Телохранитель киллера

      Разговоры за жизнь даются нам не особо легко, особенно если речь заходит о самом Читтапоне. Зато он сам с радостью и азартом вытягивает подробности моей личной жизни, задаёт каверзные вопросы. Не просто спрашивает, а будто провоцирует: не ответишь — будешь выглядеть как дурак, а ответишь — значит проиграл. Но мне лучше остаться в дураках, упёртость — тоже одна из черт моего характера, потому становлюсь в стойку. Откровенность требует встречной откровенности, это честно.       Уже очень давно я понял, что не люблю сюрпризы, не люблю оставаться без денег и терпеть не могу, когда со мной юлят, а в ответ требуют честности и откровенности. Такое поведение лишь сильнее убеждает меня в необходимости проверить личность своего подопечного тщательней, потому с каждым часом всё больше ощущаю себя слепцом. А вдруг Чэнлэ рассказал мне не всё, и этот его «отличный парень» на самом деле является неким особым проектом, чтобы проверить меня? Представления не имею, зачем — я и так максимально лоялен к агентству, но если у меня паранойя, это не значит, что за мной не следят.       Потому по большей части отмалчиваясь, даю понять, что не намерен делиться своими маленькими личными секретиками бесплатно, а Тэн как всегда отговаривается всякими глупостями и общими фразами, когда разговор хоть каким-либо образом касается конкретных вещей из его жизни, потому беседа увядает, как нежный цветок, оставшийся без воды под лучами палящего солнца.       Остаток дороги мы преодолеваем в тишине.       Тэн дует губы, демонстративно достаёт ноутбук и пялится только в него, изредка постукивая по клавишам, а я внимательно веду машину, бросая редкие взгляды назад через зеркало заднего вида.       Вместе с тем не покидает ощущение, что, стоит отвести глаза, Тэн смотрит на меня. Это зудящее ощущение, словно мелкая букашка, медленно ползущая то по щеке, то по шее, щекочет меня лапками, так и хочется её прихлопнуть. С каждой секундой мучения усиливаются, поглядываю назад чаще, играю сам с собой в игру «подлови засранца», но так ничего не добиваюсь. Либо он не смотрит, и я сам себя накрутил, либо он настолько искусен в незаметном наблюдении, что противопоставить ему мне нечего. В конце концов не выдерживаю, изо всех сил чешу и щеку, и шею, оставляя на коже быстро краснеющие полосы, но зудящее чувство не покидает, и, похоже, перебирается куда-то внутрь головы, где сверлит вёртким червячком. Начинаю нервничать. Уж не то ли самое чувство опасности сейчас беспокоит?       Обычно оно совсем другое… Сейчас кончики пальцев не немеют, а зубы не сводит, время не замедляется, давая мне ускорить мыслительный процесс и принять оптимальное решение. У меня просто зудит, чем сильно выводит из себя. Я не знаю, чего ждать, как реагировать, почему мне не по себе. Даже спокойная ясная погода раздражает, иначе списал бы неприятные ощущения на неё. И больше всего хочется остановить машину, вытащить из салона Читтапона и хорошенько встряхнуть, напугать, чтобы он подробно рассказал, что творится в его сумасбродной голове, я почти физически ощущаю, что если не сделаю этого, сойду с ума.       Нас обоих спасает конец пути, заезжаю на территорию ресторана, у «Папарацци» даже в это время много машин. Все как на подбор элитного класса, есть спортивные — дорогие игрушки для избалованных мальчиков, и им завидуешь в любом возрасте, не важно, в песочнице играешь или играешь в реальную жизнь. И там, и там круче тот, кто богаче.       Аккуратно паркуюсь на единственном свободном месте около двухместного белого Мерседеса. Модель известная, весной её анонсировали, реклама висела практически на каждом углу: одним движением кнопки машину из родстера можно превратить в кабриолет. Шикарная игрушка, которая мало кому по карману.       Пока пытаюсь отодрать зелёное и пупырчатое земноводное от своего горла, Читтапон вываливается из салона, держа под мышкой ноутбук, неуклюже разворачивается, будто пьяный, и со скрежетом проезжается углом ноута аккурат над дверной ручкой Мерса, оставляя на девственно-белой краске чёрную кривую полосу.       — Ой, — Тэн осматривает свой ноут, — какая досада.       — Что ты творишь? — шиплю на него змеёй, хватаю под локоток и волоку на другую сторону, пока никто не заметил. Впрочем, уверен, камеры засняли всё в наилучшем виде со всех ракурсов. — Ты знаешь, сколько стоит эта тачка?       — Не-а. Но я знаю, кому она принадлежит, так что не бери в голову.       Вот же ж… Как бы у нас не было проблем!       Оглядываюсь назад и вижу, что чёрная полоса будто увеличивается, расползается на глазах, издалека даже заметней, чем вблизи — настолько инородно она смотрится на белом. Мне больно смотреть на такое. Однозначно подобная машинка только для принца сгодится…       К нам навстречу запоздало спешит парнишка в чёрной форме, на ходу натягивая фуражку и заправляя рубашку, но мы в его услугах не нуждаемся, потому он виновато извиняется, не переставая кланяться: парковать машины — его обязанность, и теперь его могут наказать за опоздание. Нас он, похоже, не узнаёт, но я его помню ещё по прошлой встрече.       Открываю дверь перед Читтапоном, тот благосклонно принимает мою помощь, и идём по знакомому коридору, увешанному фотографиями известных личностей. Господин Со сидит в главном зале на том же месте, что и в прошлый раз — дальний столик у стены, около него, согнувшись в полупоклоне, стоит официант и делает запись в блокнот.       Мы подходим ближе, и Ёнхо приветственно машет, встаёт, долго трясёт обеими руками руку Тэну, улыбаясь при этом так, словно пытается его закадрить, потом вяло пожимает мою руку как-то вскользь, я бы даже сказал брезгливо, и, хотя мне он тоже улыбается, глаза его остаются безразличными и мёртвыми.       Сегодня он выглядит не хуже, чем в прошлый раз, я бы даже сказал шикарно: от безупречно блестящих туфель до последнего волоска в идеальной укладке — в нём всё прямо кричит о лоске, богатстве и… совершенстве. Да, он красавчик. Даже ростом и шириной плеч выгодно выделяется, он, наверняка, не ниже Лукаса, потому мы с Читтапоном смотримся около него как два гнома.       — Рад, что вы наконец выкроили для меня время, господин Личайяпорнкул, — уголки его губ ни на миг не опускаются, и всё его выражение — будто маска с приклеенной улыбкой. Его глаза реагируют только на Читтапона, оживают, наливаются блеском, и там кипит нечто похожее на… азарт? Похоть? А может, просто восторг? Что в Читтапоне такого необычного, что такой человек как Ёнхо готов пожирать его глазами? Он буквально изучает каждый его жест, осматривает с ног до головы, не пропуская ни сантиметра, выискивает нечто, известное только ему. Я бы назвал его взгляд липким, но он слишком хорошо контролирует своё лицо, чтобы оценить наверняка.       Мне не нравится такая реакция, так как совершенно не понимаю, в чём его заинтересованность. Что-то личное? Симпатия? Желание? Будучи не самым большим знатоком человеческих душ, я одинаково ощущаю исходящую от него фальшь, интерес и нечто скользкое, двуликое, природу чего распознать никак не удаётся. После обмена приветствиями и разговоре о погоде, как кто доехал и насколько проголодался, мы усаживаемся за стол, и я традиционно утыкаюсь в меню, краем глаза сканируя зал ресторана.       Господин Со снова не сдерживается и рассыпается в благодарностях, что Тэн нашёл для него время, будто эта встреча — самое долгожданное событие в его жизни. Но Тэн предельно аккуратен в ответах и явно не собирается переступать черту, чтобы ни в коем случае разговор из делового не перерос в дружеский. Потому его ответ на всю тираду вежлив, но холоден:       — Что вы, я же выкроил его для дела, ради бизнеса, а встречи с разными людьми — лишь побочный эффект, от которого никуда не деться.       — Вы потому взяли с собой телохранителя? Настолько мне не доверяете? — эта будто приклеенная любезная улыбка с каждой секундой бесит сильнее, что, впрочем, не мешает мне слушать разговор и заметить двух странных парней через столик и ещё двоих у самого выхода. Вроде, обычные ребята, вот только слишком они напряжены для простых посетителей: смотрят исподлобья, вяло ковыряют еду в тарелках, почти не беседуют. Потом понимаю, что видел ещё двоих в машине на парковке и, хоть пялился на Мерседес, осмотреть окружение успел. Они не выходили наружу, просто сидели в салоне с открытыми окнами и дымили, чем, собственно, себя и выдали.       Бросаю взгляд на своего подопечного, только что Ёнхо раскрыл нашу маленькую аферу, подозреваю, фарс в прошлый раз его тоже не обманул. Проверить мою личность несложно, особенно с его связями и деньгами. Вообще, затея изображать закадычного дружбана изначально мне не нравилась — не на актёра я учился.       Теперь Читтапон, наверняка, растеряется или расстроится, и, поскольку нас раскрыли, собираюсь ввернуть Ёнхо про его же ребят, причём в таком огромном количестве. Пусть выкручивается, ведь совсем недавно обвинил нас в недоверии, а сам… Но Тэн улыбается в ответ, спокойно отпивает из стакана воды и, сложив пальцы в «пистолетик», изображает выстрел в своего собеседника.       — Ну, вы же не постеснялись привести с собой целую команду поддержки. Почему мне нельзя?       Вся степень офигевания едва не отражается на моей физиономии в виде отпавшей челюсти и вытаращенных глаз — как он смог заметить? Он же простой гражданский и даже не вертел головой по сторонам, пялился только на этого Ёнхо, либо в меню! Я по-новому смотрю на него. Недавние сомнения, что он совсем непростой парень, начинают обрастать новыми фактами и подробностями, а столь неподдельный интерес господина Со к такому простому парню, что лишь недавно объявился в стране, уже не кажется совсем уж необычным. Он явно знает нечто, недоступное мне.       — Браво! — Ёнхо явно впечатлён меньше меня, потому что медленно, чётко и театрально хлопает в ладоши. — И почему я не поражён вашей наблюдательностью? А вы, господин Ли, — теперь он обращается ко мне, — заметили мою команду поддержки или тут находитесь просто для мебели?       Всё ещё находясь на эмоциях, я, вместо того чтобы традиционно и флегматично проигнорировать провокацию, ляпаю первое пришедшее в голову:       — Я польщён, что вы считаете меня настолько серьёзным противником, что привели с собой аж шестерых.       Мне хватает сил и выдержки не вспыхнуть всеми оттенками алого после своего дурацкого позёрства, Читтапон же хмыкает куда-то в ладонь, а я откидываясь на спинку стула и скрещиваю руки. Ситуация обостряется, или мне только кажется? Ощущение пистолета под мышкой добавляет мне уверенности, даже проигрываю у себя в голове сценарий, по которому первым убиваю Ёнхо, после — парней через столик, а потом уже тех, что у двери, они последние среагируют и находятся дальше всех. Бах, бах, бах, и проблемой меньше. Хотя Ёнхо убивать не стоит, раз он такая большая шишка, думаю, достаточно будет прострелить плечо. В детстве ему сто процентов все мамушки и нянюшки дули на каждую царапинку и целовали в розовую попку каждый раз, когда он улыбался. Потому такой франт, как он, наверняка, очень дорожит своей внешностью и боится боли — сольётся сразу.       Ёнхо такой ответ не нравится, а может, он замечает мой кровожадный взгляд, потому что улыбка у него получатся слегка натянутой. Я бы сказал, что уголок его идеальной маски даёт трещину, и, стыдно признаться, от такого результата чувствую удовлетворение.       — Вы действительно себе льстите. Охрана — всего лишь показатель моего статуса. Я могу позволить себе и больше людей, но это будет уже неприлично, — его насмешки звучат хвастливо, и следующей фразой он портит впечатление о себе окончательно: — Читтапон, может, оставим формальности? Мы ведь не чужие люди, и нам придётся ещё множество раз пересекаться по разным делам. Да и разница в возрасте совсем небольшая.       — Простите, господин Со, но я предпочитаю разделять личное и работу. Пусть я и не очень опытен, но прекрасно понимаю, как оно бывает: сегодня мы переходим на «ты», а завтра рассказываем секреты друг друга посторонним. Если же вам сложно и непривычно выговаривать мою фамилию, можете сократить её до «Ли». Это приемлемый вариант.       — Право, не стоит, — улыбка у Ёнхо становится более сдержанной, а глаза — холоднее. — А то ещё ваш наёмник подумает, что я обращаюсь к нему. Предпочитаю не вмешивать прислугу в свои дела. Лучше перейдём к делу.       Если он хотел оскорбить меня, назвав наёмником и прислугой, то ошибся. Подобные вещи, тем более слетевшие с губ такого человека, не могут зацепить — он слишком высокомерен и самовлюблён, чтобы воспринимать его всерьёз. С него станется остановиться у зеркальной витрины и начать себя перед ней восхвалять, либо предъявить претензии манекену, что тот на него слишком неуважительно пялится.       Обмен «любезностями» заканчивается, этот франт наконец осознает, что с ним не желают говорить о личном, но явно не намерен отступать и теперь, наверняка, попробует взять крепость под названием «Читтапон» своим обаянием и знаниями. Они приступают к обсуждению того, ради чего собрались: какие-то графики, цены, юридические вопросы и разные бизнес-нюансы, обсуждают каких-то поставщиков стройматериалов — похоже, мой наниматель всерьез думает заняться реконструкцией Зелёнки, а это требует огромных капиталовложений. Откуда он возьмет столько денег?       В основном говорит Ёнхо, спокойным, лекторским тоном, Читтапон внимательно слушает, даже что-то помечает у себя в ноутбуке, порой кивает. Я слушаю вполуха, но в принципе рад, что снова занимаюсь тем, что умею, тут не надо строить догадки и думать слишком много — охраняй своего подопечного, следи, чтобы нигде не вляпался, не оступился, и получай зарплату. Вот только не даёт мне расслабиться мысль о Джисоне, Ван И, и всём, что с ними связано. Уже прошло много времени, а до меня не дошли никакие известия… Достаю телефон и пишу смс Чону:       «Есть новости?»       Ответ приходит минут через десять, я уже и не ждал. Он максимально лаконичный:       «Нет».       Вот гадство…       За это время нам дважды приносят еду, она очень вкусно пахнет и быстро исчезает в желудке Ёнхо. Он успевает говорить, довольно смешно и остроумно шутить и отпускать колкости в мой адрес, потому что у меня как раз аппетита нет, и свою еду я едва поковырял. Не вижу смысла объедаться в такой компании — ещё несварение будет, тем более в случае опасности я должен быть собранным и бодрым, а не осоловевшим, как насосавшаяся пиявка. Мало верю, что эти его шестеро сопровождающих тут просто так, да и на телохранителей они мало похожи, скорее на элитных головорезов. Лиц тех двоих с улицы я почти не видел, но этих четверых рассмотрел хорошо, не стесняясь, и прогнал по своей внутренней «базе», но не вспомнил ни одного. А ведь если они мои коллеги, да ещё и охраняющие такую важную шишку, я должен их знать или хотя где-то видеть — Чэнлэ регулярно обновляет информацию по конкурентам, и её можно посмотреть в базе на работе. Правда заглядывал я туда с месяц назад, многое могло измениться, так что стоит проверить снова.       Как вариант, такое количество охраны Ёнхо таскает неспроста, возможно, ему угрожает опасность. Кто-то покушается на него или присылает угрозы, может, он сам предчувствует, что влез не туда — там, где замешаны большие деньги, всегда стоит быть начеку. Если я прав, находиться рядом с ним небезопасно, если некто задумает от него избавиться, все, кто будет находиться рядом, являются лишь досадной помехой. Одним трупом больше, одним меньше, какая им разница? Выкручиваю паранойю на максимум, похоже, теперь действительно есть повод.       Аппетит пропадает окончательно, потому от следующей порции еды я отказываюсь, потом ещё пару минут убеждаю бедного официанта, что проблемы не в поваре, а в том, что я не голоден.       Читтапон тоже кушает мало, больше налегает на сок. Вскоре жидкость просится наружу, и мне приходится сопровождать его в туалет. Проверив помещение, выхожу в коридор и остаюсь под дверью, а выглянув за угол, вижу, что Ёнхо говорит с кем-то по телефону. Жаль, читать по губам не умею, потому что лицо у него серьёзное, даже злое, в придачу он постукивает пальцем по столу, будто в нетерпении.       — Хочу свалить отсюда, сил моих больше нет смотреть на его физиономию, — Тэн выходит наружу и останавливается, дозапрявляя рубашку в брюки, будто не мог сделать этого внутри.       — Господин Со с тобой очень любезен. Ты явно ему нравишься, — держу лицо невозмутимым, не хочу, чтобы он заметил мои истинные чувства.       — А он мне — нет. Знаешь, бывает такое ощущение, когда смотришь на человека — вот, вроде, не за что его ненавидеть, ничего плохого он не сделал, но одного взгляда хватает, чтобы записать его во враги.       Что же, разделяю это чувство.       — А ты с ним точно никогда раньше не встречался?       — Не-а. Хотя… ты тоже заметил? Он будто давно меня знает. Следил за мной, извращенец…       Пожимаю плечами, его ответ выглядит искренне, но… может, и этого Ёнхо стоит проверить? Конечно, спрашиваю о другом:       — Вы уже всё обсудили?       — Да. Этот гад знает столько полезных штук, что я просто разрываюсь между желанием дать отсюда дёру и достать диктофон, чтобы записать каждое его слово. Вот же дерьмо. Он реально полезный, многие вещи мне никто бы не рассказал задаром.       — Вот как… Думаю, он тоже это понимает, так что жди счёт.       Внимательно посмотрев мне в глаза, Тэн вдруг грустнеет.       — Бизнес не моё. Меня воротит от всего этого настолько, что сейчас стошнит. Но я не привык так легко сдаваться!       — Вот и не сдавайся. Через годик-другой будешь с умным видом раздавать советы таким вот соплякам, каким был сам.       — Что? Это я-то сопляк?! — Читтапон несильно пихает меня в бок, я морщусь от боли, и он, вспомнив, что я подбитый боец, начинает жалеть, ласково гладя меня через рубашку по ушибленному месту. Отнимаю руку и сжимаю в своей. Его ладонь оказывается чуточку меньше моей, разница практически незаметна, зато я отчётливо чувствую, как резко она становится холодной, а он громко сглатывает.       — Пойдём отсюда, — он делает шаг назад, но руки не отнимает, — а то господин Со подумает, что у меня от европейской кухни случился запор.       Ещё шаг спиной вперёд, он появляется из-за угла, держа меня за руку, и лишь потом медленно отпускает. Я выхожу за ним и натыкаюсь на взгляд Ёнхо — он смотрит на мою руку и совсем не улыбается. Похоже, теперь между нами не просто неприязнь, а вражда.       Через минуту всё возвращается в прежнюю колею, один много говорит и улыбается, второй много молчит и записывает, а третий изображает мебель. Потом приходит время прощаться, и я чувствую себя ребёнком, чья мать уже почти дошла до дома, но потом застряла на лестничной площадке с соседкой, и никак от неё не спрятаться и не скрыться. До дома три шага, но ключ у мамы, твоя рука крепко сжата в её в руке, а разговор у них нудный и непонятный, остаётся только ныть или ковырять в носу. Мне нельзя делать ни то, ни другое, потому просто молча страдаю, пока они медленно вышагивают к машинам, и, как я мог не догадаться, Ёнхо тормозит у своего белого коня. Конечно, ну, кому ещё может принадлежать столь пафосная тачка?       К счастью, он подходит к машине с другой стороны и не видит чернеющего безобразия с другой, а я не сдерживаю лёгкой улыбки — всё-таки Читтапон знает толк в пакостях!       Ёнхо жмёт на кнопку на брелке, крыша Мерседеса начинает шустро складываться, превращая его просто в охренительный кабриолет.       — Не желаете прокатиться с ветерком? — делает он очередное предложение, сияя улыбкой, что белизной не уступает цвету машины. — Правда придётся оставить вашего «друга» — здесь лишь два места.       — Боюсь, мне придётся отказаться. Не хочу испортить причёску, — Читтапон проводит пальцами по коротким волосам и улыбается так же широко, как и его собеседник.       — Жаль. Тогда жду вас сегодня в клубе. Приглашение пришлю на почту, продемонстрируете его на входе с телефона. Там же будет и господин Чо, думаю, вам полезно будет разрешить некоторые моменты в отношениях. Пора показать ему, что вы серьёзный и деловой человек, и высказать все претензии.       Он садится в машину, ловко выруливает со своего места и, одарив сияющей улыбкой, даёт по газам, вскоре скрываясь из вида. За ним парковку покидают две машины с охраной, и я успеваю рассмотреть лицо ещё одного из парней. Что же, теперь точно узнаю его везде.       — Фух, — Тэн шатается и облокачивается на открытую дверь машины, — что-то устал я.       — Ты очень мало ешь, — пеняю я его за плохой аппетит. Утром он тоже поклевал как птичка, а я был такой злой, раздражённый и смущённый утренней сценой, что сожрал почти всё. Осталось лишь пара маленьких крылышек для кошки. Ах, кошка… Зачем я вспомнил это исчадие ада?       — Мне хватает. Плюс витаминки пью, — он улыбается, прищурив глаза, отчего они становятся похожи на два полумесяца. — Поехали домой. Надо передохнуть и собраться с мыслями перед поездкой в тот притон бизнеса и коррупции. Хочу серьёзно поговорить с председателем Чо, может, как-то помириться, а то надоели мне неприятности от него. Представляешь, его финансист снова подал на меня иск за нецелевое разбазаривание средств, которые Kingdoms Group мне якобы выделил!       Последние слова он договаривает уже в машине. Вытянув ногу вдоль сидения, он начинает разминать икру, двигаясь снизу вверх и болезненно морщась при каждом прикосновении. Потом мелко стучит кулаком по бедру. Хоть принятые таблетки и обезболили немного, видимо, эффект от них длится недолго.       — Боюсь, господин Со тебя обманывает. Я не так давно слышал, что председателю Чо нет до тебя никакого дела. Да и прийти развлекаться в клуб он сегодня вряд ли сможет. Ему сейчас не до этого.       — Что ты имеешь ввиду? — настораживается Читтапон. — Я знаю, каждую пятницу там собирается весь местный бомонд потусить, обсудить дела, познакомиться с новыми партнёрами, и он там завсегдатай. С двумя бабами ходит, кобелина. Мне тоже было бы полезно попасть в такое место…       Ненадолго задумавшись, барабаню пальцами по рулю. Стоит ли ему рассказать? Он не имеет никакого отношения к Джисону, но, наверное, имеет право знать правду, хотя бы отчасти. Довольно странно, что финансист председателя Чо продолжает давить. Если самому главному дядьке нет дела до такой мелкой сошки как Читтапон, то менее главный и менее богатый дядька может преследовать свои цели, не посвятив в них своё начальство. Иначе как объяснить подобное поведение? Если задуматься, этот финансист не впервые упоминается Ёнхо, может, они в хороших отношениях? А так как я не склонен доверять одному, то не стану и другому.       Пока обмозговываю, стоит ли раскрывать детали, Тэн сидит так тихо, что я вообще забываю о его существовании. Он ждёт, и в итоге приходится рассказать о похищении Джисона, о том, что в принципе Чо Бон Ам — нормальный мужик с нормальными жизненными ценностями и мировоззрением. Последнее время я много разочаровывался в людях, но до сих пор не верю, что Чэнлэ стал бы близко общаться с совсем уж гнилым человеком даже ради денег.       — А на кой им сдался мальчишка? — Тэн явно шокирован моими откровениями. — Выкуп хотят?       — Не знаю. Думаю, там замешаны немного иные… интересы, — подробности рассказывать я, конечно, не собираюсь — и так достаточно наболтал.       — Шантаж? — продолжает допытываться Читтапон, и я перевожу разговор в другое русло:       — В любом случае, даже если вдруг каким-то чудом председатель окажется в клубе, он точно будет не в настроении, и пообщаться спокойно вам не удастся.       Читтапон вроде как расстраивается и погружается в задумчивость. Вырулив с парковки, везу его домой, а перед этим спрашиваю, не желает ли он поужинать, но получаю отказ. Он снова собирается заказать еду на дом, поковыряться в ней палочками и выкинуть остатки. Порой мне кажется, что ему, чтобы насытиться, достаточно на еду просто посмотреть.       На этот раз он не пытается поболтать со мной, слышно лишь, как шустро бегают его пальцы по клавиатуре — он ведёт с кем-то активную переписку, а брови его хмурятся. Кажется, он реально занят. Продолжаю наблюдать за ним всю дорогу и, что самое странное, больше не ощущаю того зудящего чувства, которое было по пути сюда. Он действительно увлечён и даже украдкой не посматривает в мою сторону. Интересно, ощущает ли он мой взгляд?       — Что же. Это отличная возможность провести время дома и выспаться, — захлопывает Читтапон крышку ноутбука и довольно ухмыляется, потягиваясь. В его глазах я замечаю странный, жестокий блеск, но лицо у него быстро меняется, когда мы сталкиваемся взглядами. — Ненавижу ночной образ жизни, лучше сидеть дома перед телеком, чем шляться где попало.       — А мне показалось, ты совсем не домосед. И телевизор у тебя до сих пор не подключён, — я не верю в его внезапное желание торчать остаток дня в четырёх стенах. Миновав охранника, что приветливо нам кланяется, мы въезжаем на территорию Зелёнки.       — Вот прямо сейчас возьму и подключу, — заверяет он меня. — Так что на сегодня ты свободен. Может, у тебя есть планы… Ах, вот и твои планы, — рот его кривится, что не удивительно, ведь у входа в наш подъезд стоит знакомый байк, а около него не менее знакомый тип. Лукас очаровательно улыбается и пафосным движением профессиональной модели во время фотоссесии, чуть запрокинув голову, запускает пальцы в волосы и треплет их. Не хватает лишь лёгкого ветерка и релаксирующей музычки. Читтапон в это время, будто старый дед, криво вываливается из машины и так демонстративно закатывает глаза на этот жест, что я пугаюсь, не останется ли он косоглазым?       На багажнике байка стоят две большие, охренительно подозрительные коробки, и я пугаюсь второй раз.       — Кажется, твой парень решил к тебе переехать и привёз своё барахлишко, — подогревает мои самые страшные опасения Читтапон самым брезгливым тоном. — В нижней коробке Самая_Важная_Запчасть к мотоциклу, а в верхней — запасные трусишки и презервативы. Что ещё нужно мужику для счастья?       — Чёрт, — шепчу вполголоса, а ведь у меня сегодня были совсем другие планы, и освободившийся вечер мог бы стать хорошим подспорьем. Но не прогонять же Лукаса… Он обязательно спросит, что случилось, начнёт допрашивать, а я не могу рассказать ему о том, что собрался шпионить.       — А я нашей кошечке подарок привёз, — сходу огорошивает меня Лукас и шлёпает ладонью по коробке.       — Гробик? — не удерживается Тэн от колкости.       — Придержите при себе свои живодёрские наклонности, господин Личайяпорнкул, — мы не такие. Мы любим животных.       Ох уж это его демонстративное «мы»…       — Конечно, — положив руку на плечо Лукасу, Читтапон приближается и задирает голову, — не забудьте обработать следы любви на лице вашего… друга. А ещё лучше, сделать прививочку от столбняка и бешенства.       Он разворачивается и уходит, я бросаю ключ от квартиры Лукасу, чтобы он мог подняться ко мне, а сам догоняю Читтапона и хватаю за запястье. Свежо ещё воспоминание, как он летел по лестнице, так что оставлять его одного не хочу даже на пороге дома.       — Иди развлекайся. Ты свободен до завтра, — он стряхивает меня одним движением, и даже голос его звучит иначе, а я искренне не понимаю такой разительной перемены в поведении. Да, ему не нравится Лукас, но зачем пренебрегать своей безопасностью?       — Что решил насчёт клуба?       — На фига мне туда идти, если там не будет председателя Чо?       — Завести другие полезные знакомства? — сам не знаю, почему начинаю его уговаривать. Не хочется расставаться с ним? Настолько не хочется оставаться с Лукасом? Ищу причину, чтобы не рыться в чужой личной жизни? А может, боюсь нарыть там нечто, что мне сильно не понравится? Наверное, всё сразу.       — Не хочу. Нет ни настроения, ни сил улыбаться и пресмыкаться перед этими акулами бизнеса. Я всего лишь мелкая рыбешка в хищном и опасном океане.       Молча довожу его до лифта и захожу внутрь вместе с ним, изнутри слыша, как Лукас гигантскими шагами преодолевает лестничные пролёты, и, до того как лифт начинает движение, все звуки смолкают — он уже доскакал до моего этажа.       — Всё в порядке?       — Отстань. Я просто устал. Всегда после таблеток чувствую себя разбитым корытом.       Мы выходим из лифта и добираемся до нужной двери, я лично открываю её и проверяю помещение — чисто.       — Ты точно в порядке?       — Точно, точно. Иди уже, — он отмахивается от меня и в глаза почти не смотрит. Так, мельком, чисто чтобы обозначить контакт, и сразу отворачивается. Мне кажется, он даже становится чуток ниже, сутулится, а в его взгляде читается немая мольба: «Не уходи, останься! Мне так плохо!»‎ Конечно, это лишь мои фантазии и гипертрофированное чувство долга.       Переступив порог, Тэн держится сначала за стену, потом за спинку дивана, сильно прихрамывая на ногу. Даже на обе. Будь на его месте Лукас, уже давно насильно усадил бы его, сорвал эти дурацкие штаны и наконец осмотрел и пострадавшее колено, и непонятное ранение, и даже пожалел бы. Последняя мысль вдруг тяжёлым камнем опускается на дно живота — пожалел? Что за чертовщину я несу? Становится настолько неловко, что вылетаю из квартиры, словно пробка из бутылки шампанского. Если начну переживать за каждый личный пук своего клиента, моя работа превратится в балаган. Она уже начинает превращаться в него… Тэн взрослый мальчик, сам справится со своими проблемами, тем более он тот ещё манипулятор. Меня не проведешь! А у меня вон свои «проблемы» есть.       К себе спускаюсь с тяжёлой душой и с кучей противоречивых споров на тему манипулирует ли мной Тэн или нет, и зачем ему всё это нужно. Додумать до конца не позволяет очередной сюрприз: Лукас любезно болтает с моей соседкой, а кошка горжеткой обвивает его шею. Когда они замечают меня, втроём впиваются взглядами. Лукас ногой пытается задвинуть за себя веник и совок — похоже, кошка оставила очередной подарок. Тётка замечает эту немую сцену, смеётся и уходит.       — Ты только не кричи. Она ведь не виновата, что её в квартире закрыли.       — Я ей всё утро любезно предлагал покинуть мой негостеприимный дом, но она слишком невоспитанна, чтобы понять по-хорошему, — совсем нелюбезно отвечаю ему и тычу пальцем в пластырь на лице.       — Какая модная у тебя рубашка, — Лукас обходит меня по дуге. — Не припоминаю её.       — Аванс получил и купил. Твоя кошка испортила мне последнюю приличную рубашку.       Лукас не совсем верит моим словам, но про аванс он тоже знает и про характер этой твари догадывается наверняка, так что всё сходится, придраться не к чему, а устраивать допрос он явно опасается. Говорить ему о том, что рубашку дал Читтапон, будет неправильно, потому такой вариант откровений даже не рассматриваю. Вот… между нами уже есть недомолвки, а ведь всё начинается с мелочей.       В «подарочной» коробке действительно оказывается «приданное» для кошки. Домик, когтеточка, лоток, миски и прочий хлам. То есть любое дерьмо, кроме нужной переноски.       — Ты издеваешься? — рассматриваю всё это барахло, последним штрихом становится набор пушистых игрушек, которые я с силой швыряю назад в коробку. — Издеваешься?       — Нет. Что не так? Мы же не можем выгнать её на улицу? Смотри, какая она классная!       — Так забери её себе. Она же тебя обожает!       — Но ей нравится у тебя, — продолжает тупить Лукас, и вот я уже ощущаю, как сейчас меня бомбанет.       — Она уличная. Она раньше жила где-то на помойке, а теперь спит в моей кровати и срёт в моей квартире. Она расцарапала мне рожу, испортила вещи, она вообще заняла все моё личное пространство и постоянно без спросу лезет туда, куда не следует! Эта кошка совершенно не понимает, когда нужно остановиться!       Кошка шипит и забивается под стол, а Лукас, который прекрасно понимает, что большая часть речи предназначается отнюдь не наглому животному, и что он переступил черту, очень мило закусывает губу и смотрит на меня своими глазищами. Они у него не меньше, чем у кошки…       — Ну, я убрал какахи, чтобы ты не ругался. А ещё на улице во второй коробке осталась переноска. Я на всякий случай купил и её. Просто, понимаешь, я думал, домашнее животное поможет нам сблизиться, ну, типа буду чаще приезжать к тебе в гости поиграть с кошкой и провести вместе время…       — Ты что, ребёнок? Лукас, что с тобой происходит? Ты ведёшь себя странно.       На самом деле я и сам не против с кем-то поделиться своими переживаниями, но как всегда это невозможно. Родителям не расскажешь, сестре сейчас не до меня, все друзья в основном из агенства, либо очень далеко, единственный самый близкий человек — Лукас, но и он впал то ли в детство, то ли в маразм. И срываться из-за плохого настроения на нём просто ужасно, тем более у него явно что-то происходит. Иногда, глядя на поведение Лукаса, я упорно продолжаю видеть в нём ребёнка. Вымахал большой, но недостаток жизненного опыта и возможности принимать самостоятельные решения сделали своё дело. Он привык выполнять приказы, а маленькие бунты, которые обычно устраивают дети в процессе взросления, ему были неведомы. Теперь же он пытается наверстать упущенное, вот притащил кошку… Может, он всю жизнь мечтал притащить животное домой, но это стало бы чем-то кошмарным, возможно, даже трагическим. Я нередко слышал истории, когда жестокие отцы заставляли сыновей убивать животных, чтобы отучить от чрезмерной мягкости. А меня он считает неким островком безопасности, на котором можно безнаказанно творить, что угодно.       Получается, он до сих пор безумно боится своего отца, а меня считает кем-то вроде доброго старшего брата? Фу, какая мерзость! Он же спит с этим братом!       Помотав головой, отбрасываю противные мысли, но, что самое ужасное, догадки оказываются верны.       — Отец давит на мать, чтобы она на меня повлияла. Подозреваю, он ей угрожает. Из-за того, что я у неё живу, она в опасности, но вернуться к нему не могу. Ты же знаешь, как я его ненавижу. И теперь я совсем один остался, — он отходит к окну и, низко наклонив голову, опирается ладонями о подоконник. — Думаю, он может начать давить и на Чэнлэ, тот выгонит меня из агентства, в итоге останусь без работы на улице, без гроша в кармане и буду вынужден приползти к нему, словно блудный никчёмный сын.       — Если это так, твой отец ошибается. У тебя есть преданные друзья, на которых он никак не может повлиять. Да и Чэнлэ не из таких, он найдёт чем ответить. У тебя есть я, в конце концов есть агентство, даже Чону, хотя ты его и побаиваешься, — кладу руку ему на плечо, хотя тут уместнее было бы погладить по голове эту несчастную детину, и хмыкаю — ну вот, даже Чону сюда приплёл, какой я молодец.       — Ты просто не знаешь моего отца. Он дал мне время одуматься, а когда поймет, что всё больше теряет контроль, попытается вернуть. Любым способом. Он ужасный человек.       Сжимая его плечо, обдумываю сказанное. Неужели всё так серьёзно? И чем это грозит окружающим? Думаю, ничем. Его отец в Китае, да, у него есть связи здесь, но не станет же он действовать незаконно, таким людям репутация дороже денег, семьи, а порой и жизни.       — А причём тут Чону, что ты его так выделил? — Лукас действительно не может зацикливаться на чём-то одном, а может, я неправ, и он просто выделил то, что его заинтересовывает больше всего.       — Потому что он по-особенному относится к тебе?       — Глупости. Сегодня позвал его в кафетерий, а он сказал, что не хочет. Я пошёл туда с Джехёном, и оказалось, что Чону там с какой-то бабой сидит, даже за ручку её держал.       — Ну, не всё ему за тобой увиваться. Тем более ты его прямым текстом отшил.       — Хах. Вот грош цена такой любви, раз он так быстро сдался, — Лукас презрительно морщит нос, но, посмотрев на меня, прикусывает язык. Я складываю руки на груди.       — Вот ты показал свою истинную натуру. Хочешь, чтобы тебя любили вечно и безвозмездно?       — Но у меня есть ты… — начинает он оправдываться, а глаза бегают, как у неопытного лжеца, — мне больше никто не нужен. Давай лучше займёмся тем, ради чего я собственно и припёрся.       Да. Он точно ещё ребёнок.       — Я думал, ты за кошкой приехал, — отпихиваю его шаловливые руки от пряжки ремня, но они тут же ныряют назад и хватают меня за зад, а после я и вовсе оказываюсь припёртым к стене. От Лукаса знакомо и приятно пахнет, его эмоции и чувства просты и понятны. Мне хочется возразить, что сейчас не время для игр, сейчас вообще не время всему, потому что никто из нас до сих пор не разобрался в своих чувствах, потому что Джисона до сих пор не нашли, потому что у меня из головы не выходит чёртов Тэн и его странный взгляд, а ещё его дурацкие халатики и ледяные пальцы. А ещё на душе муторно так, хоть волком вой. Всё, всё неправильно.       Но телу плевать на мысли, оно устало от постоянного стресса и требует отдыха, потому реагирует так, как и положено молодому здоровому телу, что оказалось в знакомой и весьма приятной ситуации. Мы в спешке скидываем одежду прямо на пол, я жалею только чужую рубашку — она аккуратно приземляется на спинку стула, а Лукас осторожно сжимает меня в своих лапищах, и я вдруг чувствую себя каким-то мелким, слабым… Эта мысль неприятно жжёт кожу каждый раз, когда Лукас касается меня губами. Он всегда проявляет инициативу, и пусть он снизу, всё равно в любом танце занимает главенствующую роль.       Пока быстро трахаемся, у меня не остаётся времени для умных мыслей, а по завершении, откинувшись на спины, мы тяжело дышим, и я тоже не особо жажду умных разговоров. Когда пытаюсь приподняться, Лукас закидывает на меня ногу и прижимается горячим, покрытым испариной телом.       — Дай мне пятнадцать минут, и я снова буду в строю. Слишком быстро закончили. —  Скидываю его конечность, шлёпнув по заднице, встаю и иду к холодильнику, достаю две бутылки с холодным зелёным чаем, одну кидаю Лукасу, ко второй присасываюсь сам и пью до последней капли. На языке расходится прохладное и сладкое, в душе почему-то гадкое и неправильное. Твою ж мать, а откуда в холодильнике взялся мой любимый зелёный чай? Наверное, Лукас привёз, он знает, что я люблю, потому решаю ничего не спрашивать, ведь и так всё предельно ясно.       Сегодня нам действительно не до разговоров, через некоторое время Лукас снова проявляет инициативу, которую я безуспешно пытаюсь перехватить, всё больше теряя контроль над ситуацией и мысленно психуя. Его губы и руки скользят по телу, спускаются всё ниже, пока он не запускает ладонь мне между бёдер, сдавливает кожу пальцами, а поцелуи несмело притормаживают чуть пониже пупка. Да уж, до такого у нас пока не доходило, и не хочу, чтобы дошло. Лукас будто читает мои мысли, или, не дождавшись инициативы с моей стороны — о, не может быть! — ведь Лукас никогда не ждёт моей инициативы, даёт задний ход и возвращается к нашим прежним, привычным ласкам.       Рядом с нами сидит кошка и с вытаращенными от ужаса глазами орёт своему любимому двуногому: «Что ты делаешь, чудовище? Сейчас не брачный сезон! Отойди от этого кожаного мешка и лучше приласкай меня!» Но, к моему удовольствию, он шикает на неё, и она чёрной молнией бросается прочь.       Чтобы не лежать бревном, хитрым захватом переворачиваю Лукаса на спину и усаживаюсь сверху, и глаза у него загораются, он даже пару раз дёргается, но я держу крепко. Сердце бьётся так неистово, что почти задыхаюсь, но не от страсти, а от волнения — хочу кое-что проверить, понять себя и свои желания. Нужно удостовериться. Сейчас не лучший момент, но, если ждать подходящего времени, оно может никогда не настать.       Мы никогда не уделяли особого внимания прелюдиям и не растягивали удовольствие, но сейчас нас никто не подгоняет, не стоит за дверью, похихикивая, а Лукас ведёт себя почти прилично, потому отдаюсь процессу, целую его шею, грудь, ощущая терпкий запах его тела, его одеколона, и, кажется, мне даже нравится всё это так же, как и раньше… не больше, не меньше. Я ничего не чувствую, даже возбуждение уходит, но начинаю удовлетворять его руками. Он дёргается снова, потому упираюсь ладонью ему в грудь, пришпиливаю к футону, не даю прикоснуться к себе. Хочу видеть. Потому внимательно изучаю его лицо, томно прикрытые дрожащими ресницами карие глаза. Слежу за реакцией, ловлю жесты, и пока его пальцы безжалостно мнут покрывало, сквозь закушенные пухлые губы вырывается неразборчивый стон-бормотание — точно не моё имя, лишь пустые слова... Лукас изливается мне в руку, перед этим часто-часто задышав, и на пике прогибается в спине, легко приподнимая меня на бёдрах, для него я почти ничего не вешу.       Он реально хорош. Он шикарен. Цвет и гладкость его кожи, рельеф мышц, лицо, на которое смотришь и под одним углом видишь наивные, детские эмоции, а под другим — похотливые, возбуждающие. Теперь ясно, почему Чону в него втрескался и едва не плачет, едва не стонет, когда находится рядом. Коктейль из непосредственности, прямоты и безумной сексуальности никого не оставит равнодушным. Он открытый для всего мира, просто протяни руку и возьми его. Я всё это понимаю. А ещё впервые за всю жизнь осознаю свои настоящие желания, понимаю, что хочу чего-то другого. Просто… другого.