружают нас, образуя импровизированный ринг. Меня это не устраивает. Быть как на ладони в окружении врагов — худший из вариантов развития. Остаётся только парировать и подгадать нужный момент. Но этот парень совсем не такой, как тот недобоксёр у машины. Он — профи. Ох, больно же будет!       Вперёд-назад. Правая нога, левая нога. Подныриваю под его ногу, тычком пальцев ударяю прямо в солнечное сплетение и тут же — в подмышку. Широкий воет, но не останавливается, с разворота ударом ноги в живот отправляет меня в далёкий полет через ящики. Я заваливаюсь прямо в контейнер с рыбой, утыкаясь физиономией в жёсткую чешую, и меня едва не выворачивает от боли, противного запаха и ситуации в целом. Перекатом вываливаюсь наружу — я добился желаемого, до стеллажей полшага, и даже пистолет не выронил, но противник тоже рядом. Задрав ногу чуть ли не выше головы, он с силой опускает её на меня, но этот пафосный трюк стоит ему нескольких драгоценных мгновений. Хватаюсь за его лодыжку, подтягиваю себя вперёд и бью ему пальцами под колено. Он снова орёт и падает на пол рядом, тут же пытаясь перехватить меня, взять на болевой. Какой же юркий, скотина! Он лупит моей рукой с пистолетом о бетон, теперь уже я ору от боли, а пальцы сами разжимаются. Кто-то подскакивает и пинком отправляет оружие под стеллажи. Толпа вокруг нас ликует, подначивает, выкрикивает советы, но я слышу лишь сплошной гул. Всё равно моих болельщиков там нет.       Ребром ладони бью по шее, он отбивает и теперь основательно пускает руки в ход. Его локти находят мои ребра, а пальцы — горло. Он даже успевает разок ткнуть меня затылком о пол, но не сильно, не пойму, чего он со мной церемонится?       Каждый его выпад и удар мне знакомы, будто я снова на тренировке в Кёнхомусуль; я парирую, он парирует, мы почти на равных. Почти, потому что он изначально сильнее и крупнее, но я немного выигрываю в скорости и гибкости.       Наконец перехватываю его за запястье, нажимаю на нужную точку, чем сразу вывожу руку из строя, он рычит от боли, но я не намерен останавливаться: захват, излом, немного силы и хруст костей, и крик. Широкий на время не боец, но я всё равно, пока он не очухался и остальные не поняли, в чём дело, хватаю его за волосы и с размаха бью головой об пол. Один глаз у него моментально наливается кровью и начинает косить в сторону, а сам он хрипит, но продолжает слабо отбиваться. Если я его не покалечил, то основательное сотрясение обеспечил наверняка. Пока мы барахтаемся, есть шанс выжить, но как только он отключится, меня сразу прикончат. Если, конечно, я не нужен им живым, что более вероятно, однако церемониться больше никто не будет.       — Держи его!       Перекатом ухожу в сторону, и на место, где я только что находился, обрушивается сразу несколько палок. Бегу вокруг стеллажей, перепрыгивая через коробки, деревянные ящики и контейнеры, оскальзываюсь, чуть не присаживаясь на шпагат и жутко не вовремя вспоминаю, что снова хочу в туалет. Мочевой после всех кульбитов просто вопит о милости, и я чуть не со слезами мчусь в сторону выхода. Если на меня навалятся толпой… боюсь, лучше смерть, чем такой позор.       Дорогу перекрывают, однако оттолкнув рослого и мордатого мужика, одетого в синие треники, проскакиваю налево и снова по кругу вокруг стеллажей. Преследователи мешкают недолго, почти сразу включается азарт. Я бегу — надо догонять.       После очередного круга они понимают, что идиотские догонялки можно прекратить разделившись, загоняют меня в угол, и от безысходности я ныряю в ранее незамеченную дверь, сразу защелкивая замок. В спину доносятся крики, угрозы, а мне плевать, я расстёгиваю штаны и с блаженством опустошаю мочевой пузырь прямо на швабру с верёвочным мопом. Подсобка крохотная, это тупик, отсюда не выбраться, но конкретно в данный момент меня ничего не волнует. Хлипкая дверь трясётся от ударов, грозя проломиться в любой момент, враги снаружи обещают кары всех видов, но внезапно затихают.       — Ты ведь понимаешь, что бежать некуда? — спрашивает Шрам. — Обещаю, я тебя отпущу, как только ты всё мне расскажешь.       Вжикнув молнией, возвращаюсь в реальность. Что же, позорные мокрые штаны больше не грозят, а Шрам торгуется. Мне очень любопытно, что такого я знаю, что могло бы пригодиться этим ребятам? Обычно я не лезу не в своё дело и выполняю всё строго по инструкции. Я не из тех, кто просто так нарушает правила. В голову приходит только проблема с Читтапоном. Неужели проблемы связаны с его чёртовым зданием? Ещё немного, и я сам начну верить, что там залежи нефти. Иначе зачем оно всем так нужно?       — Что ты хочешь узнать?       Из того, что можно использовать как оружие, лишь швабра, и та выдержит разве что пару ударов.       — Твой босс сорвал крупную сделку серьёзным людям. И детали того дела знаете только вы вдвоём. Выходи, поговорим с глазу на глаз, не с руки мне под дверью стоять. Деваться тебе всё равно некуда. Обещаю, что не трону.       — Да мне и тут хорошо.       — Ладно.       Дверь вылетает с одного тычка, едва не впечатав меня в противоположную стену. Успеваю лишь пару раз заехать обоссанной шваброй по роже первого нападающего, тот фыркает и отплёвывается, но потом меня давят толпой. Я не жалею сил и ударов, пальцы уже едва гнутся, мышцы от напряжения разрывает от боли, а лицо заливает кровью. Похоже, мне снова разбили ту же бровь, что и раньше, потому что кровь хлыщет, заливаясь в глаз и даже в рот.       Двое заламывают мне руки назад и упираются ладонями в плечи, чтобы не дёргался. Сил не остаётся, потому не трепыхаюсь, чтобы не смешить их.       — Ты покалечил моего лучшего бойца, — сетует Шрам.       Рядом с ним, покачиваясь и баюкая сломанную руку, стоит Широкий. Он сплёвывает мне аккурат под ноги и даже не промахивается, хотя глаз у него всё такой же косой. Помирать он точно не собирается. Вот же Терминатор!       — А я ведь просил не выпендриваться.       — Он первый начал.       — Всё шутишь? Что же, у нас будет время посмеяться. Жаль только, что удача покинула тебя. Сегодня точно не твой день.       — Так на кого ты работаешь? Хватит прикидываться большим боссом, — хмыкаю насмешливо. Чтобы видеть его лицо, приходится задирать голову вверх, от чего суставы в вывернутых руках напрягаются и болят сильнее. — Вы вдвоём калечили вахтёра, неужто ты сам лично чёрную работу выполняешь?       Впервые за всё время я вижу на его лице удивление.       — Внимательности тебе не занимать. Я был уверен, что ты меня не видел. Ты и правда хорош, но всё же ошибаешься, — он наклоняется к моему лицу, и я во всех деталях вижу его светло-карие с желтоватыми прожилками глаза и даже старые, зарубцевавшиеся стежки на шраме. Он шепчет: — Мне просто это нравится.       — Но зачем? Ты покалечил абсолютно непричастного человека из-за меня?       — Ох. Не всё в этой жизни однозначно. Ты лишь пешка на большой шахматной доске. Как и твой дружок-иностранец. Но как же удачно сложились обстоятельства! Двух зайцев одним выстрелом редко удаётся подстрелить.       Выпрямившись, он заводит руки за спину и прохаживается передо мною туда-сюда.       — Ну, вернёмся к нашим баранам. Если хочешь умереть быстро и не особо мучительно, просто расскажи, куда ты отвёз Ван И?       Удивление на моём лице, наверняка, настолько очевидное, что Шрам замирает и некоторое время просто наблюдает за моей реакцией.       — Похоже, ты думал совсем о другом. Даже любопытно, сколько ещё интересного хранится в этой черепушке? — он стучит пальцем мне по лбу, и это битым стеклом отдаётся где-то внутри. Сегодняшние приключения точно не прошли даром для моего здоровья. — Говори, кто его заказал? Куда отвезли? Где держат?       Каждый вопрос сопровождается сильным тычком под дых, и под конец я едва не теряю сознание от нехватки кислорода. Он даёт мне прийти в себя и потом повторяет, целенаправленно ударяя в одно и то же место, но при этом контролируя силу, чтобы я не сдох раньше времени.       В конце концов меня тошнит желчью прямо ему под ноги, заляпав обувь. Он без зазрения совести вытирает носки туфель о мои штаны.       — Босс, — слышу я сквозь шум в голове голос Широкого, — так он долго не протянет. Может, я продолжу? Я знаю более действенные и менее травматические методы. Выведаем у него всё!       — Глупости. Что ты такой добренький сегодня? На себя посмотри — сам еле на ногах стоишь. Не трать силы, ты мне нужен здоровым. После отвезу тебя к нашему доктору. Не нравится мне твоё косоглазие!       Как мило… Будто парочка. Но лично я был не против менее травматических приёмов. Боюсь, мой желудок превратился в лепёшку, а органы поменялись местами.       — Ну, не трать моё и своё время, красавчик. Скажи, куда отвезли господина Ван И?       — Да откуда мне знать? — у меня едва хватает сил отвечать, глубоко вдохнуть до сих пор не могу. — Я был лишь водилой, никто не посвящал меня в детали.       — Ну куда-то ты же его отвёз? — терпения Шраму точно не занимать.       — Конечно. Привёз на одну из подземных парковок, там его забрали серьёзные дяди в чёрном и укатили в неизвестном направлении.       — А чей заказ? Государственный или частный?       Я бы пожал плечами, но они были надёжно зафиксированы, потому просто промолчал. В принципе, сообщить, что Ван И заказали госструктуры, можно, но вдруг это даст Шраму зацепки? Или у него там есть нужные люди? Потом я останусь виноватым в разбазаривании секретных данных, а с нашими спецслужбами шутки плохи.       — Босс, похоже он ничего не скажет, — отзывается некто за спиной. — Во время перевозки господина И в машину стрелял другой снайпер. Может…       — Именно. Что знают двое, знает и свинья. Кто-то слил инфу на сторону, она ушла по цепочке к разным заказчикам, а потом и к наёмникам. Думаю, стоит копнуть с другой стороны. У Чэнлэ слишком серьёзная крыша, и он ведёт свою игру, с ним лучше пока не связываться. Но там есть ещё куча народа, будет с кем поболтать. А вот ты — никто, — он наклоняется ко мне и поднимает пальцами за подбородок, ни капельки не боясь испачкаться в крови. — Тебя начальство явно не привечает, раз не посвятило в некоторые… подробности. Никто не будет тебя искать или переживать. Забить его палками!       — Босс! — восклицает Широкий. — Давайте я его допрошу, он точно знает больше!       Но Шрам щёлкает пальцами, разворачивается и направляется на улицу. Меня тащат следом, носки кроссовок тянутся по земле, не успеваю перебирать ногами, пока один не сваливается, теряясь. Почему-то это кажется особенно обидным. Меня бросают на асфальт, и на спину обрушивается первый удар, второй, я сжимаюсь в позу эмбриона и резко выбрасываю ноги вперёд, подсекая ближайшего противника. Тот падает сверху, придавив весом своей туши и получает предназначенный для меня удар, матерится, перекатывается в сторону, а рядом уже появляется другой. Мужик заносит для удара биту, утыканную мелкими гвоздями, и внезапно его голова взрывается алыми брызгами, а потом я слышу громкий хлопок, за ним второй, третий… Враги вмиг расставляют приоритеты и в панике разбегаются, но никто не успевает, я лишь вижу, как они падают на землю, словно осенние листья.       Кручу головой, выискивая место, где притаился снайпер, и с каждой крыши мне мерещится блеск оптики. Растирая кровь, пытаюсь разлепить залитый глаз и на карачках быстро переползаю за бетонное укрытие — и где только силы взялись? Один из мужиков падает на землю рядом, перепугано сжимая в руках фомку, которую недавно собирался применить не по назначению. Попав под обстрел и оказавшись рядом с врагом один на один, он больше не выглядит таким борзым, но натуре своей не изменяет.       — Ничего личного, — бормочет он и пытается тюкнуть меня ломиком, чтобы оглушить или заставить покинуть укрытие, но тут же за это расплачивается. Похоже, этот снайпер никогда не промазывает. Пуля вышибает мозги незадачливому бойцу и впивается в бетонное укрытие, вышибая из него кусок, а я едва в штаны не накладываю, так близко промелькнула смерть. Следующий выстрел достаётся другому, что вселяет оптимизм — похоже, не по мою душу пришли. Зачем снайперу менять цель, если от предыдущей меня разделяет едва заметный сдвиг ствола? Проще расстреливать всех по порядку, но он целится дальше.       Возможно, от снайпера я не укрылся, зато точно — от Шрама. Он таится за одной из машин и уже держит оружие на изготовку, целясь в меня, но ему не с руки, он никак не может высунуться и прицелиться. Рядом лежит Широкий, а перед ним двое подельников. Судя по тому, что они не двигаются, мёртвые.       — Десять, — прекращаю считать, когда выстрелы кончаются. Звук Орсис я узнаю из тысячи и потому дрожу от волнения. Неужели… Ангел?       Откинув лишние мысли, обдумываю, что делать дальше. Если снайпер готовился заранее, в патроннике мог остаться один патрон, а для перезарядки потребуется всего несколько секунд, и можно начинать сначала. Я просто не успеваю перебежать к другому укрытию, тем более важно лишь то, кому будет предназначена следующая пуля? Мне или кому-то другому? Но он же не выстрелил только что! Хочется верить этому типу, что внезапно встал на мою сторону, даже паранойя молчит, однако продолжаю сомневаться.       Меня тошнит, голова кружится. Как же всё сложно. Как же я устал. Адреналина нахлебался не меньше, чем побоев. Впечатлений хватит на десять лет вперёд, ещё никогда я не был так близок к провалу.       — А ты всё-таки счастливчик! — кричит из укрытия Шрам. — Но насколько сегодня хватит твоей удачи?       — Колесо Фортуны никогда не отдыхает! — ору в ответ недавно услышанную фразу и смеюсь. — Сегодня удача на моей стороне!       Моя машина совсем недалеко. Лишь перебежать из одного укрытия к другому, а там рукой подать. Но, если двинусь, моментально окажусь под прицелом и у снайпера, и у Шрама. Даже здесь небезопасно, а что будет, когда высунусь? Разве хищник не кинется на убегающую добычу?       Не удержавшись, тянусь к застрявшей в бетоне пуле. Она ещё даже не остыла, но я выковыриваю её, помогая себе ножом. Я точно должен знать, чья она!       Пара новых выстрелов направлена в адрес Шрама, к сожалению, мимо. Я начинаю верить, что снайпер действительно на моей стороне, а потому, не теряя времени, зажимаю пулю в кулаке и со всех ног мчусь в сторону машины. Хоть бы ключи были на месте!       За спиной снова выстрелы, на этот раз пистолетные, куда пули пошли — не представляю, но рад, что не в меня.       Разворот у угла изгороди, пробегаюсь среди ряда машин, оскальзываюсь на мелких камнях, что впиваются в босую ступню, хватаюсь за ручку двери, падаю на колено — ноги едва держат, открываю и заваливаюсь в родной салон.       — Тебе не спрятаться, сучёныш!       Ключи на месте, сразу завожу машину и давлю на газ. Выстрел, выстрел, ругательства. Первое не мне, а второе уже неважно. Руки трясутся, и только выехав на трассу, понимаю, насколько хреновое было положение и насколько легко отделался. У меня даже ничего не сломано. Вроде бы… А ушибы и мелкие раны — то такое, до свадьбы заживёт. Главное, что я теперь знаю, с кем имею дело. По крайней мере одного из врагов и его цели я вычислил.       Теперь понять бы, можно ли доверять Чэнлэ? Мне не даёт покоя то, что Широкий избежал наказания. Ну не верю, что он мог сбежать — Чэнлэ бы просто этого не допустил. Но значит ли это, что они в сговоре? И та странная обмолвка: «Чэнлэ ведёт свою собственную игру». Слишком запутано.       Стараюсь следить за дорогой и в то же время наклоняюсь к бардачку — там лежит немного мелких денег и старый кнопочный телефон, который жалко было выбросить. Купюр там не оказывается, зато на дне валяется мелочь, которой не хватит даже бутылку воды купить. Телефона тоже нет. Похоже, машину обшарили и избавились от всего подозрительного. Разочарованно вздыхаю, но тут взгляд падает на пол, и вижу телефон под пассажирским сидением. Радуюсь, что этим дебилам не хватило ума выкинуть его.       Предельное напряжение последних часов не проходит даром, силы на пределе. Проехав пару километров, съезжаю на обочину, останавливаю машину. Мотор не глушу, и он тихо урчит, пока я пристраиваю голову на сложенные на руле руки. Мимо мелькают чужие машины, провожаю их тревожным взглядом. Погони не жду, моим новым «друзьям» сейчас, наверняка, не до этого. Возможно, они до сих пор боятся высунуться, чтобы не попасть под прицел стрелка. В придачу на складе осталась куча трупов, ранее меня это ужаснуло бы — снайпер без колебаний вышибал мозги всем подряд, но сейчас чувствую лишь глухое злорадство. Если бы они не сдохли, то сдох бы я! В данный момент меня больше заботит то, как они будут избавляться от тел, затирать следы крови, и на сколько это выведет их из строя? Привлекут ли полицию? Ведь оружие можно спрятать, и тогда никто не догадается, чем на самом деле там занимались. Массовый расстрел — не шутки. До сих пор свежо воспоминание, то самое из торгового центра, когда снайпер так же хладнокровно расстреливал невинных людей словно мишени в тире, будто развлекаясь… только сегодня было совсем по-другому. Сегодня он убивал снова, и чудится мне в этом неувязка. Он не стрелял во всех подряд, он не стрелял в меня…       Вопрос остаётся без ответа и требует обдумывания в более спокойной обстановке. Начинаю клевать носом, потому, чтобы не отрубиться, включаю телефон и жду загрузки, а потом по памяти набираю номер арендодателя. Не то чтобы считаю самым важным узнать судьбу своих пожитков, но даю себе отсрочку подумать, кому звонить следующему. Доверия не осталось.       — Господин Хан, это Ли Тэён…       — Великий Будда! Вы в порядке! Я так переживал и молил всех богов, чтобы с вами ничего не случилось!       От такой внезапной заботы у меня вдруг щиплет глаза. Ну вот, а я думал, что он скотина последняя, и как же ошибался! Я точно туда позвонил?       — Я когда увидел, что вас бьют, сразу выбежал с криками, обычно это пугает разное хулиганье… Но у тех людей было оружие! Они пригрозили мне, чтобы я молчал, потому я не смог позвонить в полицию… Простите старика, я струсил! У меня жена и дети… Они сказали, что вы задолжали им крупную сумму денег, и теперь нужно решить этот вопрос.       — Всё в порядке, господин Хан. Вы правильно сделали, что никуда не звонили. Это оказалось просто недоразумением. Меня спутали с другим человеком. Знаете, сколько в Сеуле парней с именем Ли Тэён? Десятки! — последнее время я вру искусней и даже не запинаюсь.       — Значит, ошибка? — голос мужчины звучит недоверчиво. — Они больше не приедут?       — Нет, конечно. Скажите, а что с моими вещами?       — Ах… вещи. Я забрал их к себе. К вам я не рискнул подниматься. Вы приедете за ними?       — Благодарю. Приеду, но немного позже. Извините за беспокойство.       — Главное, что вы живы. Честно говоря, я уже вас похоронил, эти люди выглядели страшно! Куда смотрят власти, что средь бела дня творится такой беспредел! И пожаловаться некому. Вот раньше были совсем другие времена, и люди были добрее, и бандиты благороднее… Просто так на людей не нападали…       Под впечатлением, что мой арендодатель, несмотря на прижимистость и хитрость, не лишён заботливых чувств, я въезжаю в город и поворачиваю в сторону центра. Когда доеду до Инсандона, как раз определюсь, что делать дальше: в офис или домой. Или…       Трель на телефоне прерывает мои раздумья. Номер знакомый — Читтапона.       — Ты в порядке? — сразу спрашивает он.       — Откуда ты знаешь этот номер? — напрягаюсь я. Режим паранойи ещё не выключен.       — Узнал у господина Хана. Когда ты внезапно замолчал тогда, я услышал возню и разговоры и понял, что что-то случилось. Потому сразу позвонил хозяину твоей квартиры, в договоре указаны были контакты, и всё от него узнал. Хотел обратиться в полицию, но тот меня умолял не делать этого… Лучше скажи, что случилось? С тобой всё нормально?       — Да, — решаю не вдаваться в подробности, удивлённый его оперативностью.       — Точно? Судя по рассказу господина Хана, тебя запихнули в багажник!       — Ну…       — Приезжай в Зелёнку. Я поторопил жильцов, объяснив ситуацию, все соседи объединились и помогли перенести вещи, освободив твою квартиру. За твоими вещами отправил курьера, он заберёт сумки и привезёт сюда, так что можешь не заезжать за ними.       Как же быстро и слаженно он дело состряпал! Вот что значит умение вести дела. Может и получится из него хороший управитель… У меня нет сил сопротивляться и спорить, я даже рад, что кто-то взял на себя организационные вопросы, потому слабовольно соглашаюсь, перестраиваю машину в другой ряд и вскоре сворачиваю в нужную сторону. Я устал, валюсь с ног от пережитого, у меня всё ужасно болит, и даже перед глазами темнеет. Я просто хочу, чтобы кто-то обо мне позаботился, ведь сунуться в больницу означает раздуть случившееся и создать себе новые проблемы. Прижав руку к груди, морщусь от боли — да, такие побои не спишешь на «споткнулся и упал»…       На вахте около Зелёнки сидит новый охранник, рядом с ним ошивается Читтапон, а чуть поодаль стоит машина монтажников, которые устанавливают камеры видеонаблюдения. Узнаю их по знакомому логотипу на дверях. Недорогая, но вполне приличная компания.       Притормаживаю у шлагбаума, Читтапон наклоняется к окну, и его глаза расширяются, когда он видит мою разбитую, залитую кровью физиономию и порванную одежду, ведь я так и не удосужился привести себя в порядок. Воды в машине не нашлось, чёртовы подельники Шрама даже влажные салфетки выгребли.       Читтапон молча кивает проезжать дальше, а сам пока отвлекает охранника, что рвётся выполнять свои обязанности, затем следует за мной. В зеркало заднего вида наблюдаю, как быстро он шагает и практически не хромает. Не успеваю вывалиться из машины, как он накидывается на меня:       — Боже, Тэён, что они с тобой сделали? — он касается моей щеки, а потом хватает за разбитую руку, я шиплю от боли и резко вырываю её. Кажется, его это не смущает, и он берётся снова, в этот раз аккуратней, даже ласково проводит подушечками пальцев по ранам на моих костяшках. Его немая забота трогает меня.       — Отпусти, испачкаешься.       Читтапон не слушается и не отпускает руку до самой двери квартиры и лишь там на несколько секунд останавливается, потупившись. Вздохнув, толкает дверь и заходит внутрь. Я следую за ним, ощущая, как остатки адреналина окончательно выветриваются, и начинаю трястись в ознобе.       — Сядь, я найду аптечку, — он судорожно копается в коробках, половину из которых до сих пор не распечатал и не разобрал.       — Ну что ты делаешь… Я в порядке, — пугаюсь я за его душевное состояние.       — А то я не вижу! Ты будто с того света явился. Ты, ты… Стоп! Я сейчас вызову скорую!       Кажется, он собирается расплакаться. Или уже это делает, судя по тому, как подрагивают его плечи.       — Читтапон, не нужно ничего! Не нужна скорая. Чёрт, не стоило сюда приезжать, — раздражаюсь я, чувствуя, как усталость с удвоенной силой ложится на плечи. Скоро вовсе свалюсь на пол, и меня уже никто не откачает. Сейчас совсем не расположен успокаивать ничьи истерики.       Он резко поворачивается ко мне. Глаза его покрасневшие, но сухие. На миг мне даже кажется, что там вспыхивают молнии.       — Я же просил называть меня Тэн! Тэн! Я понимаю, что я тебе никто, но так хотя бы создаётся видимость, что мы не чужие. Друзья. Пусть и временные. Я, между прочим, очень волновался. Раз ты не собираешься ехать в больницу, так что… Быстро раздевайся! Я не медик, но первую помощь окажу. Сколько пальцев, — он машет передо мной раскрытой пятерней.       — Да я в норме! Пять!       Пока я перевариваю резкую смену его поведения, он уже задирает на мне футболку.       — Какой ужас!       Натянув футболку обратно, отталкиваю его руки.       — Слушай, — смущаюсь, — давай я сначала приму душ?       От меня зверски разит потом, кровью и слегка протухшими дарами моря.        — Хорошо. Только быстро, на тебе лица нет. И двери не закрывай, вдруг в обморок свалишься. Ты ещё должен рассказать мне, что случилось, — Читтапона, похоже, не волнуют ни запах, ни вероятные проблемы, связанные с недавним происшествием. Я откровенно не понимаю, почему он в это лезет, и так же удивляюсь своему неестественному желанию довериться ему. Может, дело в странном поведении? Он слишком быстро адаптируется под все ситуации, и когда я не даю ему однозначного ответа, снова меняет тему:       — Иди в ванную, я тебе сейчас принесу чистые полотенца и одежду. А потом мы обработаем раны, накормим тебя и уложим спать. А завтра ты мне всё подробно расскажешь. Если захочешь. Хорошо?       — Отличный план, — с облегчением выдыхаю я.       В ду́ше меня совсем развозит, а от запаха медового-мятного геля начинает тянуть в сон. Тёмная, грязная вода стекает с меня, унося всю гадость, и утекает прочь, закручиваясь спиралькой в сливе. Этот вихрь завораживает.       Ссадины на костяшках, локтях, коленях жжёт от воды и геля, да и всё остальное весьма ощутимо болит. А ведь завтра станет ещё хуже! Поверхностный осмотр неутешителен: синяков на мне столько, что хватило бы разукрасить несколько человек. Местами они наслаиваются друг на друга, образуя некрасивые фиолетово-сине-багровые пятна. Больше всего их на руках и груди, немного на бёдрах, но, в принципе, я легко отделался. Даже на лице лишь один синяк, и самое неприятное — рассечённая бровь. Когда промыл её водой, она снова немного закровоточила.       Тэн тихонько стучится и, приоткрыв дверь, не заходя, просовывает руку с полотенцами, одеждой и одноразовыми отельными тапками в пакете, кладёт на тумбочку.       — Давай быстрее. Вдруг ещё плохо станет.       Думаю, он прав. Промокнув тело, разбираю вещи. Там простая белая футболка и спортивные штаны. А ещё короткие шорты. Белья, ожидаемо, не оказывается, и я бы сильно удивился, предложи он мне свои трусы. Усмехнувшись, морщусь — скула от движения ноет сильнее. Напялив всё на себя, я хотел оставить валяться свои грязные вещи на полу, но тут в очередной раз во мне взыграл чистоплюй, и порванную футболку я отправляю в мусорное ведро, а белье и джинсы засовываю в стиральную машинку. Потыкав кнопки, понимаю, что стиралка не работает, и разбираться с ней у меня не осталось сил. Пусть так и будет…       Прижав полотенце ко всё ещё кровоточащей ранке, выхожу из ванной и нос к носу сталкиваюсь с чрезмерно гостеприимным хозяином. В руках он держит белую коробку с красным крестом на крышке. Что же… сейчас меня снова будут пытать. С сожалением поглядев на мягонький диван и откинув мечты о горизонтальном положении, усаживаюсь на стул, и Тэн принимается мазать меня мазью от ушибов и обрабатывать раны на лице. Кажется, он пытается делать как можно аккуратней, но сноровки ему явно не хватает, и, чтобы не расстраивать его, сжимаю зубы в особо неприятные моменты и жмурю один глаз. Меня бросает то в холод, то в жар, земля качается перед глазами, а после каждого прикосновения прошибают электрические разряды. Терплю, как могу, мечтая, чтоб всё скорее закончилось. Остальные ссадины по-быстрому, тяп-ляп, обрабатываю сам, искренне жалея, что нельзя поехать в больницу — там бы сделали волшебный укольчик, и я бы просто проспал все неприятные моменты.       — Зашить бы. Шрам останется, — сетует Тэн, наклеивая на бровь пластырь. — Твои вещи уже привезли, я сказал отнести в квартиру.       — Кстати, где она? — воодушевляюсь я. — Хочу поскорее завалиться спать. Ты уж прости, но я догуляю сегодняшний отгул до конца. Но если вдруг чего, ты звони на тот номер. Чёрт, я не взял с собой телефон…       — Забудь. Я дам тебе свой. Может, переночуешь здесь?       — Ты боишься?       — Нет, что ты. Вдруг тебе станет плохо?       — Глупости, я в порядке. Больше пострадало моё самолюбие, — не особо уверенный в своём заверении, усмехаюсь одним уголком рта, второй половиной лица стараюсь не двигать. С каждой минутой меня шатает и клонит в сон сильнее, даже начинаю опасаться, что ещё немного, и завалюсь прямо тут. — Пойдём?       В дверь внезапно звонят, я вскакиваю, однако Тэн успевает раньше. Опять обращаю внимание, что он практически не хромает.       — Доставка, — докладывает он, посмотрев в глазок, и открывает дверь. Парень в жёлтой форме и забавной кепке с солнышком передаёт два увесистых пакета, Тэн небрежно заглядывает внутрь и потом отдаёт за еду деньги. Поблагодарив за покупку, курьер убегает.       — Суши, китайская еда, куриные крылышки… Я всего понемногу заказал, не знал, что тебе захочется.       Он подносит к моему лицу пакет, и в нос ударяет аромат специй и жареного мяса. Желудок жалобно сжимается, и, если бы было чем, меня бы стошнило. Кажется, то странное сосущее чувство в животе отнюдь не чувство голода. Внутрь употребляю только воду с парочкой обезболивающих таблеток, выданных по рецепту Тэна, даже не спрашиваю, как они называются и для чего применяются.       Отказавшись от ужина, настаиваю отвести меня в новое жилье. Приходится спуститься на этаж ниже. Если моё пространственное мышление не подводит, квартира находится аккурат под квартирой Тэна. Он открывает своим ключом. За дверью стоят мои сумки. Разбирать вещи сейчас нет никакого желания, всё больше ощущаю себя зомби на последнем издыхании, причем душа давно покинула тело и наблюдает за всем со стороны. Но найти постельное белье придётся, не на голый пол же ложиться?       Внутри помещения всего одна небольшая комната, которая и спальня, и кухня, и одновременно гостиная. Неприметная дверь в розовый цветочек ведёт в ванную. Вот и все удобства. Прошлые хозяева вынесли практически всё, оставив лишь кухонную мебель и технику, пару стульев и соломенную циновку.       — Как видишь, пока совсем неуютно. Может, всё же ко мне?       Его яркие глаза меня на секунду ослепляют, я окончательно теряюсь.       — Меня всё устраивает. Спасибо за заботу.       Ну чего он пристал? Раскрываю одну из сумок, в которую, как помнил, положил покрывало и футон. Бросив их на пол, заваливаюсь сверху. Тэн понимает, что я уже не могу дождаться, когда он свалит, потому сноровисто хозяйничает на кухне, шуршит пакетами, разбирая заказанное, без зазрения совести шарится по всем тумбочкам и шкафчикам, расставляет баночки. Мой затуманенный взгляд невольно следит за его движениями, фиксируя то, как он приподнимается на носочки, пока ставит кофе на полку, как приподнимается край его одежды, обнажая полоску светлой кожи и ямочки на пояснице. Похоже, у меня всё-таки сотрясение. Или это так странно действует обезболивающее? Скорее всего, последнее, потому что от сильнодействующих лекарств я теряю ориентацию.       — Я оставлю пакет с едой в холодильнике. Если захочешь есть, разогрей в микроволновке. Вот ключи и телефон, там новая карта, активировать надо, — он кладёт их на стул рядом со мной, — если что-то понадобится — звони.       Выйдя за дверь, прикрывает её за собой, дождавшись щелчка, замок захлопывается. Он некоторое время стоит за дверью, будто ожидая, что я его окликну, потом уходит.       Меня мутит, и перед глазами мелькают искры и чёрные точки, а попытка сразу отрубиться проваливается. Тревога не отпускает, в голове мельтешат фрагменты драки, разговоров, угроз. А вдруг Шрам наведается сюда? А вдруг пойдёт ещё дальше и тронет моих родных, ведь я теперь знаю его цель? Впервые в жизни я искренне желаю смерти человеку.       В итоге виноватым в излишней тревоге становится футон, я кинул его под окно, теперь хочу переместить, хватаюсь за подоконник и с кряхтением подтягиваю свою тушку вверх. Взгляд машинально скользит по округе за окном. Солнце уже скатилось за горизонт, но происходящее во дворе видно отлично.       Моё авто стоит у самого входа, а чуть поодаль между двумя семейными минивэнами, стоит криво припаркованный старенький серый седан. Я его уже видел раньше, но тогда он был в самом конце парковки, покрытый пылью, будто им никто давно не пользовался, а сейчас его хозяин видимо очень спешил, раз бросил практически посреди дороги.       Я уже планировал отвернуться, как из подъезда вдруг показался Тэн. Он вскинул голову наверх, заглядывая в окна, и я отпрянул в сторону, чтобы он не заметил слежки. Тэн быстрым шагом направился к машине, сел за руль и, умело вырулив на дорогу, перегнал её на старое место. Покинув салон, он снова посмотрел на окна, а потом закрыл машину и вернулся обратно. Куда же он ездил? И как? С его-то больной ногой.       Покачнувшись, я завалился назад на футон. Представил, как встаю и закрываю двери на дополнительные замки, но сделал ли это или только нафантазировал, понять уже не мог. Голова кружилась, отдавая тупой болью не то от разных неприятных мыслей, не то от неучтённых ударов, зато остальная боль притупилась, ушла на второй план. Кажется, обезболивающее начало действовать. А не было ли среди таблеток снотворного? Додумать я не успел, почти сразу отключившись, надеясь переспать и недомогание, и саму ситуацию, с каждой секундой всё сильнее походившую на яркий, психоделический бред.

***

      У кого-то утро начинается с кофе, у кого-то с секса, а у меня с непоняток. Я даже не помню, как заснул! Где я? Что со мной? Сколько прошло времени? Подскочив, падаю назад — в груди болит так, будто в меня врезался поезд.       Под головой нащупываю чужую подушку, на голове — мокрое полотенце, а на себе отсутствие футболки и штанов. На мне лишь короткие шорты, к счастью, те же самые, что я сам и надевал, и куча компрессов. Тянусь к телефону, куда уж без него современному человеку? На часах почти шесть вечера и… среда!       — Твою ж мать! Куда делся вторник?       Судя по творящемуся вокруг хаосу: разбросанные вещи, упаковки от лекарств, грязные чашки и ещё один футон, вторник я провёл в абсолютном беспамятстве, а кое-кто, поняв, что у него ночевать я не хочу, сам переехал ко мне.       Смачно выругавшись и вспомнив все известные неприличные обороты речи, женщин лёгкого поведения и их родственников, понимаю, что теперь должен Тэну по гроб жизни. Ну кто я ему такой, что он тратил своё время и силы? Другой бы просто вызвал скорую, и дело с концами. Или, ему есть что скрывать. Мой внутренний параноик на мгновение вскидывается и… затихает.       Кое-как, со стонами и частично на четвереньках — всё равно никто не видит — добираюсь до ванной. Первым делом посещаю туалет, потом долго пялюсь в зеркало над раковиной. Такого красавчика ещё поискать надо. Морда небритая, помятая, волосы слежались на одну сторону, отёк на бордово-синей скуле почти спал, а по краям начал симпатично желтеть. Бровь чувствует себя неплохо, нажав пальцами на пластырь, я ощущаю лёгкое жжение, да и только. Сильно болят только рёбра и грудь, мышц там мало, а кожа тонкая, за сутки синяки от побоев растеклись вширь и налились всеми цветами грозовых туч.       Понедельничный отгул закончился для меня не лучшим образом, однако я многое узнал, и ещё больше у меня появилось новых вопросов. Однако, как много я пропустил за это время? От нехватки информации и новостей меня рвёт на части, не знаю за что хвататься сразу, но, к счастью, побеждает рационализм. Лезу в душ, благо горячая вода есть. Долго смываю с себя пот и запах компрессов, разминаю закоченевшие мышцы и, за исключением небольшой слабости, начинаю чувствовать себя лучше. Потом обнаруживаю, что мне ни одеться, ни вытереться нечем. Шлёпаю голым из ванной к до сих пор нетронутым сумкам. Там ищу бельё, банные принадлежности и косметичку, достаю полотенца и возвращаюсь в ванную комнату, где наконец заканчиваю утренний моцион, превращаясь из зомби помятого в подобие человека цивилизованного.       Немного поколебавшись, роюсь в кармане косметички и наконец нахожу несколько нужных «карандашей». Спасибо сестрёнке, синяки — обычное дело для меня, потому она озаботилась заживляющей мазью и специальными корректорами. Сначала наношу тонкий слой мази на всю скулу, а потом читаю надписи на корректорах. На первом аккуратным девичьим почерком написано «от фиолетовых синяков» и смайлик. Ну, значит он и нужен. Тот, что от жёлто-зелёных, использую, как придёт время. Неумело маскирую самые тёмные места, но остаюсь вполне доволен результатом — в глаза не бросается, и ладно.       Часы показывают, что прошло больше часа. Долго я возился! Наводить уют в комнате мне опять не хочется, зато просыпается чувство голода. В этом вижу хороший знак, а то уж начал подумывать, что мне что-то отбили. Потому, покопавшись в холодильнике, нахожу там просто нереальное обилие самых разнообразных продуктов. Кажется, в этом Читтапон слегка перестарался. Подумав, решаю не нагружать желудок тяжёлой пищей, потому ограничиваюсь питьевым йогуртом. Ещё ставлю кипятиться чайник — очень хочется кофе, хотя бы растворимого…       Пока вода закипает, ищу, во что одеться, и в одной из сумок нахожу свой старый телефон. Видимо, господин Хан поднял его, когда забирал вещи. Какой он, однако, хозяйственный! Больше никогда не буду думать о нём плохо!       Корпус разбит, а экран покрыт крупной сеткой трещин. Ещё бы, я от всей души тогда на него наступил. Зато можно поставить симку и флэшку в тот, что мне дал Тэн. На время, пока не куплю новый. Очередная незапланированная трата заставляет меня поморщиться.       От обилия простых бытовых и незамысловатых действий начинаю нервничать. Я почти на двое суток выпал из реальности, мало ли что могло произойти за это время? Вдруг меня уже уволили из агентства, вдруг что-то случилось с родителями или сестрой, вдруг-вдруг-вдруг… С ума сойти можно от всего этого! И что самое странное, чувствую я себя совсем не так, как человек, который так долго провалялся в постели. Тэн меня что, доппингами накачал? Или успокоительным? В любом случае это лучше, чем корчиться от боли и нервов.       Включив аппарат, жду загрузки. Через мгновение на меня одно за одним сыплются оповещения о пропущенных звонках, смс-ки от Лукаса, сестры и рекламный спам. Перезваниваю родителям, но они вне зоны действия сети, потом звоню сестре. Она вся в учебе и не особо волнуется обо мне, бегло рассказывает, что родители вчера уехали в Пусан, в горы, в гости к друзьям, где собираются остаться до конца месяца и помочь им со сбором урожая и участием в осеннем фестивале. А сама Юнджин в такой запаре, что ей пришлось переехать к подруге, которая живёт недалеко от места их стажировки. Эти новости меня так радуют, что я едва сдерживаю рвущийся наружу вздох облегчения. Довольно удачное стечение обстоятельств!       Лукасу звонить пока не хочу, но его сообщения отдают искренней тревогой. Он спрашивает, куда я пропал и что случилось. Отвечаю ему в мессенджере, что сломал телефон, завален работой и перезвоню позже. Мол, злобный начальник завалил поручениями и загонял по встречам, и, как только появится свободное окно, я с ним свяжусь. В ответ приходит лаконичное «Я соскучился!» с десятком баклажанов вместо смайликов, и я конкретно загоняюсь по этому поводу. По правде говоря, я тоже соскучился…       Одновременно с закипевшим чайником слышу стук в дверь. Тушуюсь, потому что до сих пор как идиот стою в одних трусах. Зато с телефоном. Ну, хорошо, хоть не голый. Хватаю домашние штаны и на ходу натягиваю.       — Доброе утро! — радостно приветствует меня Тэн и без спроса протискивается в дверь. Похоже, стучал он чисто ради приличия, чтобы обозначить свой приход, ведь и дураку понятно, что ранее заходил сюда, как к себе домой. Он осматривает меня сверху донизу, принюхивается. — Пахнешь апельсинками и выглядишь просто отлично! — довольно кивнув, сразу направляется к чайнику и начинает хозяйничать, роется в холодильнике, заваривает кофе и достаёт с полок одноразовые тарелки и приборы. Сегодня он хромает больше обычного.       — Смотря с чем сравнивать, — бурчу под нос, машинально прикрываю голую грудь, скрестив руки, и лишь потом добавляю: — Уже добрый вечер.       — Ну, у тебя утро. Ты ведь только проснулся? Как самочувствие?       В деталях представляю его заботу обо мне бессознательном, и становится совсем неловко. Мало ли что он себе позволял и на что смотрел? После этой мысли бросаюсь к сумке и хватаю первую попавшуюся майку и домашнюю рубашку, которые напяливаю на себя.       — Неплохо. Благодаря тебе.       — Ну и отлично. Пришло уведомление, что ты на связи. Так и понял, что ты очнулся. Впрочем, всё равно уже собирался к тебе, просто без сообщения я бы не стал стучать в дверь.       Он тихо смеётся, будто над шуткой, которую знает только он, и сервирует лёгкий завтрак на подносе. Там же ставит чашку с горячим кофе и стакан минералки, усаживает меня на стул.       — Покушай хорошенько. Тебе нужно восстанавливаться. Раз уж ты не захотел в больницу, я немного побыл твоей нянькой. И, раз тебе уже лучше, больше не буду тебя стеснять. Сегодня отдыхай, а завтра… посмотрим на твоё самочувствие.       — Но…       — Чтобы тебе было спокойней, скажу, что за это время ничего интересного не произошло.       Выдыхаю. Честно говоря, ждал плохих новостей. Но мои родители и сестра в безопасности, Тэн весел и бодр, а я иду на поправку. А жизнь-то неплоха!       — Ты ничего не хочешь спросить?       — Хочу. Ты ведь расскажешь, что случилось?       Скрывать случившееся от Читтапона на самом деле не в моих интересах. Я довольно долго колебался, однако правду не спрячешь. Опасность грозит не только мне, но и ему, просто так совпало, что я стал работать на тайца, и мы оба независимо друг от друга стали целями неких нехороших людей. Поведав ему слегка подкорректированную историю о похищении, снайпера из неё просто вырезаю, заменив на разборки между двумя бандами, в процессе которых я смог улизнуть.       — Хреново, — вердикт моего уже не просто работодателя, но товарища по несчастью звучит довольно мягко, учитывая ситуацию. — Им нужен я и ты тоже, значит, они по-любому рано или поздно сюда явятся и не будут гнушаться никаких методов.       Пока он в раздумьях молчит, я успеваю догрызть тосты.       — Ладно, отлёживайся пока, — даёт команду Тэн, отталкиваясь от кухонного стола, о который раньше опирался. — С этим мы не можем ничего сделать. Однако я сейчас позвоню кой-каким людям и попробую подстраховаться. Завтра, если будет спокойно, я тебя выгуляю в парке на свежем воздухе. Раз в прошлый раз у нас не получилось, давай попытаемся снова, может, в скором времени у нас не будет возможности расслабиться. Говорят, там сейчас очень красиво, грех не воспользоваться. А сейчас не буду тебя отвлекать. Обживайся, все формальности мы решим потом. Кстати, ты рубашку наизнанку надел!       Искренне улыбаясь, он хлопает меня по плечу, забирает свои пожитки и уходит, я ему благодарен за такую ненавязчивую заботу. Около чашки с кофе замечаю маленькую зефирку в яркой упаковке. Как мило.       Решаю последовать совету и никуда не рыпаюсь из нового дома. Лежу, ворочаясь с боку на бок, обдумываю последние дни. Слишком быстро завертелись события, и я, что уж скрывать, растерялся. Будь у меня уверенность в коллегах, сразу бы обратился за помощью к ним, но, как назло, все карты спутаны, а доверие утеряно. С разочарованием понимаю, что мне, по сути, больше и не к кому обратиться — я настолько зациклился на работе, что практически ни с кем, кроме коллег, не общался. А клиенты… обычно они не пытаются сблизиться с телохранителем, особенно если этот контракт временный. Но что-то решать придётся, я ведь с ума сойду от неизвестности!       Остаток дня я посвящаю маете́, сомнениям и приведению своего жилища в более-менее приличное состояние. Временное логово обретает жилой вид.       Утром следующего дня я просыпаюсь пораньше и отправляюсь на пробежку. К сожалению, бегать перед Зелёнкой на стадионе не решаюсь, потому выхожу за ограждение в парк и гоняю туда-сюда по тропинкам. Непривычный маршрут и не до конца восстановленное здоровье не дают оторваться на полную, но я рад и тому, что имею.       На обратном пути звонит Чэнлэ, интересуется, как мне работается и есть ли проблемы, я, скрестив пальцы, заверяю, что всё отлично.       — Что-то выяснили по поводу покалеченного мужика?       Откуда узнал? Наверняка Джехён доложил. Если так, почему звонит именно сегодня?       — Полиция сказала, что это тупик. Но господин Личайяпорнкул предпринял дополнительные меры безопасности.       — Это хорошо. Хорошо, — задумчиво повторяет начальник, а мне кажется, что он в этот момент поглаживает несуществующую бородку. Потом внезапно спрашивает: — Когда ты перевозил Ван И, не происходило ничего странного?       — Кроме того, что он штаны намочил? Ну, в нас стреляли два снайпера. Это достаточно странно?       Почему Чэнлэ вдруг заговорил о старом заказе? Да ещё и об этом мужике?       — Нет. Не то. Ладно, забудь. Береги себя.       Он отключается. Что же, его пожелание прозвучало вполне искренне, а вот мои опасения подтвердились. В деле Ван И что-то пошло не так, и теперь я окончательно и бесповоротно вляпался в это дерьмо.       Тэн приходит аккурат к двум часам, стучит в дверь — он почему-то упорно не использует дверной звонок, и я, до сих пор чувствуя себя не в своей тарелке рядом с ним, покидаю квартиру. Иногда ловлю себя на мысли, что это не я на него работаю, а он на меня, и вообще всё слишком запуталось, смешалось, глупо пускать дело на самотёк, но ничего не могу с этим поделать. Я человек пусть и внимательный, но подневольный, привык работать честно, говорить прямо. То, что приходится делать сейчас, совсем не вяжется с моей натурой и вызывает диссонанс.       К приходу Тэна я полностью сдался под натиском своих иррациональных поступков, надел простые джинсы и кофту с капюшоном, под которой поскрипывала новенькая, ни разу не использованная ранее наплечная кобура, экипированная травматическим пистолетом. Боевое оружие осталось там, на рыбном складе, и это меня сильно огорчает.       — Ну, пойдём? Ты тогда обещал мне прогулку, а сегодня — я тебе. Обещания надо выполнять.       — Тебе так сильно хочется заниматься ерундой в такое время?       — А что ты предлагаешь? Запереться в шкафу и трястись от страха, пока по наши души придут? И так из дома лишний раз не выхожу.       Вопреки его словам, у меня свежо воспоминание о его машине. Куда это он от страха ездил? Но приходится согласиться, волков бояться — в хате срать. Так и с ума сойти недолго.       — На тебя всё так же давят? — интересуюсь я, пока мы спускаемся. Выйдя из лифта, Тэн спотыкается, и я придерживаю его за локоть, чтобы он не упал снова. Не желая обидеть, сетую: — Ты сегодня немного… неуклюжий.       — Я два дня обезболивающее принимал, много бегать приходилось, нога болела. Сколько раз зарекался… Надо или постоянно принимать таблетки, или вообще не принимать, иначе потом только хуже. Ладно, это пустяки. А вот конкуренты молчат, что настораживает. Если враг затаился, значит он готовит новую пакость.       Мне становится совсем совестно. Виновником его беготни стал я, хотя сказал он это таким обыденным тоном, что чувствовалось: он совсем не обижен и не раздражён. Вроде как нога всего лишь досадная помеха. Но чувство, что я ему должен, усиливается. Не пытается ли он меня таким образом привязать к себе? Ну что я как тряпка в последнее время?..       — Что думаешь делать?       — Я нашёл независимого адвоката в посольстве. Американского. Он обойдётся недёшево, но сможет заняться делом серьёзно, а я не буду переживать, что его подкупят или напугают местные дельцы. Уже отправил документы, он обещал связаться в ближайшие дни.       — Это хорошо.       Если раньше мне хотелось подольше продержаться на этом месте, то сейчас я жаждал прекращения любой деятельности. К чёрту деньги! Главное, чтобы все остались живы и здоровы. Но мои мысли полностью идут в разрез со словами и делами. Можно сколь угодно взвешивать за и против, находить аргументы, но бросить дело нельзя. Тем более я должен этому парню! Неизвестно чем бы закончилось случившееся, вызови он скорую и полицию. Как сказал Шрам, я никто. Вполне возможно, что в газетах появились бы позорные статьи, как непорядочный телохранитель опозорил приличное агентство, подставил своего работодателя, связавшись с киллером, и участвовал в массовом расстреле ни в чём не повинных людей. Бандитов, то бишь, но попробуй доказать это!       Мы покидаем двор, по дороге поздоровавшись с десятком жильцов, что провожают нас любопытными взглядами, и сворачиваем к знакомой мне по недавней пробежке тропинке, ведущей вглубь парка. Тэн много не болтает, больше крутит головой, любуясь осенними деревьями. Осень в этом году тёплая и даже немного запоздалая: листья на берёзах и клёнах окрасились красным и жёлтым, но осыпалось их не очень много.       К сливовым рощам мы не идём, а направляемся к реке. Здесь и правда очень хорошо. Будто выдалась возможность переместиться в другую вселенную без злодеев, проблем и головной боли. Стоит один из тех тёплых и погожих деньков, что наполняют душу тихой беззаботной радостью и ощущением прикосновения к чему-то прекрасному и мимолётному — неделя, другая, и нет ничего в помине. С каждым дуновением ветерка над головами в лучах солнца кружат редкие опадающие листья, создавая причудливый ковёр под ногами.       Тэн радуется прогулке словно дитя. Он то и дело наклоняется то за красной звёздочкой клёна, то за жёлтой капелькой берёзы. Ворох красочных листьев, один ярче другого, уже не вмещается у него в руках и рассыпается под ногами. Он заливисто смеётся, бросается собирать их обратно, я сажусь на корточки рядом, помогаю ему, и мы сталкиваемся пальцами: горячими — моими, и ледяными — его. Атмосфера становится напряжённой. Или это мне так кажется? Последние дни меня не покидает ощущение американских горок: то вроде обычное общение, то вдруг накатывает давно позабытое ощущение смущения. Вот, снова! Глаза в глаза, и у меня заходится сердце — его улыбка такая открытая, а острый вздёрнутый нос и правда придает его облику нечто детское. Только взгляд у него взрослый, пронзительный, с хитринкой. Он не оставляет сомнения — этот парень не так прост, как кажется, и что-то скрывает. Может, это меня в нём и притягивает, завораживает? А когда улыбается одним уголком рта, становится похожим на лиса. Или на лисицу, ту самую кумихо, что обольщает мужчин, завлекая их своим коварством, а потом пожирает печень.       Чтобы кумихо выжила, ей нужно убивать. От таких ассоциаций я теряюсь, а у Тэна вдруг сползает улыбка с лица.       — Ты будто призрака увидел.       — Я…       — Да брось, — он снова смеётся, — я просто пошутил. Ты так пристально смотрел, что я даже засмущался. Спустимся к реке? Я выкину всю эту прелесть на воду!       Он машет зажатыми в руке листьями, а второй хватает меня за ладонь, но тут же отпускает, берёт за запястье, скрытое рукавом кофты, и тянет к воде. Впрочем, я уже давно заметил, какие ледяные у него пальцы. Волнуется? Замёрз? Солнце ещё яркое и тёплое, пусть и не греет так сильно, как раньше, а Тэн оделся по погоде.       Мы спускаемся к старому мостику, эта часть парка далеко от его центра, где почти всегда округа заполнена туристами, гуляющими парочками и галдящей детворой. Тут всё выглядит заброшено и очень интимно. Тэн беспечно опирается на перила, немного свешивается вниз и веером рассыпает листья.       Не успевают они долететь до воды, как внезапный порыв ветра подхватывает их, закручивает в спираль и швыряет обратно в лицо. Тэн от неожиданности со вскриком отскакивает, спотыкается, и я уже вполне привычно его подхватываю. Не знаю, как так получается, что он, будто кот изворачивается в моих руках, но на землю мы приземляемся в самой неприглядной позе: я внизу, он сверху как раз между моих расставленных ног и упирается ладонями в грудь.       Я больно ударяюсь локтями, так сильно, что аж искры из глаз вылетают и грозят сжечь деревянный мостик к чертям собачьим. И толчок в грудь не проходит бесследно — ссадины и синяки на месте, они болят слишком материально, чтобы игнорировать. Однако вопреки логике замираю и не шевелюсь, медленно, беззвучно вдыхая, а Тэн смотрит прямо мне в глаза, смотрит, не отрываясь. Он тяжёлый, но не такой как Лукас, что давит бетонной плитой, а такой… приятно ощущаемый. И пахнет от него хорошо, и ладони у него мягкие, его прикосновения даже мазохистски-приятны, а губы неподобающе близко.       Когда лёгкие до упора заполняются воздухом, с шумом выдыхаю, и остановившееся время вновь пускается вскачь. Бедняга Читтапон вскакивает и извиняется за неловкость, а бедняга я пытаюсь собрать свои мысли и кости в кучу. Рекорд неловкости за сегодня побит на год вперёд. Расскажи я кому-либо как два взрослых мужика валялись на земле, сконфуженно пялясь друг на друга, меня бы засмеяли.       Расшаркавшись друг перед другом в крайне неловких извинениях, мы возвращаемся домой, и по пути Тэн, держась на расстоянии, тихо озвучивает планы на завтра, интересуется, в состоянии ли я работать, или мне нужно ещё время для восстановления. Заверяю его, что в норме. Ну нет у нас времени для отдыха, потому я готов приступить к своим обязанностям в полной мере.       — Я здорово провёл время, спасибо, — искренне благодарит Тэн. — Мне нужно было проветрить мозги и отвлечься.       Не одному ему! Прогулка действительно получилась приятной, но странной и неловкой. Тэн продолжает чему-то улыбаться и не смотрит на меня, но выглядит вполне довольным, даже счастливым. Покинув тропинку, мы вступаем во двор и доходим до вахтерской будки. Там нынешний охранник громко с кем-то разговаривает. Голос мне смутно знаком, и вскоре вижу его владельца.       Около шлагбаума, оперевшись задницей о сидение байка, стоит Лукас. Он вскидывается и смотрит на меня во все глаза. На нём чёрная мотоциклетная куртка и кожаные брюки, а на ногах высокие ботинки на шнуровке. Пожалуй, смотрится он очень внушительно и круто.       — Тэён! — через мгновение — с его-то длинными ногами хватает пары шагов — он оказывается рядом и беспардонно меня ощупывает, даже берет за подбородок, вертит голову туда-сюда и поджимает губы. Я стряхиваю его руку — ну что за напасть и нежности телячьи? Он меня что, за ребёнка держит? — Ты в порядке?       Рядом замирает Тэн. Его улыбка претерпевает изменения и теперь больше похожа на оскал.       — Я не знал, что ты пригласил друга.       — А я не друг, — не менее хищно улыбается ему Лукас, — я его парень.       Кажется, я слышу, как в небе начинают вихриться грозовые тучи.       — Ох, тодук коянъи! — восклицает охранник, нарушая возникшую паузу. — Осторожнее, господин!       Из кустов вдруг выбегает бездомная кошка, та самая «кошка-вор», которую пожилые люди суеверно стараются обходить стороной или закидывать камнями. А если она ещё и чёрная… плохой знак! Очень плохой! Кошка садится ровнёхонько по центру, поделив нас на два лагеря, и, задрав лапу, начинает вылизываться.       — Я не боюсь кошек. Даже бездомных и блохастых, — Тэн делает шаг вперёд, желая подхватить животное на руки, но не успевает. Лукас перехватывает инициативу и уже прижимает кошку к себе, наглаживая так, что от наэлектризованной шерсти летят искры. Кошка в ответ тычется в него лбом и мурчит так, будто он её самый любимый на свете хозяин.       — Именно. Чего бояться таких маленьких и слабых? Приласкал, они хвост и оттопырили, — парирует Лукас, глядя на Тэна сверху вниз. Тому приходится задрать голову, чтобы скреститься с ним взглядом.       Я стою в стороне и совершенно не понимаю, что происходит. Впрочем, мне оно уже заранее не нравится…