Телохранитель киллера

      Мы стоим друг напротив друга, но у Чэнлэ, несмотря на только что представленные столь громкие и серьёзные обвинения, взгляд блуждает где угодно, только не по мне. При желании я даже смог бы выхватить у него пистолет, что вообще противоречит характеру и умениям начальника.       Ночная тишина, не нарушаемая даже городскими звуками, становится похожа на вакуум. Наверное, именно сейчас наступает подходящий момент, и я открываю рот, чтобы сказать, оправдаться, спросить, чем заслужил такое отношение, как вдруг позади отчётливо и громко хрустит ветка, что мы оба едва не подскакиваем, синхронно оборачиваемся и чуть приседаем.       Вдруг откуда-то издалека доносится крик: «Отпусти, козёл! Отпусти! Ай!!!», хлопают двери и раздаётся выстрел. Потом новые крики: мужские отрывистые, женский визг.       Проходит всего несколько секунд, а у меня чуть вся жизнь перед глазами не проносится. Причём пугаюсь я совсем не за себя. Мы с Чэнлэ оба узнаём этот пацанский надломленный голос.       — Блять! — ёмко выражается начальник и бросается в сторону криков, но новая пуля звонко влетает прямо в фонарный столб, высекая искры чуть повыше Чэнлэ и осыпаясь на наши головы осколками битого плафона. Вторая уходит в молоко, потому что рефлексы у нас срабатывают одновременно ещё до второго выстрела, но на то они и рефлексы, чтобы срабатывать автоматически. Пригнувшись, я рыбкой скачу вперёд и перекатом ухожу в сторону, на ходу вытаскивая оружие и направляя сначала на Чэнлэ, а потом по кругу. После пусть и тусклого, но освещения сейчас не видно ни зги. Я таюсь за углом, за которым недавно подглядывал за начальником, и пока глаза привыкают к темноте, вижу, что Чэнлэ уже добрался до деревьев, присел за одним из стволов, пару раз пальнул в никуда, оглянулся и подал мне знак рукой, чтобы я зашёл с другой стороны. Мне не нравится выполнять приказ человека, который только что угрожал, но двигаюсь в нужном направлении, даже не задумываясь. Вооружённый, но хорошо знакомый Чэнлэ всё равно лучше, чем вооружённый неизвестный тип в темноте.       Сгорбившись, бегу через дорожки и припадаю на колено за широким стволом дерева. Снова наступает тишина. Мы не слышим, чтобы кто-то ломился на нас или в противоположную сторону, но и сами не можем высунуться: вдруг по нам пальнут? Я боюсь достать телефон, чтобы не обозначить своё место положения, а ещё боюсь, что Чэнлэ совсем потеряет голову, и не ошибаюсь. Он больше не может ждать, потому плюёт на безопасность и, петляя словно заяц, скрывается меж деревьев.       Как идиот следую за ним, на ходу вытаскивая телефон. К чёрту конспирацию! Яркий свет экрана на миг ослепляет, из-за чего больно спотыкаюсь о торчащий из земли, абсолютно невидимый корень, задеваю плечом ствол дерева. В груди что-то больно щёлкает, а на теле наверняка добавляется новый синяк.       На миг теряю Чэнлэ из вида, потом вижу мелькнувшую белую рубашку — начальник спешит на залитую светом парковку, туда, откуда доносятся громкие голоса. Собираюсь за ним, но тут замечаю, как в противоположной стороне от дерева отделяется силуэт и крадучись убегает в противоположную сторону.       Набираю номер Лукаса, отключаю экран, чтобы не светить, и слушаю гудки до тех пор, пока не миную парк и не выскакиваю с другой стороны. Там начинаются слабо освещённые переулки и дворики, район мне не знаком — я больше привычен к ресторанам и офисам, нежели к подворотням.       На обочине неподалёку стоит продуктовый фургон с заляпанными номерами, и именно к нему спешит стрелявший, и именно в него уже закидывают не сопротивляющегося Джисона. Парень тряпкой висит в руках двоих похитителей, его довольно бесцеремонно бросают на пол, захлопывают двери и машут своему отставшему подельнику, чтобы тот поспешил. Затем скрываются в салоне.       Мужик тем временем преодолевает треть пути, но вдруг останавливается, сгибается пополам, упираясь ладонями о колени, и надрывно кашляет. Мне кажется, сейчас подвернулся отличный шанс. С тремя, да ещё и вооружёнными противниками я могу не совладать, но одного «языка» захватить вполне смогу. Главное, чтобы его дружки не кинулись на помощь.       Бесшумно на подогнутых ногах подбираюсь к нему со спины, с каждым приближающимся шагом все отчётливее слыша его тяжёлое дыхание. В последний момент он тянется к карману, но я не даю ему достать то, что он хотел: тюкнув ребром ладони ему по шее, подхватываю под мышки обмякшее грузное тело и, как заправский маньяк, тяну в тёмный переулок. Затаскиваю его за мусорные баки, проверяю карманы: кошелёк, телефон и пистолет кочуют ко мне, упаковка жвачек, платок и спрей для свежести дыхания — под ноги, они мне не нужны. Прислоняю его спиной к стене, затем выглядываю из-за угла. Было бы идеально, пойди за ним один из его дружков, так бы я по очереди их и вырубил…       План почти срабатывает. Дверь приоткрывается и водитель кричит:       — ГуСик, шевели булками! — он высовывается по пояс и вертит головой, а потом спрашивает напарника: — Куда он делся?       — Да, наверное, отлить отошёл, придурок, — отвечает тот, обогнув передок машины. Он снимает кепку, приглаживает взлохмаченные волосы и напяливает её обратно, а потом делает несколько шагов в мою сторону. Пригибаюсь ниже в надежде, что меня не заметят в тени. — Он в засаде несколько часов торчал.       — Там бы и отлил прямо под деревом. Слушай, что-то тут не так. Поехали на хрен.       Закусив кончик языка, я боюсь пошевелиться и обдумываю каждый шаг. Сердце бьётся как сумасшедшее. Паранойя кричит «не смей рисковать!». Совесть не позволяет бросить пацана на произвол судьбы. Мне даже страшно представить, что со мной сделает Чэнлэ, когда узнает, что был шанс спасти мелкого, но я не сделал этого. Если сейчас выскочу, то, пока добегу, они успеют десять раз меня расстрелять.       Впрочем, эти двое не спешат разыскивать своего дружка. Может, у них нет оружия, зато есть у меня. Остаётся несколько секунд, чтобы принять решение, как вдруг изнутри грузовика кто-кто пару раз гулко хлопает о борт и распоряжается:       — Хватит болтать. Уходим!       — Но ГуСик…       — Быстро!       Мужики разворачиваются, и тут по закону подлости начинает орать телефон. Обычно у меня стоит самый тихий звонок, но в клубе было довольно шумно, потому я врубил его на максимальную громкость, и сейчас эта дискотека оглашает всю округу. У меня едва не разрывается сердце: я сидел, будто кот в засаде, сжавшись и напрягшись перед прыжком, потому резкий громкий шум из недр кармана едва не стоит мне жизни.       Пугаюсь не я один. Похитителям тоже дважды повторять не приходится, они в мгновение ока запрыгивают в машину и дают по газам. По инерции бегу вслед за ними метров пятьдесят, не столько в попытке догнать, сколько сбросить накопившееся напряжение и адреналин. Да и машинка хоть старая, но очень манёвренная, быстрая, они почти сразу теряются в переулках.       Телефон продолжает трезвонить, на экране высвечивается «Лукас», и вопреки всему случившемуся я ему жутко благодарен за звонок. Если бы я таки рискнул и попытался отбить Джисона, кто знает, с какой опасностью пришлось бы столкнуться? В машине находился третий, а, может, их там больше. Подстрелить двоих, скорее всего, успел бы, но это могло стоить жизни Джисону.       — Твою мать, Тэён, ты где?! У нас тут жопа!       Что у «них» жопа, несложно догадаться по доносящимся из трубки посторонним женским воплям и приближающемуся вою полицейских сирен. Последние, впрочем, слышу уже и отсюда. Изложив ситуацию и то, что взял «языка», объясняю Лукасу, куда подойти, а сам возвращаюсь к пленнику, пока тот не очнулся.       Подхватив за шкирку, пытаюсь его поднять. Он странно хрипит на каждом вдохе и на мои попытки посадить его отвечает отчаянным заваливанием мордой в землю. Неужели так сильно приложил его? Приходится тащить его обратно на освещённый участок дороги, но тусклого света фонарей не хватает, чтобы рассмотреть его повреждения. Посветив ему в лицо телефоном, замечаю, насколько он бледный, даже губы посинели. Он в сознании и вяло тянется рукой к карману, видимо, пытаясь нащупать оружие.       — Пистолет у меня, не дёргайся.       — Ин… ингалятор… — сипит бедняга, до меня доходит, почему он тогда притормозил, — из-за бега у него началась одышка. И когда я шманал его карманы, мне показалось странным, зачем носить с собой и жвачки, и освежитель для рта? Похоже, тот баллончик — это ингалятор. У меня холодеет внутри. Вдруг он задохнулся бы? Кто тогда рассказал бы, куда увезли Джисона?       Жизнь и смерть всегда были важной темой в моей жизни. Не лично для меня, но для моей деятельности. Человек существует, а потом однажды уходит. Замечательно, если это происходит спокойно и в глубокой старости.       Каждый стремится себя обезопасить, чтобы прожить дольше, и это правильно. Умирать плохо. Умирать молодым ещё хуже. Когда умирает кто-то близкий, это просто ужасно. А если умирает кто-то из-за твоей халатности, и это повлечёт ещё более ужасные последствия… Я не знаю, как назвать подобное.       И, по правде говоря, мне не доводилось убивать вот так, находясь тет-а-тет со своей жертвой, которая изначально в проигрышном положении. Да, я участвовал в рейдах и стрелял по людям не задумываясь, но это было в составе отряда под громкие команды командира, который не оставляет времени на терзания. Мне доводилось калечить, защищая жизнь своего клиента. Но сейчас вдруг осознаю, что за последние дни произошло слишком много такого, что повлекло за собой кучу смертей. И я в центре этого дерьма. Значит ли это, что я косвенно виновен в убийствах?       Тревожные мысли мелькают одна за другой, пока топчусь около мусорных баков в поисках маленького флакончика и реанимирую задохлика. Тот восстанавливает дыхание и сразу становится наглее, напрочь отбивая желание страдать по поводу лишних жертв.       — Зря ты не в своё дело влез, пацан. Крупно пожалеешь.       — Ещё раз по шее хочешь?       Приходится понервничать, дожидаясь подкрепления, но вскоре тут собирается и полиция, и парни, и даже разъярённый Чэнлэ. Он тут же нападает на меня с допросами, схватив за грудки. Лукас порывается броситься на мою защиту, но его сдерживает Чону, за что я последнему благодарен. Как ни крути, а у этого парня, в отличие от Лукаса, голова варит, и он прекрасно понимает, где нужно промолчать, а где проявить такт.       Пока Чэнлэ отрывается на мне, приходится пару раз негрубо, но очень твёрдо ответить и отцепить руки от воротника, и тогда он сбавляет обороты, кидается срываться на пленнике.       Заехав ему по уху, он одной рукой хватает его за шиворот — видимо, это один из его излюбленных приёмов, и притягивает к себе, почти соприкасаясь с ним нос к носу, и рычит:       — Если с ним что-то случится, я лично вот этими руками вырву тебе кишки. Говори, куда его повезли!       Мужик оказывается не лыком шит. Он молчит, набычившись, хотя уголок рта то и дело приподнимается в ухмылке. Чэнлэ не стесняется в выражениях и не боится подкреплять ёмкие словечки чувствительными тумаками до тех пор, пока у того не синеет лицо.       — Достаточно, Чэнлэ, — положив руку на плечо, его останавливает капитан полиции, до этого флегматично наблюдавший за экзекуцией. Судя по неформальному обращению, они довольно близко знакомы. — Будет проблематично оформить его с такой рожей. У тебя могут быть неприятности.       — К чёрту! Напишешь, что сопротивлялся при задержании.       — Успокойся. Мы не звери…       — А детей похищать, это что? Не зверство?       И это он ещё не знает, что «дитё», которое совсем недавно ему в штаны лезло, без сознания находилось. Боюсь, тогда Чэнлэ от пленника оставил бы лишь мокрое место.       — Зверство, — соглашается полицейский. — Но тебе нельзя уподобляться этим ублюдкам. Не забывай, кто ты есть. Лучше сопоставить те факты, что мы имеем.       — Похитителей было как минимум четверо, — начинаю я, махнув рукой на мужика. — Этот караулил сонбэнима, его подельники сказали, что он просидел в засаде несколько часов. Двое забрали мальчишку, и одного я точно слышал в машине. Может быть, их было больше.       — Ты запомнил номер машины, лица? Хоть что-нибудь, Тэён! Мне нужно хоть что-нибудь! — капитан достает блокнот и карандаш, готовый записывать подробности. К сожалению, особо порадовать его нечем.       — Номера были полностью заляпаны, я сразу обратил внимание, а фургон самый обычный, на таких по городу чуть ли не каждый третий рабочий ездит. Лицо водителя рассмотрел хорошо, его напарника, ну… — я изображаю руками нечто среднее между «и да, и нет», — Возможно, узнаю. Скорее всего.       — Жаль… Но мы разберёмся, — уверенно кивает полицейский. — Учитывая то, чьим родственником является парень, смею предположить, что будут требовать либо выкуп, либо…       — Ах ты старый кобель! Я тебе самое ценное доверил, кровинушку, самое родное, а ты, ты…       Я едва успеваю отпрыгнуть в сторону, чтобы убраться с пути вихрем несущегося на нас мужчины. Даже не сразу его узнаю, настолько у него всколоченный и обезумевший вид. Господин Чо, а это оказывается именно он, с кулаками кидается на начальника и принимается колошматить его так, как это обычно делают тётки на рынке, сразу видно — не боец, только авоськи с овощами не хватает для полноты образа. Возможно, это вообще его первая в жизни попытка кого-то побить. А к бабским кулакам наш Чэнлэ привычен. Ни к месту вспоминается забавная сцена у агентства, когда Джехён отхватывал у тётушек, хотя, признаться, экспрессии у господина Чо явно не хватает. Зато словарный запас очень богат и литературен. Он не употребил ни единого мата! Вот что значит публичный человек, который блюдет свою репутацию!       — Куда ты дел моего сына? Почему стоишь тут, как пень трухлявый? Ты должен его найти, немедленно! — он активно подталкивает Чэнлэ к мусорным бакам, будто именно оттуда и стоит начать поиски. Начальник стоически терпит тумаки, даже не прикрываясь.       Мы с капитаном отходим в сторону, и я, незаметно наклонившись к нему, тихо уточняю:       — Разве у него есть дети?       — Нет. Хуже. Мальчишка — его любимый племянник. Я слышал, председатель Чо планирует сделать его своим преемником.       — Тогда это лишь усложняет дело…       — Именно. Даже если мы, простые смертные, обсуждаем такие слухи, то что говорить о тех, кто целенаправленно ищет выгоды в подобных ситуациях?       Перед тем, как полиция пакует задержанного и уезжает, отдаю капитану конфискованные вещи, но там ни документов, ни интересных визиток. Лишь немного налички. Остается небольшой шанс, что удастся нарыть что-то в телефоне или по оружию, но меня это уже не касается. Мужчина благодарит меня и уходит.       Я оседаю на корточки в сторонке и прислоняюсь спиной к холодной стене. Усталость берёт верх над моим телом и мыслями, прижимая к земле гравитацией тревоги. Почему моя жизнь так кардинально изменилась? Кому я в прошлой жизни перешёл дорогу? Сколько ещё будет продолжаться это безумие?       В голове шумит от мыслей и страхов. Чувствую, как застрял в трясине, каждая попытка освободиться лишь глубже погружает меня в липкую жижу. Сейчас она уже на уровне груди: пара жалких попыток, и она поднимется до шеи, не оставив шанса на спасение. Пара судорожных вздохов — перед смертью не надышишься, — и она сомкнётся над головой.

***

      — Ты мог хотя бы попытаться его вытащить.       Чону громко перетаскивает стул из угла комнаты прямо в её центр, ставит напротив меня. Садится, закинув ногу на ногу. В руках у него стаканчик кофе, который я провожаю завистливым взглядом, но вставать с дивана и идти покупать напиток даже не думаю. Сложно понять, это я так обессилел, или это диван в меня так вцепился, что не могу подняться.       Если Чону хочет усилить у меня чувство вины, то у него не получится. Оно и так на максимальном уровне, я, как телохранитель, любой провал воспринимаю чуть ли не как конец света, как личную трагедию, потому что в этом ремесле провал означает лишь одно — ты не смог защитить клиента. Джисон не мой клиент, я вообще никак не мог ему помочь без риска для своей или его жизни, но почему так больно? Похоже, я ни на что не гожусь.       — А ты бы попытался? — спрашиваю, лишь бы не молчать, но Чону меня не жалеет:       — Возможно.       — Думаешь, мне станет хуже от твоих обвинений? Ты ошибаешься. Хуже просто некуда!       — Я хотел сказать, что будь я тобой, попытался бы. Но я не так хорош в драке, как ты, — он вдруг протягивает мне кофе. — Выпей, у тебя измождённый вид. И успокойся.       — Спасибо, — обескураженно принимаю стаканчик и машинально отхлёбываю. Горячий, жутко сладкий, значит Чону специально для меня взял? Чону? Для меня?! Быть такого не может. Каждый раз, когда мы встречаемся взглядами, я испытываю чувство неловкости, а он — ревности. Конечно, он исключительно порядочный парень, который почти всегда держит себя в руках, но я знаю, что не нравлюсь ему, и не верю в его внезапную заботу. Ему однозначно что-то нужно.       — Это я установил прослушку у тебя дома.       — Что?! — забыв об усталости, возмущённо подскакиваю, немного кофе выплёскивается на пол, и капли попадают нам на туфли. Чону бросает взгляд вниз, и по едва заметной ухмылке понимаю, что пауза в его словах — это маленькая, но месть.       — По поручению Чэнлэ, — наконец уточняет он, и я поджимаю губы.       В глубине души закрадывается мысль, что он устроил слежку из-за Лукаса, а, может, специально пытался нарыть на меня неприятный компромат, чтобы вытурить из агентства. Но нет. Всего лишь поручение начальника. Только чем мне это грозит? Получается, этот самый компромат пытался нарыть Чэнлэ?       — В курсе только я и Юта. Он дал мне нужные примочки и объяснил, что с ними делать и куда воткнуть. Я лично устанавливал прослушку всем в квартиры. Абсолютно всем, даже себе, но с тобой оказалось сложнее всего — ты никого не приглашаешь в гости, а заявиться к тебе без приглашения тоже не представлялось возможным, мы не самые близкие друзья.       — И? В честь чего такие меры? — хочется позлорадствовать на тему его мучений во время проникновения в мою квартиру, но не удаётся — сама мысль обо всём этом слишком неприятна. Не скрашивает её даже тот факт, что прослушивают всех сотрудников.       — В агентстве завелись паразиты, и мы пытаемся их вычислить, ну и дополнительная безопасность. Признаюсь, я прослушивал твои записи, ты просто охренительно скучный и тихий тип.       — Да ладно, иногда могу и пошуметь, — намекаю на похождения с Лукасом, одновременно закипая от негодования. Чону в ответ на мой выпад краснеет, непонятно только, от злости или смущения, но лицо сохраняет — не начинает грубить и вообще на провокацию не поддаётся, хотя в глазах читается одновременно ироничное «мы все привычные к вашим "пошуметь", так что ничего нового» и грустное «ну ты и говнюк, посмел надавить на больную мозоль». Мне становится немного стыдно, нашёл чем хвастать, да ещё и перед кем? Перед парнем, что влюблён в твоего парня. Вот такая хренология.       Но слова срываются с губ сами собой и причиняют боль нам обоим. У меня эта боль накладывается на обиду за недоверие, ложные обвинения, умышленную прослушку, образовывает тугой ком, который становится поперёк горла, мешая дышать. Я даже испытываю нечто родственное с Чону, ситуации разные, но дерьмо воняет для всех одинаково.       — Сонбэним начал подозревать тебя после перевозки Ван И. И дело было даже не в снайперах, невесть откуда прознавших о маршруте. Ван И не довезли до пункта назначения, у него оказалась капсула с газом, которую он применил в машине, когда его конвоиры почти доехали до конспиративной квартиры. Мужики вырубились в считанные секунды, а сам пленник исчез.       — Как такое может быть? Разве его не обыскивали? Я проверял его перед поездкой, он был чист!       Меня осеняет догадка.       — Твою ж… да он обмочился не от страха, а специально, чтобы агенты побрезговали лезть ему в штаны!       — Ты прав. Они и побрезговали. — Следующую фразу Чону презрительно выплёвывает будто ругательство. — Профессионалы. Он так реалистично трясся от страха и так много визжал о правах человека и о том, как он всем покажет, где раки зимуют, если ему не создадут нормальные условия, что все решили побыстрее от него избавиться и лишний раз не трогать.       — Но по протоколу они должны были его проверить! Их же там целая толпа присутствовала, подкинули бы эту неприятную процедуру кому-то младшему, и дело в шляпе, — неужели из-за чужой лажи я виноват остался? И вся эта хрень, что происходит со мной последнее время, случилась из-за того, что кто-то халатно отнёсся к своим обязанностям?!       — Я бы на твоём месте сильно не возмущался из-за чужих ошибок. Если ты его обыскивал в начале, значит облажался где-то в середине пути. Кто-то передал ему капсулу. Либо он спрятал её в таком месте, где ты бы не стал проверять, — Чону позволяет себе усмехнуться. Я бы тоже посмеялся, не будь случившееся моим косяком, влекущим кучу неприятных, смертельно опасных последствий. Но как бы там ни было, моя ошибка практически не играет роли в случившемся. Я лишь перевозчик, вся ответственность после того, как китаец перекочевал в руки спецслужб, ложится именно на их плечи. Так почему я расхлёбываю? Мне категорически не хочется чувствовать себя виноватым.       — Поверь мне, уж я-то заметил бы, как он что-то откуда-то выковыривает! Я с него глаз не сводил! Даже в туалете!       — Успокойся. Все понимают, кто на самом деле облажался. Но крайним всё равно будешь ты, потому что он получил эту капсулу до попадания в руки к спецам. Ну и раз это случилось в твою смену, подозревать тебя — просто святое дело. Хотя я с самого начала верил в твою невиновность.       Я позволяю себе скептически поднять бровь. Конечно, кто я, а кто они? Но почему Чону сегодня так откровенен со мной? И что самое странное, принимает мою сторону? Ответ получаю практически сразу:       — Чэнлэ привык проверять каждый шаг по сто раз и по умолчанию не доверять никому. Даже самому себе. А вот на тебя одного взгляда хватает — ты настолько правильный тип, что скорее удавишься, чем пойдёшь на сделку с совестью. Я так и сказал Чэнлэ, потому мы решили тебя не трогать и пока отстранить от внутреннего расследования, как самую сомнительную переменную. А тут как раз удачно подвернулся этот таец, потому Чэнлэ всеми правдами и неправдами заставил тебя взять его дело и свалить подальше.       — Вы могли посвятить меня в детали хотя бы частично…       — Нет. Зато, когда ты ушёл, стало ясно, что крыса осталась в агентстве, но при этом проблемы загадочным образом всё равно продолжали тянуться за тобой. То есть ты до сих пор остаёшься той самой сомнительной переменной.       Я задумываюсь и по привычке начинаю щелкать левыми клыками. При перевозке Ван И я действительно ни на секунду не оставлял его одного, исключил любые контакты с другими людьми, не позволял никуда отходить от меня и даже к стенам прислоняться. Один раз мы останавливались, чтобы поесть, а потом он всю дорогу клянчил у меня кофе, хотя перед этим уже пил один. На трассе перед въездом в Сеул я остановился около одной придорожной кафешки и взял кофе в стаканчике у прыщавого длинного парня, что стоял за стойкой. Он нехотя меня обслужил, не прекращая играть на телефоне, а Ван И в это время сидел закрытый в машине. К нему никто не подходил, через большие окна прекрасно просматривалась вся площадка перед кафешкой. Так где же я облажался? Нужно съездить в ту забегаловку.       Я излагаю свои мысли Чону, тот кивает после каждого слова и говорит, что поедет проверит лично кафешку, а мне стоит заниматься своими делами и не светиться в ненужном месте. Мельком посмотрев на настенные часы, что показывают начало первого часа ночи, я зеваю, и Чону заразительно следует моему примеру, затем встаёт, обозначая, что разговор окончен.       — Тебе нужно возвращаться к своему тайцу.       — Он не мой, — привычно возражаю. И чего все пристали с ним? Будто охрана Читтапона — это нечто иное, не такая, как обычно. Будто я не на работу к нему хожу, а на свидание.       — Твой, твой. Лукас дико бесится, когда вспоминает его. Обзывает «коротышкой», и что ему нос ко лбу скотчем приклеили. А ещё говорит, что тот смотрит на тебя, как кот на сметану.       Я фыркаю. Точно, такое мог только Лукас ляпнуть. Чёрт, Лукас, кот… Я вспоминаю жуткое создание в квартире и выдыхаю. Кажется, она выскочила, когда я уходил.       — Насчёт Лукаса…       — Не стоит. Я всё понимаю, не дурак.       Чону явно не хочет говорить на эту тему, но раз у нас сегодня день откровений и навязчивой заботы, я решаю сделать то, что давно хотел.       — Нет, дурак. Хочешь — обижайся на мои слова, хочешь — прими к сведению. Твоя главная проблема — нытье, навязчивость и разговоры о любви. Вне Лукаса ты классный мужик. Но стоит ему появиться на горизонте, как ты превращаешься в сопливую обиженную девчонку. Когда вижу вас рядом, у тебя вид такой, будто собираешься заплакать. Ты напугал беднягу до чёртиков.       Теперь фыркает Чону, совершенно не обижаясь на мои слова, даже не пытается оправдаться. Похоже, будучи постоянно отверженным, он закалил себя. А может, и сам прекрасно понимает, что не способен сдержать эмоции.       — А тебе какое дело до моих чувств? Не все могут быть такими, как ты.       — Какими?       Чону выдерживает интригующую паузу, и я мысленно перечисляю кучу нелицеприятных эпитетов, которыми он, наверняка, хочет меня наградить, и из которых сейчас выбирает самые приличные. На деле всё оказывается не так плохо.       — Флегматичными, холодными и… ужасно пахнуть. Может, именно это его в тебе и привлекает?       Принюхиваюсь к себе и закатываю глаза. Пока бегал туда-сюда, рубашка на мне успела несколько раз намокнуть от пота и высохнуть, от былой свежести не осталось и следа. Зато Чону продолжает благоухать, как цветник. Одеколон у него действительно оказался очень стойким.       — Может быть, — я пожимаю плечами и вдруг улыбаюсь возникшей мысли. Кажется, мы сможем поладить. — Попробуй, и узнаешь.

***

      Чону уходит, я позволяю мягкому диванчику на минутку поглотить моё задеревеневшее от усталости тело и вырубаюсь минут на пятнадцать. Просыпаюсь от звонка Лукаса, который любезно интересуется, где я и стоит ли ему отвезти меня домой. Предложение заманчивое — садиться за руль в таком состоянии категорически не хочется, но я отказываюсь.       — Мы с тобой совсем не проводим время вместе, — ноет Лукас. — Ты то вечно занят, то побит, и тебя нельзя трогать без риска напороться на пару ласковых, то в разъездах, то похищен, то в объятьях хромоножки, то бегаешь за Чэнлэ…       — Ну что вы все прикопались к моему бедному клиенту? — его возмущения, в принципе, логичны, но я ведь и так делаю всё, что могу! А несчастный Читтапон вообще ни при чём.       — Да в жопу его. Факт в том, что мне скучно, у меня секса, знаешь, сколько не было? Я скоро снова вернусь к своим подростковым одноруким приключениям.       — У тебя в голове что-то кроме секса появляется? — привычная перепалка немного поднимает мне настроение и взбадривает. Похоже, ради этого Лукас и позвонил. Мы оба прекрасно понимаем, что сейчас не до романтики.       — Ну… — Лукас делает вид, что задумывается. — Еда? Хён, — он обращается так ко мне впервые за долгое время, — просто иногда находи время для отдыха и будь осторожен. И найди уже время для полноценного выходного. У тебя, между прочим, есть парень! Сексуальный и сексуально активный. Не заставляй его страдать!       — Скорее уже сексуально озабоченный!       На столь забавной ноте мы прощаемся, и я звоню Чэнлэ. Печально считаю секунды, пока идут гудки, но трубку никто не берёт. Ждать его уже сил нет! И куда подевался? Я точно знаю, что он где-то в агентстве активно разруливает ситуацию с Джисоном на своём уровне. Понимаю, что довольно эгоистично его дёргать в такой напряжённый момент. Однако, если я не решу свои вопросы сегодня, завтра может организоваться новая проблема, а потом ещё одна, и так до бесконечности. В итоге до меня дело не дойдёт никогда, либо, что ещё хуже, я вовсе не смогу наладить отношения на работе, и мне придётся отсюда уйти с волчьим билетом. Может, утрирую, но накопившиеся на данный момент неприятности требуют немедленного разрешения.       Короткий недавний сон не приносит облегчения, от этого только сильнее болит голова. Словно налитая свинцом, её распирает изнутри, будто невидимый некто с той стороны пытается выдавить из меня мозги, глаза, все посторонние мысли… Снова звоню начальнику и иду к нему в кабинет, в итоге перехватываю его лично. Он тоже спешит к себе. Там обнаруживается и забытый телефон. Чэнлэ тяжело плюхается в кресло, ставит локти на стол, утыкается лицом в ладони.       — Не до тебя сейчас.       — Я понимаю, что сейчас не в фаворе, но хочу помочь. Похитители ещё не звонили?       — Да куда уж там! Я скоро кончусь от этой проклятой неизвестности. А бюрократии сколько! Такое ощущение, что я не человека найти пытаюсь, а на пост президента баллотируюсь! — он трясёт головой, трёт виски, потом разминает переносицу, но залёгшая там морщинка никак не хочет разглаживаться. — Боже, какого чёрта им вообще нужно? Почему молчат? Ждут, пока я дойду до кондиции и начну крушить Сеул?       Последние слова явно о похитителях. Это действительно странно, что они до сих пор не предъявили требования. Вдруг им и вовсе не нужно это, а мальчишку похитили с целью убить? Но тогда проще было сделать это на месте.       — Я не верю, что они просто хотели его убить, — словно прочитав мои мысли, продолжает Чэнлэ, — они бы его пристрелили на месте вместе с водителем.       — Водитель выжил?       — Чудом! Пуля вошла чуть повыше сердца, мужик оказался крепким, врачи сказали — оклемается. А вот парнишке так не повезло бы. Сколько там ему надо? — Чэнлэ изобразил руками что-то мелкое и хрупкое, которое легко раздавить пальцами. Лицо у него тоже было соответствующее, будто букашечку увидел, крохотную, мягонькую, за которую и браться страшно, чтобы не размазать. В другой момент меня бы обязательно умилило такое сравнение.       — Давайте не будем спешить и подумаем. Джисон, как я понял, может стать преемником председателя Чо…       — Ох, об этом уже каждая собака на улице знает. Языки повырывал бы болтунам, что сплетни разносят. Вообще эта должность Джисону достанется не скоро. Чо БонАму в этом году стукнуло лишь сорок. Он ещё как минимум двадцать лет, а если позволит здоровье, то и в два раза больше будет стоять у руля. Он слишком любит свою работу. Максимум, что светит Джисону, — низшее звено в исполнительном секретариате или управление одной из дочерних компаний, где он должен будет сначала проявить себя, а уж потом получит что-то посерьёзней. Это, конечно, очень круто в перспективе, но сейчас он не может повлиять ни на что, и так продлится достаточно долго. Он просто мальчишка!       — Сонбэним, мы кое-что упускаем. В вас стреляли.       Чэнлэ поднимает голову и с минуту пялится на меня. Мне кажется, или он вообще забыл об этом? В его потухших глазах отражается напряжённый мыслительный процесс.       — Хочешь сказать, это моя вина, что его похитили? Кому-то не выгодны наши отношения?       Начальник действительно серьёзно настроен по отношению к этому пацану, раз спокойно и прямо говорит о таком. Впрочем, что ему скрывать, все и так только о них болтают.       — Сонбэним, скажите, — я замялся, ощущая, как влезаю совсем в интимные темы, — насколько далеко вы собирались завести отношения?       — Когда придёт время, мы заключим брак, — начальник побарабанил пальцами по столу и откинулся в кресле назад, потом сцепил пальцы в замок. В отличие от меня, его эта тема совершенно не смущает. Кошмар! Этот мальчишка всего лишь малолетка, у которого семь пятниц на неделе. Сегодня он любит одно, завтра — другое, а послезавтра окажется, что он и вовсе ничего не любит. Неужели у Чэнлэ совсем крыша поехала? Может, я что-то недопонимаю в отношениях, я в этом деле и сам профан, но, повстречавшись пару недель, уже строить такие далеко идущие планы? Или они давно состоят в отношениях? Я по-новому смотрю на начальника. Сегодня выяснилось, что Джисону и девятнадцати нет, и как Чэнлэ в таком-то серьёзном возрасте угораздило связаться с ребёнком?! Хотя, кто знает, что в голове у этих чеболей… Вдруг у них брак по договоренности… Вслух, конечно, свои мысли не произношу, спрашиваю другое:       — И чем это грозит? Ну, всему этому? — я обвожу руками пространство, обозначая агентство и находящийся где-то в центре Сеула Kingdoms Group.       — Dominus vobiscum в будущем может слиться с Kingdoms Group. Все охранные агентства моего отца тоже однажды перейдут под моё правление, а это значит… Твою ж мать. Ты только что открыл мне глаза. Всё намного хуже, чем выглядит, — Чэнлэ решает приоткрыть завесу тайны, потому что по моему лицу понимает — я сам не врубился в то, о чём сказал. — Понимаешь, Dominus маленький, но уже сотрудничает с местным правительством и структурами. А представь масштабы обхвата у моего старика. Да у нас по несколько филиалов в каждой провинции. А у председателя Чо очень большие связи в Корее, и подобное сотрудничество большими семьями может ослабить и даже подставить под угрозу многие оппозиционные группы. Как политические, так и криминальные.       — Кому-то выгодно, если вы рассоритесь с председателем.       У меня холодеет внутри, потому что подобный расклад может значить лишь одно… Чэнлэ озвучивает мои мысли вслух:       — А это значит, что Джисон им живым в принципе не нужен.       — Но они не убили вас, лишь напугали, и его могли бы попытаться прикончить на месте, так же, как его водителя.       — Ты прав, что-то не сходится.       — Сонбэним, объясните ещё кое-что. Меня не покидает ощущение, что эти дела связаны. Вы так и не сказали, какую роль во всем этом играет тот парень, о котором я спрашивал в парке.       Поцокав языком, Чэнлэ замирает и смотрит куда-то за пределы нашего пространства. Надеюсь, не связывается с космосом, хотя вид у него соответствующий: бледная посеревшая кожа, черные провалы глаз и синяки от недосыпа под ними. Сам как инопланетянин.       Он нервно барабанит пальцами по столешнице.       — Ах, я так и не успел рассказать… Надеюсь, он ещё жив. ЫнСик информатор. Он уже много лет работает на Ван И и Юн ЧхиХо, чувака со шрамом на переносице, — начальник проводит черту пальцем по носу. — Так получилось, что он преданный пёс Ван И, а ЫнСик его любимчик, что довольно странно — привязанность у таких людей довольно редкая штука. Тем более ЧхиХо просто жутчайший тип, садист и социопат, я рад, что ты смог выбраться от него живым. До тебя ещё никому так не везло. Чтобы добиться своего, он не гнушается никаких методов.       Вот теперь мне по-настоящему жутко. Готов на всё? У меня, между прочим, семья есть, и защитить они себя точно не смогут.       — И Вы только сейчас мне об этом говорите?       — Да я представления не имею, на кой ты ему сдался! Он организовал нападение на агентство, желая получить файлы про перевозку Ван И. Естественно, у нас они ничего не нашли бы, информация засекречена, а у тебя, как у банального перевозчика, таких данных быть не может.       — Если Шрам до сих пор ищет своего господина, то кто помог Ван И? И где он сейчас?       — А вот это — загадка века. Ребята оттуда, — Чэнлэ указал пальцем в небо, подразумевая отнюдь не божье воинство, — намекнули, что ты продался. Я тебя отмазал, но червячок сомнения всё равно поселился. Если я не сливал информацию о перевозке, то это мог сделать только ты или Чону. Но он все детали не знал. Встречающие агенты тоже маршрут не знали, только конечную точку доставки.       — Кто-то похитил Ван И, потом похитили меня, потом Джисона. Не многовато ли?       — Уверен, это ниточки одного дела. Я уже жалею, что снайпер не грохнул Ван И. Но зато теперь приблизительно понимаю, откуда начать поиски.       — Скорее всего, Джисона похитили люди Шрама. Он потребует за его жизнь информацию о своём боссе.       Чэнлэ кивает, встаёт со своего места и нервно мерит шагами кабинет, растирая виски — похоже, голова болит не только у меня, потом тянется за пиджаком и достаёт телефон.       — На сегодня всё.       — Значит, я больше не в опале?       — Прости за это. Сложно доверять человеку, возле которого происходит слишком много подозрительных вещей. Но я старался мыслить объективно.       — Потому и обвинили меня в связи с Ангелом? И пистолетом угрожали?       — Пришлось. Плюс я заметил слежку, жаль только, что поздновато. Пришлось импровизировать и найти способ достать оружие, не вызывая подозрения. Я надеялся подстрелить врага, но представления не имел, что мой Джисон… — тяжело выдохнув, начальник качает головой, будто до сих пор не верит в происходящее. — Возвращайся домой и продолжай делать то, что делал. Официально ты ещё в опале, будешь запасным вариантом.       — Я могу провести независимое расследование, так сказать «с другого конца»?       — У тебя есть зацепки? — заинтересовывается Чэнлэ.       Киваю, не совсем уверенный в своих догадках, но начинать с нуля всегда сложно, а у меня уже есть некоторые наработки. Прорвусь.       — Если тебе нужно будет что-то передать или понадобится помощь, обращайся к Чону. И ещё, — он со всей серьёзностью смотрит мне в глаза, — будь осторожен.       Я покидаю кабинет, вроде, получив некоторые ответы на свои вопросы, но удовлетворения абсолютно не чувствую. Одним из «бонусов» является то, что в моей жизни становится слишком много Чону. Никогда не считал его плохим и не относился к нему негативно, скорее уж безразлично-нейтрально, хотя, если бы пришлось вступиться за него или помочь, я бы без сомнения сделал это. Почему Чэнлэ не упомянул Лукаса? Не доверяет? О боже, эти вопросы доверия меня скоро доконают, но все же склоняюсь к варианту, что Лукас не особо серьёзен, и у него проблемы с субординацией. По сравнению с ним Чону просто олицетворение правильности и соблюдения правил.       Достав телефон, смотрю на время — 01:15. При наилучшем раскладе я доеду домой к двум. Пока приму душ, перекушу — я жутко голоден! — закину вещи в стирку и улягусь, будет как минимум три, а вставать в шесть. Чёрт. Настроение скукоживается, будто передержанная в духовке помидорка.       На выходе торможу у ресепшена и прошу у охранника закурить, тот сочувственно кивает головой и, не отрываясь от мониторов, жалуется, что денёк сегодня — просто ад. Достаёт пачку, там всего одна сигарета. Мне становится неловко забирать последнюю, тот уверяет, что всё в порядке, но совесть не позволяет согласиться. Мужику пост свой покидать нельзя, а послать в магазин некого. Извинившись, ухожу ни с чем. На душе паршиво. Я бы напился, если бы мог.       По дороге торможу у круглосуточного магазина и покупаю несколько пачек Мальборо, зажигалку, закидываю лишнее в бардачок и потом прямо в салоне, не отрываясь от процесса вождения, скуриваю одну за другой две сигареты. Скорость приходится сбросить на минимум, потому что усталость, голод, недосып и никотин складываются вместе и дают мне по мозгам так, что перед глазами краски становятся контрастными. Зато в голове немного светлеет, и я получаю мнимый заряд бодрости и возможность без приключений дотащиться до дома.       Вахтёр не выходит из своей будки и поднимает шлагбаум, лишь когда я выхожу из машины и показываюсь во весь рост перед окошком. Мужик бухтит, что в такое время порядочные люди спят, а не шляются невесть где, я соглашаюсь с каждым его словом, чем порождаю в его мозгу диссонанс.       В окне Читтапона горит свет, но за подглядыванием его не засекаю, потому без вопросов поднимаюсь к себе, открываю двери, и с диким ором меня с ног сбивает кошка. Так как я о ней напрочь забыл, чёрный чертяка, с жёлтыми горящими глазищами вылетающий из темноты, оставляет в моем сердце неизгладимое впечатление и недюжинную толику адреналина, едва не вывалившегося в штаны. Я даже за оружие хватаюсь, но, к счастью, применить его не успеваю.       Кошка выскакивает наружу и, когда собираюсь быстренько захлопнуть дверь, чтобы избавиться от надоедливого животного на вполне законных основаниях, мол, сама убежала, я ни при чём, тварь так же молниеносно просачивается обратно, едва не оставив хвост в коридоре, и скрывается под кухонной тумбой. Выковыривать её оттуда нет никакого желания, но оно появляется, едва включаю свет.       Кошка, похоже, была совсем не дикая, потому что голодное бездомное животное просто физически не способно навалить кучу такого размера! Едва увидев её, я сразу чую и соответствующий запашок. На моё счастье, прятать подарочки не в привычке у беглянки, потому она гордо разместила его на самом видном месте в центре комнаты, но я на всякий случай тщательно проверяю все углы и поверхности и не менее тщательно обнюхиваю свои сумки и футон, но не обнаруживаю ничего, кроме шерсти.       Мне настолько не хочется убирать говно в третьем часу ночи, что я едва не сбегаю наверх к Читтапону. Почему-то я твёрдо уверен, он примет меня с распростёртыми объятьями в любое время дня и ночи, но такой малодушный поступок недопустим, потому позволяю себе лишь гневное смс Лукасу:       «Твоя кошка насрала посреди квартиры! Если бы ты был здесь, я бы заставил тебя убирать!»       Ответ приходит в течении тридцати секунд, и в нём полностью отсутствует раскаяние:       «Проверь всё тщательно. Может, она ещё и нассала!»       Сердечко в компании с какашкой в конце выглядит особенно издевательски.       Оставив двери и окна открытыми настежь, иду искать мусорное ведро и что-нибудь ещё, чем можно устранить последствия. К счастью, всё находится дальше по коридору. Соседи хранят принадлежности для уборки в удобной нише, для этих дел, видимо, и предназначенной.       Пока убираю, кошка, задрав хвост трубой, бегает туда-сюда, а потом подло и исключительно долго делает своё мокрое дело в коридоре, прямо в огромной кадке с чахлым пожелтевшим фикусом. Я рад, что не на моей кровати, и, когда тихонько закрываю дверь, оставив её снаружи, загадочным образом она снова оказывается внутри. Как бы я её не подзывал, в руки эта проклятая скотина не даётся, потому, валясь с ног от усталости, просто забиваю.       Наскоро похватав подсохшие и зачерствевшие, оставленные ещё Читтапоном кексы, запиваю их водой из бутылки и, до сих пор чувствуя мерзкий запашок, снова открываю все окна и иду в душ. Только там могу наконец немного расслабиться.       Стоя под едва тёплыми струями воды размышляю о последних сутках, всё больше натыкаясь на несостыковки. Больше всего меня беспокоит пропажа Джисона: парень уже не ребёнок, но слишком молод и неопытен, тепличный цветочек, такое похищение может оказать непоправимый вред его здоровью, как физическому, так и моральному. Даже если за него потребуют выкуп, никто не даст гарантию, что его не обидят. А если его судьба предрешена, то и вовсе страшно представить, что с ним могут сделать.       Я представляю, и мне становится очень страшно. Каково же сейчас мальчишке? Где он? Что с ним? И действительно ли похищение может быть связано с Ван И?       Если его похитил Шрам, то он будет требовать у Чэнлэ информацию о последней перевозке своего босса. Чэнлэ будет тянуть время до последнего, потом даст ложную наводку, Шрам её проверит, поймёт, что его одурачили, и убьёт мальчишку. Чэнлэ это прекрасно понимает, потому все силы и ресурсы бросит на поиск своей зазнобы. Хотя мне показалось, что он сейчас неадекватен и не способен принимать трезвые решения.       Теперь главный вопрос: куда делся Ван И? Кто ему помог? Кому он мог доверять, помимо своей правой руки? Или он настолько отчаялся сбежать из-под надзора, что был готов сбежать любым способом? Кто ему передал капсулу с газом? Где я прокололся?       Додумывать мысль я отправляюсь уже в постель. Вытряхнув покрывало от шерсти в коридоре, я брезгливо тыкаю футон ногой, будто оттуда могут хлынуть кошки, а потом со стоном отправляюсь на боковую. После проветривания в комнате становится очень свежо, потому натягиваю одеяло под самый нос, но заснуть удаётся не сразу. Утомлённый мозг работает на пределе, погружаюсь в себя, в слоумо вспоминаю каждый шаг на пути во время перевозки. Когда проверка заходит на третий круг, понимаю, что самым подозрительным во всей ситуации является именно то навязчивое требование Ван И кофе. И тот прыщавый пацан. Он настолько демонстративно нас игнорировал, что впору было задуматься, почему он так себя ведёт. Тогда я списал это на невоспитанность, но сейчас такое поведение выглядит иначе. Единственный момент, когда долбаный китаец мог получить передачку, это тот самый стаканчик с кофе. Рассчитано идеально: маршрут, время, человеческий фактор. До следующей кофейни было слишком далеко, потому тот начал клянчить кофе заранее, чтобы к назначенному месту довести меня до нужной кондиции. Операция была подготовлена заранее, и снайперы на пути тоже не случайность. Но зачем так усложнять? Сначала давать шанс для побега, а потом пытаться устранить? Ван И, конечно, большая шишка, но я не верю, что по его душу пришло столько народу. Это дело рук одного человека. И это точно не Шрам. За ниточки дёргает кто-то другой, и нам всем совершенно непонятно, что ему нужно.       Всю ночь, будто зацикленная сцена, мне снятся Чэнлэ и Джисон. Они стоят в том парке у фонарного столба, их руки бесстыдно изучают друг друга, а губы сливаются в страстном поцелуе. Я не могу пошевелиться и снова должен подглядывать это неприличное действо, как настоящий извращенец. Чем сильнее пытаюсь проснуться, отрешиться, хотя бы закрыть глаза, тем сильнее приближаюсь к ним. Как намагниченный плыву по воздуху в их сторону, не в силах отвести взгляд, а когда оказываюсь почти впритык, они вдруг синхронно поворачивают ко мне головы, и я в ужасе вскрикиваю и просыпаюсь. У них нет ртов, зато вместо глаз зияют кровавые дыры.       Часы показывают девять вместо столь необходимых шести, а на телефоне укором светится пропущенный вызов от мамы и смс от Читтапона часовой давности:       «Спаси меня».